Я добирался до его жилища на попутках, потому что автобусы в такую глушь не ходят. В жизни бы не отправился в это путешествие, если б не телевизионный сюжет, увиденный абсолютно случайно. Месяцем раньше я включил телик и услышал, что кумир моей юности, Зи Дэнжр, вышел из тюрьмы. Сказать, что мне снесло крышу – ничего не сказать. Господи мой боже! Да двадцать лет назад я умирал по его песням! И сейчас при первых аккордах его “Other side of the moon” или там “Shake me” что-то внутри дрожит. Я словно опять становлюсь восторженным пятнадцатилетним пацаном, оклеившим стены постерами вместо обоев. Я даже волосы под него красил, можете себе представить?
Сейчас мне тридцать четыре, я механик на станции техобслуживания, холост, длинноволос. Недавно расстался с девушкой…. ладно, она меня бросила! – так что могу свободно перемещаться по стране. Двадцать три дня я потратил на то, чтобы раздобыть новый адрес Великого Зи – и десять, чтобы насобирать денег на поездку. И вот десятого августа одна тысяча девятьсот девяносто шестого года я отбыл с Восточного вокзала, чтобы отправиться в самую значимую поездку своей жизни.
Моя бывшая постоянно говорила о том, что не надо прикасаться к кумирам – «сотрётся позолота». А я так думаю – чушь всё это! Кумир – тот же бог. Если б у вас была возможность увидеть бога, притронуться к нему и даже поговорить, разве б вы отказались? Я буквально дрожал от предвкушения, курил одну за другой и бегал при каждой остановке в кусты. Потом, когда я был вынужден сойти с автобуса (он поворачивал на север, а мне нужно было на юг), моя нервозность достигла предела. Я не мог спать, не мог есть, и только спиртное пока влезало. Иногда я простаивал на обочине добрых три часа, прежде чем какой-нибудь дальнобойщик из жалости пускал меня в кабину – так дико я выглядел.
А я всё ехал и ехал…. Засыпал в одном месте, за ночь перемещался на десятки миль и просыпался в пустыне или заштатном городишке, что ещё хуже. В пустыне хотя бы нет вони и собак. Терпеть не могу собак. А ещё в пустыне охренительные рассветы. С каждым днём я становился всё ближе к своей цели, и уже начинал задумываться: что сказать ему первым делом? «Здравствуйте, мистер Дэнжр, с освобождением. Я ваш самый преданный фанат, подпишите мне футболку»? Или «В чём смысл жизни, Зи»? Всё не то, не то! На самом деле я хотел узнать, почему он сделал … то, что сделал двенадцать лет назад?
Но оказалось, что я зря заморачивался с приветствием.
- Проваливай! – заревел Зи и навёл на меня дробовик. – Ещё шаг – и твои мозги повиснут на изгороди!
Ох уж эти рок-звёзды… не могут без театральности.
Я только-только приехал. Точнее – пришёл. Пришлось чесать пешком где-то миль пять. Весь в пыли, заросший по глаза, в рваных кедах, я подошёл к этой халупе, собранной, по-видимому, из ящиков. Вокруг расстилалась пустыня, из которой торчали пучки травы. На заднем дворе на протянутой верёвке сушились подштанники. Если б я не был уверен, что это жилище Зи, то поклялся бы, что это обиталище мексиканца-нелегала.
Я уже занёс руку, чтобы постучать, когда из-под крыльца послышалось ворчание – и на свет божий вылезла здоровенная псина. Я сначала испугался, но потом увидел, что она старее Стоунхенджа – седая, с выпавшими клыками и вдобавок подслеповатая.
- Пошла отсюда! Пошла! – зашипел я и для убедительности пихнул её кедом в бок. Собака с какой-то тупой покорностью пошатнулась и сделала шаг. Я ощутил, как шевелится старая плоть под шкурой, подавил приступ тошноты и убрал ногу.
Я огляделся. Вокруг было пусто и тихо. Солнце поливало землю огнём. Древняя псина улеглась обратно под крыльцом, от неё явственно несло. Откуда-то доносились равномерные удары по железу. Внезапно мне стало так жутко, что я был готов отказаться от своей затеи, развернуться и бежать по шоссе до тех пор, пока не умру от разрыва сердца. Что-то здесь было нехорошее, в духе Стивена Кинга, точно сам дьявол притаился за углом.
