Девятнадцатого августа, как раз во время путча, Виктория Сергеевна вернулась домой. Несмотря на трагизм своего положения, она чуть ли не в шутку, не преминула отметить, что девятнадцатое августа – дата во всех отношениях для неё выдающаяся. В этот день наступила долгожданная демократия с её непредсказуемыми последствиями, и в этот же день была поставлена точка на её замужестве. Этот брак разрушился, как карточный домик.
Между тем, Евгений Дмитриевич, надев на себя привычную маску разочарованного человека, с присущей ему аккуратностью собрал мебель для теперь уже бывшей жены и сухо простившись с нею, отбыл восвояси.
Оформляя перевод на прежнее место работы, Виктория Сергеевна занималась благоустройством квартиры и готовилась к выходу на службу. И вот тут-то, когда все дела были закончены, на неё навалилась депрессия: она слишком хорошо помнила, какую уничижительную оценку дал ей Астахов. Перебирая в памяти события минувшего года, она – словно загипнотизированная – стала рассматривать их в ином свете: её собственная оценка стала не важна. Если она и задумывалась над сутью произошедшего, то – ослеплённая каким-то необъяснимым наваждением – абсолютно не видела в них своего бывшего мужа. В этих событиях она видела себя и своё имя, огромными буквами выписанное на её жизненном полотне, поэтому всю вину за случившееся приняла только на себя.
Да, она виновата в том, что не поверила в него, не приняла таким, какой есть; виновата в том, что упав в депрессию, не сумела вовремя выбраться из неё. Но почему она не смогла безоглядно поверить в него? – ведь у него много и положительных качеств. А хотела ли она, чтобы эти положительные качества затмили его отрицательные, и хотел ли этого он по отношению к ней? Почему она поступала так, и могла ли в той ситуации поступать иначе; и почему ожидание неприятностей стало для неё главнее ожидания счастья и любви? Неприятности, кстати, и не заставили себя ждать.
Пройдёт почти полгода, когда – понемногу успокаиваясь – Виктория начнёт уходить от боли, едва не ввергнувшей её в пучину самокопания. Она придёт к разумному осмыслению произошедших событий, и помогут в этом её дети и друзья, а также новый, благоприятный поворот в её карьере. Но в большей степени она поможет себе сама.
Она сделает всё, для того чтобы выстоять и выйти из ситуации, которую однажды преподнесла ей собственная судьба, ещё через некоторое время всё произошедшее она будет рассматривать под другим углом зрения. В её дневнике появится запись: «Если верить энциклопедическому словарю, брак между мужчиной и женщиной – это семейный союз, порождающий их права и обязанности по отношению друг к другу и к их детям». Позже припишет: «Ну что за казёнщина, – в этом определении нет ни слова о любви. Не потому ли это определение и является таковым, что волшебства любви в реальной жизни часто хватает всего лишь на месяц, который потому и зовётся медовым?
«Ну, это уж я хватила! - подумает она. - Существуют же счастливые браки, – только почему у нас вышло всё по-другому?»
Когда Виктория думала об этом, то приходила к одному и тому же выводу: он не любил её с самого начала, поэтому первая же беда, приключившаяся с ней, вычеркнула её из его жизни навсегда. Его утверждения о любви к ней с первого взгляда – это не что иное, как любовь к своему вымышленному и взлелеянному идеалу, чей образ – как оказалось – мало соответствовал ей. Сказал же он как-то, что любовь не бескорыстна, что любишь тогда, когда тебя любят. Выходит, этот человек, не получив для себя всё и сразу, быстро превратился в сгусток ненависти. Но вина ли это его? Скорее – беда.
А она? Любила ли она его? Конечно нет, но надеялась, что полюбит. Значит, и она тоже не без греха. Но он… неужели он не осознаёт драму собственной души, неужели полагает, что обижен и во всём прав? Ведь его душа не дрогнула, когда однажды в слезах она кинулась ему на шею и просила прощения за то, что не может обрести душевного равновесия в его доме и не может улыбаться так часто, как хотелось бы.
Сейчас, когда она расставила все акценты, она не держит на него зла, более того, в её памяти всё ещё остаётся крохотная частичка особого состояния, которая появилась в её душе после осмысления всех этих событий, – частичка, связанная уже не с этим человеком, а с определённым периодом в её жизни. И все добрые чувства, которые выливаются из её сердца теперь, принадлежат уже не ему, как она хотела когда-то, а иной субстанции, пока неведомой, но прекрасной.
