ПРЕДИСЛОВИЕ:
Все события и герои этого рассказа вымышлены. Любое совпадение с реальными людьми или событиями, всего лишь совпадение!
Желаю Вам приятного чтения!
Глава 1:
В таверне было шумно и многолюдно, впрочем, как всегда. Сезон дождёй скоро должен был закончиться, и капитаны набирали здесь команды на предстоящий сезон. А матросы, уже прокутившие свои скудные сбережения, толпами валили под крышу «Хромого Джека». Среди них был и я – такой же бедный и жаждущий искатель приключений, авантюрист, Джентльмен Удачи а, попросту говоря, пират. Да-да, не удивляйтесь. Мой рассказ относится к тому времени, когда воды Атлантики кишели пиратами, и ни одно судно не рисковало пускаться в путь по морским волнам без надлежащей охраны. Хотя и она не всегда спасала. Лихое время, лихие люди... Итак, позвольте представиться – моё имя Джеймс Бертон. Мне 25 лет от роду. Родителей своих я никогда не знал, воспитало меня Братство, на воспитание к которому я попал ещё младенцем. Я не знал иной семьи, да она и не нужна была мне. Все мои пожитки состояли из латаных штанов и не меньше их латаной рубахи, крепких башмаков и куртки, снятой мною с одного из пассажиров, того фрегата, который подвернулся нам в самом начале сезона дождей. Конечно, тогда же я получил и часть своей наживы. Да, вот незадача, в таверне, какой-то пьянчуга поднял шум и я неудачно подвернулся под пулю, выпущенную из его пистолета. В итоге все деньги ушли на то, чтобы заплатить местному лекарю, в доме у которого я и провалялся последние несколько месяцев, борясь с пустоглазой за свою никчёмную жизнь. И вот теперь мне нужна была работа. Любая... И я пришёл сюда, под крышу «Хромого Джека».
Хозяин кивком приветствовал меня. Я подсел к стойке: «Как идут дела?»
«Бог миловал, - откликнулся толстяк Робинзон (так его все называли. Было ли это его настоящим именем – никто не знал). – А ты, смотрю, встал на ноги!»
- Да, повезло ... Поможешь мне?
- Что за дело?
- Нужна работа, а сам понимаешь, хромого меня никто не возьмёт на хороший корабль, пока все здоровяки не выйдут в море... Нам, калекам ... ну, сам понимаешь.
Хозяин кивнул. Он всё понимал. Лет десять назад, ещё до того, как он обосновался в этом небольшом поселении, его хорошо потрепало в одной стычке. Тогда он лишился правого глаза и охромел. Ужасные шрамы и парализованная правая сторона тела до сих пор не позволяли ему забыть о том страшном дне, когда здоровый тридцатилетний матрос превратился в ужасного калеку. Но Братство помогло ему. Он смог открыть свою таверну, которую и назвал «Хромой Джек». Дело его пошло в гору, и ребята любили его за добрый нрав и ещё более доброе сердце. Вот и сейчас его добрая душа вновь не смогла утерпеть. Он взглядом указал мне вглубь таверны, где в полном одиночестве за маленьким столом сидел человек в чёрном плаще. «Это Дерек Кроусон. Думаю, ты слышал о нём. Ему нужен компаньон – умный и сообразительный. Поговори с ним, Джеймс», - одними губами прошептал Робинзон. Я вздрогнул, но, тем не менее, согласно кивнул. Конечно, я слышал о Кроусоне. Да и кто о нём не слышал? Это был ужас всего океана, известный под «именем» Викарий. А его небольшая эскадра, ходившая под багровыми, словно насквозь пропитанными самой кровью, парусами была известна каждому мальчишке, в каждом порту. Слава Викария гремела по всему архипелагу и далеко за его пределами. За его голову была назначена баснословная награда. Но ещё никому не удавалось поймать этого Дьявола. Многие, в самом деле, считали его самим Морским Дьяволом, ну, или как минимум, его сыном. И вот к этому человеку (человеку ли?) мне предстояло в тот момент подойти и заговорить с ним. Нарушить его одинокое молчание, его покой. При одной мысли об этом у меня кровь стыла в жилах. Но смерть от голода была ещё ужаснее.
Итак, я всё же набрался смелости и подошёл к его столу. «Простите», - едва слышно прошептал я.
Человек поднял на меня взгляд. Мне никогда прежде не доводилось разговаривать с Дереком Кроусоном. Я лишь слышал о нём, иногда мельком видел его, когда он изредка съезжал на берег (обычно он предпочитал оставаться на борту своего флагмана), но никогда прежде я не, то чтобы не заговаривал с ним, но даже не стоял в непосредственной близости от него. И вот пришлось. Сказать, что мне было страшно, значит не сказать ничего.
