"Другой"... (17)
Через пол часа отплыли. Я Игорь и Антон. Сергей и Саша остались вдвоем. Может, это и хорошо, во всяком случае, им давно пора выяснить отношения, думаю, мы им мешали; может, теперь, что-то изменится?..
Она еще порывалась плыть с нами, но дождь, ветер и наши уговоры, вкупе срослись в увесистый монолитный аргумент. Еще не ясно, как долго будем там, и если не успеем вернуться сегодня, то спать придется в машине. Втроем, худо-бедно еще переночуем… Даже лучше, если бы отправились вдвоем, лодка шла бы веселее, но я не дружу с мотором, а вот Игорь сразу нашел общий язык; тронулись плавно, без рывков, истерик, и так же легко прошли весь путь.
Игорь шутил по дороге: «Ладно я – управляю лодкой, Глеб вписан в тех паспорт – тоже нужен, но нафига мы этого калеку с собой взяли?..»
А потом выглянуло солнце, ветер угнал волны за горизонт, и мы помчались «на всех парусах» без страха намокнуть или перевернуться, обгоняя стаи дельфинов, и летучих рыб, с трудом маневрируя между блестящих перископов японских подводных лодок. Может, и преувеличиваю, ни рыб ни субмарин в тот день, конечно, не видели, но их присутствие, где-то на глубине – ощущалось.
Я смотрел вперед, пытаясь разглядеть вдали яхту, на худой конец маленький катерок, но это зря…
- О чем задумался Глеб, - спросил Игорь.
- Похоже, любовь юных кокеток тает быстрее льдинки в криокамере, - сказал я, подумав, добавил: - Быстрее чем уж жарится на сковородке, быстрее слова, оброненного не пойманным воробьем, быстрее…
- Быстрее, чем утонет в пруду, вытянутая с трудом рыбка, - добавил Игорь.
- Верно, - согласился я, потом спросил: - Скажи Игорь: а большая у них была яхта?
- Огромная. Скучаешь по ней?
- Если очень-очень огромная, то - да.
- Смешно. А все-таки, как тебе Инесса?
- Да вот, написал вчера стихотворение… Не могу придумать рифму на любовь. Быть может.. Как течет по венам… по венам… Нет, ничего не идет на ум.
- Придумаешь, скажешь?
- Тебе только скажи.
Игорь смеясь: - Думаю, они сегодня еще появятся. Только нас не будет. Жалко. А она мне понравилась.
- Кто именно?
- Яхта.
В пять часов мы были в поселке. Причалили к той же пристани. Пока Игорь сдувал лодку, я пошел за машиной.
Не заводилась. Несколько минут рассматривал предохранители, заговаривал решетку радиатора, проверил качество крепления двигателя, замерил уровень жидкости в бачке для обмывания стекол – все в норме, должно ехать. Но оно не едет. Отчего же так? Под конец, все-таки догадался прочистить клеммы аккумулятора. Помогло. Но завелась ели-ели. Подсел аккумулятор, срочно менять.
Только теперь, когда сел и поехал, ощутил, как сильно соскучился по рулю. Недели не прошло, а кажется - вечность.
Что с тобой стало? - педали жесткие, руль еле крутится, не поворотливый, пока разгонишься… Ааа, - это ж не моя машина. Ну да, мой Опель мягонький, шустрый… А ведь когда-то тоже ездил на джипе, кажется, даже любил его.
Глупые, избавьтесь от этих бегемотов, потратьте деньги на женщин, которые вас бросят; гротеск жизни – ее рифма; возьмемся ж за руки друзья, пересядем на старенькие немецкие мыльницы. Проникнемся магией разнообразия.
Я помог Игорю сложить лодку, быстро запихнули в багажник - ее, мотор, весла, переоделись с Игорем, бросили туда же сумки с вещами.
Кроме черных туфлей и брюк, на белорусе ярко-желтая рубашка и темный замшевый пиджак, во всем этом было что-то знакомое, но я смотрел, и не мог вспомнить, а ведь где-то, раньше, видел. У Антона память лучше.
- Знаешь, на кого ты похож? – спросил он у Игоря.
- Интересно.
- Ты похож на утопленника, из своего рассказа. – Бородач засмеялся, тут же скривился от боли.
Игорь рассматривая свое отражение в стекле машины: - Может быть. Ты знаешь, очень даже может быть.
Я достал из сумки, уже сложенную безрукавку, вытащил из кармана цепочку с черепком: - Давай, в таком случае, закончим этот образ…Так сказать, нанесем последний штрих.
Игорь, как-то грустно посмотрел на меня, улыбнулся: - Ну давай.
- Нет, если не хочешь, то…
- Давай-давай, так даже смешнее…
Помог ему нацепить эту безделицу, Игорь покачал черепок на открытой ладошке, чему-то усмехнулся, небрежно швырнул за шиворот рубашки:
- Поехали.
По дороге, пришлось, уступить руль белорусу. У меня вдруг обнаружился перегар в запущенной форме. Не хотелось, а что делать?..
Проехали указатель «Медвежьегорск», поглядел на часы – ровно семь.
- Что у нас сегодня? – спросил я.
- Воскресенье, - ответил Игорь.
- А число?
- Не знаю, я не местный.
- Поликлиники ведь работают в выходные? И очередей не будет, да? Может успеем?
- Вряд ли, - недовольно пробурчал Антон. Говорить ему больно, даже дышать, от малейшего движения – передергивает. - Я даже, думаю, может, в городе и заночуем… У меня тут знакомые, и…
Не договорил, из-за припаркованного у дороги микроавтобуса вышел гаишник, приказал остановиться.
Встали, метров через десять, на обочине; Игорь выключил двигатель, достал из бардачка документы.
- Будем надеяться запрещенную литературу и листовки Сергей уже вытащил из запаски, - говорит.
- А во что он по твоему наркотики заворачивал?
- Пойдешь со мной?
- Давай.
Вышли, я закурил. К нам не очень торопились. Инспектор азартно жестикулируя, что-то объяснял водителю автобуса. Очень такой, не типичный гаишник: худенький, сутулый, с бегающими выпученными глазками, и совсем молодым, даже подростковым лицом. Не гаишник, а только эмбрион, зародыш, того рыхлого, с ленцой, со взглядом перезрелого интеллектуального превосходства. А вот и он, только через десять лет… С дороги не было видно, только сейчас обратил внимание: там, за кустами - милицейская машина, в ней напарник, постаревший клон нашего героя.
Дверь машины нервно скрипнула, и неестественно быстро, для своего грузного тела, милиционер выкарабкался на волю. Как-то не хорошо он на нас смотрит, думаю. Взгляд директора мясокомбината, только что разжалованного до заместителя начальника убойного отделения. С таким вот выражением лица он запирается с новой партией бычков, до этого, с таким же выражением взял в руки топор, попросил два часа не беспокоить.
Гаишник протер левый глаз, потом правый, опять левый, и окончательно убедившись, что мы не мираж, окликнул напарника. Молодой милиционер тут же посмотрел в нашу сторону, глаза подозрительно прищурились, он ссутулился еще сильнее, отошел чуть левее, ближе к центру дороги, заглянул Игорю за спину, туда, где в тени могучего торса белоруса, прятался автомобильный номер.
Подошли вдвоем, потребовали документы. Я протянул свои права, тому, что постарше.
- А кто за рулем?
- Игорь Геннадьевич. - Я показал на белоруса.
- А зачем мне ваши права?
- Я в тех паспорте.
- Понятно. Откуда едете?
- Оттуда. - Я махнул, показал откуда едем.
- Откуда - оттуда?
Поднял руку, вытянул указательный палец, точно указывая направление. Подержал в таком положении пять секунд, и опустил.
Меня немного насторожил их интерес, даже не немного; мне не понравилось, как смотрели на Игоря, не понравилось, как изучали номер, как переглядывались между собой, и вообще… На всякий случай, думаю, лучше болтать поменьше.
- Так откуда вы едете? - с вежливой настойчивостью, игнорируя мой предыдущий жест, повторил гаишник.
- С Онеги.
- Откуда с Онеги?
- С берега Онеги. Палатка номер один, палатка номер два.
- И какая цель?
- Рыбалка.
- Втроем отдыхали?
- Как видите.
- Может, вчетвером?
Теперь уже мы с Игорем переглянулись.
- Нет, - говорю, - не может.
- Понятно, - сухо сказал милиционер. - И куда направляетесь?
- Домой?
Гаишник постучал по машине, крикнул Антону: - Выйдите пожалуйста.
- Зачем он вам? – спросил Игорь. - Пусть сидит, у него рука поломанная.
- Рука поломанная? Так ему в больницу надо. – Подошел к двери, открыл, - Покажите руку… О да, да. Что ж вы так? Спрячьте. Аккуратней надо…
Потом заглянул в салон: - Ни палаток, ни рыбы, ни удочек… Все ясно.
- Извините, - говорю, - а в чем собственно…
- Да не в чем, - оборвал он. – Вы сейчас в город, в больницу?
