"Другой"... (14)
Дима серьезно раскрутился в девяностых. Недвижимость – небольшая часть его бизнес империи. Кода появился я – этого направления еще не было. Пришел как наемник, со временем стал вторым человеком в компании. Но мы росли, развивались, появились новые люди, неплохие были, и талантливые и трудолюбивые, но мне то, что до них? Ведь я пришел раньше. Так, слегка стали теснить, но у меня уже были свои планы. Уже знал, чем хочу, и буду заниматься. Записался на прием к Дим-Димычу. У меня был идеальный «бизнес план» (Правда тогда мы с ним серьезно пролетели - первый блин… Зато потом…) Димон, или кто-то другой, тогда было все равно. Но зная мою хватку, он думал не долго. И началось, и закрутилось. Это мое направление, сам пробил, выстрадал, построил. Никого Дима не брал в долю, но меня взял, чем-то понравился. Моя только четверть, но мне хватало.
Ему тогда исполнилось тридцать семь. Второй раз, он пригласил меня на свой день рождения. Конечно, мне это льстило. Что же я подарил? Сейчас и не вспомню.
Всегда отмечал дома. У него большой дом за городом, гостей собралось человек сто, потом бывало и больше.
Маша – младшая сестра, разница у них пятнадцать лет, есть еще средняя – Лида, она у него любимая. Лида добрая, ветреная девушка, вышла замуж за военного, родила девочку, и ушла к другому, потом еще к одному, и еще… Наверное, сама уже не помнит сколько их было. Дима жалел ее, подсовывал богатых женихов, но она долго с ними не могла. У нее патологическое влечение ко всяким неформатным личностям, преимущественно подонкам и отбросам общества, с ними кстати, она тоже долго не выдерживала… Как-то Дима говорит:
- Глеб, приглядись к моей Лидочке…
- Я ей не понравлюсь, - говорю. - У меня даже судимости нету.
- Дело поправимое…
Маша только закончила учебу, училась в Москве, этим летом вернулась в Питер. Она жила с родителями в центре города, а Лида с братом и его семьей. Так удобней, ее дочка и дети Димы примерно одного возраста. В школу не ходили, их учила гувернантка.
Машу заметил сразу. Высокая сероглазая блондинка, выделялась красотой даже среди юных модельных девочек, спутниц друзей и деловых партнеров Дим-Димыча. Мужики, почти все «прошлогодние», а девочки все новые.
Я не знал ее. «Очередная однодневка, думает, схватила удачу за задницу. Куда они потом деваются? Где тебя искать через год девочка – Архангельск, Красноярск, поселок «Северный»?»
Весь вечер смотрела на меня. Я демонстративно не замечал, но следил все время, высматривал, с кем она? «Ну, покажись, толстячок». Я бы не подошел к ней. В том году приударил за одной, потом был неприятный разговор с Димой. Аргументы, более чем… Босс прав - все эти люди, так или иначе, связаны с криминалом, зачем играть с огнем?
Она подошла сама:
- Можно сесть рядом?
Подвинул стул, и повернулся к соседу справа.
- Бах!Бах!.. - возбужденно орал пьяный сосед, здоровяку, что напротив. У обоих кисти синие от татуировок (уже позже, познакомился со здоровым – не глупый, начитанный оказался, занимался пельменями – даже получалось) – Мимо! Мимо... А эти шмалят!.. Выстрел – утка, выстрел – утка! Не понял! Да шож такое?!
Сосед вдруг замолчал, повернул ко мне голову. Стал рассматривать. Внимательно. Я улыбнулся, смущенно, опустил взгляд, повернулся к девушке. А она на меня в упор, не моргала даже. Передо мной тарелка, в ней что-то лежало; взял нож сосредоточенно разрезал, это «что-то», на мелкие кусочки.
Сосед опять, закричал, но я уже не смотрел на него: придумал куда деться: у меня в тарелке спасительное нечто.
- Будете, это есть?
- А что?
- Знаете, что это?
- Трюфель?
- Нет. Но, если с философской точки зрения…
- И что же это, по-вашему?
- Сигара. Я видела, она упала, в грибной соус… Видите, вот эта твороженная масса?.. Ее курил, вон тот симпатичный парень… Видите танцует с курносой дурнушкой в парике?
- Вы про того толстяка и милую девушку, со славным носиком и прекрасной фигурой?
- Но она в парике, с этим согласны?
- Ну и что?
- У меня волосы свои, видите, какие шелковые.
- Да? А похоже на парик.
- Чего же не идите свой трюфель? Кушайте! Это вкусно…
- С вами поделиться?
- Спасибо. У меня аллергия…
Получилось шесть кусочков. Ну что, думаю, есть или?.. Если бы не этот вызов в ее глазах, нет – отступать было нельзя.
Хотел проглотить сразу два, не вышло, поперхнулся, пришлось долго пережевывать. На девушку старался не смотреть, чтобы не вырвало. У нее лицо, будто жует она, а не я.
- Ну как?
- Повар – свинья. Недоперчил. Лимонад подайте, пожалуйста…
- В горлышке першит?
- Просто, хочется пить.
- Возьмите сами.
- Что с Вами? Уже догадались, что не в моем вкусе?
- Вот как?
- Вас как зовут?
- Вы неприятный тип.
Дотянулся до лимонада, налил себе:
- Вы будете?
- Да.
Поставил перед ней бутылку: - Угощайтесь.
- Хам. Ты знаешь, кто я?
- Только хотел перейти на ты.
- Думаешь, - одна из этих?..
- Где-то видел тебя… Из обслуги что ли?
Проглотил, не жуя еще один кусочек, запил.
Разозлилась, глаза прищурились:
- Надо же, какие мажорики пошли пижонистые! Или ты так – очередной холуек?
- Последний кусочек – точно не будешь? Смотри… в Улан–Удэ такого нет. У тебя на когда билет?
У нее получилось. Зацепила.
- Ты не засиделась? – продолжил я. - Наверно уже ищут? Надо же отрабатывать…
- Хочешь, расскажу как ты умрешь?
- Сначала заведующий алко-диспансером, теперь ты туда же, ну-ну, расскажи - интересно…
На плечо упала чья-то тяжелая рука, блеснули знакомые перстни.
Дима:
- Спасибо за подарок, я приятно удивлен.
- Все, что мы отдали – наше. Сергей Довлатов.
- Это не его слова, но… Я присяду рядом…
- Давай-давай…
Взял стул, сел между мной и девушкой, но так, что мы видели с ней друг-друга.
- Я ждал от тебя поздравлений. Ты говоришь, такие красивые тосты…
- Выпихнули из очереди, слишком много желающих.
- Вина, немного плесни…
- Белого?
- Нет… вон того… да-да. И себе… Говори.
- Желаю... желаю... всего, что уже пожелали... но в стихах!
- Это все? А конкретней…
- Запросто… Сейчас…
- Лидочка, весь вечер про тебя спрашивала: «Где наш Глеб? А не скучает он там один?..» Чует мое сердце, что-то будет… Ну давай, за тебя Глеб!
- С днем рождения! - говорю.
Выпили.
Дима задумчиво:
- Эх... девушки, девушки, как ранимы их сердца… А с моей младшей сестрой, смотрю, уже познакомился?
- Сестра?
- Да. В том году ее не было, болела. Чем ты болела, Маша?
- Гриппом.
- Она болела гриппом. Рассказывает. Любовь там наверное у нее, ну ничего… Мы найдем нормального, солидного… На фиг этих гопников Московских, да?!
Дима провел рукой по ее волосам, ей не понравилось, отдернула голову, отодвинула стул.
- Моя строптивая сестра. Знаешь, как люблю ее!
- Значит, это Маша?
- Да. Вы так увлеченно о чем-то… Думал, познакомились… Маша – это Глеб. Славный парень – авангард моей армии. Если когда-нибудь, мне понадобится рука или почка, первым, кого возьму в доноры, будет – он.
Маша – мне:
- Ты отдашь ему свою почку?
- Ну… может, не всю… Часть какую-то… на время…
- Отдаст, отдаст Машенька, не сомневайся. Скоро Глеб станет членом нашей семьи.
- Вот как? Лидин жених? Очередной…
- Да. Как он тебе? Скажи хорош!..
- Мне не нравится.
Я расстроено покачал головой. Дима оценивающе оглядел с головы до ног, будто впервые видит:
- Почему?
- Смазливый, непутевый какой-то, желудок, наверное, больной – ест всякую дрянь.
- Это все?
- Хамоватый он... Весь из себя… Не люблю таких.
- Ну и хорошо, тебе за него замуж не выходить! Ой Лидочка! Иди к нам!
Лида уже давно ходила кругами, все ждала, когда Дима позовет.
- Привет Глеб.
- Привет.
- Чего сидите, почему не танцуете?
Дима встал, потащил еще один стул:
- Сейчас, все пойдем танцевать… Садись пока, вот сюда. Смотритесь обалденно! Куда собралась?! Сядь! Посиди с нами, поворкуйте – голубки.
В нашем углу стало тихо. «От меня, наверное, чего-то ждут»?
- Как жизнь, Лида? – спросил я.
- Хорошая. А у тебя?
- Ты знаешь?.. Тоже…
- Как… тебе, сегодня у нас?
- Необычно. Стол такой богатый. Трюфеля, особенно удались.
- Трюфелей не было, Глеб, - сказал Дима. – Но спасибо. Я, меню, всегда сам…
- Значит, не было. Я так и думал…
- А это моя сестра. Как она тебе? – Продолжила светскую беседу, Лида.
- Она мне очень нравится.
- Больше чем я?
- Я ее люблю.
