Зиму пережили, весной клеть опустила меня вниз. Подземная дорога, новый поворот в моей изломанной судьбе. Лом выпадал из рук, киркой махать не получалось, при виде молота и груды камня ползли мурашки по спине. Вбиваю клин, он в щель не прёт, со злостью бью, отскакивает вверх, лицо в крови. Она словами поучает:
-Не только человек и камень любит доброту, смотри, как просто и доступно, когда удары от души.
Я до сих пор понять не в силах, откуда в хрупком женском теле являлась мощь, способная дробить скалу, терпеть мокро и холод камня, со мной возиться, готовить пищу, стирать бельё, растить малютку и петь ей песни о счастливой доле.
За женщину я Миру не считал, не обнимал и не ласкал, морщился, когда ложилась рядом. Во сне однажды прикоснулась холодными, как лёд ногами, я закричал:
-Как муж тебя терпел, жаба болотная приятней.
Вечером явились мужики, в узел тряпьё сложили и проводили в общее жильё. Оставили в ночлежке со словами, кормись, обогревайся сам, ты Миру больше не увидишь.
В напарники никто не брал, от случая перебивался. Стоял у входа в подземелье и ожидал, кто сжалится, возьмет для переноски камня. Уйти нельзя, не получу еду. А в тот как показалось, день счастливый, меня мужик с утра приметили. Подумал, новенький, способностей не знает, едою ровно поделился. Работал кое-как, с трудом дождался звон вечерний. Напарник протянул еду, нагнулся, посадил как пса на цепь и разразился женским криком. Я не заметил, как Мира очутилась рядом.
-Хватит калекой представляться, буду не я, если трухлявое нутро не выверну наружу. Здесь будешь спать и есть до той поры, пока ведомость не осилишь. Иначе, сдохнешь в подземелье. Я по ушам твой бред пустила и слухи собирала год.
Жила семья, счастливей многих. Своих детей рожали и сиротинок принимали в дом. Силились у второй вершины, за горным озером следили, течь устраняли, копили воду и по лоткам спускали вниз.
Один из сиротин, влюбился в мать твою, она семейною была, в любви жила, тебя и дочку родила. Он три десятка ребятни с собой играючи увел, запер перед главным спуском и стал заслонку выбивать. Мальчика с письмом отправил. Условия жестоки были, мать в жены попросил, встреч с ними не искать, родство держать в секрете от детей, наследством наделить, не мстить и отпустить в низину.
Размер беды не описать, поток прорвется, каскады нижние сорвет, каменья рухнут вниз, погибнут сотни из народа. Мать побежала вниз, детей из плена выводить, по запасным лоткам спускали воду, костры сигнальные зажгли, пловцы мешки с песком метали под решетку, всплыть не могли, им не хватало сил. Отец погиб, мать с вами съехала в низину. В народе отчима Волчонком звали, с ним дружбу не вели, при встрече проходили мимо. Взаимности добиться не сумел. Мать соблюдала договор, жизнь прошлую не подносила.
В бреду Добрынею назвался, а на вопрос, откуда родом, ответил четко, поселение Исток, вторая горная вершина. Тебе туда добраться надо.
Ушла. Закутавшись в накидку, забрался на настил. Сырость, монотонность капель, злость и обида на время повредили разум, до хрипоты орал во тьму. Забылся, глаза открыл, перед собой увидел тень и кинулся, как зверь навстречу. Тень выдержала натиск и голосом мужским произнесла:
-Не парься, в тачке еда, горячее питьё, поешь и принимайся за работу. Как Мира скажет, так и будет.
Я подчинился, стал ведомым. В мыслях, моя родня, Летунья с сыном в сторонку отошли, их место Мира заняла и зло, взращенное годами, мгновения ждало, хотело раздавить столь ненавистную бабёнку. Рассказам Миры я не верил, припомнил наставления отца и стал вбивать их в разум дочки. Из подземелья мы выходим, дочь мимо матери ко мне, колени обнимает и ей кричит, он мой отец, велел сказать, что ты ничто.