- Да.
- В Медвежьегорск?
- Да.
Вернул нам документы: - Можете ехать. - Отдал честь.
Я недоверчиво взял документы на машину, Игорь свои права. Странно получается: «Ни палаток, ни удочек...» и вдруг: «Можете ехать…» - странно.
Мы тронулись. Я сделал музыку тише, посмотрел на Игоря:
- И что это было?
Сразу он не ответил, недовольно щурясь, посмотрел назад, туда, где остались странные гаишники. Я тоже повернулся. Как-то они засуетились, наспех попрощались с хозяином микроавтобуса, прыгнули в свою десятку, завелись, но с места почему-то не двинулись.
- Думаю, они поедут за нами. – сказал Игорь.
- Зачем? Они всегда могут нас остановить.
- Вот, сейчас и увидим…
На въезде в город Игорь не весело засмеялся: - А вот и ребята, - говорит.
Оглянулся, посмотрел в заднее окно, никого не видно: - Где ты их видишь? – спросил Игоря.
- Там они, там… плетутся. Ведут нас.
С восьмидесяти сбавили до тридцати, вдогонку, из-за поворота выскочила знакомая милицейская машина, сразу, заметно сбросила скорость.
- Да, похоже на-то, - согласился я с белорусом. – И как нам объяснить сей феномен?
- Есть одна мысль, - неуверенно сказал Игорь.
Не сбавляя скорости, под большим креном вошли в крутой поворот; заревел двигатель; клацнул рычаг коробки передач; быстро перешли с третьей на четвертую, потом на пятую, на перекрестке – по тормозам, еще поворот, и снова: третья, четвертая, пятая. Милицейская десятка копировала наш маршрут.
- Куда мы едем? – Не понял Антон. – Нам не сюда!
Игорь ничего не ответил, остановил джип на остановке, впритык к бордюру, выключил двигатель. Преследователи остановились метров за сто. Белорус вытащил руку из окна, позвал жестом, потом вышел из машины, махнул уже размашистей.
Подъехали, остановились в десяти метрах. Игорь направился к ним. Я прыгнул следом, догнал и пошел рядом. Тот, что постарше вышел нам на встречу, улыбнулся: - Мир тесен!
- Какая встреча! – Белорус широко развел руки. Гаишник потянулся для рукопожатия. Поздоровались. И со мной, за компанию.
- Я вроде не гнал, вы успеваете? – спросил Игорь.
- С трудом. По городу, чуть превысили, у нас так не принято. Да и больница, в другой стороне… Не знали?
Игорь не ответил, оскалился. Возникла пауза: секунда, десять, двадцать… Тогда, белорус, как мим, вопросительно развел руки, поднял плечи, выпучил глаза и мотнул головой вверх, что переводится, как: «Какого хрена вам – «м…», от нас надо?» Гаишник повторил жесты, только вместо вопросительного кивка, отрицательно покачал головой: «...ничо не понял, само как-то так, получилось…» В ответ Игорь прижал подбородок к груди, все так же скалясь прищурил глаза: «Кому ты чешешь?..» Милиционер поднял брови, закивал: «Достойны ль мы имени человеческого, коль верить мы, друг-другу перестали?» Игорь: «Ну, а серьезно?» В ответ: «Гадом буду!»
Я достал сигареты, предложил одну в виде взятки сотруднику Гаи; он с негодованием ее принял. Закурили.
- Так понимаю: вам - мы не нужны, - сказал Игорь.
- Правильно понимаете, - подтвердил милиционер.
- Но нас ищут, – говорит Игорь.
- Ищут.
- И вы знаете кто?
Гаишник сморщил физиономию, несколько раз мотнул кистью, будто откручивал невидимую лампочку.
Игорь:
- И в том, чтобы нас нашли, есть, ваш личный интерес?
- Как сказать, начальство требует, мы выполняем. Но премию, думаю, дадут.
- Кто?
- Вам лучше знать, кто.
Я дернул Игоря за рукав: - Я ничего не понимаю, - говорю.
Он положил руку мне на плечо: - Нас ищут, но не милиция, хотя и ни без ее помощи.
- Кто?
- Кто-кто…Что у тебя было с этой Инессой? Рассказывай.
- Причем тут Инесса? – не понял я.
Игорь засмеялся: - Да, к сожалению, кажется, не при чем…
Потом, он обратился к милиционеру: - Вы ведь уже сообщили, что нас видели, так?
- Да вот нет. Сначала, хотели посоветоваться с вами.
- Я и не сомневался, что скажете именно так. – Игорь посмотрел строго: всмотрелся в глаза человека в форме, будто мысли хотел прочитать: - Хорошо. А что, про нас, вообще говорят?
- Слухи.
- Какие?
- Ребята из Питера некрасиво повели себя. Обидели серьезных людей.
- Кто эти несчастные ребята, имена, адреса, все уже известно… - Игорь спрашивал без вопросительной интонации, скорее – констатировал.
- Кому надо, тот знает конечно, - сказал милиционер, потом добавил: -
У нас есть: количество человек, их приметы, марка и номер авто. Сам понимаешь, не сложно узнать, что за люди, и прочее и прочее… Нам это не нужно. Для нас, - вы обычные добропорядочные граждане. От нас – что? Если увидим – сообщить - где. А что там дальше… не наше дело…
Из машины донесся голос Антона: - Блин, ну долго там?! Заражение же может быть! Люди!
- Да. Надо ехать, - говорю. – Давайте договариваться, и… Люди мы не богатые... учтите.
- Мы, в общем-то тоже, - улыбаясь сказал шантажист.- Учтите и вы.
- Сколько?
- Ну сколько? И нас же двое, тоже…
- Ну…
- Две штуки, сколько... и-то не знаю, согласится напарник, или?.. Парень молодой, женился недавно, жена беременная, а зарплата…
- Извините, а две штуки, чего?
- Чего… Ха-ха-ха... – Подмигнул Игорю, в расчете на поддержку. – Смешной товарищ.
- Это много друг… Столько нет, - говорю. - Мы дадим четыреста долларов на двоих. Это все, что есть. А нам еще аккумулятор покупать…Так что, даже, наверное, меньше… Триста пятьдесят.
Игорь толкнул меня в бок: - Дадим четыреста. У меня есть н.з. – пятьдесят добавлю.
- Потом отдашь, - говорю ему. - Я сейчас, я за деньгами, - сказал гаишнику, пошел к джипу, по дороге достал кошелек, отсчитал четыреста долларов, потом залез в машину, повозился в бардачке, вернулся, отдал деньги: - В расчете? – говорю. – Вы нас не видели, мы вас не видели.
- Сколько там?
- Как договорились.
- Ладно.
- Мы по пути, ваших коллег не встретим? – спрашиваю.
- Езжайте по центральной, никого не будет.
- Ну, удачи!
Простились, пожали руки. Уже, когда садились в машину, гаишник окликнул: - А чего, вы все-таки там натворили?!
Мы с Игорем не сговариваясь отмахнулись, дескать – чепуха.
- Ясно! – крикнул он. – Счастливого пути! Не нарушайте!
Минуту ехали молча. Игорь не отрывал взгляда от зеркала заднего вида. Я вроде успокоился, но волнение Игоря передавалось, - опять стало тревожно, на душе заскребло…
- Чего ты такой? – спросил его. - Расслабься. Дома уже разберемся: кто такие, чего хотят... Надо будет – встретимся, вот только на равных, а не здесь, с бухты-барахты… Ничего. Как говорил Шариков: «У самих револьверы найдутся».
Свернули с главной дороги, заехали во двор частного сектора.
- Ну куда опять? – жалобно протестовал Антон.
Игорь повернулся к нему, приложил палец к губам: - Чшш…
- Зачем мы здесь? – спрашиваю.
Игорь не ответил, молча вышел из машины, перед тем как дверь захлопнулась, я услышал: - Если хочешь, идем, поглядим.
Вышел, отправился за ним, остановились на углу дома, так чтобы видеть дорогу, и самим оставаться незаметными.
- Кого ты хочешь увидеть? – спрашиваю.
- Да все их же. Мы отъехали, они развернулись, поехали назад, а потом, показалось, опять их видел…
- Думаешь, они… и вашим и нашим?
Игорь засмеялся: - Вот блин, надо было расписку брать… Смотри Глеб: если они едут за нами, то больница временно откладывается… Значит, нас и дальше ведут… и надо скорее мотать. Согласен? Хотя, они могут быть и возле больницы… но… это вряд ли. - Как бы размышлял вслух. – Если они нас засекли, сообщили кому надо, и упустили из виду, то… то их не похвалят.
- Понятно, - говорю. – Ты перестраховщик. Никого нет, как видишь, поехали в больницу.
Постояли еще пару минут, я успел покурить. Наконец Игорь сдался: - Поехали.
Оказывается, люди ломают руки, ноги, разбивают головы, и… даже по выходным. С другой стороны, как еще развлекаться, в маленьких провинциальных городах.