Я не знаю, что за дьявольская сила и мощь исходили от этого человека. Но я чувствовал их в тот момент так ярко и отчётливо, впрочем, как и всегда потом. Но вот взгляд... Тот взгляд, которым он тогда посмотрел на меня, запомнился мне на всю жизнь. После мне не раз доводилось смотреть в глаза Викарию, но именно первый его взгляд запомнился мне навсегда. Каким он был? Я не знаю, как передать это словами. В нём была вечность. Вечность и смирение, так смотрят святые с икон в церкви, так смотрят умудрённые годами и уставшие от жизни старцы, так смотрит сама смерть... Дерек Кроусон не относился ни ко вторым, ни к третьей, а уж тем более к первым. Но он смотрел так же.
Кивком он пригласил меня к столу. Я безвольно опустился на стул, напротив него. Взглядом же он выразил вопрос. Я понимал этого человека без слов, боясь услышать его голос. «Простите, что нарушил Ваше уед-д-динение, - залепетал я и, уловив нетерпение во взгляде Викария, продолжил скороговоркой. – Мне нужна работа. Я попросил помощи у Робинзона, так как знаю его, а он меня, как хорошего и надёжного друга. Он посоветовал мне поговорить с Вами...»
Викарий слушал внимательно, пристально смотря мне в лицо. Я продолжал: «Я бы мог и на другое судно пойти, но ... несколько месяцев назад со мной случилось несчастье и с тех пор я сильно хромаю. На корабль меня не возьмут, пока не останется выбора... А выбор есть всегда. И мне останется только подыхать с голоду. Мне всего двадцать пять, и я ещё хочу послужить Братству. Я люблю вольную жизнь и мне плохо на берегу, меня зовёт море». Я умолк, больше мне нечего было сказать, оставалось лишь слушать, что скажет этот молчаливый капитан, если он вообще пожелает что-то сказать. Викарий думал недолго. Удовлетворительно кивнув, он пальцем поманил к себе прислугу. Но вместо неё подошла дочь хозяина. Он вложил ей в руку увесистый кошель. Низко поклонившись, девушка тут же испарилась. Дерек поднялся из – за стола и, кивнув мне, незаметно покинул таверну через чёрный ход. Я тенью следовал за ним, не зная, куда мы идём и каков результат моих стараний. У причала нас ждала шлюпка. В ней сидел всего один человек, закутанный в плащ, как и сам капитан. Викарий ловко спрыгнул в лодку, жестом приглашая меня следовать за ним. Я подчинился. Шлюпка отвалила от причала и птицей понеслась к стоявшем на рейде кораблям с кровавыми парусами. Вскоре я с содроганием ступил на борт флагмана – красавца брига «Посланник». На палубе горело лишь несколько фонарей. Дерек, не останавливаясь, проследовал на жилую палубу. Я за ним. Когда мы спустились по узкому трапу и оказались в тёмном коридоре, он взял меня за руку. Его руки были холодны, как лёд. И в тот момент мне почудилось, будто сама смерть коснулась моей руки. Он крепко сжал моё запястье и провёл меня сквозь мрак внутренностей корабля. Здесь, на жилой палубе, находились каюты офицеров, самого капитана, а так же кают-компания. Но об этом я узнал уже позднее. В тот же вечер мы шли по коридору в полной темноте. Этот переход длился недолго. Викарий открыл дверь в довольно большое, ярко освещённое помещение, где за большим круглым столом сидели несколько человек. Стол был накрыт к ужину, но все сидели в молчании, словно ожидая кого-то или чего-то. Да, они действительно ожидали – нас. В первое мгновение я был ошеломлён и ослеплён ярким светом, но постепенно глаза мои привыкли к изменившемуся освещению. И только тут я заметил, что стою в дверях каюте совершенно один. Викария рядом со мной уже не было. Я растерянно осматривался. В то время, как все взоры были устремлены на меня. Общее замешательство вскоре было разрешено самим Викарием. Его чистый и мелодичный голос нарушил тишину: «Господа офицеры, друзья, прошу вас принять в наш круг ещё одного. Это Джеймс Бертон, о котором я Вам рассказывал прежде». Я вздрогнул, откуда он знает моё имя? Но было не до вопросов. Викарий обратился к одному из слуг, стоявших у стены: «Проводите нашего гостя в каюту моего прежнего помощника. Ознакомьте с правилами, и вещами. Новичку нужно привести себя в порядок и поесть, – потом он добавил, обращаясь ко мне. – Я позову Вас позже, а пока отдыхайте». Я вышел в сопровождении слуги, всё ещё донельзя ошарашенный всем произошедшим.