Мира дочь на руки возьмет и рассуждает вслух:
-Есть разные слова, любовные, красивые, душевные, простые, они для мирного житья, а есть слова убийцы, их люд недобрый держит про запас. И мера в них одна, боль причинить, унизить, потребить, лишить душевного покоя. Слова в привычку входят, калечат жизнь и притупляют радость. А человек без радости, что птаха без крыла, вокруг всё видит в темном свете. Душевная болезнь, не уследишь, при хватится зараза.
Каждый год в определенный день, являлся Старец, в руке платочки голубые, в них воля, по усмотрению своему, Орлы прощали злодеяния, брали на жительство к себе. Вставать не собирался и в сторону пришельца не смотрел. Старец остановился и произнёс:
-По недоумию ты здесь, пять лет понадобилось Ладу, он отыскал браслет. Сам знаешь, почему не в руки отдаю, а под ноги тебе бросаю. Можешь покинуть поселение и получить свои монеты.
Браслет валяется у ног, вокруг меня толпа собралась. Ищу глазами Миру, она идет ко мне, смеётся.
-Какое счастье, волю получил и я от радости сияю, взгляни на сына моего.
Рядом мальчик, отец и мать погибли под завалом, ничейная старуха подобрала. Садилась у дороги, держала перед собой доску с корявой надписью, признайте в нём родимого сыночка. Люди едой делились и мимо топали, а Мира руки протянула.
Предупредил, завоет через месяц, порядки знал, она о них забыла. Приняв ребенка на правах родного, мужик её любого забирает. Приметил я его с Сутягой, тот головой кивал, а муж ладони потирал. Догадался, в чем тут дело, умышлено смолчал. Смотрел я на неё, на это серое создание, сказать ей захотелось, не спасибо за то, что к жизни возвратила, а горечь, да такую, чтоб содрогнулась и завыла.
-Сгниёшь ты в этом подземелье, радость обрела? Как не мудрила ты умом, а дочь твою муж приберёт сегодня.
Муж тут, как тут, хватает дочку, препятствий нет, он волен выбирать. Мира не к мужу бросилась, ко мне.
-Она тебя по доброй воле, без моего согласия на то, назначила своим отцом. Придумай что-нибудь, единственное, что у тебя осталось!
Поворачивается к Сутяге и кулаком сшибает с ног.
-Сгинь с глаз недоброе отродье, от зелья твоего дуреют люди, не отдавайте пай ему. При нас пусть выпьет своё зелье и вы увидите, что будет.
Мира толкает меня в спину, крики толпы - её увозят, прошибли молнией. Догнал подвоз, на шее тоненькой браслет защелкнул и закричал:
-Прочь, вольная она, себе хозяйка!
Подобного никто не ожидал. Толпа меня на руки подхватила и с криком, наша взяла, до тошноты кидала вверх. Стражник подошёл, взял на руки дочурку, спросил:
-Ну, вольный человек, чего ты хочешь, я исполню.
-Мама про меня вам скажет, - ответила она.
-К себе возьми, пять лет, былинка в теле, зимой дыхание страдает.
О воле не жалел, я свыкся с тамошним народом, припомнил грамоту, труды, судил и дельные давал советы, за то кормили и поили. От женщин не было отбоя, Мира держалась в стороне. Я часто видел её с сыном, он провожал её, встречал, Однажды встретил в подземелье, обедню принесли, поели, гнала его домой, он обнял со спины её, головку на плечо склонил и произнёс:
-Я так люблю тебя, мамуля!
-И я люблю тебя, мой сын. Беги наверх, камень здоровье отнимает, иди по меткам с правой стороны.
Ночью метался и не спал, склоненная головка память теребила, когда-то мать свою я так же обнимал, за много лет впервые вспомнил. Мимо воли, я стал подглядывать за ними, в каморку заглянул. Влас калил камни на печи, и согревал ими лежанку, когда пришла, подал одежду, протер обувку, на крюк повесил для просушки. Подпер ладошками головку и молча наблюдал, как ест. Спросила:
-Зачем пришел, дела заели? Что в силах будет, помогу.