Сначала очередь к врачу, потом на рентген, опять к врачу, снова… и в конце-концов - долгожданная операционная. Все-таки перелом, причем не простой; треснуло запястье, сломались две косточки в кисти. Не вывих, как я думал,- гораздо серьезней; признаться - до последнего подозревал беднягу в симулянстве, - каюсь.
Операцию делали под общим наркозом. Мы с Игорем ждали возле операционной, на втором этаже, в коридоре. В отличии от первого, на втором, людей почти не было: я и белорус, рядом - щеголеватого вида старик, в кричащей ковбойской шляпе, рубашке с закатанными рукавами, узких кожаных брюках, и... Хотя, не стоит пускаться в подробные описания, если интересно – в Медвежьегорске его должны знать, найти не сложно.
Рядом с ним, два породистых бомжика, - описывать? Ну, разве что, так: Еще есть два типа с синими, с трудом натянутыми (на скулы и лоб) – лицами. Оба опухшие, беззубые; свежие шрамы на передней – лицевой части черепа, впопыхах перемазаны зеленкой, на одном одета… Впрочем, много чести, достаточно. Хотя, когда на них смотрел, непроизвольно улыбался, и не потому, что в них было что-то смешное, нет, даже наоборот, - просто вспомнилась история:
Судя по внешнему сходству, их близкого родственника (дедушку или внука) мне доводилось встречать в Питере, и не раз. Если коротко, то: Идем мы со «здоровым» по набережной Невы, проходим, как раз мимо «такого вот». Вид, неаккуратного мужчины выдернул Сергея из задумчивости; друга передернуло, лицо скривилось, и громко, со злостью, сквозь зубы: «Вот он, - ****ь!» - Наконец-то он нашел его! Сколь ж можно?! – примерно, такой смысл содержало восклицание. Это в общем-то вся история.
Мы долго сидели на длинной кожаной скамье, потом Игорь принялся ходить по коридору туда сюда, из конца в конец, потом остановился возле окна, и больше полу часа стоял возле него, рассматривая больничный двор.
Мне надоело сидеть, я лег на спину, закрыл глаза, при этом ноги остались на полу. Минут через пять снял туфли, вытянулся полностью, зевнул, потянулся в предвкушении хорошего сна.
Меня разбудил Игорь, он с кем-то разговаривал. Открыл глаза, и никого рядом с ним не увидел: в коридоре пусто: остались только мы. Значит, это он со мной?
«… в профессии, а не людях, - услышал я, конец какой-то фразы, и дальше: - Особенно это заметно у медиков. Рекламисты зарабатывают на нашем желании заработать, адвокаты на незнании законов, даже подлые формалисты гаишники, штрафуют в общем-то за дело, а эти… Эти знают, - выбора у нас нет. Эти берут по максиму. Добро, их созидательного ремесла - адекватно злу их алчности. Где мы возьмем деньги, и как мы потом будем жить, им не интересно. Нет, я не осуждаю… я констатирую. Издержки профессии: из работяги, учителя, водителя такси, - мерзость прет, под куда меньшим давлением. Хотя – это те же люди; я их не делю. Но, как чувствуется разница в отношении к богатым и бедным больным… Терпеть не мог… а потом… потом, мама работала в больнице, правда, недолго... Даже, моя добрая, справедливая мама, из кожи вон угождала щедрым, а с другими... И ты знаешь? Я ей это простил. И сразу я простил всех… Хотя нет, не сразу. Это был долгий противоречивый миг переосмысления. Я очень многое могу простить бедности, Глеб. Но, дело не в бедности. Бедность, это так, для самоуспокоения. Если бы Тарас простил сына Андрея, ему пришлось бы простить и оправдать любое предательство, понимаешь?.. Свои пороки, мы и другим прощаем. И эти гайцы – сволочи конечно, но… Я не держу на них зла… Жена, говорит, у него, беременная…»
Он еще что-то говорил, а я никак не мог понять, - о чем он? На что он не держит зла?.. Какие ребятишки?.. Какие машины?.. Что, за отморозки?..
Вслушался, кажется понял, и вдруг ощутил бледность своего лица, услышал сердце, почувствовал, как кровь отхлынула от пальцев. Никогда, не был трусом, может, это нормальная реакция, может, так человек мобилизует силы, для… для…
- Ты уверен? – спрашиваю.
- В смысле? А, да, конечно… Так вот, о чем я?..
Быстро одел туфли, подбежал к окну:
- Вот черт! Давно они здесь? - спрашиваю.
- Кто? А, эти… Да. Ты меня сбил…
- Блин Игорь, надо что-то делать… Бежать надо…
- Бежать? – тихо, почти про себя, спросил Игорь. – Отвернул от меня лицо, опять посмотрел в окно:
- Осень в этом году будет ранняя, столько желтых листьев… Но, я бы не сказал, что холодно, а деревья уже… да? Может, здесь всегда так? Как в Забайкалье: июнь – еще не лето, июль – уже не лето. Когда я жил в Краснокаменске…
- Игорь!
Он отвернулся от окна, положил руку мне на плечо, смотрит в глаза, улыбнулся:
- Не переживай ты так. Сейчас, Антон очухается, и вы уйдете, через задний двор…
- А ты?
Игорь опустил взгляд, опять повернулся к окну: - Думаю… договоримся.
- С этими?.. Не договоришься… Не получится - Игорь. Они не договариваться приехали. Берем Антона на руки, и уходим… Игорь! Ну, чего стоишь?!
- Машину оставим, да?..
- Да плевать на нее… Мне нужно время, я все утрясу…
- Это радует… Это очень хорошо Глеб, - сказал он. Протянул мне руку: - Давай прощаться.
Я не сильно ударил его в бок: - Бежим - сволочь! Ты же сам говорил: «надо мотать…»
- Я передумал. Не тот возраст. Старею.
- Быстро ж ты постарел.
- Там, где с ментами договаривались, - видел кафе? Встречаемся там, - сказал он. Рука осталась на весу, в ожидании моей.
Отстранил его пятерню: - Нет.
- Да.
- Без тебя не пойдем, - говорю. – Ну, почему ты такой упертый? Нас сейчас поубивают из-за тебя… Почему, мы должны рисковать из-за твоей…
Перебил меня, сказал улыбаясь:
- Дурости? Правильно. Вас здесь совсем не нужно. Бери Антона в охапку, и… Будущее археологии в твоих руках…
- Игорь!..
Он ухмыльнулся, отвернулся от меня, упершись локтями в подоконник, вплотную приблизился к окну: - Так и думал, машины будут именно такими.
- Какими такими? «Копейка» и две «восьмерки»?
- Такими – значит дешевыми… Чтоб, не жалко…
- Игорь, как они так быстро приехали?
- Гайцы сразу позвонили, еще на трассе, до того, как тронулись за нами.
В коридоре включился свет, нас сразу заметили с улицы. Сперва один поднял указательный палец, удивленно крикнул, и четверо других оживились, посмотрели вверх. Одновременно открылись двери припаркованных на тротуаре машин, вышли еще трое. Одного я узнал: показался из той, которая заперла наш джип спереди. Улыбнулся, даже махнул нам, приветливо так махнул. Он и тогда, помню, улыбался, все анекдотики рассказывал.
Я насчитал восемь человек, семеро из них, скрылись за козырьком, что навис над входом больницы, один остался у машин. Шли быстро, гурьбой, разглядел только одного. На улице тепло, но трое в серых матерчатых плащах. Самому здоровому – наряд совсем не впору; на стыке рукавов швы разошлись, на спине, свежий шрам разорванной материи; плащи распахнуты, но только здоровяку, не удалось спрятать: закругленный, мясистый кончик бейсбольной биты.
- Ну вот, дождались, - говорю.
- Иди в кабинет, закройся там, - сказал Игорь. – Я потом тебя позову.
- Будешь драться? Думаешь справишься?
- Шансы есть… Если у них только биты…
- Их семеро, - говорю.
- Да! – Обрадовался Игорь. – А я насчитал восемь! Мои шансы только что, увеличились на одну тысячную процента – ха-ха-ха… Все, иди Глеб, они уже здесь…
Я подошел к стене, возле окна, уперся спиной в шершавое, холодное.
- Игорь, как звали твою жену?
Удивился, посмотрел на меня, и вдруг не с того не с сего засмеялся. Его эмоция передалась мне, тоже хохотнул.
- Ход мысли приговоренного к смерти – загадка, - сказал он. – Зачем тебе?
Я не ответил, только прищурил один глаз, улыбнулся.
- Алла, - сказал он. - Ее звали Алла.
Ну и хорошо, подумал, я, значит никакой мистики. А-то уже, придумал себе: «Художественный оформитель книги судеб», «Лодочник подземного Тибра», «Старший статист смерти»…
Скоро они поднялись к нам на этаж, правда, насчитал только пятерых, еще двое застряли на лестнице, слышались их голоса; они о чем-то спорили.
Я остался, возле той же стены, Игорь рядом, сел на подоконник, сложил руки на груди, - совсем спокойный. Замечал за ним, когда нервничает или злится, начинает улыбаться, но не в этот раз.