«Не ссы», - сказал я сам себе, сглотнул и заорал:
-Есть тут кто-нибудь?!
Вот тут-то и явился Зи с дробовиком. Он вышел из дома, на полном серьёзе прицелился мне в лоб и сказал:
- Чего надо?
- Э-э-э… мистер…- заблеял я и поднял руки. – Я не хотел… плохого… чёрт!
Солнце находилось аккурат за моей спиной, поэтому я видел собственную тень на земле – нелепую до невозможности, похожую на кактус с растопыренными пальцами.
Собака всхрапнула и легла на бок, выставив брюхо. Зи бросил на неё быстрый взгляд и сказал:
- Если ты хотел обокрасть это жилище, то сильно ошибся, приятель.
- Я не вор, сэр, - смиренно ответил я. – Единственная моя проблема – любопытство.
Кажется, Зи наконец понял, в чём дело. Но вместо того, чтобы опустить ружьё, он наоборот – положил палец на курок и произнёс:
- Здесь нет ничего интересного. Проваливай.
- Мистер Дэнжр, я всего лишь хотел поговорить с вами.
- Газетчик? – быстро спросил Зи.
- Упаси Боже! Я ваш фанат аж с семидесятых.
- За это время мог бы и поумнеть, - горько сказал Зи.
- Нет-нет, - заторопился я. – Я до сих пор слушаю все ваши песни. Особенно «Виш…»
Зи налился кровью. Клянусь, он буквально побагровел от злобы!
- Проваливай! – заревел он. - Ещё шаг – и твои мозги повиснут на изгороди!
Да в чём дело?! «Вишенка» - самая известная его песня. Это она принесла ему мировую известность, и вообще.… Да бляха-муха, это ж его наследие!
- Мистер Дэнжр! Я не хотел вас обидеть! – закричал я, чувствуя, как струйки пота стекают по спине и скапливаются на поясе джинсов. – Если вам неприятно говорить о вашем творчестве – не надо!
- Творчестве? – переспросил этот псих. – Ах да, творчестве! Вишнёвое творчество, мать его за ногу!
Он опустил дробовик и опёрся на него как на костыль.
Только теперь я заметил, как он изменился. В семидесятые, в расцвет глэм-рока, это был миловидный парень, худой, с пышной причёской. Сейчас передо мной стоял усталый лысеющий сорокалетний мужик. Его обрюзглое лицо по цвету напоминало свеклу; на шее змеился шрам. Прежний Зи исчез – его место занял пожилой уголовник.
- Ладно.… Заходи, фанат, - неожиданно предложил Зи. – В конце концов, гости здесь нечасто бывают.
Хотя я уже не был уверен, что хочу зайти, пришлось подчиниться.
Первое, что я заметил, переступив порог хибары – это неимоверное количество газетных вырезок. Все стены в вырезках – и бумага, и картон, и глянец, пожелтевшие и ломкие. Этот человек явно жил прошлым.
- Что пить будешь? – спросил Зи. – Есть чай, а есть и бурбон.
- Лучше… чаю, - выдавил я.
- Как знаешь, - пожал тот плечами и ушёл в другую комнату, видимо, выполнявшую обязанности кухни. Что-то с грохотом упало.
Сесть так и не пригласил. Ладно, постою.
Я принялся читать вырезки на стенах. В основном это были рецензии на альбомы, коротенькие заметки, интервью из “Rolling Stone” и ещё что-то. Выделялась только одна вырезка – на чёрном поле белые буквы: «Поп-звезда Зи Дэнжр обвиняется в убийстве своего фаната». Всё старое. Я такое сотню раз читал.
Наконец-то вернулся Зи. В каждой руке по чашке, никаких ложек и блюдцев – сурово. Он поставил их и кивнул на стул — садись, мол.
Я осторожно присел. Моё сердце отбивало тысячу ударов в секунду, ладони взмокли. За пару минут я увидел своего кумира, побывал под прицелом его дробовика и зашёл в его дом. Не каждый выдержит.
- Так, значит, фанат? – спросил Зи, ковыряя край чашки.
- Ага, - кивнул я.
- С семидесятых?
- Ага.
- И с какой такой радости ты остался фанатом? Вроде здоровый парень, пора и за ум взяться. К тому же - я бы не уважал человека, способного забить своего фана до смерти…
Я немного занервничал, но ответил:
- Понимаете…. Я считаю, на всё есть своя причина. Нужно только её понять.