- Любишь?
- Глеб! Глеб! Глеб!.. – Дима постучал ладонью по столу. – Ты чо-то все не-то говоришь… А как же..? Нехорошо...
Так она еще не улыбалась.
- А я тебе нравлюсь? – спросил я у Маши.
- Нет. Ты ей не нравишься! – возмутился Дима. Крикнул ей: - Иди отсюда – пигалица, не видишь, серьезный разговор!
- Не обзывай ее, она хорошая, - попросил я Диму.
- Я сам решу, как ее называть.
- Больше, не будешь ее при мне, так называть.
- Не зарывайся, Глеб!
- Так, все я пошла, - сказала Лида. - Я хочу танцевать!
- Сидеть! Зараза! Это мне надо? – закричал Дима.
- Ну, так что? Нравлюсь я тебе? – повторил свой вопрос.
- Нет! Нет! Нет! Не нравишься! – настаивал Дима.
- Очень нравишься! – сказала она.
- Может, это любовь?
- Да – любовь.
- А так бывает?
- Нет.
- Значит, точно она! – говорю.
- Глеб, а ты не боишься?
- Чего мне боятся?
- Он тебя уволит.
- Уволю! Уволю! Правильно! Уволю!..
- Не уволит. Дим-Димыч у нас человек дела.
- На роботу можешь не выходить, – прошипел Дима.
- Хочешь танцевать? – спрашиваю.
- Хочу.
- Пошли.
- Уволю. Уволю. Уволю…
Взял ее за руку, и мы пошли танцевать. А все таки интересно «Идти завтра на работу или?..» Нет, придется поработать. Позади причитал Дим-Димыч:
- Сволочь какая. Но отчаянный… За что люблю его… Ну иди ко мне, дурочка.
Лидина голова уперлась в Димино плечо: - Непутевая ты у меня, глупенькая…
Тогда я жил с родителями, с мамой и отчимом. У отчима своя большая квартира, но я не хотел туда. Жил с ними, и кормили и обстирывали, и с отчимом я подружился... С ним и в спортзал – футбол, тренажеры, и в кафе – коньячок, кофе, и дома в карты, до утра…
Через неделю, после дня рождения переехал. Мы с Машей стали жить вместе. Самое счастливое время, когда люди только узнают друг друга. Разница у нас три года, но рядом с ней чувствовал себя стариком. Веселая, наивная, энергичная – ворвалась в мою размеренную, устоявшуюся жизнь. И мне это понравилось. Ни дня покоя, всегда: театры, клубы, путешествия… Ее надо было хорошенько выгулять, и я старался, изо всех сил. Во всем потакал, баловал, и казалось мало, хотелось еще, еще... Не когда ее не обижу, говорил себе, не расстрою, она всегда будет улыбаться… Я неплохо зарабатывал, но наш медовый месяц, превратился в медовый год. Объездили всю Европу, и из Южной Америки уже поглядывали на Азию. Я влез в долги, но останавливаться не собирался. Пришлось продать свой любимый «Ровер», пересел на старенький «Опель». Продал дачу, гараж, и все равно не хватило. На обратную дорогу из Мальты, пришлось одалживать у отчима.
На этом наши путешествия закончились. Но потребность в них, отпала сама собой. И стоило тратить столько денег?..
Сергей купил домик, под Новгородом, триста километров от нас, совсем недорогой. Лес, река, грибы, рыбалка – отлично. Все свободное время, все праздники – там. Мы оккупировали его дачу, хозяйничали, как хотели: построили баню, посадили деревья, разбили огород. Сергей не был против, даже нравилось, что дом не пустует, сам появлялся редко, а со временем совсем перестал приезжать. Работал без выходных, с шести утра до десяти вечера: на дачи, на хобби( катался на Кайте), на личную жизнь, ни на что, времени у него больше не было. Последние два года виделись раза три, и так – мельком в городе.
Жизнь вошла в колею, все стало на свои места: робота, дом, дача, робота… Три года – как один день.
Как-то Маша сказала, что хочет ребенка, и я испугался. Я любил ее, сам хотел детей, и только от нее, но куда ей… Сама еще ребенок. Я сказал: к этому разговору мы вернемся, через два-три года. Ночью, услышал, что она плачет. Обнял:
- Машенька, нам надо поговорить.
- Ты злой, ты не любишь детей...
- Не надо так, зачем ты?.. К таким вопросам, надо подходить серьезно…
- Это как?
- Это жертвы.
- Перестань. Он будет. Такой маленький, крошечный…. Вот представь…
- Ты меня не слышишь.
- Права мама…
- О! Расскажи, лучше, про маму… Любопытствую...
- Какие жертвы, Глеб?
Машенька плакала взахлеб, я включил торшер, погладил ее волосы:
- Маленькая, перестань, что ты?
- Какие жертвы?
- Мне пройдется бросить курить…
- Я согласна… Это все?
- Нам придется бросить пить.
- Я не пью.
- Отлично, опять все мне.
- Ты тоже не пьешь.
- Наивная, маленькая, девочка, даже не представляешь себе величину ответственности...
- Назови причину, хоть одну…
- Причину?!
- Да!
- Хорошо! Ты..! Дети – это… Когда я, еще… даже раньше… Головная боль человечества... понимаешь?
- Причину назови.
- Причину?
- Да.
- Хорошо!
- Чего молчишь?
- Думаю, с какой причины начать.
- Ты меня не любишь! От любимых женщин хотят детей.
- Я хочу, от тебя детей, много детей… И я люблю тебя.
- И что?
- Маша, я задам вопрос, ответь только честно… Это будет плохой вопрос, но я задаю его себе… Часто задаю… В этот мир придет человек, в мир бездарностей и холуев. Он придет, прилетит к нам звездой, и его начнут сжимать, пилить, шлифовать. Грани сотрутся и звезда станет, монеткой, маленькой, серенькой, плоской монеткой. Хитрить, подстраиваться, унижаться, и закрывать глаза, всегда закрывать глаза, потому что смотреть –больно. Научится ходить мимо чужой боли, а иначе станет самым несчастным на земле.
- Что ты такое говоришь?
- Это было в Чите, в аэропорту. Мы встречали папу. Мне десять лет, темно; я сижу в машине. А перед входом в аэропорт лежат трое. Одного запомнил, он ко мне лицом, на нем зеленый пуховик... такой, с кубиками… И люди, человек пять –шесть, две женщины среди них, точно помню... Бьют ногами… тех которые лежат. Долго бьют: минуту, две, отдыхают и опять бьют. А те даже лиц не закрывают, может, умерли уже… Выходит компания, из дверей, тоже – пять-шесть человек, может, думаю – заступятся? Нет. Тоже принялись бить. Тяжелыми ботинками: всмятку, в мясо, понимаешь?.. У одного в руках, бутылка пивная… так, просто вспомнил. Это люди – Маша. Люди. Десять, может их пятнадцать человек было, и что не одного нормального? Каждый... И каждый, в лицо ж гад метит! Кто они? Как они так, подобрались, в одну компанию?.. Все же подонки, как такое может быть? Это – люди, Маша. И я должен отдать им своего ребенка?.. А если он, станет, таким же как они?
- Ты не рассказывал… Зачем же ты врал? - «Через три года». Ты же совсем не хочешь…
- Мне нужно подумать.
- У тебя комплексы, а ты врешь про ответственность.
- Не будет театров – будут сОски, не будет ресторанов – будут подгузники и бессонница. Желтуха, ветрянка... «Маша, нас опять вызывают в школу!», «Ваш сын курит на переменах», «Мама, я беременна!», «Глеб! Она не отсталая – просто она флегматик».
- Я хочу спать.
- Машенька, согласись, что пока мы к этому не готовы…
- Выключи свет. Я буду спать... Нет, убери руки, я не хочу… В этом больше нет смысла.
- Как нет? Совсем нет? И что же мне теперь делать?..
Маша стала отдаляться от меня. Из отношений ушло тепло. Чувствую, как теряю ее, и ничего не могу поделать. В постели стала холодной, равнодушной. Я целую, она не отвечает, обнимаю, а она смотрит куда-то в сторону.
- Маша, если хочешь, ребенка, то давай заведем. Давай.
- Я уже не хочу. Ты прав, ты всегда прав…
- Ты любишь меня?
- Любви нет, - это выдумка, химические процессы головного мозга…
- Ты любишь меня?!
- Я не знаю, отстань…
Вот так, на голом месте. Взяло и рассыпалось. «Все вернется, все наладится, - успокаивал себя, - у каждой семьи бывают кризисы. Вот появится работа… интересная, увлекательная робота, и…»
Маша вышла на роботу, все стало еще хуже. В день мы могли быть вместе час-два, и ее это устраивало, меня - нет. Пол года жил с ощущением, что живу один; даже привык к одиночеству, смирился с ним. Одни выходные она в гостях у матери, другие на роботе, потом в Москву навестить больную подругу… Если не считать время на сон, за шесть месяцев провели вместе часов пятьдесят-сто.
Все очень просто. Не думал, что такое произойдет со мной, таким: умным, красивым, веселым, добрым, внимательным... – Так ему и надо гаду, в другой раз будет знать!
Хотел забрать ее после роботы, когда парковался, увидел, как Маша садится в джип; он ждал ее у обочины. Меня не увидела: не говорил, что приеду. Номера у машины Московские, парень, что за рулем, не местный, стало ясно по тому, как неуверенно ехал по улице, становился не в те ряды.