Подошли к нам, стали полукругом, двое, что в пиджаках, расстегнули их, демонстрируя рыхлые шарики сытых животов. Жир, некрасиво навис над тугими ремнями, вдавливая в пах вороненые тэтэшники.
Игорь улыбнулся, обратился к одному из бойцов: - Писюн не отстрели.
- Тварь! – донеслось в ответ. Жирный неуклюже достал пистолет, наставил на белоруса. – Сдохнешь тварь!.. Где еще один?
Выражение лица Игоря оставалось таким же добродушным.
- Где еще один? – повторил вопрос толстяк. - Где здоровый?..
Игорь резко спрыгнул с подоконника, наши гости отпрянули, а он между тем наклонился амортизируя прыжок, выпрямился, расправил плечи, и смачно харкнул в сторону жирного. Тот дернулся, но не успел: густая слюна зацепилась за брюки, и уже пустила яды. У толстяка, оказывается, иммунитет, - не умер, чего, по лицу не сказал бы.
- Ты ж тварюка! – громче обычного крикнул он, опять поднял пистолет, рука затряслась, лицо покраснело. - Все равно мочить, здесь вальну «п..са»
- Мишань! Мишань! – Не здесь!.. – Испугался другой с пистолетом, схватил нервного за руку. На помощь подошел еще один, попытался забрать у толстого тэтэшник.
- Мишаня-Мишаня – успокойся!..
- Валить! Валить «п..са»! Вы что, слепые «бл…»! Это же мразь! Тварь!
- Миша! Миша!.. Потерпи Мишаня…
- Пусти меня! Эрнест – пусти! Порву гниду!.. Это же ублюдок…
Он еще много кричал, но когда обезоружили, немного успокоился. Тот, кого называли Эрнестом засунул отобранный пистолет за ремень за спину, повернулся ко мне: - Где ваш друг? Где здоровый?
- Я, здоровый, - говорю.
Он оскалился: - Тот был во-о-от такой. - Занес ладонь высоко над собой.
- Тебя ж там не было, откуда знаешь? Я на каблуках был…
- Может, он? - предположил один из молодчиков.
- Может, - согласился Эрнест. – Сейчас Феликс скажет... Где он?
- С Тасиком на лестнице.
- Приведите Феликса, - театрально сказал Эрнест. - Поднимите ему веки. - Громко засмеялся, высунув язык. Несколько почитателей его актерского таланта слюняво просвистели, что видно, означало смех.
Сейчас Игорь стоит по среди коридора, его окружили, но близко не подходят. Здоровяк в рваном плаще сзади, качает в руках массивную биту, еще один с битой, по левую руку, у остальных в руках - ничего, думаю, припрятали кое-что посерьезней. Я подошел к Игорю, стал за спиной.
- Зачем? – спрашивает. – Люди нервные, чего доброго стрелять начнут.
- Что ж ты такой радостный? – пакость ты, гнойная. – Это был Эрнест – это он Игорю. – Писюн говоришь? Скоро… скоро будешь свой жрать! Паскуда!
- Подойди ближе, плохо тебя слышу, - говорит Игорь.
- Ближе?! Это можно… Не пожалеешь?
- Таких мудаков, даже матери не жалеют!
Эрнест подзывает пальцем нервного, возвращает пистолет: - Не пали без дела, прохавал?
Потом подходит к лысому, квадратному молодцу с шеей вместо головы, или головой вместо шеи, я еще не разобрался. Эрнест забирает у него биту, и не глядя, с разворота машет над местом, где должен был дожидаться белорус. Но Игорь не ждет, ловко ныряет под биту, отскакивает в сторону, пригибается, замирает.
Здоровяк, что стоит сзади, замахивается, я прыгаю на него, но тот успевает ударить: не сильно, амплитуды не хватило. Я падаю, вижу перед собой два телеграфных столба, вдруг понимаю - это его ноги, прыгаю, хватаюсь, валю гада на землю. Подтягиваюсь, и со всей дури луплю в скуластый подбородок; здоровяк цепляется мне в горло, но повезло, я удачно попадаю кулаком в кадык, противник задыхается, но… Через несколько секунд, я уже возле двери, двое бьют ногами, но боли не чувствую, сгибаюсь, закрываю лицо руками, пытаюсь отмахиваться, но это зря, сразу пропускаю удары в лицо. Рядом кто-то падает. Кто-то, кто бил меня; я понимаю, потому, что удары теперь реже. С трудом поднимаюсь, пячусь в глубь коридора, только сейчас замечаю Игоря.
Эрнест крутит биту мощно, размашисто. Игорь с трудом уклоняется от опасных ударов, но во время очередного замаха успевает подскочить, хватает противника за шею, глаза Эрнеста вздуваются, слышу как хрипит, тело молодца трясется, как под напряжением…
- Пусти его! Пусти его, ублюдок! – это кричит уже знакомый, нервный Миша. – Ты же убиваешь его, гнида! – Прицеливается в Игоря, но белорус умело прикрывается телом дрожащего Эрнеста.
Меня уже не бьют. Ребятам надоело играться, почти у всех в руках появляются пистолеты; холодная сталь упирается мне в голову.
- Поднимайся, дерьмо!
Так и делаю, хоть, и не дерьмо. Как можно, вот так огульно, не узнав человека до конца?..
- Эй ты, отморозок! – кричит Игорю, тот, который держит меня на мушке, - Ты, ты обморок, я к тебе обращаюсь! Отпусти Хемингуэя, а-то приятелю твоему шмальну в голову и убью! Он умрет от этого, понял?! Считаю до трех!
Игорь сквозь зубы:
- Стрельнешь, и я порву Эрнесту гортань! Слышал, как хрустят Адамовы яблоки в райском саду?
- Какие еще яблоки? Обморок, отпусти его.
- Это, такая косточка в горлышке. Стрельнешь, и я тебе ее брошу, чтоб поближе разглядел!
Светлые брюки Эрнеста темнеют, на пол потекло.
- Ну-ну, все, все успокоились! – Появился в коридоре, старый знакомый, за ним шел «третий плащ»; я думал, вытащит биту, но у этого в руках оказался «Калашников».
- Не надо, не надо! – сказал ему, старый знакомый. - Убери это! Все убрали стволы! Убрали-убрали! Так же не делается, братушки, ну что вы?!
- Феликс, он Эрнеста схватил, - крикну нервный Миша. – Я порву, эту тварь, Феликс…
- Я все вижу! Все вижу... – Старый знакомый подошел к Игорю, остановился в метре, повернулся к парню с автоматом. – Ведь, просил их, по хорошему. Если мы к людям по хорошему, так они к нам… той же монетой..
Обратился к Игорю: - Отпусти его, хлопец. Ты же не хочешь, чтобы убили твоего друга. Этого, и того, на озере... Они нам не нужны. Ты нужен. Подставил ты ребят… Отпусти Хемингуэя, а я их, не трону… Идет?
- Твое слово?
- При пацанах говорю.
- Игорь, не слушай его, - крикнул я.
Эрнест упал на пол, Игорь выпрямился, брезгливо морщась вышел из желтой лужи, опять скрестил руки на груди.
- Он будет жить? - спросил Феликс.
- Какое-то время, - ответил Игорь.
- Отойдем.
- Отойдем. - Принял предложение белорус.
Кроме Эрнеста, возле двери лежали еще двое; один очухался быстро, а другого поливали водой, били по щекам, даже делали искусственное дыхание, наконец очнулся. Ему помогли встать, из глаз потекли слезы, челюсть заметно съехала в строну, видно, пытался открыть рот и не смог.
Игорь с Феликсом отошли в конец коридора, разговаривали минут пять. Собеседник Игоря, так громко смеялся, да и белорус несколько раз улыбнулся, что я, уже подумал: обойдется, должно обойтись…
Потом они вернулись. Игорь подошел ко мне: - Ну что, боец, держишься?
- Как видишь, а ты?
- Все отлично.
Феликс взял Игоря за плечо: - Пойдем.
- Минуту, - сказал Игорь.
- Далеко собрались? – спрашиваю.
- Они не очень, я чуть дальше. - Он подмигнул. – Ну, давай прощаться.
- Незачем прощаться, - говорю. - Я пойду с тобой.
- Не надо. – Достал из кармана ключи от машины, вложил в мою руку.
Я сильно сжал их в кулаке.
- Никуда ты с ними не пойдешь, - говорю. – Эй ты, мудила, - крикнул Феликсу. - Он никуда не пойдет!
Игорь подтянул меня к себе, обнял, потом взял в руку ладонь: - Приятно было познакомиться с Вами Глеб Евгеньевич. Сереге передавай… Знаешь, там с Сашей… Все это как-то запущено, и неправильно. Я видел, ты с ней… Тут, больше ее вина - знаю… И я бы не удержался, тем более… кхм… – Закашлял. - Как бы там ни случилось… Не делай ему больно, может, даже в ущерб себе, но…
- Я понял… Ты за него сейчас сильно не переживай, ты о себе немного… Сейчас я с этим Феликсом поговорю, и все улажу, понял?..