- За этим ты и прибыл? Понять мою причину?
Я кивнул и отхлебнул чай. Вроде нормально. Яда нет.
Зи опустил голову, рассматривая ногти. Он молчал и молчал, а я сходил с ума от нетерпения. Наконец Зи поднял глаза и сказал:
- Я попросил не предавать огласке истинный мотив моего поступка. Репортёров даже на суд не пустили. Потом прессе объявили, что моя «немотивированная агрессия» связана с длительным употреблением героина. Не ешьте, детки, гадость… да. Я действительно плотно сидел на наркоте в то время, но не это заставило убить того паренька.
Зи уже смотрел на меня в упор. Под тяжёлым немигающим взглядом мне стало как-то не по себе.
- Обещай, - сказал Зи, - обещай, что никто никогда, кроме тебя, не узнает правды. Это не бог весть какая тайна, но всё же…. Всё же я имею право на личную жизнь. Я уже давно не имел личной жизни. Где-то лет двадцать.
А ведь вначале всё было хорошо. Я со своими школьными товарищами сколотил банду. Мы играли у моей мамы в подвале, тайно курили косячок и трепались о девчонках. Я не бог весть как играл, не бог весть как пел – я вообще не умею петь – но вот что мне действительно удавалось, так сочинение песен. Любой дурак сможет побряцать на гитаре, и только единицы выдадут настоящую мелодию. Я и был единицей, а мои товарищи – теми дураками, поэтому мы надолго сохранили команду. Они просто меня слушались.
Мы потихоньку продвигались от маминого подвала в сторону клубов. Вскоре нас уже приглашали выступать перед аудиторией. Помню, приходило человек десять наших знакомых, и мы играли для них как для сотни. Но потом аудитория стала расти. Да….
Зи остекленевшими глазами уставился в пол. Остывший чай стоял нетронутым.
- …а потом пришёл продюсер. Он предложил нам контракт – мы не отказались. И понеслось – первый альбом, который критики полили грязью, а публика приняла на ура; второй альбом, который критики похвалили, а поклонники освистали…. Всё как у всех. Я делал то, что хотел, о чём мечтал с детства. Просто отрывался на полную катушку: писал песни о девчонках и солнышке, выходил на сцену со своей группой, пел, ловил кайф…. На смену травке пришёл кокаин, появились реальные, а не выдуманные девчонки. Откуда не возьмись, появились групиз. Но это уже не ново, всё давно известно…
Когда пришло время писать третий альбом, у меня уже образовался фан-клуб. Патлатые мальчики и стриженые девочки приходили посмотреть на меня. Они подпевали моим песням, пытались дотронуться и уверяли, что любят безумной любовью – а я им верил. Только сидя в тюрьме, я понял – о, у меня было достаточно времени для размышлений! – что это не любовь. Может, они искренне верили в то, что говорят, но откуда дети могут знать истинную страсть? Сумасшествие – вот что это было.
О чём это я? Ах да, о третьем диске! Мы думали назвать его «Маска войны», даже обложку заказали. Но тут звонит продюсер и говорит, что не хватает одной песни. Окей, говорю я, сейчас будет. Поторопись, ответил этот говнюк, ты должен успеть до понедельника.
Я успел раньше. Отослал её ещё в пятницу и со спокойной душой ушёл на вечеринку. Написал, твою мать, в буквальном смысле на колене, и тут же послал! Название долго не клеилось, и я, недолго думая, назвал песню «Вишенка».
А в понедельник оказалось, что «Маска войны» превратилась в «Вишенку». И обложка была в виде вишни. И первым треком шло что? Правильно, грёбаная «Вишенка»!
Сначала я не понял весь ужас ситуации. Для меня это была миленькая попсовая песенка о сексуальной девушке – другие же видели в ней глубокий смысл. Журналы напропалую восхищались этим дерьмом, называли «Песней поколения», радио крутило её без остановки. Иногда мне казалось, что даже птицы насвистывают «Вишенку»!
Зи издал короткий рыдающий смешок:
- И вот что интересно: чем больше все восторгались «Вишенкой», тем меньше обращали внимание на остальные мои композиции. Я мог написать новый «Дым над водой» - и никто бы даже не пошевелился! На третьем диске было полно действительно стоящих песен о недавней войне, вернувшихся с неё солдатах и прочем – но кому это нужно, если есть вишневая девушка?!