Глава 2:
С того дня и началась моя служба на «Посланнике» под началом самого ужасного и беспощадного пирата Атлантики – Дерека Кроусона, известного больше под именем Викарий. Нельзя сказать, чтобы мне была в тягость эта служба, но и нельзя сказать, чтобы она была лёгкой. В иные дни я думал, что наймись я даже чистильщиком пушек и то был бы более счастлив, чем здесь. Иногда я вспоминал о том дне, когда я думал, что смерть от голода ужаснее, чем служба на «Посланнике» и укорял себя за то, что не избрал более лёгкой участи. Нельзя сказать, что мне было плохо среди офицеров флагмана. Нет, все они были приличными настолько, насколько применимо это слово при характеристике пирата. Хотя, порой я замечал, что пираты бывают более воспитаны, нежели вельможи, а уж тем более служивые. На обоих кораблях Викария царила идеальная дисциплина и порядок, а каждое воскресение он самолично отправлял положенную по Библии службу. Матросы говорили о нём, как о строгом, но справедливом начальнике. Его уважали, хоть и побаивались офицеры. Я же, ставший его личным казначеем и помощником, боялся его больше всех прочих. Нет, он никогда не поднимал на меня руки, никогда не угрожал мне, но мог так посмотреть, что вся кровь в моих жилах становилась гуще желе, а сердце переставало биться, я задыхался от нехватки воздуха и проклинал себя на всех известных мне языках мира, за допущенную оплошность. Таким был Дерек Кроусон – пират, избравший своим долгом месть. Месть Святой Католической Церкви, а если быть более точным, одному из её орденов – Инквизиторам...
Что-то угнетало его, клонило к земле. Однажды я с огромным удивлением узнал, что Викарий был ещё очень молод – ему было всего 27 лет. Он был старше меня всего двумя годами. Но волосы его были уже сплошь седы, а в глазах жила вечная тоска. Его лицо, искажённое гримасой уныния редко посещала улыбка, а если таковое и случалось, то она скорее походила на гримасу предсмертной агонии, нежели веселья. Я прослужил под его началом ни один год, и довольно хорошо узнал его, научился предугадывать смену его настроений, желания и вопросы. Научился читать по губам и взглядам. Научился, молча сносить обиды. И терпеть его приступы уныния, когда он отказывался от пищи и денно и нощно заставлял меня сидеть у его постели и читать Евангелие или Библию или ещё что-нибудь в этом роде. Я научился всему и свыкся со всем, но так и не узнал его тайны, как не знал её никто на борту «Посланника» и «Апокалипсиса». Что заставило Дерека мстить? И как он жил до того, как взял на свою душу этот крест?
Так бы я ничего и не узнал бы и продолжил бы спокойно (ну, или не совсем спокойно) жить на «Посланнике», не случись то, чему суждено было случиться в одну тёмную, безлунную ночь.
Глава 3:
Это была тёмная ночь Кануна дня всех Святых... Ночь, когда по древнему поверью, стирается грань между миром живых и миром духов...
«Посланник» и «Апокалипсис» находились на траверзе Гаваны, когда раздалась команда – «свистать всех наверх». Топот сотен нос сотрясал межпалубные переходы и трапы. В считанные секунды команда была построена. На шканцах появился сам Викарий. Облачённый во всё чёрное, держа в руках зажженную свечу, огонёк которой едва трепетал в эту тихую, безветренную ночь, и Библию, он казался призраком... Гробовое молчание накрыло корабль, все огни были потушены и корабль лёг в дрейф. Только сейчас я заметил, по правому борту тёмную громаду второго корабля. Там на шкафуте так же выстроилась вся команда, а офицеры и капитан стояли на шканцах. Все ждали чего-то... А потом в этой замогильной тишине зазвучал сильный и звучный голос Викария. Этот голос мне не забыть никогда, он был подобен солнечному лучу, взрезающему пыльную темноту склепа; звону хрустального бокала, разлетающегося на миллиарды мельчайших частиц при ударе о пол; крику, с которым смертельно раненый орёл камнем падает с поднебесья... Была в нём и боль безграничной скорби, и сожаление о собственном бессилии и всепоглощающая ненависть к врагам, к тем, кому когда-то Викарий поклялся отомстить...
«Друзья! Братья! Джентльмены Удачи! Я благодарен всем вам за вашу поддержку и готовность пролить кровь и отдать жизнь во имя священной клятвы, которой повязан ваш капитан. Вы верно служили под флагом Братства много лет и вот теперь я рад сказать вам – время пришло. Пора исполнить данную клятву и отомстить тем, кто посмел жестокостью изуродовать лицо мира! И да поможет нам Святой Джек! ... Во имя мести!» - таковыми были слова Викария. И в тот же миг вся многоголосая и разношёрстая толпа пиратов взревела: «Во имя мести!!!»
Что тут началось. Словно бы следуя заранее разработанному и тщательно отрепетированному сценарию, матросы и офицеры занимали свои позиции. Канониры распоряжались на пушечной палубе, доктора готовили лазареты, мастера по парусам отдавали команды кошкам ... Всё пришло в движение – громады кораблей ожили и быстрее ветра понеслись к своей цели – Гаване.
В ту ночь никто не ждал нападения. В ту ночь всё было тихо в городе и в порту. Но два ночных призрака, явившиеся словно бы из самой Преисподни, нарушили мир и покой на берегу. Дальнобойные угонные пушки без промаха били по форту. И не успел ещё гарнизон опомниться и достойно ответить, как внешнее кольцо укреплений уже было сметено напрочь. Через четверть часа та же участь постигла и второе кольцо. Трупы двух третий гарнизона ковром устлали руины. И алые реки струились по камням. На рассвете форт пал. Пал и город. Обезумевшие от ярости берсеркеры резали всех без разбора. Будь то мужчина или старик или же женщина или ребёнок. Любого, кто вставал у них на пути и пытался оказать им хоть малейшее сопротивление они беспощадно отправляли в лучшие миры, где праведников, каковыми жители себя с читали, ожидала земля обетованная и жизнь райская. Выживших согнали в церковь и заперли в ней. Среди пленников предстояло ещё сделать «прополку», оставить в живых лишь тех, за кого можно было получить выкуп и женщин, с которыми можно было поразвлечься...