- Пока!
- Нет, не пока.
Игорь улыбнулся: - А ты не такой уж и мерзавец.
- А ты гад, - говорю. - За кого ты меня держишь? Думаешь, я тебя вот так отпущу?
- Игорь Геннадьевич! – крикнул Феликс. - Вы один, а заставляете ждать семерых, - не красиво.
Игорь снова подмигнул: - Но ведь, мы неплохо отдохнули. И рыбалка была… Вот если б мы - ту – первую, не упустили… э-эхх. Возьми себе мои снасти…
- Игорь, блин, что это за разговоры?! – сказал сердито. – Сейчас, я все улажу, понял!
Белорус козырнул: - Как говорил папа: «Часть имеют».
25
…а Эрнеста уносили на руках. Я опять попробовал вырваться, но держали крепко. Смог высвободить правую руку, заехал кулаком Феликсу в глаз, но другой, которого звали Тасиком, сильно ударил в живот, и так удачно, что я минуту приседал, пытаясь ртом, ухватить скользкий воздух.
Феликс вытащил травматический пистолет, приложил к глазу: - Не бей его больше. На фига нам эти неприятности.
- Это за него просили? – спросил Тасик.
- За него, педераста.
- То-то я гляжу, сильно наглый…
Я чуть отдышался, подошел к окну: - Слышишь Феликс… Это все эмоции, конечно… Надо поговорить…
Он встал рядом: - Смешной ты: «Макаров – боевое оружие» - скажешь, тоже. Куда дели, может вернешь?
- Выбросили… в реку.
Феликс махнул расслабленной рукой: - черт с ним… Слушай анекдот…
- За меня кто-то просил?
- Слушай анекдот.
- Кто просил?
- Слушай анекдот: Просыпается ночью теща, слышит, зять на кухне гремит посудой…
Из под козырька вынырнул нервный Миша, здоровяк нес на плечах Эрнеста, потом, сломанная челюсть, Игорь, и за ним еще двое. Тот, что ждал на улице, сел за руль восьмерки, включил габариты, завел двигатель. Перед тем, как залезть в Ладу, Игорь посмотрел наверх, нашел меня в окне, улыбнулся, поднял раскрытую ладонь, подержал так несколько секунд. Я не успел ответить, когда прижал ладонь к стеклу, он уже скрылся в машине.
- Да, – задумчиво сказал Тасик. Тоже смотрел на Игоря, теперь перевел взгляд на меня. – Интересно было, посмотреть.
- Кому я рассказываю?! – обиделся Феликс.
Тасик посмотрел на него: - Я только спрошу.
Пододвинулся ко мне, как и я положил локти на подоконник:
- Я, и про наших, не сильно верил, - сказал он, - но… вы же и с мусорами чего-то там не поделили?.. Весь участок «Н-ска» в больничку переехал. Три машины скорой помощи… Было такое?
Я не ответил, отвернулся от окна, подошел к Феликсу.
- Мы вам машину разбили, - говорю. - Без проблем! Заплатим, сделаем, будет лучше новой… Если надо извиниться…
- Слушай анекдот.
- Феликс, этот парень, сам мог бы вас убить, но не убил, ведь так… Тебя вообще не тронул, пожалел, - и ты номер запомнил. Получается – доброта наказуема – так?
- Зять приезжает к теще на блины. Проходит в дом – обутый, садится, ноги на стол…
- Отпустите его, - говорю.
Улыбка Феликса из радушно-веселой, - вдруг стала сухой, ироничной.
- Парень, его уже нет. Смирись. Лучше, слушай...
- Еще есть, - перебил я.
- Это ненадолго.
- Я заплачУ, скажи сколько? - Наклонился к его уху. - Тебе лично – Феликс.
- Ты не понимаешь… - сказал он.
- Нет, это ты не понимаешь. Все стоит денег. Мы ж не спорим, мы неправы… Конечно неправы… И мы готовы заплатить, за ошибки… Тем более, - Игорь уважаемый человек, авторитет – почти криминальный…
- Подожди-подожди, ты не понял… Твой друг – скот!.. Его не убьют – его – недоноска – четвертуют.
- Да за что?..
- Да за то!.. Мразь самодовольная! Он же нас за людей не считает… На фонарях, говорит, этих «ган...ов»… Ну-ну!..
- Это он сгоряча…
- Надо уметь разбираться в людях. Понимаешь? С кем можно сгоряча, а с кем… - Ирония вдруг исчезла, улыбнулся опять во всю, весело. – Слушай, лучше, анекдот: Приехала теща в гости к дочке с зятем. Ну туда-сюда: стол, самовар, посидели, а утром…
- За что? За что убиваете? За то, что ведете себя на дороге, как скоты?.. Вы же сами выпросили, - придурки…
С трудом остановился, прикрыл рот рукой. Зачем, я его злю? - думаю. Так ничего не получится. Это не подход, тут надо, как-то иначе… Как-то по другому надо…
Феликс сжал кулаки, ноздри задергались.
- Ладно, извини Феликс, - говорю. - Чет я пылю… Просто, время идет… Каждая секунда... Я... Я могу заплатить. Я починю машину… Я дам сверху - десять… двадцать тысяч долларов. Честно, я могу… Сегодня воскресенье, а во вторник, нет, в среду утром, я привезу…
- Не надо, оставь себе… Двадцать тысяч... – сказал: «Двадцать тысяч» и громко рассмеялся: - Ха-ха-ха… Слышал, Тасик? Двадцать тысяч.
- Тоже деньги, - сказал Тасик, и добавил: - Говорят.
- Сколько надо? Скажите сколько…
- Все парень, пока. Пошли, - сказал он Тасику.
Двинулись по коридору, к выходу. Я шел следом:
- Секунду, - говорю. - Мы так, ни к чему и не пришли.
- И не придем.
- Я могу дать больше. Куплю вам новый, «Лексус». Я найду деньги. В пятницу – привезу машину. Или сами купите. «Лексус» – хорошая машина… Ну что?
Сейчас они согласятся. Сейчас. Так, - сразу в Питер, и к Диме. Он может дать сразу, а если… А если нет? Он на меня злой сейчас… Тогда продам долю, - желающие есть. Быстро, может, не получится, но если дешево, то… то успею к пятнице… О! Еще Серега поможет, если что… Точно – Серый, у него всегда есть на счету…
Феликс остановился, протянул пятерню: - Здесь и простимся.
Пожимая ему руку: - Ну так что? Семьдесят тысяч, в пятницу…
- Это уже деньги… Хочешь совет? Купи себе нормальную тачку, а-то ездишь на… архаизме каком-то.
Они по лестнице, я за ними:
- Так если деньги – соглашайтесь! – говорю.
Развернулся, схватил меня за волосы, потянул к себе, я не сопротивлялся.
- Слышишь ты! Бык Питерский! Ты думаешь, на базар приехал, скот? Я кто - барыга? Я вор, понял?!.
- Понял. Ты не злись… Помоги брат, человека хорошего спасти… Что мне сделать?
- Я бы и тебе – педерасту ноги отстрелил, - хотел бы, но нельзя. Брат. Ты знаешь, на кого эта гнида руку подняла?.. Да я, из под него, лично, табуретку выбью, - скотина. А тебе фотографию потом, на телефон. Какой у тебя номер?
Я схватил его за уши, ударил лбом в нос; он вцепился в рубашку, падая увлек за собой.
Скатились на лестничный проем, я оказался на Феликсе. Он поднял голову, и я, с силой уронил кулак на его переносицу, от чего, голова отдернулась, затылок стукнулся о бетонный пол. Хотел ударить еще раз, но тут подоспел Тасик…
Очнулся, там же, на лестничной площадке. Рядом никого. Поднялся, тронул затылок: между пальцами липкая, уже загустевшая кровь; вытер об рубашку, спустился вниз, - ноги резиновый, не мои. Вышел, на улице – никого. Уехали.
Совсем уже темно. Спустился по перилам, сел на асфальт. Гул в голове, постепенно проходил. «Но зачем же она так болит? Я заплакал. Не от боли: от обиды, бессилия, безысходности. Потом, ко мне подошла женщина, помогла подняться; я облокотился на перила:
- Спасибо большое, дальше я сам.
- Вы уверены?
Входная дверь приоткрылась, протяжно скрипнула, через пять секунд распахнулась полностью, и я услышал Антона:
- Ничего-ничего, я помогу.
Женщина ушла, я уперся в здоровое плечо капитана; он довел до скамейки, усадил: - Ты упал, что ли?
- Да, упал, - говорю.
Бородач огляделся по сторонам: - А где Игорь?
- Игорь?.. Ты ничего не слышал?
- Нет, а что? – Он, как-то неестественно удивился.
- Тебя, так долго не было…
- А ты как, хотел?.. Сложная операция…
- Долго… - говорю. – Как ты так, умудряешься, пропускать, все самое интересное… Дай свой телефон.