Не рассчитал со светофором и потерял их. Час ездил по городу, объехал все наши места, все кафе, все рестораны, нигде их не было. Остановился в парке, у моста, просто отдышаться, прийти в себя. Сзади припарковался джип, как не удивительно - тот самый. Маша не узнала нашу машину и в этот раз, просто не обратила внимания.
В парке – пруд с утками. Грязная вода отражала унылый вечер, унылые черные деревья, унылые тусклые фонари, унылых уток, унылого меня, унылую парочку, что сидела под унылой матерчатой крышей летнего кафе.
Хотя, парочка, кажется, не такая уж и унылая.
Я сел рядом. Фонарь над скамейкой не светил: меня не видно. Доносились некоторые слова, но не слушал, не вникал, не понимал… Он держал ее за руку, трогал ее волосы; она улыбалась, гладила его пальцы.
- Алло...
- Ну?
- Здравствуй друг.
- Ну?
- Давай напьемся…
- Чиво?
- Напьемся?!
- Ааа! Ну-у…
- Ладно, пока...
- Шура!! Ты чего приходила та?
- Я думал, у меня есть друг.
- Сейчас говорят - Фрэнд. У меня есть один знакомый, доктор – он мне все объяснил. Его Антон зовут.
- Сергей - ты мне друг?
- Надо подумать…
- Не думай долго, друг не сильно нужен… Нужен собутыльник.
- А – это конечно… Наливай.
- Скажи куда, и я заеду.
- Записывай.
- Запомню.
- Карла Маркса сто девять. Записал?
- Да.
- Город, Кривой Рог.
- Это в Украине?
- Ну конечно…
- Ты в командировке?
- Ага…
- Все! Пошел к черту. Ты мне не интересен.
- Тоже, был рад тебя услышать!
- Пока.
- Подожди…
- Жду.
- Как там погода, в Питере?
- Тепло.
- Чо тада звонишь?
- Пока Серега! Давай, удачи…
- Маша?
- Да.
- Московський товарищ?
- Что ты сказал?
- Я скорее... спросил...
- Ты что-то знаешь?
- Ничего не знаю.
- Говори.
- Угадал, да?
- Номера Московские. Ну…
- Это давно было… Года два наверное... У Маши на дне рождения была такая – Тая – помнишь? Такая ууух!.. Мы с ней тогда ааах!..
- И?
- Ну ты вспомнил?
- Да помню я ее, - говорю. – У ее брата с Димоном, какие-то дела. А вообще она… по****ушка, бабушка отечественного хламидиоза… Так что, зря ты это…
- Не наговаривай. Я ее весь вечер уламывал…
- Она тогда ублажила почти всех приглашенных, для избранных – секс в ванной.
- Ни хрена, не в ванной!..
- Не знаю? Лоджия использовалась как петтинг-холл. Везде, разные инструменты…
- Плохой ты человек – завистливый…
- После душа она выдавала серу в тюбиках, от лобкових вшей, и этот.. тенидозол или треханазол…
- Блин
- Ребята с роботы ее называют «Голливуд».
- Голливуд?
- Кричит сильно, когда...
- Кричит, правда… но ты все врешь! А какие таблетки давала?
- Брат… Мне жить не хочется…
- Не переживай, я здоров!
- Расскажи про него…
- Про кого? А… Вот дура… обидела моего мальчика… Ничего… Знаю одно место, там такие цыпы, и недорого…
- Ладно... какая разница? Пока…
- Что, будешь делать?
- Для начала напьюсь.
- Это понятно, - это я одобряю, а потом?
- Скотина ты, что ж ты мне не сказал? Скотский мир… Все, пока!
- А ну смирно! Кто скотина?..
Сергей разозлился, но резко, что не свойственно его вспыльчивому характеру, осекся. Сказал мягко:
- Не обижай меня, друг… Я, правда, не знал. Тая рассказала. К Маше, несколько раз, приезжал какой-то крендель из Москвы. Старая любовь, с института еще. Но она вообще никак… Не приезжай мол, все кончено, другого люблю. И все, понимаешь? Тебе не сказал, потому, что... незачем. Ты такой счастливый тогда был, а это… ее прошлое, понимаешь? Сейчас-то, конечно… надо было сказать, теперь это касается и тебя, а тогда - это было только ее дело, понимаешь?.. Ну не молчи, Глеб!..
Отключился, сунул телефон в чехол. Сергей набрал меня. Маша услышала мелодию (рингтон у меня оригинальный, сам сделал – есть такая программка). Да, помню, смотрит она прямо на меня, долго так смотрит, но знаю - не видит. Я в темноте. Теперь, думаю, я буду долго в темноте.
Отключил телефон совсем. Посидел несколько минут и ушел. Того, что увидел вполне достаточно, зачем себя мучить. Все кончено.
И все-таки не удержался, позвонил уже из машины, просто услышать голос, никаких разговоров, просто голос…
- Да.
- Добрый вечер, Машенька.
- Ага. У тебя странный голос.
- Простудился.
- Я задержусь на роботе. Ужинай без меня, - говорит.
- Могу забрать.
- Не надо… Столько роботы… Не знаю, когда закончу.
- Правильно, старайся, директор обязательно похвалит.
- Директриса, - поправила Маша.
- И она тоже, - говорю. - Целую тебя нежно.
- Ага.
- Поцелуй и ты на прощанье.
- Тут люди.
- Когда, это тебя останавливало?..
- Все… Дома… Пока...
- Прощай…
- Зачем - прощай? До вечера.
А вот теперь все.
Написал письмо, длинное такое письмо: сначала плакал, потом ругался, пророчил страшное, даже угрожал. Как хорошо, что пролил на него остатки коньяка. Порвал, выбросил в ведро, вместе с пустой бутылкой. Записка была короткой:
«Уехал командировку Уходи Даю неделю».
Наспех собрался, набрал - ерунды какой-то. Все забыл: и бритву, и щетку, и шорты не взял. Очень пьяный был, с собой разговаривал, смеялся, кричал чего-то. Бросил в сумку зимние ботинки и дубленку, увидел газету, позвонил в туристическое агентство – первое, какое попалось.
- Хочу в Баден-Баден!
- Добрый вечер.
- Хочу в Баден-Баден!
- Поздно, я сейчас не смогу помочь, позвоните завтра.
- Почему? Баден-Баден на вечер закрывают?
- Тут никого нет? Я охранник.
- В Баден-Бадене никого нет?
- Всего доброго, позвоните завтра.
Телефонные гудки прервали разговор. Я рассказал им все, что думаю, про их паршивое агентство: «так грубо со мной еще не разговаривали!», требовал директора, грозил тотальным уничтожением им и всей бездушной половине человечества.
Всю ночь бродил по каким-то гадюшникам. В три утра нашел себя возле закрытого клуба. Пьяный человек дышал в стеклянные непроницаемые двери, протирал их рукавом, рассматривал свое отражение, опять дышал, и… Через час, я понял, что это бессмысленно и поехал домой. Сумка исчезла, но деньги и паспорт оказались со мной. Приехал на такси, долго смотрел в черные окна своей квартиры. «Почему я не дома?» - размышлял вслух, раскуривая очередную сигарету - «Мало того, что без фильтра дали, еще и хрен раскуришь! Вот уроды, сигарет уже сделать не могут! Что за страна?! А!.. Пачку не с той стороны распечатал. Все равно, все сволочи…»
Окна холодные, чужие – «Может я дома, там, за этими окнами - сплю, и Маша рядом, обняла меня, а это, просто, сон?..» Немного очухался, поймал такси, поехал к маме.
Проснулся утром с головной болью. Наверное, тогда и начал блевать желудочным соком, раньше такого не было.
Ни с кем не разговаривал, даже маме ничего не объяснял, только заму позвонил, предупредил, что буду через пару недель, несколько распоряжений, и все… Утром следующего дня прилетел в Турцию.
Три дня не просыхал, их не было, утонули в гуле туалетного бачка, вместе с желудочным соком, скрылись в бурлящем потоке «ручного водопада». На четвертый день начал ходить, сначала неуверенно, по-над стенкой, вдоль перил над опасными ступеньками, на плечах злого метрдотеля, но двигаться, перемещаться, жить; тело взбунтовалось, требовало еды, сна и женщин. На лице появилась мимика, через пять дней произнес первые слова, через шесть – уже читаю по слогам, еще день и можно цеплять на грудь значок ГТО.
Дима позвонил на пятый. Последствия пищевого отравления еще ощутимы.
- Ку-ку.
- Привет Дима.
- Ни слуху, ни духу, появился в сети, значит, созрел, думаю – позвоню, пока в оборону опять не ушел. Как отдыхается? Как водичка?
- Еще не выходил, говорят, ничего.
- В Турции, да?
- Вроде.
- Никто ничего не знает, где, что? Пропал человек, нет человека. Через аэропорт узнали… Даешь ты, однако. Роботу бросил, невесту бросил…
- Дима, я…
- Нет, не думай, я так… Просто, как вообще?.. Понимаешь? Я предупреждал тебя по поводу Маши… Предупреждал, - ты не слушал. Итог – вы расстались. Звонит, спрашивает: «Где он?» Ну, я узнал. Успокоилась. Переехала к родителям, в Москву уезжает, завтра. Надо ее наказать Глеб, проучить надо… Да! Давно хотел сказать... по поводу роботы... Молодец! Так взялся... раскрутил... Вот это хватка... Бульдог! Другие бегают – «Дмитрий Дмитриевич, а как тут?.. Дмитрий Дмитриевич, а как там?..» Ты, все сам: сделал, порешал - вот вам результат. Инициативный, практичный, самостоятельный. А строительство какое затеял - голова. Инвесторов набрал каких-то, ну, и мы тоже… Торговые центры… Думаю, пойдет. Сколько ж ты объектов сразу тянешь?