Этим занималась команда «Апокалипсиса», под предводительством своего жесткого до безумия капитана – Гордона Велкона. «Посланник» же сосредоточил своё внимание на форте. Последнее – третье – кольцо обороны всё ещё держалось. Храбрый комендант, понимая, что отступать уже некуда и город уже занят врагом, вознамерился отдать свою жизнь подороже. К тому же он знал, что в казематах под фортом сокрыты несметные богатства – серебро, свезённое сюда со всех испанских колоний в ожидании Серебряного Флота. Но и это было не всё. На свою беду, или счастье он прекрасно знал, что не только серебро и пленники были нужны тем, кто явился сюда в эту ночь. Комендант узнал очертания кораблей, напавших на город. Он знал о той клятве, которую возложил на себя Викарий и понимал, что пробил час исполнить её. Знал он и то, что помешать этому он уже ни в силах... Знали об этом и те полтора десятка молодцов, что ещё оставались рядом с ним. Остальные были либо тяжело ранены, либо убиты...
Четырьмя днями ранее...
Величественный фрегат «Сан – Фелипе» гордо входил в порт Гаваны – одного из богатейших центров испанских колоний в Новом Свете. Едва фрегат стал на якорь. Как с его борта спустили шлюпку. В которой на берег прибыли высокие гости – его Святейшество архиепископ Каталонский – глава ордена Инквизиторов – отец Антонио и его помощник – отец Пауло. На пристани, прибывающих встречал сам губернатор, и его, разодетая в пух-и-прах свита. Конечно же, здесь присутствовали и богачи города, и комендант форта. Не обошлось и без толпы зевак...
Когда отец Антонио ступил на брусчатку пристани, один из зевак шепнул другому: «Час пробил – душегуб в наших руках». Тот в ответ лишь сдержанно кивнул...
... Десант с «Посланника» был высажен в считанные минуты, под чётким и грамотным артиллерийским прикрытием... Потом наступила тишина, всегда предшествовавшая, в такие моменты, бою. Последнему бою. Комендант замер в напряжённом ожидании, готовясь встретить удар с любой стороны. Замерли и его солдаты.
А потом они вдруг услышали голоса. Чистые и возвышенные, как по воскресениям в церкви. Они пели в унисон, старательно выводя слова:
«Господь Всемогущий нас сохранит
От боли и смерти...
От боли и смерти...
Господь всемогущий нас защитит
Вы только поверьте...
Вы только поверьте...
А жизнь наша – дождь,
Что вечно не сможет идти
Над бренной землёю...
Над бренной землёю...
Господь Всемогущий нас сохранит
От смерти и боли...
От смерти и боли...»
А потом из-за руин раздались выстрелы. Заранее намеченными целями были люди. Командор видел, как в сером рассветном тумане, один за другим умирали солдаты, отвлечённые песней и растерянные. Солдаты, до последнего пытавшиеся защитить этот форт и этот город. Когда не осталось никого, кроме него, он вдруг увидел, что со всех сторон окружён людьми в чёрных плащах – личной гвардией Викария. Навстречу ему выступил сам капитан. Направив дуло пистолета в лицо коменданту, он спросил: «Где эта помойная крыса?»
«И ради этого вы сожгли и разорили этот форт и этот город!? Перебили стольких людей!?» - ответил комендант.
- Отвечайте, где же он!?
- Он отплыл вчера вечером в Санта-Каталину! Вы опоздали!
Пират резким движением направил дуло пистолета несколько ниже и без раздумий спустил курок. Пуля смертельно ранила коменданта, пробив печень и застряв где-то в брюшине. Его ждала медленная и мучительная смерть. Викарий молча переступил через упавшего к его ногам человека и спокойно отдал приказ своим людям: «Обыщите здесь всё! Эта чёртова крыса где-то здесь! Помните, он нужен мне живым!!!» Матросы повиновались...
Викарий тоже не терял времени напрасно. «Джеймс! – окликнул он меня. – Вы пойдёте со мной. Нужно кое – что проверить!» Я кивнул. Мы прошли в небольшое караульное помещение. Викарий жестом попросил меня помочь ему сдвинуть с места тяжёлый стол. Затем, присев на корточки, он стал водить ножом по контуру одной из плит пола. Вскоре Викарий обнаружил некий скрытый механизм, открывший нам вход в подземелье. Я хотел что-то спросить, но он, приложив палец к губам, призвал меня к молчанию. Захватив с собой свечи и огниво, мы осторожно спустились в мрачное и сырое подземелье. Наши шаги были едва слышны, но мне казалось, что их грохот слышен даже снаружи. Сердце моё бешено колотилось, и было готово выскочить из груди. Я не знал, куда и зачем мы идём. Я не знал, кого мы здесь ищем. Кого Викарий называл крысой при разговоре с комендантом?! За свою жизнь я повидал немало, но впервые за всё время было не то чтобы страшно. Но как-то неуютно. Меня смущала неизвестность и таинственность нынешних поступков моего капитана. Что за месть влекла его?