Антон промедлил, задумался, разглядывая кровавое пятно на моей рубашке. Ничего не спрашивая, протянул телефон: - У тебя голова разбита. Я аптечку принесу.
- Валяй, – говорю еле слышно, отдал ключи.
Не успел смахнуть со щеки соленую каплю, как чувствовала, перемахнула через старую ссадину, спряталась в опухших губах.
…опять потекли; я закрыл глаза рукой. Антон не видил: он пошел к машине. И я сказал в слух, то, чего сам не понял. Наверное, думал об этом: где-то там, глубоко, в дебрях этой вареной бессмысленной головы, тлели мысли: «Как же… как же не отдавать, если он сам хочет…»
Пытался, разобраться с телефоном - имена все не те, никого не знаю, кому же мне звонить? Так, сейчас… сейчас… надо только успокоиться… Только прийти в себя. Поможет, только Дима, а больше никто... Никто?.. Никто. Вот, только, забыл его номер, хотя нет, никогда и не помнил. Просто Дима и все… нажал кнопку и вот он - Дима… И что же теперь делать? Как найти? Позвонить на работу, или к нему в офис?.. – Нет. Воскресенье – никого не будет. Только она… Только ее номер помню… Она скажет… Она поможет…
Набрал ее номер, взяла не сразу; играло что-то классическое, потом ее голос: - Да?
- Маша – это Глеб. Извини, что… Мне очень нужен телефон Димы…
И тут на меня вылилась лавина, лавина нежности, страха, любви, переживаний…
- Глеб! Мальчик мой!.. Родной мой!.. Где ты?! Что с тобой?! Ты живой… - и дальше, плача, захлебываясь, - живой, слава богу… Сейчас дам Димин, подожди… Я ждала, что позвонишь… Пятую ночь не сплю… Дима звонил, сказал тебя ищут… А ты трубку не берешь, опять отключил… Дима сказал, что все очень плохо… Уже ведь лучше? Глебушка… родненький, не молчи… Как ты?.. Любимый, я сейчас приеду! Скажи где ты, и я приеду!.. Сейчас, сейчас Димин номер, так…
Не могу ответить, закрыл микрофон в трубке, чтоб не слышала, как плачу.
Маша, Маша, как я соскучился по тебе. Как мне было плохо без тебя. Ведь я и не умел, и наверное уже не сумею жить без тебя. Сейчас ты приедешь. Я только вытащу Игоря, и больше никогда, никогда тебя не отпущу от себя!..
Как же я смог, целый год..? Какой же я все-таки болван… Зачем же я себя так мучил?
- Глеб, родненький, записывай номер… - диктует, я сразу набираю его в телефоне.
- Записал?
- Да.
- Глеб… Глеб, ведь ты… Ты хочешь чтобы я приехала?..
- Хочу. Очень хочу.
- И мы опять будем вместе…
- Я позвоню тебе. Только позже, хорошо? - говорю.
- Я буду ждать. А я в Питере… Я…
- Я позвоню… Извини Машенька…Мне нужен Дима.
- У тебя ведь все уже лучше?.. Все будет хорошо, да?..
- Я позвоню…
Отключился, нажал кнопку вызова. Дима взял сразу:
- Чиво надо?
- Дима – это Глеб. У меня неприятности…
- Ой! Какие люди! - обрадовался он.
- У меня неприятности, - повторил .
- Ой! Да?!
- Не делай такое лицо, я знаю: ты в курсе…
- Видишь мое лицо? Ты – паразит, не виде его вчера…
- Дима, совсем нет времени… Нужна твоя помощь.
- Скажи мне сначала, что это за «…» привычка отключать телефон? Где ты - «...», этого гопничества московского набрался?.. Или ты сам по себе такой «…» хитро-«…ный»!..
- Дима! – крикнул, чтоб наконец он услышал, и уже тише: - Мне нужна помощь! Время, Дима!..
- Кто там, рядом с тобой? – спрашивает. – Дай этому мудаку трубку. Тупые, что ли?..
Оглянулся: вокруг никого; Антон копошился в машине.
- Тут, вроде нет никого… - говорю.
- Никого? Ну здорово. Ты, просто так позвонил?..
- Нас нашли, только что…
- Ну, еще бы… Ну, ты не бойся, тебя не тронут… Не слышу слов благодарности.
- Дима, они забрали парня - Игоря…Он был с нами…
- Нет.
- Что нет?
- Не получится, - сказа он, цыкнул.
- Как не получится? Дима, ты…
- Не телефонный разговор, Глеб, - сказал, как отрезал.
- Дурдом какой-то, да кто они такие?! Скажи хотя бы номер, я сам поговорю… Ну можно же как-то оговориться… Я заплачу им…
- Вот блин. А я думал ты умный, а ты неумный. Если я говорю, что человек неумный, значит, он… очень неумный.
- Но поговорить-то, они со мной могут?
- Нет конечно. Да я думаю, уже и не о чем… Когда его забрали?
- Минут десять, пол часа, от силы час…
- Я думаю - все… Он твой друг?
- Да.
- Я сожалею. Помочь не могу… И поздно… Трубки не надо было отключать…
- Тут, все равно не берет… Дима?!.
- Нет. Пока Глеб…
- Ну подожди… подожди… Должен быть выход…
Он не отключился, молчали пол минуты.
- Дима?! - говорю.
- Я не бог. Знаешь, у меня тоже неприятности. Как я с ней устал, Глеб. Два дня, как вышла из больницы. Говорили, уже не откачают. Я плакал… Ну ничего…
- Лида?
- Да. Связалась с каким-то нариком. Вот его, уже не спасли.
- Передоз?
- Нет. Под трамвай попал, до дома дополз, залез в ванну и захлебнулся. А она не верит. Не разговаривает теперь со мной… Ну да ладно… Ты скоро назад?
- Да. Дима?!
- Пока Глеб.
Дима отключился. Я еще звал его в трубку, хотя и знал: он не слышит. Подошел Антон, сел рядом:
- Аптечки нет. Все перерыл. Как он ездит без аптечки?
- Мы ее с собой взяли, она в палатке, я вспомнил.
- Ну что там? – спрашивает.
- Где - там?
- Ты ж звонил куда-то?
Я коснулся его загипсованной руки, он занервничал.
- А ты, – спрашиваю, - звонил своему волшебнику?
Капитан опустил голову:
- Да. Как только в коридоре крики услышал, позвонил. – Он захлюпал носом, отвернулся, потер глаза. - Я бы все равно не помог. Чем помогу, у меня рука сломана…
- И ты ждал, пока уедут.
- Глеб, так страшно было…
- И что дядя Коля? - спрашиваю.
- Послал меня. Его убьют, да?..
И ведь правда, чем бы он помог? Ну вышел бы, ну пнули бы пару раз, рука еще у него… От чего ж так неприятно смотреть на него. И ничего он нам, наверное, не должен, своя шкура у него, и… И он прав конечно. Только вот, я бы так не смог. Я бы от такой правоты повесился.
- Да. Убьют, – и говорю я это так, чтобы понял – убьют, и именно из-за него. И пусть не думает, что не при чем. Не-ет... мы все здесь, немножко – «при чем»!
Я набрал Диму еще раз. Еще не знал, что скажу, хотя… хотя...
- Да, Глеб…
- Дима, я вот подумал… Может, попробовать?.. Может, со мной… Она ведь неплохая девчонка: добрая… ветреная немного, ну ничего, воспитаем, поможешь… Симпатичная, красивая даже… Правда, я ее немного боюсь, но…
- Вот, так вот, да? – удивился Дима, задумался. - Такая вот, ты значит, получаешься, сволочь… Хм...
- Ну так что?
- Задачка конечно… Ннн… не получится, Глеб. Там, все не так просто…
- Получится! – говорю. – Тебя послушают…
Помолчали, потом:
- Я попробую, конечно… Ты ей нравишься… Давно нравишься. И я всегда был за этот брак, ты знаешь... Если чудеса бывают… если у меня получится… - это будет хорошая сделка.
- Так что, по рукам?
- Но смотри… Если вдруг – договорюсь, сразу иду к ней, говорю, что ты приезжал, и просил у меня… на коленях просил! - ее руки… И моя девочка опять оживет… А потом будет венчание… Но помни – это сделка! Если откажешься, если бросишь ее, если обидишь… Я убью тебя.
- Я понял. Ты теряешь время. Вытащи его…
- Сильно не надейся. Шансов почти нет. Почти… Ладно. Я тебе позвоню. Жди.
Пошли гудки, вернул телефон Антону. Вытянул из кармана мятую пачку, достал последнюю обломанную сигарету, закурил.
- Ну что там? – спросил Антон, все так же виновато пряча глаза.
- Позвонит.
- Поехали?
- Куда?
- Знакомая есть. Она с подругой живет… С двумя… Я звонил, сказал заедем… Так что?
- Если хочешь, езжай, - говорю. – Я пойду в кафе. Игорь говорил: «если что, встречаемся там». Буду его ждать. Телефон, только оставь.