- Дима... Давай уже… Затянул вступление…
- Да. Знаешь, я люблю тебя, как... как младшего брата...
- Дима…
- Да. Ты свободный человек... теперь. А я деловой человек. Может, это слегка преждевременно, может… может, еще как-то, но ты взвесь, ты подумай…
- Дима…
- Да. За Лидой... приданое...
- Дима!..
- Слушай, не перебивай. У тебя четверть… Я даю тебе все. Еще семьдесят пять. Ты знаешь, какие это деньги. Ты на волне, твое время… Через пару лет, в два, в три раза… Прогнозы друг, сейчас это такая тема… Родится первенец, и волью в тебя, хорошо волью. Никуда уже не денешься, и я… не пожалею. Мне этот бизнес не нужен. Знаешь, каким деньгами ворочаю, на какие средства живу.
- Она не станет со мной жить, она уйдет.
- От тебя? Нет. Сама мне сказала. Чего бы я пыжился? Да и... не уходят от таких… Это Машка – дура, еще приползет. Ты не простишь, я знаю, она знает: ты у нас гордый. Лида никогда бы так не поступила. Никогда.
- Я не люблю ее.
- А кого ты любишь? Эту пигалицу? Любишь, когда об тебя вытирают ноги? Ты не спеши. Прикинь. Посчитай.
- Лида – добрый человек, я даже по-своему ее люблю, и тебя тоже – по-своему, Машу… Но я скажу – нет. Я сделаю ее несчастной, нельзя так, нельзя…
- Раньше не спрашивали, женили, и были самые крепкие семьи. Представь – ты уже не лопушок из Купчино, ты член нашей семьи, уважаемый человек…
- Ты не слушаешь меня…
Дима разозлился:
- Что ты там устроил с этими центрами?.. Затеял строительство, без документов! У тебя на руках нет бумаг! На что надеешься? На авось?! Построишь центр, знаешь, сколько заломят за оформление!
- Дима, не первый год замужем. Знаю, что делаю.
- Ты зашился. У тебя восемь параллельных объектов. Половина, вообще без документов. Калькуляция – дерьмо. На супермаркет, в полтора раза превысили лимит. Кто, скупал дома под снос? Что за цены? Это не Рублевка мальчик!
- Не дави на меня. Я знаю свою роботу. Сейчас строю холобуды, оформляю, сношу все нахрен, и строю центр. Так делают в Европе, так делают у нас, что тебе не нравится? На смете по Супермаркету - твоя подпись.
- Подсунул, да?..
- Недвижимость дорожает, строй материалы подросли. И вообще, знаешь?..
Дима, уже спокойней:
- Да я не говорю, что прямо…
- Я соучредитель. Найдешь, за те же деньги директора, с моим опытом и мозгами – только за! Мне в Москве предлагают в три раза больше, - я здесь, только потому, что тут моя доля.
- Хочешь стать «тихим вкладчиком», не выйдет. Долю имеет только тот, кто работает на предприятии.
- Я продам тебе свою, недорого. Я нежадный.
- Как заговорил. Роботу, бегает - ищет, фрондит. Спаскудился ты Глеб. Уже и пожурить нельзя…
- Дима, я не ищу роботу. И ты прав, ты должен принимать участие, - мне нужны твои советы, но не так: Раз в пять лет позвонить и вылить на голову ведро помоев…
- Погорячился я, но…
- Я понял тебя Дима. По поводу Лиды… Думаю, нет... но... терять уже нечего... Я подумаю... но мне ее жалко. Я отравлю ей жизнь. Я знаю.
- Подумай. Вот это уже разговор... Отдохни там...
- Все, счастливо.
- Целую.
Потом ругал себя: «Вот глупый человек, ну зачем дал ему надежду, теперь не отстанет. Возьму, год на раздумье. А там, может, и вправду…»
Машу не видел почти год; она звонила несколько раз: я сбрасывал звонок. Пришло два сообщения: «Надо встретиться» - я не ответил. Так, я остался один.
К маме не переехал, жил в квартире отчима. Понравилось одному. «...но одиночество прекрасно!» - слова песни. В них большая доля истины, но только доля... Дома почти не был, ушел в роботу. За неуплату - отрезали электричество, все порывался оплатить, но как-то привык: темнота, свеча, книга – эта темень и тишина гармонировали с моим внутренним состоянием, отражали его. Счастье для меня – смеяться в солнечный день и тосковать в дождь. Как вовремя пришла зима, холод, темнота… Мрак, мне нужен был мрак, даже в белые ночи, плотно закрывал окна шторами.
…ну, ни-то чтобы, совсем один, иногда встречался с одной замужней особой, но это почти не грело. Не мог с ней долго - час-два - все: встаю, одеваюсь: - Не поверишь, дел по горло!.. Бежать... бежать… Опаздываю…
- Мужики свиньи!.. Получил свое, да? Все, побежал?!.
- Ты, можешь, называть свиньей меня, но зачем ты так про ребят?!
- Когда теперь?
- Всегда рад тебя видеть, но сейчас столько дел, столько дел… Дня через два созвонимся, можно будет встретиться…
- А через два дня, скажешь…
- Светочка, не я придумываю правила, подозреваю, земля крутится не тридцать километров в секунду, а все шестьдесят… Никуда не могу успеть!
Я был у нее не один такой. Моего зама, тоже заставляла испытывать чувства вины. Тоже, долго с ней не мог.
20
Это была тяжелая ночь: чуть не попали в аварию, потом, морочили голову в участке, потом, по ней били; все это вперемешку с большим количеством спиртного, шишками, ссадинами и тошнотой.
Антон был против этого ресторана, я тоже. Два голоса против двух, пришлось, подчинится большинству.
Семь утра. Стоянка забита машинами. На улице курили красноглазые мужчины. Громкая музыка, и топот танцующих ног. Крики, смех, посуда гремела, кто-то звал Колю, Нина плакала, сморкаясь, в черное боа пышной брюнетки в откровенном вечернем платье.
«Не плачь Нина, не плачь!» - успокаивала брюнетка, одной рукой хватаясь за перила, другой придерживая за волосы рыдающую подругу.
Зачем она плачет, думаю, - вот я, умираю и не плачу.
Сергей подтолкнул в спину: - Чего уставился, пьяных баб не видел?..
- Нинку обидели...
- Мы отомстим за Нинку... потом…
Игорь шел впереди, повернулся: - А что, сегодня за праздник, откуда столько людей?
Антон сбоку от Сергея, но обратился почему-то ко мне, оглянулся, сказал:
- Там, наверное, все занято, давайте не пойдем.
- Коней на переправу не меняют, Антон.
- Глеб прав, - сказал Сергей. - Кони на переправе не линяют.
Игорь крикну: - Коней на переправе…
Не расслышал, музыка заглушила; из вежливости, улыбнулся белорусу, он засмеялся, я показал знак – класс. Игорь кивнул, и вдруг потемнело. Я потерял друзей из виду. Вокруг толкались незнакомые. Смеялись, дышали в лицо и толкались. Источали запах: пота, косметики, алкоголя и толкались. Ходили по ногам, терлись о бедра, и…
С трудом пробился сквозь толпу, вынырнул возле бара, протиснулся возле кресел - вырвался на свободу. Танцевали, оказывается, только возле входа -там на возвышении несколько музыкантов: ударник, гитара, третьего не видел, он за колонками. Зал большой темный, много столиков, были свободные. Красная скатерть, притушенный желтый свет ламп, клубы дыма. Что-то далекое, из другой жизни; я соскучился по этой атмосфере.
Увидел Сергея, он мне помахал, крикнул, но я не услышал. Антон сидел за столом, нога на ногу, читал меню. «А вот и Игорь, с кем это он разговаривает? Где-то я его видел? - худой, рыжий…»
Я подошел, Сергей подмигнул, показал глазами в сторону незнакомца: - Не узнаешь?
- Нет.
- Привет Глеб! – крикнул мне собеседник Игоря, пожал руку, обнял. - Толстый стал! Кучерявый!..
Спрашиваю шепотом у Сергея: - Кто это?
Не услышал меня, но прочитал по губам, засмеялся: - Вспоминай, давай!
Тот, которого не узнал:
- Не узнаешь меня, ты что?
- Почему? Узнал, – говорю.
Кто же ты такой? – думаю. Откуда они тебя знают, даже Игорь?.. Вспомнил.
- Женя ты?! Женька!! Блин! Восемь лет!..
- Девять!
- Да – девять! Откуда ты здесь?! – Обнялись еще раз.
- Живу в Архангельске… Сразу, после института! А здесь я играю!
- Что?
- Играю... летом... Потом, домой!
- Ничего не слышу, кричи громче! Музыка орет!
Он - мне:
- Музыкант – говорю! Бас гитара!
- Я помню, помню! Ты и в институте играл…
- Что?!
- Помню! Как в институте играл!
- Да, мы учились с тобой вместе! Вспоминай!
- Да уже вспомнил давно! - блин. Садись с нами!
- Нет! Играть надо!
- У вас всегда так орет!
- Что?
- Орет говорю!
- Женя Ефимов! Ну что ты... – вспоминай!
- Музыка у вас всегда так орет?!
- Ааа! Нет! День рождения... Попросили! Сейчас оттанцуют, будет тихо! Тут сегодня дурдом! С семи вечера, и!.. Я пошел…
- Приходи потом!
Женя удивился, что-то крикнул Сергею.
- Он после амнезии никого не помнит! Не расстраивайся! – крикнул в ответ Сергей.
Женя ушел, и музыка сразу стихла. Танцующие разбрелись по столикам.
