Ираида Петровна любила солнечные утра. С самого детства, просыпаясь, она словно плыла в тёплом жёлтом сиянии, наполнявшем комнату. Сияние медленно проползало по высоким стенам, мебели, обоям и слегка стихало к обеду.
Ираиде Петровне было семьдесят пять. Она родилась в Ленинграде, доживала век в Санкт-Петербурге.
Она помнила блокаду и Победу, всех генсеков и президентов, денежные реформы и продуктовые карточки.
Времена менялись, менялось всё, кроме этого яркого утреннего света.
Однажды Ираида Петровна проснулась от грохота и лязга. Она вышла на балкон и увидела, что фасад дома обрастает строительными лесами. Через несколько часов конструкцию затянула плотная зелёная сетка.
Солнца по утрам не стало. Не стало и воздуха.
Лето прожаривало город, прибавляя градусы каждый день. Балконная дверь оставалась запертой. За дверью шли работы. Стёкла окон и двери покрылись слоем грязи, в комнате висела пыль.
Шустрые парни неизвестной национальности что-то кричали, сверлили, стучали, бросали.
В субботу наступила тишина. Вечером Ираида Петровна вышла на балкон. Деревянные тоннели тянулись вдоль этажа. Рабочих не было.
Она вынесла два стула. Один поставила на балконе возле решётки, другой – за решёткой, на доски. Перелезла через ограждение и пошла по настилу, стараясь угадать, что находится внизу.
Под балконом – парадная. Два шага влево – кафе в полуподвале (раньше был общественный туалет, его закрыли после того, как двое пьяных парней изнасиловали и убили кассиршу, принимающую плату за вход; кассиршу было по-человечески жалко, но с улицы больше не воняло, так что кафе – лучше). Ещё десять шагов – вход в продуктовый магазин.
Она увидела грубую импровизацию лестницы, ведущую на нижние этажи, но не стала спускаться. Прижимаясь к стене, обошла лаз и двинулась дальше.
Выступ над аркой, вход во двор, в котором находились сауна (какая сауна во дворе-колодце в центре Питера?!), мастерская по ремонту обуви и изготовлению ключей и нотариальная контора.
Сразу за аркой – ресторан. Ираида Петровна проковыряла в сетке дыру и выглянула на улицу: участковый, в гражданской футболке и рваных шортах, пьяно шатаясь, направлялся под арочку в обнимку с двумя проститутками.
Как это называется? Она что-то вспомнила из бандитского сериала: «Нет, начальник, я на групповуху не подписывалась! Да, и отработала я свой субботник!» Вот: субботник! Раньше субботники были другие. Всё меняется.
Следующий лаз вёл наверх. Ираида Петровна покачала ногой сходни, подумала, что с детства хотела прогуляться по крышам и стала подниматься, почти на четвереньках, ежесекундно оправляя подол.
Над чердаком выступал козырёк с ржавой кровлей. Чуть дальше высились ящики, составленные друг на друга наподобие детских кубиков.
Рядом с Ираидой Петровной возник Тимур – отпетый хулиган с пятого этажа. Не обращая внимания на старуху, взобрался на ящики и свистнул. С крыши свесились двое подростков. Тимка поднял руки, пацаны утащили его наверх.
Ираида Петровна полезла на ящики. Пацаны наблюдали за ней. Она встала на верхний, подняла руки. Лица исчезли.
Ираида Петровна крикнула: «Эй!» и залихватски свистнула. Тимур и его команда тут же воникли над головой: «Бабка, тебе чего?» - «Того же, что и вам! Тяните!»
Она стояла на крыше, щурясь на панораму вечернего города, на потемневшую Фонтанку, Аничков мост и людскую суету, пацаны дружно трудились над стеной соседнего дома: что-то рисовали аэрозолями, отходили в сторонку, возвращались, добавляли какие-то штрихи. «Граффити!» - сказала Ираида Петровна. «Закуривай!» - сказал Тимур и протянул ей беломорину.
Курить не хотелось, но надо было как-то спускаться вниз. Ираида Петровна взяла папиросу, наклонилась над зажигалкой и осторожно затянулась.
Голова закружилась. Пришлось сесть на тёплую кровлю.
«Бабка, ты как?» - «Меня зовут Ираида Петровна! Спасибо, нормально. С войны не курила «Беломора», очень табак изменился…» - «Чё ты гонишь, бабка, с какой войны?» - «Меня зовут Ираида Петровна. С Великой Отечественной» - «Петровна, война была сто лет назад!» - «Семьдесят» - «А тебе сколько?» - «Семьдесят пять» - «Ты что, с пяти лет куришь?» - «С шести» - «Мамка не ругала?» - «Мамка и научила. Она работала на фабрике Урицкого. Есть нечего было, куревом спасались. Правда, в блокаду настоящего табака не водилось, курили даже чай, но больше кленовый лист. Не помню, как это называлось: берклен, что ли?» - «Берклен?» - «Берёза-клён, по тем временам вовсе неплохо. В ваших-то папиросках тоже не чистый Беломор. Только не пойму, что?» - «Хэш» - «Хэш? Не слыхивала. Каких только добавок не придумают!» - «Точняк!»
Ираида Петровна курила и размышляла о том, что Тимка не такой уж и вредный, просто не повезло ему в жизни с самого начала. Мать, что называется, принесла в подоле. Через год вышла замуж, но, будучи неравнодушной к алкоголю, отравилась палёным «роялем». Отчим устроил в квартире то ли бордель, то ли малину, и в комнате малыша никогда не пахло детством. Даже странно, что мальчишка неплохо учился и умудрился поступить в художественный колледж. Рисует он, действительно, хорошо. Придумал же – паровоз на крыше! Паровоз выглядел почти настоящим.
