Соне.
Ничто из того, что мы видим не является тем, что мы видим. Это делает символы действительно многозначными. Однако эта многозначность не позволяет передать ни одногозначения полностью.
Философ, который мог бы жить.
За окном шел бесконечный дождь. Казалось, что этот бескрайний серый поток одинаковых, словно клонированных капель разрушил все светлое и нежное, что было когда-то на свете. Холодные потоки размыли само понятие времени, нивелировав его до чего-то далекого и абстрактного. Они сузили границы пространства настолько, что я задыхался от душевной клаустрофобии.
Почему весь этот год в этом сером городе непрерывно идет дождь? Я не знаю… Я сижу в кресле, закрыв глаза… Усталость нависла надо мной бесконечным грузом бессилия. С тех пор, как на грязную землю этого города упали первые капли бесконечного ливня, усталость стала моим постоянным спутником. Тяжесть во всем теле и холодная апатия… Защитные силы моей души уничтожены с корнем, разрушены, и я чувствую, как бесконечность дождя проникает в меня, оставляя на месте моей личности лишь холодную сырость и сосущую, бескрайнюю пустоту с рваными дырами.
Я пытался бороться с усталостью… Да, я сдался далеко не сразу: пил витамины, записался в тренажерный зал… Ничего не помогало: бесконечный дождь каждый день продолжал забирать у меня мои жизненные силы, я становился все слабее и слабее, а ливень рос и рос…
Прошел год. Целый год… слившийся в мерзкое мгновение безвременной апатии. Сейчас я уже почти не выхожу из дома. Я больше не могу смотреть фильмы или читать книги… Пустые образы искусства погружают меня в мучительный сон, полный невысказанной боли.
Now or never – формируется в голове неожиданный образ. И почти бессознательно я решаюсь, еще не представляя, на что. Только чистая решительность без объекта применения, вырвавшавсяя откуда-то из глубин, до которых еще не добралось мое бессилие.
Медленно, точно преодолевая гравитацию как минимум Юпитера, я поднимаюсь с кресла. Кровь черной бездной приливает к голове, и несколько секунды я чувствую только тяжесть этого черного карнавала в моих глазах.
- Я должен… сделать, - шепчу я холодными губами, пытаясь произвести хоть какое-то движение в застывшем воздухе одинокой комнаты. Собирая последний остаток разрушающейся воли, я встаю и начинаю одеваться. Точнее, это не я - мое тело привычными жестами застегивает холодные бляжки на штанах, натягивает джемпер… А я… Я плаваю где-то неподалеку в неведомом пространстве, в котором есть только пустота, тьма и дождь. Не думая ни о чем и ощущая себя кем-то посторонним в собственном теле, я открываю дверь, ведущую во тьму подъезда. Не потрудившись запереть ее за собой, я медленно начинаю спускаться по холодным ступеням.
Одна за одной. Одна за одной… Холодные, грязные ступени скрываются за моей спиной, а прямо передо мной появляются еще одна… И еще одна… И еще одна… Похожие друг на друга, словно безликие тени они уходят в прошлое. Так я спускаюсь вниз с пятого этажа. Лишь серый свет затученного неба ведет меня сквозь первородную тьму бесконечной пещеры подъезда.
Одна за одной, одна за одной… Ступени уходят в прошлое, погружая меня в транс.
Я привычно спустил ногу и вздрогнул, когда она достигла пола раньше, чем ей следовало – ступени кончились. Я распахиваю холодную железную дверь подъезда. Передо мной – тысячи тысяч безликих струй. Шум дождя вблизи звучит в сотни раз громче. Мне хочется заснуть. Прямо здесь. Прямо сейчас. Заснуть и исчезнуть. Заснуть и раствориться, как капля краски в бесконечности штормового моря. Но я делаю шаг, и струи дождя окутывают меня холодом. Я делаю еще шаг, ловлю ритм ходьбы, точно заводя мотор на морозе, и отправляюсь куда-то сквозь дождливый туман.
Мне холодно. Но меня это не волнует. Мороз распространяется по телу… Я не чувствую пальцев рук и ног…
Я просто иду и иду. Размытое время не может сказать мне, сколько это продолжалось. Лишь холод окутывал меня, и его смертельная нежность дарила мне забвение. Я стал частью дождя, мои мысли и чувства смывались бесцветными струями и уносились бесцветными струями, пропитывая почву.
Зачем я тут? Почему я – часть дождя? Забери меня! Забери меня!
На меня с новой силой наваливается усталость и я сажусь на мокрую землю, прислонившись к твердой, холодной березе. Я закрываю глаза и отдаюсь биению ливня… Холодный сон и забытье… Когда я проснусь, то забуду все это, по крайней мере я надеюсь, что забуду.
II
Эй, вставай, ты чего под березой расселся? – раздается из тьмы.
Я открываю глаза. Сквозь пелену дождя я вижу силуэт девушки. Вижу ясно и четко. Это разрушает мертвую гармонию падающей воды. Ее волосы свисают мокрыми прядями, с носа одна за одной падают капли… Ее лицо… Такое свежее и чистое, точно пронизанное каким-то неведомым сиянием, которого не должно бы быть в этом дождливом мире. Я на секунду задерживаю дыхание.
Борясь со своей усталостью, я произношу почти шепотом:
- Я устал…
- Неужели? – говорить она.
- Уходи… - шепчу я, пытаясь защитить это нежное создание от струй дождя, хлестающих ее по лицу, - ты промокнешь…
- В смысле промокну? - непонимающе хлопнув ресницами, удивляется она.
- Дождь идет, - шепчу я.
- Какой дождь? Ты что, таблеток наглотался?
Она смотрит на затянутое беспросветной черной бездной облаков небо и говорит:
- Середина июля, солнышко припекает, какой еще дождь тебе причудился?
Я молчу. Я не знаю, что сказать.
- Тебе плохо? Помочь тебе? – спрашивает она.
- Нет, уходи, пожалуйста, - отвечаю я.
- Точно все в порядке? – она испытующе смотрит мне в глаза.
- Да, - говорю я.
- Ну хорошо, - и она растворяется в темной пелене.
Либо этого дождя не существует и его вижу только я, он порождение моей боли, моего страдания, моего безумия… Либо он льет бесконечно, но другие его не видят, только я… В принципе, для меня нет разницы…
Я смотрю на черное небо, пытаясь разглядеть июньское солнце. Все, что я вижу – это смерть и тьма…
Надеюсь, я все же безумец…
Святослав Леонтьев.