Мои размышления были прерваны самым неожиданным образом. За очередным поворотом нас встретил человек. Он был одет в пурпурную, расшитую золотом мантию. Его гордая осанка и надменный взгляд выдавали человека, привыкшего властвовать и повелевать. В руках он держал Библию.
Викарий остановился в нескольких шагах от этого незнакомца и, криво усмехнувшись, сказал: «Ну, вот и свиделись, ... Ваше Святейшество». При этих словах капитан пиратов сделал полупоклон. Незнакомец продолжал молчать. Тогда продолжил говорить Викарий:
«Что же Вы молчите? Или же убийце нечего сказать в своё оправдание?»
- Я вижу здесь только одного убийцу. Вас... Вы, а не я разграбили этот город и усеяли руины форта трупами храбрецов. Вы, а не я подло напали на жителей ночью. Трус! – жёстко и с явной ненавистью в голосе произнёс Его Святейшество.
- Но Вы и только Вы были виной всему этому. Из-за Вас я пришёл в этот город, и стёр его с лица земли. Моя месть свята, ибо я мщу за правое дело.
- Не Богохульствуй, подонок!
- Мне нет дело до твоих слов, старик – капитан выхватил пистолет и направил дуло на Его Святейшество. Тот остался совершенно спокоен. Ни единой эмоции не отразилось на его лице. А капитан тем временем продолжил:
- Проси прощения, мерзкий ублюдок!
- За что? За то, что благодаря мне в мире стало чуть меньше подлых выродков и шлюх?
- Моли своего Бога о милости, старик. Может быть, он услышит тебя...
Его Святейшество лишь криво усмехнулся. Его взгляд был направлен куда-то в сторону. Проследив за его взглядом, я увидел, что позади нас стоит монах, в чёрной рясе и с золотым крестом на шее. В руках он держал пистолет, дуло которого было направлено на Дерека... Я не успел помешать... не успел даже предупредить его. Два выстрела прогремели один за другим... Негромко охнув, первым на каменные плиты каземата опустился незнакомец в кровавой рясе. Я, стоя поодаль, в тени, видел, как покачнулся Викарий. Он обернулся к монаху, поднял двуствольный пистолет, разрядить который он успел лишь наполовину, и выстрелил, не целясь. Монах, не ожидавший, видимо, такого поворота событий, стоял спокойно и представлял собой превосходную мишень. Он умер мгновенно – пуля капитана попала бедняге точно промеж глаз...
«Ну, вот и всё – свершилась месть, - тихо промолвил капитан пиратов, а потом добавил, обращаясь ко мне. – Пойдёмте, Джеймс. Нам здесь больше нечего делать». И, не глядя на меня, он двинулся к выходу из казематов. Я последовал за ним. Позади мы оставили два трупа, лежащие в лужах собственной крови на ледяных, как и их тела, плитах каземата.
Когда мы поднялись наверх и вышли из караулки, солнце уже осветило своими ласковыми, тёплыми лучами воды океана. Я огляделся, город и форт лежали в руинах, где-то недалеко занимался пожар. По приказу Викария город выжигали дотла. Я поёжился – было неуютно смотреть на все то, что ещё несколько часов назад было прекрасным цветущим городом. Но, в сущности, мне было плевать... Я посмотрел на Дерека – он стоял, запрокинув голову и глядя на солнце. Он часто так делал на борту корабля. Он любил солнце и улыбался ему гораздо чаще, чем кому бы то ни было из людей...
Я уже начал надеяться, что всё обошлось, что монах, стрелявший в капитана, промахнулся, как вдруг Викарий, пошатнувшись, подломил колени и тряпичной куклой начал оседать на землю. Я бросился к нему и успел его поддержать, прежде чем он рухнул на землю. И только сейчас я заметил, как посерело лицо капитана, резко обозначились черты его лица, ввалились щёки. С полуоткрытых губ едва срывалось дыхание. Я почувствовал, как что-то тёплое течёт по моим рукам и с ужасом понял, что это кровь. Викарий был ранен...
Глава 4.
Он лежал в своей каюте, на наспех застеленной постели. Оба лекаря несколько часов пытались спасти жизнь капитана, но так ничего и не смогли сделать. Старший из них, склонившись к моему уху, тихо прошептал: «Капитан умрёт через несколько часов от внутреннего кровотечения. Мы бессильны спасти его». Лучше бы он молчал...
Дерек был в сознании, когда я вошёл в его каюту. Кроме него здесь больше никого не было. Он потребовал от докторов сказать ему правду, и они повиновались. Теперь же, последние часы своей жизни он хотел провести почти в одиночестве. Лишь я один должен был находиться при нём. По его требованию «Посланник» вышел в открытое море. Капитан хотел умереть вдали от берега.