В который раз она спрашивала себя: могла ли она полюбить его? И в который раз отвечала: нет, – ибо любовь творит чудеса там, где душа свободна. Любовь, что была между ними, столкнувшись с первыми серьёзными трудностями и не подкрепившись знанием друг о друге, вскоре превратилась в эфемерное облако и погибла. Поэтому это никакая не любовь, а обычная романтика иллюзий.
Но главная причина их неудач заключается в том, что они не сумели (или не захотели) понять, что источник перемен находится не вне, а внутри их. Для того, чтобы изменить жизнь, нужно взять её в свои руки, и на это нужно сознательное решение. Они не захотели принять его. Каждый из них считал, что о них должен позаботиться кто-то другой, только о них, кроме них самих, никто позаботиться не мог.
Расставшись с Астаховым, она приняла единственно правильное решение, – значит она позаботилась о себе. С другой стороны, – не будь этого брака, – она многого бы недополучила в жизни.
* * *
Виктория всё ещё держала в руках раскрытый дневник, когда раздался телефонный звонок.
- Мама, привет. Я тебя не разбудил? – густо зазвучал в трубке приятный мужской баритон.
- Здравствуй, Кирюша, здравствуй, сынок. Нет, не разбудил, я тут дневник свой перечитываю… Как твои дела, как Никита?
- Всё нормально: Никита на Байконуре, а я из Плесецка только что прилетел. Я тут брошюрку одну раздобыл – у Олега выпросил, друга своего, его жена где-то купила. Ты упадёшь сейчас, – представляешь, тут и о тебе кое-что есть!
- Да что ты? Интересно, кто же этот человек, который написал обо мне и, главное, – что написал?
- Эту книжицу я вышлю тебе почтой, скоро получишь и всё узнаешь. Автор брошюрки – Краева Людмила Алексеевна. Я звоню от Олега, уже поздно и надо ехать домой. Завтра позвоню, ладно?
- Да-да, сынок, – хорошо, до завтра, - и она положила трубку.
«О чём же Краева написала – уж, не о нас ли с Астаховым? – подумала Виктория, заинтригованная сообщением сына. – По всему видно, теплится её заведеньице-то, несмотря на то, что конкурентов – хоть отбавляй».
Была уже полночь, когда Виктория Сергеевна, перевернув ещё несколько страниц, снова принялась за дневник.
«Иногда бывает трудно понять, почему ты ожидаешь от жизни одних событий, а происходят другие, – те, которые приносят душе боль и разочарование. Кажется, предпринято всё для того, чтобы обезопасить себя, – так нет же, всё происходит с точностью до «наоборот». Почему? Не потому ли что в эпоху перемен, как грибы после дождя, появляются разного рода прорицатели и предсказатели, среди которых откровенных дилетантов – пруд пруди. И не потому ли, что мы слишком доверяемся им, забывая о том, что людям такого сорта заповедь «не навреди» абсолютна чужда. А может, дело в другом? Ведь говорят же – от судьбы не уйдёшь. Но если бы знать, что мой брак с Астаховым окажется несостоятельным... Ну, и что? Остановилась бы? Не знаю, не знаю…»
Записи кончились. Закрыв дневник, Виктория подошла к креслу, на котором, свернувшись клубочком и смешно прикрыв мордочку лапой, с громким присвистом спала её любимица Анфиса. Виктория погладила кошку, но та, ощутив привычное тепло ласковых рук хозяйки, даже не шевельнулась.
«Уйти от жизненных проблем невозможно, - наводя порядок на столе и ставя будильник на полседьмого утра, - подумала Виктория. - Но как важно суметь извлечь из этого пользу и не потеряться в жизни. Хорошо, хоть сейчас понимаю это».
Понимала Виктория Сергеевна также и то, что через призму страданий, которые выпали на её с Астаховым долю, а также через их преодоление, им обоим давался маленький шанс прийти к новому осмыслению жизни, её новому содержанию и новому видению. И если бы не эпоха перемен, вскидывающая на поверхность страстную волну к наживе, если бы не мутная пена дилетантов, не появилась бы на авансцене и г-жа Краева вместе со своим непрофессионализмом. А не появись она, не было бы и этой истории, и кто знает, в какое русло завела бы тогда судьба наших героев: может, в поток, ещё более стремительный и бурный, а может, и наоборот.
Литвинская разобрала кровать и легла. Засыпая,– на тончайшей грани между сном и явью – поймала ускользающую мысль: «Встану наверное с больной головой, а ведь завтра годовой отчёт».
http://www.proza.ru/2011/05/01/29