Спрашиваю у Игоря: - Ты его знаешь?
- Три года играли в одной группе.
- Потом ты перевелся?
- Выгнали.
- Кто это был? – спросил Антон, не отрывая глаз от меню. Видно, так увлекся чтением, что не слышал нашего разговора.
- «Одноквасник», - говорю.
- Понятно.
Закурили. Подошел официант, сделали заказ. Я, таки решился выпить водки, Антон тоже.
Принесли сразу. На всякий случай нашел глазами туалет. Сейчас будет смертельный номер… Алле…
…запил томатным соком, не скажу, что все прошло гладко, но в целом… Еще рюмку, и все…- думаю. - Там пить не буду. Хватит уже.
Кто-то подошел сзади, закрыл мне глаза ладонями. Растерялся, попробовал повернуть голову.
- Нет-нет, нельзя! Угадай кто!
Голос женский густой, с хрипотцой. Очень знакомый.
- А вы не ошиблись? Вряд ли мы знакомы.
- Знакомы, знакомы…
- Говори еще.
Поцеловала шею, чуть ниже затылка.
- Мне это, ни о чем не говорит. Может, мы с тобой, тоже, вместе учились?
- Нет, мы тогда уже все умели.
- Ап.
- Самая отчаянная, самая смелая, самая…
- Бабушка?
- Еще...
- Эта… Подожди... Подожди... Первая женщина космонавт… Как же ее?.. Нет-нет, не говори...
- Самая красивая в мире!
- Наоми Кэмбелл?.. Нет, нет, подожди… Из блестящих... Она еще поет, что-то там… типа?..
- Самая добрая девушка на земле! Ну?
- Все, я озадачен. «Добрая» - сбила с толку, а так, это была бы - Тая.
- Узнал... – Убрала ладони. – Разве я не добрая?
- Ты сказала - «на земле». Ангелы, ведь живут на небе.
- Хитрец… Привет Сережа.
- Здорова. – Подошла к нему, обменялись скользкими поцелуями в щеку.
- Ты, тогда так внезапно исчез. А мне так хотелось пообщаться.
- Слишком много впечатлений. Надо было побыть одному.
- Такой впечатлительный... – Села к Сергею на колени. - Откуда вы здесь, ребята?
Сергей занервничал: - Ой Таичка, извини, присядь пока сюда, мне надо в ту комнатку, попудрить носик…
Пересела на соседний стул; Сергей ушел. Надо же, думаю, - чистоплюй. Верность блюдит. Знаю этого бабника, надолго ли?..
- Глеб, так давно тебя не видела. Ты похудел.
- То похудел, то потолстел, вас не поймешь…
- Вы что, в аварию попали?
- Типа.
- В Карелию едите? Или из?..
- Ты, тоже проездом?
- Нет, не проездом. Я часто думаю о тебе, Глеб…
- Да?
- Ты мне очень дорог... И как друг, и как…
- Хочешь водки?
- Давай.
Налил в рюмку Антона.
- Возьми салат.
- Я запью… За мою подругу. Помнишь, какой сегодня день?
- Вчера. Двадцать восемь. Хорошо, давай за нее…
Выпили.
- Как она? Ей хорошо?
- Спроси сам.
- Она здесь?
- Мы ее день рождения отмечаем. Тут все его друзья и родственники… Такие мудаки. Не хотела отмечать, он настоял, хочет сделать объявление какое-то… Понял - да?
- Я думал, они уже…
- Еще нет, но… А чего так побледнел? В обморок не свались. Из-за нее что ли?!
- Где она сидит?
- Не увидишь... Там, дальние столики...
- Ну что ж, все бежит, все изменяет. За любовь!
- Она его не любит… А тебя ненавидит… Сама сказала.
- Тогда за ненависть!
- Частишь. А ты как, сам?
- Мир, не без добрых ****ей.
- Ты стал злым.
- Когда я был добрым?
- Ну, я еще вернусь. Закажи мне мартини…
- Не говори ей, что я здесь.
Ушла. Я не смотрел в след. Наверное, боялся случайно увидеть…
Четыре рюмки, а ведь хотел тормазнуться. Опять пьяный. Чего уж теперь, налил пятую, чокнулись с Антоном. Следующая будет на «брудершвайн».
Вернулся Сергей, сел на свое место, стал улыбаться.
- Чего лыбишься?
- Нужен ты мне... Здравствуй Машенька! – крикнул громко.
- Привет здоровяк!
Она за моей спиной. Однако. Надо собрать, то, что осталось от воли в кулак.
- Иди, иди я тебя поцелую, - говорит Сергей.
Поднялся. Я понурил голову, впялился в тарелку с салатом, принялся выкладывать вилкой горошек, отдельно лук, яйцо… Ух ты, да это же оливье, ну надо же, как интересно…
- С днем рождения! – Чмок-чмок.
- Спасибо. Ты, как будто, еще больше стал?
- Да, я такой… Садись, вот сюда..
- Если никто не против?
- Да, кто может быть против, счастье мое!
- Мда... – говорю. Съел горькую горошину, запил сладкой водкой. Может, наоборот, не важно, все равно вкуса не почувствовал.
- Это - друг детства – Игорь. – Представил белоруса, Сергей.
- Здравствуйте Игорь.
- С днем рождения.
- Спасибо.
- Это Антон, друг. - Представил капитана.
- Здравствуй Антон…
- Поздравляю... тоже…
- Спасибо.
- Этого, ты знаешь…
- Кто его знает?.. Антон, какая у тебя борода смешная…
- Борода, как борода! – Вступился я за друга, поднял взгляд, строго посмотрел на Машу.
- Ой! Кто это у нас такой сердитый? Салатик вкусный?
- Замечательный.
Отвернулась от меня, посмотрела на Сергея: - Сережа, как ты живешь, как твои дела?
- Отлично… У меня все отлично, ты как?
- Я?.. А как моя дача?
- Маша, как деревья выросли…
- Березки мои…
- Да… Малина, как разрослась, ты не представляешь… А цветы…
- Те, что я сажала?
- Те, что вы сажали в позапрошлом.
- А собака, моя?..
- Собаку вашу соседи кормят. Ощенилась зараза. Через Интернет распихал дворняжек ваших.
- А огород, наверное, совсем запущенный?
Голос у нее задрожал. Я и сам с комом в горле, чуть не плачу.
- Зачем ты пришла?! – говорю. – Тебя звали?!
- Сиди, салат жуй! – крикнул Сергей. - Маша ко мне пришла.
- Только не ссорьтесь из-за меня. Я пойду.
- Да щас!.. Мы с тобой водки выпьем. Дай рюмку! – крикнул мне.
- А за руль?
- Разберусь.
Он налил себе и Маше: - Антон, будешь?
- Да.
- Машенька, желаю счастья! Пусть, все у тебя будет хорошо… И еще… Что бы ни случилось, помни, что у тебя есть друг. Что бы ни случилось!..
- Спасибо Сережа.
- Да. А у меня, кажется, уже нет,- говорю.
- Сережа, а…
Я остановил ее:
- Ты долго собираешься сидеть здесь… Тебя уже ищут. – Щеки у нее вспыхнули, посмотрела на меня, насупилась, отвела взгляд в сторону.
Сергей:
- Глеб, еще одна выходка, и… Я прошу: веди себя прилично…
- Ладно Сережа, я и так ухожу. Не надо, я не хочу быть причиной каких-то ваших ссорах.
- Говорить правильно, так и не научилась, - говорю.
- Правильно - это так, как тебе нужно?
- Правильно - это без ошибок. У тебя туго с падежами, так не говорят.
Маша махнула рукой: - Падешь скота.
- Падешь домой!
- Глеб, я попрошу тебя, последний раз… Будь нормальным! - со злостью сказал Сергей.
- Я нормальный!
- Нет!
- Я нормально себя веду!
- Ты пьяный.
- Я трезвый!
- Тогда успокойся.
- Только не надо меня успокаивать. Я трезвый!
- Отлично. Только на пол тона ниже…
- Какого хрена! - Ударил кулаком по столу, расколол тарелку.
Сергей встал. Сквозь зубы: - Успокойся, или я тебя успокою.
- А ну давай! Тоже поднялся, крикнул Маше: - Ты еще здесь?..
- Ну, держись! – Сергей кинулся на меня, я рванулся к нему, - вот его горло, сейчас схвачу и...
И не успел. Между нами встал белорус, левой рукой схватил за грудь меня, правой – Сергея.
- Они мне нравятся. – говорит, улыбаясь. - Чем ближе к финнам, тем горячее кровь.
Пробовал вырваться - не получилось. Я не слабый человек, но если даже у Сергея не получилось…
Подержал секунд двадцать и усадил на свои места.
Какое-то время молча, переглядывались с Сергеем.
- Ладно, - говорю, - пока ребята, я домой…
Маша взяла мою руку: - Глеб, не уходи пожалуйста, останься.
- Тогда уходи ты.
У Сергея опять заиграли желваки, но промолчал.
Маша Ушла.
Сергей, чуть успокоился, но еще со злостью сказал:
- А ты, оказывается, плохой человек. Знаешь, как ей тяжело было сюда прийти!
- Думаешь, мне легко?
- Она тебя любит. Это же видно… Вы же были счастливыми людьми.
- Зачем ты лезешь в это?.. Да я, подыхать буду, на нее не посмотрю…
- Глеб, ты мой друг, но ты… Ты плохой человек… Я… Разочарован.
- Нет Сергей, - сказал Игорь. – Ты неправ.
- А он – прав?