Когда все распоряжения были отданы, я написал под его диктовку завещание, которое он подписал слабеющей рукой. Запечатав конверт его печатью, я оставил бумаги в ящике стола. Они должны были быть вскрыты после смерти Викария, всего-то через пару часов. Мне стало жутко от той холодности и спокойствия, с которым капитан смотрел в лицо смерти. Видимо, он это заметил.
«Ты считаешь меня чудовищем?!» - его голос был тих, как шелест осенней листвы.
«Нет. Для меня честь служить под Вашей командой!» - ответил я без колебаний.
- Тогда прошу, останься со мной до конца... – он протянул мне руку.
Я сел в кресло у его постели и крепко сжал его холодеющую ладонь в своих. Несколько минут прошли в глубоком молчании. Потом Викарий снова заговорил. Я ждал, что он попросит меня прочесть что-нибудь из Библии или Евангелия, как то бывало прежде, в минуты его глубочайшего отчаяния. Но я ошибся... Он снова удивил меня. С его губ, вместе с предсмертным хрипом, слетали совсем иные слова. Глядя куда-то мимо – за грань этого мира – он рассказал мне самую прекрасную историю из всех, которые мне когда – либо доводилось слышать. И прелесть её была в том, что эта история была не выдумкой, а самой настоящей, жестокой и прекрасной в своей жестокости реальностью...
«... Эта история произошла несколько лет назад. В Гавану, прибыл новый священнослужитель – отец Доминик. Вместе с ним с корабля на берег сошла прекрасная девушка – его воспитанница. Дочь его безвременно скончавшегося брата. Отец Доминик не смог отказать в исполнении последней воли своего любимого брата и заботился о его единственной дочери. Девушка была воспитана в строгости церковных догм и являла собой образец послушания и смирения. А, кроме того – красоты. Им отвели домик на окраине городка, где стояла старинная каменная церковь. Многие женихи сватались к красавице Эветте – так звали воспитанницу отца Доминика – но всем она отказывала, стремясь сохранить честь для того единственного, которого изберёт сама. Поговаривали, что её возлюбленный остался далеко, за океаном – в Старом Свете. Но мало кто верил этим сплетням – ни единого письма не написала она и ни единого не пришло ей...
Отец Доминик не беспокоился за свою воспитанницу, находя её отказы благочестивыми. Но однажды он заметил, что Эветта странным образом переменилась – стала более задумчивой, всё чаще вздыхала она за работой, и на её прекрасное личико набегала тень. Однажды вечером, решившись, падре задал ей вопрос, мучавший его ни один день: «Дочь моя, кто же тот счастливец, что покорил–таки твоё сердце?»
«Что Вы, отче, такого ещё не сыскалось», - ответила девушка, смутившись.
- Ну, ну, не стоит скрывать этого от меня. Я люблю тебя, как собственную дочь и соглашусь с любым твоим решением. Если твой избранник благочестив душою, не имеет значения, сколько монет в его кошельке, ибо Господь тоже был беден и не видел в том греха.
- Уверяю Вас, отец, моё сердце по-прежнему свободно от мирской любви и открыто Господу.
- Что ж, будь, по-твоему...
Ночь спустилась на тихий городок. Бесшумны шаги человека, осторожно ступающего по песчаной отмели на берегу океана. Его сильные руки и горделивая осанка выдают в нём командира, а уверенная походка – бывалого моряка. Его одежда состоит из дорогих брюк и рубашки, расшитого камзола и сапог из мягкой кожи. Его чёрные волосы рассыпались по плечам. Шляпу он держал в руке. Другая рука покоилась на искусно отделанном драгоценными камнями эфесе длинной шпаги. За пояс были заткнуты пара пистолетов. Любой, увидевший его, без малейшего сомнения, узнал бы в нём пирата. Мало того, он узнал бы одного из главарей берегового Братства – коварного и безжалостного, мстительного, но справедливого – Реймода Кроусона, известного под «именем» - Посланник Сатаны...
Реймонд был здесь – на этом песчаном пляже – не один. В тени раскидистых пальм его ждала хрупкая девушка – девушка, ради которой он, рискуя всем, жил на этом берегу столь долго, что уже потерял счёт дням и ночам. Он жаждал лишь одного – быть с нею. «Эветта, - тихо позвал он. – Это ты?»
«Да, любовь моя!», - так же тихо ответила она.
- Твой голос дрожит, что-то случилось?
- Случилось, любимый. Мы больше не сможем видеться, мой отец что-то заподозрил...
- Эветта, не видеть тебя, для меня нет страшнее наказания.
- Любимый, ты рискуешь всем. Я страшусь мысли, что тебя могут поймать. Беги прочь отсюда – спасайся.
- Я не смогу жить без тебя... Бежим со мной. Я умоляю, - при последних своих словах, пират рухнул перед ней на колени и исступленно принялся целовать её руки.
- Оставь ... те...
- Ты больше не любишь меня?
- Я люблю тебя, как и прежде и лишь потому ...
- ...прогоняешь меня...
- Пытаюсь спасти...
- Бежим со мной...
- Хорошо.