Ираида Петровна пригляделась к красной звезде на чёрном котле и собралась было прочесть надпись вокруг советской пентаграммы, как вдруг крышка на трубе откинулась, и оттуда вылез трубочист. Трубочист прогулялся до кабины, нырнул внутрь, дал один гудок. Колёса окутались паром. Ираида Петровна с ужасом обнаружила себя, сидящую на рельсах. Она едва успела вжаться в щебень, когда чёрный монстр промчался над ней, скрежеща осями, на свежую краску которых налипли чьи-то пальцы и волосы. Тендер отцепился и дал ей по затылку, когда она уже вставала на ноги.
«Тимка, бабку прёт не по-детски! Может, скорую вызвать?» - «Разве только дурковоз. Что ты доктору Быкову объяснишь? Убивали руф-топ, старушка свистнула, мы её за руки на крышу заволокли, и она под танк попала? Подождём. Сейчас отпустит».
Она очнулась в следующую секунду. Вскочила, догнала тендер, поймала подножку, взобралась, устроилась на заднем буфере. Вдоль путей тянулись столбы, на всех висели трупы Ираиды Петровны, вместо шпал под рельсами лежали трупы Ираиды Петровны.
На стрелке её стряхнуло с буфера, она взмахнула пёстрыми бархатными крыльями и увидела своё отражение в капле росы: огромная жёлтая бабочка, с мохнатенькими лапками зависла над ромашковым полем. Над цветами порхали ещё три бабочки. Она направилась было к ним, но порыв ветра занёс её в окно готического замка.
Она присела на подоконник и обратилась девушкой. За окном шумели вековые деревья. Перед окном стояла массивная кровать с балдахином. Зажглась луна, быстро принявшая вид опрокинутого тонкого месяца, однако нижний край его сиял так ослепительно, что темнота и всё вокруг стало глянцевым и сверкало при любом повороте головы.
На постели лежал прекрасно сложенный и невероятно красивый Тимур. Его чресла были слегка прикрыты фиолетовым атласом простыни. Его кудри разметались по высокой подушке. Он улыбался и звал её к себе. Она отнекивалась. Он протягивал руку и говорил: «Ты же устала? Ты же хочешь спать? Иди ко мне. Я даже не прикоснусь к тебе. Ты просто ляжешь рядом и выспишься. Не бойся!» Она потопталась на каменном полу, подумала, что он прав и подошла к ложу. Ей пришлось раздеться, чтобы не испачкать переливающееся под лунным светом постельное бельё. Тимур обнял её и поцеловал в лоб: «Спи. Ты мне очень нравишься, но я обещал, что не прикоснусь к тебе, если ты сама не захочешь. Спи и ничего не бойся».
Бояться пришлось. Сразу же. Потому что она почувствовала невероятное желание, которого уже много лет не испытывала по отношению к мужскому полу. Она провела пальцами по его животу, наклонилась к его груди и понюхала, как он пахнет. От его запаха отшибло последние мозги.
Очень хотелось, чтобы это не кончалось никогда. Но трое мужиков в официальных чёрных костюмах бесцеремонно распахнули дверь и вошли в опочивальню. Один вышел вперёд, раскрыл папку и стал зачитывать какую-то важную бумагу, двое стояли по бокам от него, на полшага позади. Ираида Петровна их ненавидела. Но слушала, пытаясь хотя бы голову освободить из-под разгорячённого тела внезапного любовника, и отворачиваясь от жаждущих новых поцелуев губ. Если остальные его мощные действия мешали не так сильно, то внимать к не относящейся к любовному действию речи, да ещё сливаясь в умопомрачительных лобзаньях, было совсем невозможно.
Выслушав мужчин, она столкнула с себя Тимура (не без сожаления) и проснулась. Солнце господствовало над Землёй в фазе истинного полдня.
Ираида Петровна направилась на кухню, мурлыкая: «Шёл караван по пескам, шёл по зыбучим пескам, труден путь и далёк, ой-ё-ёй, а вокруг всё песок…» «Сам караванщик Али, был он богаче паши, но погубил его план, его план, и тридцать три его жены!» - подхватил Тимур, по-свойски гоняющий чаи и уничтожающий запасы датского печенья. «А, ты откуда эту песенку знаешь?» - улыбаясь неизвестно чему, спросила Ираида Петровна. «Так ты всю ночь её пела, мне понравилось! С добрым утром! Выспалась? Чаю налить?» «С добрым. Налей. Я тебя сейчас завтраком накормлю. Яичница с беконом устроит?» - «Да!»
«Тимур, ты только не подумай чего… Можешь заходить ко мне, хоть ночуй даже. У тебя-то дома… В-общем… А я, всё равно, одна. Мне хоть заботиться о ком будет. Ты не обиделся?» - «Нет. Главное, чтобы ты не обиделась» - «За что?» - «Ну, в таких случаях джентльмен должен жениться на даме…»
Только сейчас Ираида Петровна поняла, что Тимур сидит на кухне в одних трусах, и это не смущает ни его, ни её.
Она взрогнула: «Скажи, что ты пошутил!» - «Конечно, пошутил! Я не могу на тебе жениться, потому что все подумают, что я за квартиру продался. Спасибо за завтрак, очень вкусно! Пойду, покемарю с часик, ты меня не буди, ладно?» Он чмокнул её в щёку и скрылся в спальне.
Ираида Петровна вымыла тарелки и начала варить борщ.
На фото: Псков. Памятник паровозу.