- Наверное, и он неправ. Когда, два близких человека, готовы друг-друга разорвать… Нет… Они неправы оба… Но, Глеб не хотел ее видеть, а ты… Кто тебе дороже – она или он?
- Я, это делал для него.
- Вот и делай дальше - для него.
Прошло минут пять. Мы немного успокоились. Игорь предложил нам с Сергеем пожать друг-другу руки; я не был против, Сергей тоже.
Вдруг, погас свет, все притихли. Тихо, будто и звук отключили.
Вспыхнул прожектор; луч пробежал по потолку, спустился, осветил человека на сцене. Лет тридцать пять-сорок, высокий, с животиком, аккуратненькая причесочка с проборчиком, стильные очечки без оправы, пиджачок такой – словом: неприятнейший тип.
Щелкнул в микрофон.
- Рас – рас. О! Нормально… Господа, прошу вашего внимания! Сегодня все уже привыкли, и я не буду лишний раз извиняться, за то, что выключили свет…
- Ха-ха-ха… - пронеслось по залу.
- Но, для тех, кто здесь случайно, для тех, кто невольно оказался заложником обстоятельств… Короче, я недолго!..
- Ха-ха-ха!..
- Я созрел! Это последний раз! Я не шучу!
- Уууууу!..
- Маленькое отступление… В горах, есть красивая река…
- Толян жжот!
- Не перебивать... Попрошу… Она превращается в водопады, снова становится рекой, острова разбивают ее на ручейки, но опять она становится рекой, и много еще преград, гидроэлектростанции… запруды… мельницы, но рождается, снова и снова… и бежит, несется, в долины, чтобы напоить всех своим живительным нектаром… Встретились на берегу юноша и девушка. Она расцвела как бутон, и он в расцвете – молодой аксакал!..
- Какой Толик, молодец! – сказала женщина с соседнего столика. - Сегодня уже десятый тост. И все такие кавказистые. Эрудит, наш Толик.
- Хе-хе-хе… - тихо подленько засмеялся Игорь. Шепнул мне: - А Толик у нас очень любит дешевые тосты. Есть книжка: «Как стать душой компании», по любому эта… прелесть оттуда. Боялся, уже не встречу - эрудита, - как верно подметила дамочка, которой осмелится процитировать эту великолепную… великолепную… Русский язык настолько богат ненормативными оборотами, не знаю какой и употребить… Теперь понял, почему тебя с утра тошнило?
«Нет Ибрагим, не быть мне твоей, обливаясь слезами голосила девушка. Это мы еще поглядим, сказал горец и третий раз прыгнул в воду…» – Толик увлекся, изо рта летели слюни.
У Антона, в чехле от телефона что-то застонало, вытащил:
- Да... Блин, точно… А я думаю, ты или не ты… Конечно… Подожди, подумаю… Все, подумал, выхожу. Серега! Серега!
- Чего тебе?
- Дай ключи от машины.
- Далеко собрался?
- Знакомую встретил… Мы тут, по месту…
- Смотри, скоро едем…
Ключи упали на-пол, Антон подобрал: - Все, я быстро…
- Блин, все всех встретили, один я никого не встретил, - обиженно пробасил Игорь.
«Но может ли один человек повернуть эту реку вспять? – взмолился Ибрагим. - Может – ответил старец. И собрал Ибрагим всех старейшин из кишлака. А самый старый, привел с собой хромого осла. - Зачем ты…»
- Как ты думаешь, Ибрагим выберет ее или осла? – спросил у меня Игорь.
- Это - реалити-шоу, - ответил я. - Никто не знает. Сейчас, Толяну сообщат, и он нас оповестит...
- Ибрагим недоносок какой-то. Бабу продал, на осле женился. Когда он уже скотина сдохнет.
- Ибрагим - молодой. Это может затянуться, – предупредил я белоруса.
- Нет, скоро кого-то должны убить, или его или Толика.
«Я уже не так молод и не так силен, - сказал гордый старик. - Я прорыл два канала и оросил семь долин, посадил лес и по камушку перенес гору в океан. Спасибо тебе за похвалу юноша. А совет мой тебе, будет таков…»
- Так, у меня отбивная остыла, - пожаловался Игорь. - Я не могу есть в темноте.
- Потому, что любовь, вечна! – закончил Толик.
- Ууууу!.. – Зал зааплодировал.
- Опять я все пропустил. – Белорус дернул меня за безрукавку. - Глеб, ты чего-нибудь понял? Сергей! Я протестую… Мулы бесплодны. – Будь ваш Ибрагим, хоть трижды зоофил – «миссия не выпал мимо»!
- И этот бокал текилы, я выпью со своей второй половинкой, так же как Ибрагим и Сулла пили реку, каждый со своего берега! - сказал Толик и отпил больше половины.
- Ууууу!..
- «Текиллер»! - выругался Игорь. - Не уймется никак. Я есть хочу.
- Можно много говорить про любовь, про страсть, про нежность… - Видно, у Толика открылось второе дыхание.
Игорь, обиженно:
- Скотина. Теперь он будет про промежность рассказывать…
- Но есть вещи, которые не говорят, а показывают!
Толик достал из пиджака коробочку, раскрыл, показал всем. Маша не будет его носить, я знаю. А ты, видно, нет. Она не любит кольца.
- Мария! Ты выйдешь за меня?!
Опять тишина. Толик дал знак и свет прожектора кинулся в зал, побежал по головам, по столам, по тарелкам. Хорошо, что меня не видно. Сам бы сейчас испугался смотреться в зеркало. Челюсти так сжал, - голова, наверное, сантиметров на пять укоротилась.
Чтобы увидеть Машу пришлось встать; встали многие, не один я.
Луч нашел ее, остановился, чуть рассеялся, - рядом с ней Тая, и еще какая-то девушка, незнакомая. Глазу у Маши стали узенькими, вокруг них распухло. Думаю, только перестала плакать. Наверное, от умиления: еще бы - такая трогательная минута.
Вот, появился и наш герой: встал на одно колено, протянул ей бокал. Маша что-то сказала и поставила бокал на стол.
По залу пронеслось: - Уууу!..
Она не пьет – придурок – ты не знал?! – ругался я, про себя.
Все-таки сделала глоток. Пришлось. Заставили. Лицо у нее такое… такое… совсем не счастливое.
Ты сейчас, думаешь обо мне - Маша? Девочка моя, что мы делаем со своей жизнью?
Они обменялись фразами, но здесь не слышно. Маша взяла у него кольцо, натянуто улыбнулась, показала (кольцо) окружающим. Бог ты мой, думаю, цирк какой-то... Но не одела, положила на стол.
И опять возмущение: - Уууу!..
Одела.
…и конечно овации.
Когда, включили свет я уже ел свою отбивную. Сергей, садясь на свой стул, удивленно посмотрел на меня: - А тебе не интересно?
- А чо там?
- Жалко, что ты не видел…
- Адбиые адо еть яычими.
- Что, ты сказал?
- Отбивные надо есть яычими... горячими.
- Прожуй сначала.
- Ууу вкусно…
- А может, правда, любишь только себя?
- Чего ты от меня хочешь?
- Я бы не обиделся, если бы ты уехал вместе с ней.
- Я понимаю… Красивая девчонка… Сама невинность… Представляешь… белая простынь, наволочка с рюшечками… Она - распаренная после ванной... Соль подай… Спасибо… Голая – как сам понимаешь… Вся такая ухх… А рядом он… Трогает ее, целует грудь… Представляешь?
- Не представляю!
- А я представляю!.. Каждый день… Представляю…
- Ну и дурак.
- Я не понимаю тебя. Ты что делаешь? Ты специально идешь на конфликт, зачем? Откуда это желание меня обидеть?
- Глеб не заводись, - сказал Игорь.
- А я, тебя не понимаю, - сказал Сергей, насупился.
- Надеюсь, это единственный вопрос, в котором мы не нашли взаимопонимания.
Сколько же лет мы знакомы? Больше десяти... Да – больше десяти. В первый раз с нами такое. Откуда эта злость, - эта неприязнь? Ау! - Ведь это Сергей, мой друг, самый близкий мой человек. Что с нами? Ведь я за него… да куда угодно за него!.. Конечно мы оба неправы… Я конечно прав, но все-таки оба…
- Знаешь, что я тебе скажу?
- А ну…
- Я… Тебя… Очень… Люблю… Не смотря ни на что. – Я улыбнулся. - Но то, что касается...
- «Упырямец», - перебил Сергей.
- Ладно, все… Последняя. – Взял графин. - Месяц пить не буду. Тебе налить?
- Мне за руль.
- Вспомнил наконец?
Вернулись музыканты. Зафонили динамики. К микрофону подошел Женя:
- Друзья! А теперь прозвучит легкая лирическая мелодия. Мужчины, приглашайте своих дам…
И заиграла мелодия. Помню эту песню: «Welcome to the hotel California». Никто не поет. Может, это и хорошо?.. Из-за столиков поднялись пары: заскрипели стулья, застучали каблуки.
- Эта песня посвящается Калифорнийским пожарам, - говорит Игорь. – «Велком ту зе хот хэлл Калифорния».
- Я не знаю английский.
- Добро пожаловать, в горячий ад – Калифорния, - перевел Игорь.
Подошел Женя, налил в мою рюмку водки, выпил:
- Ну, чего скучаем?
- А, кто там играет?
- Нормально.
Женя посмотрел на Игоря: - Нужна помощь. Вокалист заболел… Поможешь? Пару песен буквально, спеть надо... У тебя ж голосище… Выручай.
Налил себе еще, сразу выпил. Не закусил.