- О, Небо, благословенно будь, ты согласилась...
- Да. Потому что не смогу жить без тебя, - девушка опустилась на песок рядом со своим возлюбленным и вдруг разрыдалась.
- Умоляю, не плач...
- Хорошо, - она оттёрла слёзы и постаралась улыбнуться.
- Когда мы свидимся снова?
- Когда придёт корабль...
- Он будет здесь завтра в полночь... Ты придёшь?
- Да. Но теперь мне пора...
- Помни: я люблю тебя, больше жизни...
- И я тебя...
Едва ли ни бегом девушка вернулась в город. А он всё ещё сидел на песчаном пляже. Он думал о будущем, о том, что завтра ночью она станет его, и они всегда будут вместе.
Но, как говорят, на всё воля Божья. И никто не знал, что за жестокость проснулась в душе Господа в тот раз, но он пожелал вмешаться в планы возлюбленных...
Вот и полночь, вот и берег... Но никто не пришёл. И не было корабля, и не было Его. То ли шторм задержал корабль в пути, то ли команда подняла бунт, но корабль не пришёл. А самое страшное, что исчез Он... Эветта всю ночь просидела на берегу, ожидая Его, но никто так и не пришёл... А под утро, когда она заплаканная вернулась домой, по городку уже гремела весть – «Реймонд Кроусон – Посланник Сатаны – попал в плен к испанцам!» Солдаты арестовали его ночью, когда он один в волнении бродил по пляжу, недалеко от города. Никто не знал, что он делал здесь в одиночестве, никто, кроме Эветты...
Реймонд попал в руки Инквизиторов, которые судили его за дьяволопоклоничество и казнь священнослужителей. Он, конечно же, всё отрицал. Ни ужасные пытки, ни угрозы, ни истязания, не сломили воли гордеца... Тогда за дело взялись власти города, их суд был коротким – смерть пирату через повешение. И тут разгорелся спор – как казнить Посланника Сатаны? Инквизиторы настаивали на сожжении, а комендант форта – на повешении. Всё это отсрочивало казнь и давало Реймонду призрачную надежду на спасение – он всё ещё верил, что Братство поможет ему, как помогало уже ни раз...
Вне себя от горя – Эветта металась по дому уже неделю, с тех пор, как в руки испанцев попал её жених. Наконец, ни в силах более страдать, она бросилась отцу в ноги с мольбой о помощи: «Отче, умоляю о помощи. О милосердии!» «О чём ты просишь, дочь моя?» - не понял старик.
- Отче, я знаю, ты имеешь власть – помоги освободить из тюрьмы Реймонда...
- Реймонда?! Того пирата и еретика, что попал в наши руки неделей ранее???
- Да...
- Неужто, это он заставил твоё сердце биться чаще?..
- Да, отче, это так...
- О, горе мне! Господь Милосердный, чем же я прогневал тебя, коли моя дочь... Моя единственная и любимая дочь полюбила еретика и пирата...
- Отец!..
- Нет, тебе прощения, заблудшая овца. Ты не дочь мне отныне! Тебя ждёт казнь, ты опозорила меня и своих родителей! О, горе мне! О, горе...
Сыро и холодно в казематах. Жёстко лежать на каменных плитах камеры. Мучительна боль, сжигающая его тело, но ещё более мучительны страдания души. Мучительно осознание, что его предали, и что сам он кого-то предал. Он не смог защитить любимую девушку, не смог спасти её от тех мук, что причинили ей «испанский сапог» , пытки верёвкой и водой... Она лежала, положив голову ему на колени... Казалось, она спала, а он боялся и одновременно надеялся, что сон этот вечный... Реймонд поднял взор и посмотрел в узкое, забранное решёткой, тюремное окно – закат догорал, словно бы кровью залило полнеба... Он смутно различил стук деревянных молотков – там, в порту, сооружали виселицу, на которой их и вздёрнут, завтра поутру... Наверное, вздёрнут, для чего же ещё сооружать помост?!
Он осторожно перебирал волосы своей возлюбленной, когда она открыла глаза и посмотрела на него. «Реймонд», - тихо прошептали её губы. Он наклонился и осторожно поцеловал её. «Прости», - прошептал он.
- Здесь нет твоей вины, я лишь пыталась...
- Ш-ш-ш... Неважно. Нас ждёт смерть, и я не желаю тратить последние минуты нашей жизни на пустые объяснения...
- Нас сожгут заживо, как еретиков?
- Или же повесят, как пиратов...
- Господь Милосердный...
- Ты жалеешь о том, ... что была со мной?
- Я жалею лишь о том, что мы будем разлучены после смерти, ибо мы так и не повенчались...
- Я не верю в это! Если Господь столь милосерден, почему же он обрёк нас на столь ужасный конец? И разве угодно было бы доброму Богу смотреть на все те ужасы пыток, которым подвергают инквизиторы своих жертв? Я не желаю верить, в это...