Спустя некоторое время я решил выпустить сингл. И знаешь что? Он не пошёл! Потому что там не было вишенок! Я написал другую песню – она тоже с треском провалилась. Я буквально задыхался в этом вишнёвом вакууме! Один трек уничтожил творчество всей моей жизни!
А однажды у меня было действительно хреновое настроение. Я тогда поговорил с продюсером – хотел приступить к записи нового альбома. Хорошо, ответил он, только сделай его в ключе «Вишенки». Да мать твою растак! Я никак не мог его переубедить. Разнервничался, зашёл в толчок и прямо там вынюхал дорожку. Короче, полный набор – ярость и наркота.
Я вышел из офиса довольно поздно, уже стемнело. Шёл, покачиваясь, и бормотал себе под нос. И тут, откуда не возьмись – парень.
- Мистер Зи! – завопил он. – Я ваш самый преданный поклонник!
- Молодец, - ответил я. Но пацан не успокоился:
- Дайте автограф, мистер Зи! Я буду хвастаться им в школе!
И протягивает мне «Вишенку».
Кровь бросилась мне в голову. Я взял ручку негнущимися пальцами и принялся что-то писать, а паренёк лопотал над ухом:
- Это самая лучшая песня в мире! Я под неё всегда балдею! Как там: «Привет, мамочка, это я, твоя вишенка, я пьяна от сладостей…»
Этот идиот принялся напевать! Я терпел, пока мог, и тут моя рука сама по себе ударила его в лицо.
Пацан замолк на полуслове и упал. А я стал пинать его ногами, приговаривая: «На, на! Попробуй теперь спеть!» Пацан издавал какие-то звуки – я думал, он кричит, или что-то вроде того. Но когда я остановился перевести дух, то понял: он всё ещё пел!
Дальше я ничего не помню. Очнулся у себя в квартире, когда смывал с рук кровь. Она казалась вишнёвой при свете лампы.
Зи вздрогнул и очнулся от своего странного оцепенения. Искривил лицо в усмешке и спросил:
- Что чай не пьёшь?
- Вы убили его только потому, что парень пел песню? – не обращая внимания на его слова, произнёс я. – Только поэтому?
- Он просто находился не в то время и не в том месте, - ответил Зи. – Минутой раньше или позже – и ничего бы не произошло. Но именно в тот момент он олицетворял для меня весь мир, принявший только одну, самую плохую мою песню, и повернувшийся ко мне самому задом.
- Но вы добровольно пришли в полицию? – полу утвердительно сказал я.
- Да.
- Почему? Никто же не видел, как вы…
- Как я забил подростка до смерти? А какой толк скрываться? Я был тогда на грани самоубийства. Казалось, ничего хуже быть уже не может. Но мои сокамерники доказали, что хуже может быть всегда. Они звали меня «Вишнёвой малышкой».
Зи указал на шрам на своей шее и сказал:
- Видишь? Это в память о неудачной попытке свести счёты с жизнью. На руках тоже парочка есть. Но потом я решил, что самоубийство – удел слабаков и решил жить дальше.
Пока я сидел в тюряге, мир изменился. Глэм умер, на смену пришёл трэш, его, в свою очередь, смели новые стили. «Вишенка» постепенно сгинула в пучине времени,… как мне казалось. Но когда я вышел из тюрьмы, первым треком, который я услышал по радио, была это чёртова штука. Поэтому я удалился от мира.
Этот дом, эти стены - мой обет, как у средневековых монахов. Ни на минуту я не могу забыть о прошлом, и даже когда сплю…. Хотя тебе это не интересно.
Зи поднялся и быстро вышел из комнаты. Кажется, он плакал.
Я вышел из жилища бывшей рок-звезды весь вспотевший, как из бани. Лениво тявкнула шавка под порогом, я бросил в неё песком. Зи нигде не было видно: может, он предавался самобичеванию где-нибудь в доме. Я отошёл на пару шагов и, запустив руку в карман, выудил оттуда диктофон. Запись всё ещё шла, записывая мои шаги и дыхание.
Я улыбнулся и сказал в микрофон:
- Говорит Джо Кэрри, репортёр. Кажется, я заработаю на этом большие бабки.