- В двенадцать закроется.
- Ну и что. Рядом сяду.
Мы пошли к машине, по дороге Антон закурил, я забрал у него пачку, достал новую сигарету.
Сразу заметил: с машиной что-то не-то. Достал из сумки с инструментами, фонарик, посветил. Так и есть - колеса проколоты. Все четыре - на ободах. Да и двигатель не завелся; аккумулятор сдох окончательно. Отправились в кафе пешком.
Какая страшная штука - выбор. Как легко, когда его нет. Маша. Я не буду ей сейчас звонить, и если Дима поможет, то наверное, уже не позвоню. Как я все это объясню? Да у меня сердце разорвется. Я и сам уже не знаю, чего хочу. Но я все правильно сделал. Может, и буду жалеть, даже – не может, а точно буду, но если вернуть все, - по другому, все равно, не смог бы. Нет, не смог бы. Его жизнь дороже. Да и, жил ведь я как-то без нее, целый год…
Заметили колонку, подошли. Я снял безрукавку, простирнул ее, обмылся сам, вымыл голову. На затылке – пульсировала большая, мягкая шишка... а на темени глубокая ссадина, из нее опять пошла кровь. Я заткнул рану ладонью; Антон тем временем побежал искать аптеку. Ждал долго, минут двадцать; он принес перекись, ваты, несколько разных пластырей и бейсболку. Это, он хорошо придумал; комок ваты на голове, почти, не отображал моих половых предпочтений, бросал тень на гражданскую позицию, ставил крест на политической карьере.
Добрались до кафе в начале одиннадцатого. Оно мне сразу понравилось. Особенно оформление – оформление отсутствовало. Мрачно, все столики свободны – очень хорошо. Если бы еще, - вон тех не было - у стойки, и динамики накрыть, чем-нибудь звуконепроницаемым.
Сели в дальнем от входа - темном углу; я положил руки на стол, сразу вляпался во что-то липкое, тягучее.
Антон заказал себе поесть, я попросил сто грамм коньяка и кофе. Еще попросил протереть стол, на что, нам предложили пересесть. Мы остались, я протер столик салфеткой, бросил ее под ноги.
Из посетителей, кроме нас, еще две девушки; они сидели возле барной стойки, как зашли, они стали хихикать и оглядываться на нас. Может, с меня смеются? Надо же - девушка из Медвежьегорска взяла, и вот так сразу, все про меня поняла. Спросить у нее: как жить дальше?
Коньяк мне принесли сразу, я выкурил сигарету, сделал глоток и меня стошнило, в голове опять загудело, пошла носом кровь. Антон дал мне вату, я заткнул нос, сразу стало трудно дышать, кровь потекла в рот, я поднялся, поспешил в туалет.
Когда вернулся, мой кофе уже остыл. Заказал себе пиво, опять закурил.
- Лучше тебе вообще не пить, - посоветовал Антон. – У тебя сотрясение, и серьезное. От пива, тоже может стошнить.
Ему принесли салат и хлеба.
- А остальное, скоро?
- Десять минут.
Он допил мой коньяк, запил кофеем.
- Давай, я позову знакомую с подругой? Чего сидеть вдвоем? Игорю, все равно уже не поможем… Ну, в смысле… толку, от того, что мы тут…
- Я никого не хочу видеть. Если не терпится, вон тебе девочки, иди пообщайся. Только сюда не зови, хорошо.
Он оглянулся, несколько секунд рассматривал томных аборигенок. Лицо вернулось уже скривленным. Потряс головой:
- Не то. – Взял вилку, без энтузиазма стал ковыряться в салате «Под шубой», - Глеб, мне надо посоветоваться с тобой. – Воткнул вилку в темную, пахнущую рыбой кучу, опять повернулся к девушкам.
- Если пойдешь, - говорю, - оставь мобильник. И если что… Завтра, все равно с утра возиться с машиной, часов с одиннадцати подходи сюда.
Антон положил телефон передо мной. Я набрал Диму. Приятный, но холодный голос сообщил: «Абонент недоступен». Я выругался, засунул телефон в карман брюк.
Чего же он не звонит? Неужели так трудно перезвонить? Еще и телефон отключил – мерзавец. Я уже готов принять все, но это неведение, выводит из себя. Это жуткое, неприятное состояние, - смесь ужаса и тоски, и все это ползает где-то в брюхе, накатывает болезненными спазмами мышц живота. Такое было в детстве, когда будили рано утром, в комнате холодно, изо рта – пар, и надо куда-то ехать, далеко-далеко, на какой-то вокзал, с пересадками, и еще куда-то, еще дальше...
И вдруг я понял, что все напрасно. Все усилия, переживания, ничего не стоят. Теперь не стоят, вот с этой самой секунды. Это было, как письмо из будущего, видение, откровение. Но сначала были знаки: крестом на стене сошлись лучи света, отраженного от стеклянной двери, и вспыхнувшего плафона; на зубах Антона хрустнула кость, он поморщился, сказал: «Дохлятина, какая-то»; девушка у стойки громко заказала: «Кровавую мери!»; в зал зашли два низкорослых парня, громко говорили, но из контекста мой слух вырвал только: «Убили-убили, да! Камень к ногам и в воду»… А потом у меня перехватило дыхание, в глазах потемнело, и…
…из-за тумана. Я старался идти рядом с Сергеем, но когда тропинка сужалась обгонял его или пропускал вперед. Когда мы сходили с тропы, старался, держаться за его плечо, потеряться в этой глуши ничего не стоило.
Человек, в милицейской форме, часто оглядывался, проверяя не отстали ли мы, и все время повторял: «Скоро, скоро, уже почти пришли… Уже близко…» От него тоже старались не отставать, держались близко, но он все равно, как то умудрялся пропадать, проваливался в плотную тяжелую сырость, а потом звал, с самого неожиданного расстояния, с самой непредсказуемой стороны.
Одежда пропиталась влагой, я замерз, тело трясло. Колено разболелось. На ботинки налипла грязь, я часто поскальзывался и уже несколько раз упал бы, но Сергей подхватывал, тянул за собой. Ему трудно меня удержать, мы как-то изменились; он стал меньше, слабее, а во мне наоборот, появилась какая-то жесткость, сила.
Туман немного рассеялся, мы вышли на берег. Людей было не много: трое гражданских, среди них одна женщина, и еще двое в форме. Тот, что привел нас – самый молодой из них. Он пожал милиционерам руки, спросил:
- Ну что, вытянули?
- Нет еще. Водолазы только приехали.
Я посмотрел на Сергея: - Может не он?
Сергей не ответил, опустил голову.
- Как долго, - говорю необычным, потяжелевшим голосом. – Думал, он уже в морге будет. Так давно нашли, и до сих пор не вытащили.
Потом, я услышал, как хлюпает вода. Из тумана вырисовывался темный силуэт. Водолаз вопреки ожиданиям был один. Шел не спеша, неуверенно, аккуратно прощупывая ногами дно. В руках у него – ржавый длинный крюк. Чтобы удобней держаться, на конце накрест приварена толстая железка, на нее намотана изо лента. За этот крюк, он и тянул утопленника. Даже, издалека видно, как сильно раздулась голова, как разбухло тело мертвеца. Ближе к берегу водолаз пошел быстрее, от мертвого потянулись высокие стрелки волн, вдруг гнилая одежда треснула, тело сорвалось, соскользнуло в воду. Водолаз выругался, нащупал труп под водой, поднял и с силой воткнул крюк где-то возле ключицы. Сергей вздрогнул, сжал кулаки, но ничего не сказал, отвернулся.
Даже, когда перевернули на спину, не узнал его, но потом, под мокрой выцветшей рубашкой проступили темные очертания цепочки; я расстегнул ворот, вытащил и положил себе на ладонь блестящий увесистый черепок.
Пришел в себя, сердце стучало, щеки горели; перед тем как Антон ударил меня еще, - перехватил его руку.
- Все? Ты пришел в себя? – спрашивает.
- Да, я в порядке. – Встал, огляделся, потом наклонился, поднял опрокинутый стул.
- Ты очень хреново выглядишь, Глеб, - сказал Антон. – Тебе в больницу надо. У тебя обмороки.
- Мне уже лучше, - успокоил я, сел за стол. – Я надолго отключился?
- Секунд на пять-десять.
Пять-десять – странно. Когда был в сознании, вроде, пива еще не приносили, а теперь в нем даже пузырьков не было, будто час стояло. Сделал большой глоток, отпил больше половины, закурил. Антон тоже.
- Тебе, правда лучше?
- Сознание, больше не потеряю, - отвечаю.
Возле Антона три пустые тарелки. Когда он успел? Не помню. Может, отключился, а упал не сразу, - через пару минут, тогда он и заметил?
Антон налил себе водки из графина: - будешь?
И водку успел заказать, и даже выпил, кажется, изрядно?
- Налей, - говорю.