- Ты помнишь мой репертуар? Эти люди не станут танцевать под «Секс-Пистолз».
- Игорь… сколько мы по кафешкам с тобой?.. и чего мы там только не играли…
- Никогда, не пел попсу. – возразил Игорь. - И не играл.
- Пел. И играл. Забыл все…
- Забыл?.. А помнишь, мы копили деньги на аппаратуру, помнишь? Веселые деньки. А потом, за ночь, ты продал наши инструменты, мои гитары, забрал все деньги и… И больше я тебя не видел. Ты в академку тогда ушел. Как сказали в деканате…
- Не помню… У меня, тогда отец болел.
- Знаю. Если бы твой отец был здоров, болел бы сейчас ты.
- Так шо? – произнес Женя говорком одесского еврея. – Шо сказать ребятам, за вокал?
- Скажи: Игорь знает за вокал.
- Так что – споемся?
- Сейчас подойду.
Женя ушел.
Я - Игорю:
- Хм… Получается – Женя подонок?! А я, ничего этого не знал. И ты, так спокойно с ним разговариваешь?
- Я всех простил.
- Пойдешь петь?
- Я думаю.
- А я его считал хорошим парнем. Квартиру ему нашел... знакомая ему сдавала. Деньги одалживал. А он их вернул? А он вернул мне деньги? – Посмотрел на Сергея.
- В подкладке поройся.
На мои плечи, медленно, легли чьи-то руки. Маша, подумал я. Если это она?.. Пусть это будет она!
- Не вижу на столе мартини, - сказала Тая. - Ты не купил мне?..
- Ты тоже, не выполнила просьбы.
- Она сама тебя увидела. Сергея… когда он вставал… Почему ты не приглашаешь меня танцевать?
- Я сегодня не очень «танцпортабельный».
- Как я соскучилась по тебе! Пойдем…
- Я чет приболел…
- Вставай... пойдем-пойдем!
Подняться, оказалось непросто. Даже алкоголь уже не притуплял боли в спине и ногах… И ребра, кажется их стало больше. Не хотели срастаться, каждый обломок возомнил себя индивидуальностью, организм для них - инородное тело.
Калифорния сгорела. Построили что-то новое: тихое, успокаивающее. Тая обвила руками мою шею, положила свою голову мне на грудь.
- Какая я счастливая сейчас, а ты, Глеб?
- О! Не-то слово…
Опустила руки, прижалась ко мне бедрами. Принялась делать подозрительные вращательные движения тазом… Если бы ни темнота, мне стало бы стыдно, а так…
- Сейчас, это называется - танцевать? – спрашиваю.
- Ты смотрел фильм «Грязные Танцы»?
- Документальный, про бунты филиппинских шахтеров?
- Я чувствую тебя…
- В смысле? Это бляшка, от ремня…
- Ты засунул туда бляшку? Что ты еще носишь в трусах?
- Перестань…
- Ты уже не мужчина?
- Что означает – это – уже?
- Не сопротивляйся… Это неизбежно. Знаешь, что будет через десять минут?
- Только что было. Мне уже пора пойти покурить, и поменять плавки…
- Не обманывай, я же чувствую.
- Таисия, Через десять минут, ничего не будет… За… за… за исключением двух, если повезет – т... трех рюмок водки.
- Как давно ты ни заикался… Это неспроста…
- Ты же ее подруга, как ты можешь?..
- Думаешь, где она сейчас? Тут есть такая комнатка… Пошла туда со своим Толиком… Оттуда такие стоны… Она всегда так стонет, когда он ее...
Я оттолкнул Таю.
- Отцепись!..
- И он у нее не один такой!.. Думаешь, не изменяла тебе?! Я же ее подруга… Она много рассказывала… А ты, лопух, верил… Да она перетрахала всех твоих друзей! Она с Сергеем спасала! Он не рассказывал?!
- Отпусти руку!
Тая говорила очень громко, со злостью:
- Она ездила в Москву к подруге – да?! Ночевала у Мамы – да?! Она таксистам отдавалась, пока ты за покупками ходил! С проводником... как же его звали?!. Подожди, не уходи! А здоровяк твой, вообще с нее не слезал!
И я ударил ее. Сильно. Закрыла лицо руками, присела. Густая челка упала до пола, не видно лица. Посмотрел на свою ладонь, попытался сжать и не смог, как онемела, как чужая. Никогда не бил женщин… Я пошел сквозь танцующих, - потерялся, растворился в людях. Шел и не зная куда. О чем я думал? Ни о чем… Нет… Думал… Я думал, что я ударил женщину… Если, все это правда, то, за что же, я ее ударил? Даже, если неправда, зачем я это сделал? Я ведь не такой… Это не я… Я не мог… А про Сергея?.. А про таксиста?.. Почему, нелепость, так похожа на правду?.. Почему, это так важно, ведь она с другим?..
Передо мной, почему-то опять возникла Тая, наверное сделал круг. Как и оставил: сидела на корточках, лицо закрыто ладонями.
- Тая, больно? Прости, я не хотел.
Тронул ее за плечо.
Думал, плачет, но нет. Встала, улыбнулась как безумная, посмотрела, как-то… с вызовом. Темень, но было видно как вздрагивало ее лицо, от нервов, от возбуждения…
- Дай руку, - говорю.
Дала.
- Куда идти? – спрашиваю.
- Я с тобой никуда не пойду!
Потащил за собой, через толпу, она слабо сопротивлялась.
Выбрались. Дверь, с рифлеными стеклами, коридор, еще какие-то двери – все закрыты. Опять коридор, и еще двери: дергал ручки, толкал, стучался… - одна поддалась. Оказалась на цепочке.
Мужской голос:
- Кто? Кто там?
- Нужна помощь! Женщине плохо!.. - Посмотрел на Таю. - Упрись мне в плечо, - тебе плохо, поняла?!
Она ели сдержала смех. Но уперлась, от волос резкий запах шампуня - аж в носу зачесалось. Дверь открыл парень, лет двадцати- двадцати пяти.
- Что нужно?
- Вы один в номере?! Отвечайте вы один?
- Один.
- Девушке плохо! Очень. Поласкает всю!.. Отравление! Где ванная!
- Там.
Парень дал нам пройти.
- Может, вызвать кого-то.. В больницу позвонить?
- Мы сами!.. Не в первый раз!
Взял Таю на руки:
- Нам надо пять минут... Сейчас, промоем желудок и уйдем!..
- Стасик, кто там?! – Женский грубый голос.
- Мама, тут девушке плохо!
- Я ж спрашивал: «Вы один?!»
- Ну, я думал!..
Тая не станет вести себя тихо, парень бы это пережил, а вот маму жалко…
Поставил девушку на-пол:
- Пошли отсюда!
- Почему, не на руках? Мне понравилось!
- Своим, своим ходом… Давай-давай, теряем время!..
- Так вам, нужна ванная?
- Нет, перенесем на вечер.. Никому больше не открывайте…
Опять по коридору. Все закрыто, но вдруг…
Кладовка: ведра, тряпки, запах хлорки и какой-то старый стул – вот это удача!
Она закрыла дверь; я на что-то наткнулся, полетели швабры, задели ведро: покатилось, проехалось по ногам, что-то еще упало, что-то разбилось, но уже не обращал внимания... Не знаю, чего во мне больше: злости, страсти или водки.
- Раздевайся…
…вскрикнула последний раз, немного отдышалась, прижалась губами к моим.
- Ураган! Животное! Монстр! Даже лучше, чем в прошлый раз.
Опять полезла целоваться, ответил, но отодвинулся. Вернулась брезгливость, во рту стало кисло. А ведь, думаю, она этим занимается всю ночь. Какой я у нее, сегодня по счету? Явно, не первый в очереди… Фу - как противно… Не подцепить бы чего…
Как-то спрашиваю у расстроенного Сергея: - Трихомонад? Откуда?
- Подкрался на цыпочке…
- Что значит: «лучше, чем в прошлый раз»? – спрашиваю.
Сползла с меня, подняла трусики, легко, непринужденно надела - одной рукой, другой застегивала блузку.
- Вот бы мне так научится, - говорю.
Поднялся со стула, тоже стал одеваться.
- Ты, значит, типа ничего не помнишь?
- Почему? Наоборот, типа все помню…
- Значит, все-таки помнишь?
- Тая, не морочь голову…
- Я после той ночи Глеб, только о тебе и думаю.
- Какой ночи?
- Нашей ночи. Лучшей ночи моей жизни.
- И что мы делали той ночью?
- Да вот, то же самое…
- Трахались?
- Любились!
- Тая, никогда этого не было. Сегодня в первый раз… Кстати мне понравилось… Как-нибудь повторим… на восьмое марта.
- Ровно два года назад. На Машин день рождения…
- Ты путаешь меня с Серегой…
- Про Сергея, я не забыла… Вспоминай… Маше стало плохо, и она пошла спать… Помнишь?.. Мы сели рядом, и так нахрюкались… Ты еще сказал… Ой умора… Я так смеялась! - «Иногда, последняя рюмка становится хрюмкой!»… Ну, вспоминай…
- Я, так не мог сказать… Даже это, уже неправда.
- Да? И все ушли. Маша спала в другой комнате; я закрыла двери…
- И?
- С двух ночи, до восьми утра. Я умерла десять раз. Ты бог. Правда, потом у меня был выкидыш. Я хотела этого ребенка... Твого ребенка...
- Смешно…
- Не очень… А в десять ты проснулся… Сказал, что ничего не было, что ты уже забыл, и мне сказал, лучше забудь. А как я могу забыть?..