Легла, сын подтянул накидку, укрыл ей плечи. Посудину заполнил разными камнями, залил водой, отмыл от грязи и предложил:
-Давай в каменья поиграем, смотри, какая красота. Сам нахожу и мужики в мешки кидают, заполнил до отказа три. Когда свободу обретём, устрою их, чтоб все смотрели. Мама сказала, моя забава, большое дело обретёт и будет помниться годами.
Ему пять лет, он повторял за взрослыми слова и многое не понимал, но в нём уже жила любовь, забота, бережливость, задумки разные. При этой женщине я жил, трудом её кормился, ни разу не возникла мысль каменьями согреть лежанку или обувку подсушить. Решил позлить:
-Камни твои, пустое дело и мать пустое говорит.
Он рассмеялся.
-Как мама скажет, так и будет.
Я часто приходил к нему, старался с Мирой не встречаться. Заело любопытство, как мыслят маленькие дети, чем разум начинила мать. С детьми своими я не вел бесед. Влас сразу языком не ляпал. Обдумывал ответ и не найдя его, плечами пожимал:
-А ты, как думаешь, как правильно ответить?
Однажды выказал характер. На мои слова:
-Ты бегаешь за мамкой, как щенок и всё из-за того, что подобрала. Любая подобрать могла и ты за той бы так же бегал.
Влас возразил:
-Любая не могла, ни кто не захотел, а только мама, только мама! Не приходи ко мне и камни я тебе не дам, и разговаривать не буду. Обидел, меня и мамочку обидел.
На утро Мира подошла.
-Не липни к нам и клинья не вбивай. Пытался дочку грязью замарать, не получилось, за солнышко моё принялся.
- Понять пытаюсь важные моменты, Влас за тебя горой стоит, мне стойки этой не хватало. Мать у меня была не хуже, умней тебя, красивей, величавей, а серость выбрала в мужья.
-Счастье перепало, как много смог бы перенять. Сути не познав, ты и меня считаешь недалёкой.
В маленькой каморке, год спали на одной лежанке, желание близости не возникало. Другие женщины наряды примеряли, старались приглянуться мне. Вокруг неё крутились мужики, я слышал возгласы, ласточка, голубка, Мира велела иль просила, значимости словам не придавал. Я с высока на них смотрел, считая серыми тенями.
Услышал, как отчитывала сына:
-Неделю будешь без работы, дважды нарушил мой указ. Без палки, лопатки, без одежды тёплой и запасной еды ни шагу в подземелье. У стрелок не оставил меток, у стойки факел позабыл.
-Я приношу мало камней, мешок заспинный мне мешает.
Пытался успокоить Власа:
-До места провожу, мешок твой понесу, мать не заметит нашу ходку.
Влас хлюпал носом:
-Нельзя без спросу, за вольностью всегда погибель. Не нарушал порядок я, спешил, забыл про метки и про факел.
На вопрос, что надо мужикам от мамы, ответил:
-Мама за мужа не пойдёт, ей нужна жизненная воля, задумок много впереди. Подрасту, ей в помощь буду, хочешь на дело посмотреть?
В углу стояли короба с ячейками и в каждой свернутая трубка.
-Ходки, мама сегодня здесь, в седьмом отсеке подземная река рукавчик новый прозевала, его обратно в русло правят. Место, куда мне нравится ходить, оно выходит прямо в пропасть. Мама говорит, когда-то жили наши предки, на стенах разные фигурки, охота, звери и костёр. Мы ночевали там, с духами вели беседу, пообещали, я буду очень важным сыном.
-Обманывает мать, в тебе значимость поднимает.
-Мужики так говорят, ума палата у тебя, да тратишь понапрасну, а мама отвечает им, ты перестал бродить во тьме и повернулся к белу свету. А я твой свет не разглядел.
Через неделю, я побросал тряпьё в мешок, явился к Мире и сказал:
-Я дочь твою свободной сделал, ты мне обязана по гроб, как баба вовсе не нужна, а разговорами занятна.