Налил: - Глеб, мне надо посоветоваться с тобой. Это очень важно. Очень важно! – Заискивающе посмотрел в глаза, хотел сказать, но не решился, стыдливо наклонил голову, задумался.
Не буду переспрашивать, в конце-концов, это ему надо, да и не могу давать сейчас никаких советов, кто бы мне дал совет…
- Глеб. Я и Сашенька, как бы это сказать… - начал он, не глядя в глаза, но сбился, опять замолчал.
Почему я знал, что он скажет именно это? Потому, что это худшее, что мог сказать? Я устал, я перенервничал, я опустошен. Внутри все вымерзло, холод повис в сквозных коридорах полой души. Почти ничего не изменилось, - Антон чуть шире приоткрыл дверь, но мерзлым фибрам все одно, может, чуть гуще резонируют на разгулявшемся ветру, а так…
«Я и Сашенька», он и Сашенька – отлично. Продолжай, чего замолчал? Хуже уже не будет.
Я улыбнулся, вспомнилось, как Сергей сказал, правда не помню уже, к чему он это: «…когда хорошо, так оно в общем-то - нормально, а когда плохо, - так оно гора-а-аздо хуже!»
Допил пиво, подкурил, от своего же тлеющего бычка.
Антон поднял голову, посмотрел в глаза:
- Я очень люблю ее, Глеб, - сказал дрожащим голосом. – Думаю, и она меня любит. Как быть? Сергей он… - опять сбился, замолчал.
Я махнул девочке – официантке, попросил еще пива.
Антон, не стал уточнять, что там Сергей… Разглядывал меня не моргая: следил за реакцией, - ему очень надо знать мое мнение – мне кстати тоже.
- Ну, а с чего ты взял, что и она тебя любит? Она тебе говорила? – спрашиваю.
- Нет, но…
- Но?..
- Это, наверное, плохо… по отношению к Сергею… но это фантастическая женщина… Мы целовались… Глеб… Никогда такого не было… не поверишь. Меня же разрывает, а поделиться не с кем, понимаешь?.. Какая женщина… Я в себя прийти не могу.
Вот так. Вот он значит – второй. А ведь я думал – Игорь. По крайней мере, выбирать между мной и им… но между мной и Антоном?.. А может, врет? Просто хвастается? Сидит тут – «великолепит» горбатого.
- Как она целуется, Глеб. – не унимался бородач. – У нее от страсти – слезы на глазах… Просто от поцелуя… Ничего, больше не было, пока... но…
- От страсти, - подумал, что повторил, про себя.
Он услышал: - Да. Да Глеб – это фантастическая женщина. И я, не отдам ее Сергею…
Врешь, ты все, не может она тебя любить, думаю. Жалеть еще – может быть, но чтоб так.
- Хочу о ней говорить! Глеб – знаешь какая она?..
- Нет. И ты тоже, не знаешь.
Принесли пиво, я сделал глоток. Холодное, как я люблю, обожгло пищевод, почувствовал, как растекается по желудку.
Последних слов он не услышал, наливая себе водку, возбужденно продолжил:
- У нее поцелуй… С чем же сравнить? Она, будто леденец сосет. - Меня передернуло, он не заметил, так же продолжил: - Такой интересный поцелуй… Даже, не леденец, а знаешь, такая конфета – барбариска и, даже вкус во рту... – Замолчал, улыбаясь, посмотрел куда-то сквозь меня, очнулся, мое тело заперло его мечту, где-то между солнечным сплетением и седьмым позвонком.
Продолжил: - Она - моя жизнь… Но Сергей… все это так, понимаешь..? Все это как-то… - Пытался подобрать нужные слова. - Как ты думаешь?..
- С барбариском для жизни, - говорю.
- Как?
Я не ответил, выпил рюмку водки, запил пивом.
- Глеб, ты знаешь?..
Остановил его жестом, опять набрал Диму, и снова: «… не доступен».
- Подонок, - выругался я. Сам еще не решил, кому это ругательство больше адресовано.
- А знаешь, когда это было?
- Ты, теперь, все мне будешь рассказывать?
- Прости, я просто не могу сдержаться, - прижал кулак к сердцу.
- Антон, я не уверен, что хочу этих подробностей?
- Как скажешь.
- Ладно, когда? – спросил, после небольшой паузы.
Он засиял:
- Вчера. Я думал, я хотел, но… но сам не рискнул бы… Ты там с Инессой развлекался, в палатке…
- Я спал, - перебил я, - просто спал.
- Не рассказывай… ну… твое дело. Даже Саша заметила: «У Глеба, - говорит, - появилась подружка». И Игорь же ж, тоже пошел… Ну с этой… Танькой. Да, на пляже – там, я слышал.
- И Саша слышала?
- Так получилось.
А потом стала его целовать, и плакать от возбуждения. Понятно.
- А, Сергей? – спрашиваю.
- А?.. Сергей уже спал давно, - сказал весело, почти смеясь, но пригляделся к моему лицу, сразу погрустнел. - Да. Сергей…
Теперь, кажется, прояснилось. Так и было. Я с Инессой, Игорь с Таней, и Саша - со своей странной, непонятной ревностью... Ну и шла бы к Сергею, но зачем, с «этим»?..
Одна из девушек, что стояли возле бара, оказалась вдруг в шаге от меня. Даже, дернулся от неожиданности.
- Молодые люди, - сказала она, - у вас ни будет лишней сигаретки?
Антон раскрыл пачку, протянул ей: - Угощайтесь. И подруге возьмите.
- Благодарю, но она не курит.
Бородач подкурил девушке. Она широко улыбнулась: - А, вам не скучно, одним?
- Мы ждем своих жен, - говорю.
Во взгляде прочитался укор; она презрительно ухмыльнулась, и не спеша сильно виляя бедрами, пошла к стойке.
- Я сейчас, - сказал Антон, побежал вслед за девушкой, догнал уже возле бара, принялся, о чем-то воодушевленно информировать.
26
Сложил руки на столе, как прилежный ученик, опустил на них голову. Темно. Пола не видно; только – ноги, краешек стула на котором сидел, и светлая узорчатая клеенка, заметно подалась на меня, закрывая все самое интересное. Может быть там, ответы на все вопросы, может, там, такое… Почему мы ленимся, сколько шансов мы упускаем в жизни из-за… Отогнул краешек клеенки указательным пальцем, под ней - ничего, - пустота. Ну что ж, по крайней мере, использовал свой шанс.
Я всегда говорил: «Если ты не выстрелил, то, в любом случае, промахнулся». А Сергей, в ответ: «Ты не выстрелил, и как минимум сохранил патрон». Зачем он так? Теперь, придется вызубрить, какую-то другую глупость. Я уже не так оригинален в кампаниях. Он всегда портит, украденный мной афоризм, своим ущербным дополнением.
Антон тронул меня за руку; я отцепил взгляд от пола, выпрямился, поправляя бейсболку.
- Слышь Глеб, я отлучусь не на долго… Ты, где будешь? Может, со мной?..
- Я здесь буду, - ответил ему.
- Скоро закроется. Начало первого… Сейчас попросят…
Я покрутил пустой графин, посмотрел на свет:
- Девушка, - окликнул барменшу, - еще сто миллилитров.
- Мы скоро закрываемся.
- Тогда - сто пятьдесят… и пива.
Бородач тормоша мое плечо: - Ну, так что?
Я громко выдохнул:
- Номер свой помнишь? – спрашиваю.
- Помню.
- Если меня здесь не будет – позвонишь.
- А сейчас куда?
- На улице сяду.
- Холодно, - предупредил Антон. – А ты, ничего не одел.
- Ты, такой трогательный парень, - говорю. – Иди, девочки ждут.
Он сел на свой стул, помолчал, собрался с мыслями: - Интересно. Ты так говоришь, как будто обвиняешь в чем-то. Если я здесь нужен…
- Нет. Не нужен, - говорю.
- Тогда, чего ты такой? Чего дуешься… я же вижу. Ну честно…
Принесли графин с водкой и бокал пива, забрали грязную посуду: - Через десять минут закрываемся.
- Хорошо. Рюмочку, только оставьте…
- Извините.
Я наполнил рюмку, сразу выпил, запил пивом.
- Думаешь, мне легко, - продолжил Антон. – Просто… Если ты будешь тут сидеть, что-то изменится? Не изменится.
- Я тебе, что-то сказал?
- Нет. Но я бы не хотел, чтобы обо мне думали плохо.
Я улыбнулся: - Ты бы не хотел?..
- Да.
- Два часа рассказываешь про любовь, и тут же путаешься с местными шлюшками, это как? Друга убивают, а ты сидишь, отбивнушки кушаешь, и лезет же ж в тебя… А в больнице…
- Ну знаешь, Глеб… А ты водку жрешь, и ничего…
- Антон, на самом деле, я сейчас, очень злой… а у тебя рука сломанная… Шел бы ты, от греха подальше…
Он встал: - Ты неправ.
- И лучше, сделать это молча, - говорю.
Сделал вид, что обиделся, ушел, подруг не забыл, конечно.