- Замечательно… Бред…
- Такого не бывает… Ты был трезвый и все понимал. Нельзя вот так, взять и вычеркнуть из памяти… Претворяешься, что не помнишь… Все ты помнишь….
Тая заплакала:
- Помнишь все и притворяешься… а как мне жить?..
- Только не плач, ладно… Если хочеш… ну было… Хотя не было… Какая разница? Ну… Веселе!..
- Глебушка, ты моя половинка, ты мой... Я все рассказала Маше...
- Ты все рассказала Маше. Я твоя половинка, и ты все рас сказала Маше... – повторил несколько раз, пытаясь вникнуть в смысл слов.
- Да. Я не смогла… Через месяц все ей рассказала… Про нас…
- Про каких еще нас?
- Про тебя, про меня и про наше будущее.
- Наше будущее?..
- Она меня поняла... Как женщина.
- Дай подумать… ничего не говори… Наше будущее… Через месяц, сказала ей, что беременна… от меня… Так?..
- Да...
Пауза.
- Она мне изменяла? – спрашиваю. - Скажи честно…
- Зачем себя мучить… Все в прошлом… Теперь у тебя есть я…
- А про Сергея? Для меня это важно…
- Про Сергея? А что это меняет?
- Многое.
- Про него… допустим наврала… Но ты сам виноват… Весь такой надменный… Весь такой пархатец… Все тебе как с гуся вода: «Через десять минут, я выпью литр водки, а на тебя мне…» Ну, и где оказался через десять минут?..
Вытянул сигарету из пачки, закурил. Все перевернулось, смешалось… навалилось, раздавило. О-ой-ой-ой… какая гадость! Я что – сам… сам все угробил? Неправда! Даже, если бы что-то и было, она не стала бы рассказывать Маше?! Да?.. Или?..
Несколько минут назад, в эту кладовку зашел: надменный, злой, уверенный в своей правоте – я. А какой – я, отсюда выйдет? Меня обидели, меня предали. Жертва – как раз вот этот парень с сигаретой в зубах, заклинившей собачкой на молнии, и… и не надо тут рассказывать... Или нет?.. Так было просто: тут наши – там немцы, наше дело правое… - а теперь?.. Как далеко это зашло, чтобы что-то вернуть.
- А мне не предлагаешь? Ну и воспитание...
Протянул ей сигарету, подкурил. Не было ничего, все ты врешь, думаю. С двух до восьми – это… это получается шесть часов. Шесть часов быть богом, и ничего не помнить?
- Чего ты молчишь? – спрашивает.
Я не ответил, у нее зазвонил мобильник: - Да… Да Маша… Сейчас, подожди...
Тая приоткрыла дверь, посмотрела в щелочку: - А я тебя вижу... А вот так… Нет, я не одна… Если видела, зачем спрашиваешь?
Вышла в коридор, махнула: - Да здесь! Здесь... Иди сюда!
В кладовку пробился свет; я зажмурился, сел на стул, совсем закрыл глаза. Меня нет.
Тая распахнула дверь, подошла ко мне:
- Пусти к себе на коленки.
- Нет. Я устал… И вообще… прекращай этот цирк…
Не послушала, села сверху. Не стал отпихивать, сопротивляться, какая теперь разница?
- Всегда все делаешь по-своему?
- Глеб. Уступи мне один раз…
Кажется, покраснел, или побледнел, опять пот – капля скользнула по переносице, нырнула в глаз. Вытер свой лоб о ее плечо.
В дверях появилась Маша: - Ааа… Вот ты с кем?
- Извини. Ты так быстро пришла, я не успела слезть… - Потом обратилась ко мне: - Ну что, тигрик, отпускаешь меня?
- Иди… Уже…
- Когда приедешь – позвони, котик.
Запустила пальцы в мои волосы, сжала в кулак, притянула голову к себе, присосалась к губам.
Я стал похож на покойника, которого усадили на стул. Руки беспомощно свисли, голова опущена, взгляд уперся в воздух, пустые глаза, смотрят никуда.
Тая встала, картинка не изменилась. Зрачки слабо реагировали на колебания света. Перенервничал, видать – хлюпик.
Наклонилась, добила, контрольным поцелуем в лоб, подошла к Маше, натянуто-развязанно спросила: - Где ты была? Я тебя искала.
- За столом. Там же, где ты меня оставила…
- Не смотри на меня так… Он притащил меня сюда…
Самого удара не видел, только услышал смачный шлепок. Испугалась дубля, отскочила, стукнулась головой об дверь. Бедная, все ее сегодня бьют.
- За что?!
- Сука!
Машины туфли побежали по коридору, Таины следом.
- Я вообще здесь не при чем! Слышишь?! Все он… Скотина, бабник! Я вообще ничего не!..
В коридоре зашумели: шоркала об пол подошва, скрипели дверные петли, где-то смеялись, кто-то плакал. Таин голос растворился в скрежете оконной рамы.
Пальцы обожгла сигарета. Поднял ведро, бросил окурок, сразу закурил новую.
Игорь на сцене больше часа. Когда пришел, он пел: «Как жаль, но ты сегодня не со мной…», потом, еще, что-то легкое непритязательное… не помню, не слушал. Сергей задавал вопросы, я улыбался, что-то отвечал, не в тему; наконец он про меня все понял, оставил в покое. Пусто… пусто… «Кажется, что-то ем, кажется - пью, наверне, думаю о чем-то. Интересно о чем?»
А потом что-то случилось: перестали танцевать, привычный гомон куда-то пропал. За столиками не разговаривали, даже приборы перестали звенеть.
И не-то чтоб, белорус пел очень громко, хотя не без этого, но он еще и хорошо пел, с надрывом… «Белое безмолвие» - Высоцкого, для меня, лучше самого автора, спел только Егор Летов. Игорь пел лучше Летова.
Под некоторые песни танцуют, другие – слушают. Пора бы вернуться к первым, но Игоря понесло…
Интересно, в каких клубах они это играли? «От Кореи до Карелии» - необычная подача. Услышит Шклярский, - умрет и перевернется в гробу.
«Эст» - «Сталь номер тридцать ХГСА» – хорошая песня, но самое время спеть про ягоду-малину, или… Нет Игорь, - точно не эту…
Они не поймут, что значит: «Весенний ветер, комиссаров качал, они висели… уже на всех столбах..»?
А все-таки, нам дадут уйти самим, или?..
И тут, Игорь как и обещал, перешел на «Секс Пистолз», и оказалось… Оказалось, что чудеса бывают!
Зал сначала разделился: одни в восторге – столпились возле сцены: кричали, прыгали, тянут руки, чуть ли волосы на голове не рвали, а другие не в силах отойти от шока: затаились возле столиков, переглядывались, поругивали… Но последних все меньше, толпа затягивала, и скоро все столы опустели… Куда делись эти брюзгуны? Панк – это не культура, - Панк - психическое оружие.
Вдруг, женский визг и уже знакомое: «Ууууу!..»
Глянул на Сергея:
- Чего это они?
Он засмеялся: - Стриптиз, - говорит.
Наверное, ему там жарко. Только увидел: Игорь разделся до пояса… а вот очки не надо было снимать, с таким синячищей… хотя…
- Ты так не увидишь, встань, - говорит мне Сергей, и сам поднялся.
- Да чего не увижу?
- Сейчас... Гляди!.. Будет проигрыш… Он всегда под эту песню… Я помню…
Так еще не визжали; я заткнул уши. Чем Серый там, так восхищается?.. – А – брейк. Ну и что?
- Тоже, так когда-то умел. Дает, скажи?! – Сергей толкнул меня в бок. - Хорошо говорю, да?!
- Гимнастикой, наверное занимался?
- И гимнасткой тоже…
- Ааа... Ну конечно… Так и я мог бы… если бы… Я-то думал...
Сергей сел: - Потихоньку собираемся? – спрашивает.
- Да. Пора заканчивать глобальное «впотепение». Стаскивай его оттуда. Все. Последняя песня… Дамы приглашают «ковырялов», и по домам…
- Пойду за ним… Глеб, позвони Антону. Где, он пропал?!
- Телефон дай… Разблокируй… Где он у тебя?.. Что это такое?.. «Мастурбаловень судьбы» - это он?
- Нет. Подожди. Как же он у меня забит?
- А нельзя было просто написать: Антон?.. «Безобыдлый» – он?
- Дай сюда.
- Погоди теперь… А я у тебя, как забит? О! «Вассал на все» - не мой номер… «Черепахло тратилом» - это кто?.. Ладно, дальше… «Психопадший ангел», «Серийный упийца» - о, мой номер. Хоть так. А где Антон?
- Не помню. Только, всех переименовал.
- «Обожрица любви» - это девушка, да? «Отщепенес»?..
- Он!
- Есть еще «Ерепенес».
- Точно он.
- Точно?
- Звони, я за Игорем… - Сергей встал.
- С улицы позвоню, - говорю. - Серега, я не буду заходить… Там жду…
- Давай… Мы быстро…
Когда я выходил, Игорь пел что-то «рокенроллистое». Разносторонний парень, этот белорус. Надо было сразу начать с «Рок-н-ролла», - о как пляшут!
На улице позвонил Антону. Он сбросил. Видать, не вовремя. На стоянке много машин, подумал: а вдруг… но нашей среди них не было. Зато знакомый «Мерс» с московскими номерами… В конце стоянки – возле самых деревьев.
Обошел вокруг. Кирпич в окно бросить, что ли? Пальцем увековечил на заднем стекле слово из трех букв. Ну что, теперь мы в расчете? Он спит с моей женщиной, а я написал х… Не хватает чего-то, не равноценный аргумент получился. Может, на лобовом, тоже написать?..