Она не успела ответить, на лестнице послышались шаги. «Я тебя никому не отдам!» - тихо прошептал Реймонд дрожащей, как осиновый лист, девушке. Но это оказался сам отец Доминик. Когда, сопровождавший его страж удалился, он произнёс: «Заблудшие души, я призван обратить вас к истинному свету Церкви. Я буду находиться подле вас до рассвета, до самого момента вашей казни. И читать святое Евангелие. Молитесь вместе со мной, и может быть, Господь смилостивится над вами!»
«Нам ни к чему молитвы лживому и жестокому Богу!» - гордо ответил Реймонд.
«Мы желаем говорить лишь друг с другом, а не с Богом!» - так же гордо отвечала Эветта.
Тогда священник, с лицом, искажённым глубочайшим раскаянием и ужаснейшей душевной мукой, приблизился к прутьям камеры. Тусклым, дрожащим голосом он прошептал: «Дочь моя, я всегда любил тебя больше всех. И теперь я молю тебя простить мне мою ужаснейшую ошибку... Мне жаль, что тогда, я не поступил так, как велело мне моё сердце. Теперь же, уже поздно, что-то изменить. А посему, я могу лишь поклясться в одном: я исполню любую твою предсмертную волю!» Девушка в ответ тихо произнесла: «Отец, властью данной тебе Господом, повенчай нас!»
«Что ж, да будет так!» - отвечал старик, раскрывая молитвенник на нужной странице...
В ту ночь стражи караула были поражены, что вместо привычных псалмов в казематах звучали венчальные тексты... А когда стих голос отца Доминика, произнесший последние слова обряда: «Властью данной мне Всевышним, я объявляю вас мужем и женой!», Реймонд нежно обнял свою возлюбленную и их губы слились в поцелуи. Священник оставил их. Выйдя из казематов, он направился к одиноко высившейся над городом громаде церкви. Запершись в старинном, каменном строении, он беспрестанно читал молитвы, прося Господа проявить милосердие к двум любящим душам, что вскоре должны были предстать пред очи Творца.
Это была только их ночь – ночь, когда сквозь слёзы звучал смех; ночь, когда они говорили и мечтали; ночь, в которой были только двое – Реймонд и Эветта...
Но едва кровью окрасился восток, как по лестнице загрохотали тяжёлые солдатские сапоги – пришло время казни...
Солдаты хотели выволочь осужденных из камеры, но Реймонд величественным жестом отстранил их, сказав лишь: «Дозвольте нам самим идти навстречу смерти!» И было в его глазах нечто, что заставило повиноваться солдат. Казалось, потребуй он в то мгновенье отпустить его, они бы подчинились...
Толпа, собравшаяся на пристани, в серой промозглости туманного утра была поражена открывшимся ей, никогда ни прежде, ни после, невиданным ею зрелищем. По главной улице, от ворот тюрьмы, под усиленным конвоем, к эшафоту, навстречу смерти, гордо шли двое – муж и жена – Реймонд и Эветта...
Они шли, держась за руки, будто бы и ни на смерть вовсе. И в этом их бесстрашии и красоте было столько неземного величия, что будто повинуясь негласному приказу, смолкли голоса в толпе, и люди склоняли пред ними головы... Когда же они взошли на помост и палач зачитал приговор, люди стали недоумённо оглядываться, в поисках священника, но его нигде не было... Реймонд властно вскинул руку и произнёс: «Не ищите служителя вашей веры, ибо нам не нужны молитвы ложным богам!» Ошарашенный палач и толпа смотрели на пирата во все глаза, не зная, как им поступить, а он продолжил: «Сегодня вы осудили на смерть меня и мою жену, завтра осудят на смерть вас. И тот из вас, кто успеет умереть прежде, будет счастливее тех, кто будет служить о нём заупокойные молитвы!»
С этими словами, он привлёк к себе Эветту и поцеловал её... Никто не смог и глазом моргнуть, лишь некоторые заметили две вспышки, то были блики лучей, едва взошедшего солнца; блики на лезвиях остро заточенных, обоюдоострых кинжалов, которыми Реймонд и Эветта одновременно пронзили друг другу сердца, сжав друг друга в крепких объятиях...
Их тела ещё не успели остыть, как громовой взрыв раздался над городом – обрушились стены старинной каменной церкви и руины её захлестнули безжалостные языки алого пламени... В огне погиб и сам отец Доминик – человек, попытавшийся исправить свою ошибку ...»
Викарий вдруг смолк, на его губах появилась кровавая пена. Но в его глазах я видел неземное спокойствие и благоговение... «Брат, я иду...» - это были его последние слова...
Я почувствовал, как капитан с силой сжал мою руку...
А потом словно ветер прошелестел по каюте, я услышал звук разбитого стекла, оглянувшись, увидел, что высокое створчатое окно каюты разбито... в тот же миг я осознал, что рука капитана мертвенно холодна и безжизненна... Дерек Кроусон – самый отчаянный и беспощадный пират Атлантики, известный под «именем» Викарий – покинул сей бренный мир...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Мне довелось ещё ни один год прослужить на разных кораблях; под командой разных капитанов; многое повидать и пережить, но я так и не смог забыть капитана Дерека Кроусона и всего того, что пережил и что услышал на борту «Посланника»...