Любовь и ненависть

Павел Грейцев
       (История вымышлена; все совпадения совершенно случайны).

       Вторая смена. Вечер. Солнце заходило за горизонт, не спеша, черепахой передвигаясь по небу и оставляя на нем свой кровавый след. Небо напоминало палитру неопытного начинающего художника, неаккуратно размазавшего свои дешевые краски.
       Рядом, прямо над ухом, заверещал звонок. Этот звук говорил о том, что закончилась короткая перемена, и начался третий урок: для одних – долгожданный, для других – чуть ли не конец всей суматошной жизни, а для третьих он не означал ничего.
       Раньше она боялась этих звонков. Нет, они не пугали ее громким своим лязгом и дребезгом, но заставляли сжиматься от страха все ее внутренности в ожидании грядущего урока, где она целых сорок пять минут должна будет выстоять перед маленькими чудовищами, растолковывая им очередную математическую премудрость.
       Но это раньше. Сейчас она привыкла уже ко всему, ко всем невообразимым выходкам своих учеников. Теперь ее вряд ли способен смутить даже самый каверзный и замысловатый вопрос этих троглодитов: она с достоинством научилась выходить из любых ситуаций.
       Звонок отзвенел. Она никуда не торопилась. По пятницам третьим уроком в расписании у нее стояло «окно».
       Мимо пронеслась последняя пара запоздалых учеников, разбрасывая вокруг себя дикий гам и энергию, а затем все вокруг смолкло. Наконец-то наступило время, когда она имела возможность отдохнуть от этого шума, спокойно подумать и послушать любимую тишину.
       Она могла бы пойти к себе в кабинет, но тамошняя атмосфера вечно угнетала ее, давила на голову, внушая навязчивое и необъяснимое беспокойство. Среди стен своего математического класса, который, казалось бы, должен был уже давно стать ей родным, она по-прежнему чувствовала себя чужой.
       Поэтому она осталась в коридоре, где отблески закатного солнца лизали монотонные стены, разукрашивая их в светло-вишневый цвет. Удивительно, но когда она видела такой красивый закат, такие оттенки красного цвета, ей всегда казалось, будто она живет не в России, а в самой настоящей Японии. Она никогда не задумывалась, почему у нее возникают такие ассоциации. Они всплывали из самой глубины ее подсознания, бесцеремонно завоевывая и уничтожая будничные мысли, и ей не оставалось ничего, кроме как безропотно покоряться их неотвратимой силе. Но, конечно же, как и любому другому человеку, эти легкие мимолетные фантазии не могли ей не нравиться. И порой она часами наслаждалась благодатью своих мечтаний, плавно и мерно покачиваясь на волнах невероятных иллюзий.
       Только сейчас она задумалась над этим. Действительно, почему собственно Япония? Почему закат? Ведь это как-никак «Страна Восходящего Солнца», а не наоборот. Да и ко всему прочему… она никогда не была в Японии.
       А он сейчас там, далеко. Муж – самый родной и близкий ей человек. Когда они в последний раз виделись? Два месяца тому назад? Значит, осталось еще четыре. Как же долго, черт возьми! Она судорожно вздохнула, так, словно только что плакала.
       Она смотрела на стены и представляла себе мужа, разгуливающего по скверам и паркам Токио. Интересно, думает ли он о ней? Наверное, нет. Только не сейчас. Скорее всего, в данный момент он уже спит безмятежным сном, ведь в Японии как раз наступила ночь, а ложится обыкновенно он рано.
       Ее муж по специальности, как и она сама, педагог, с одной лишь разницей: она – учитель в школе, он преподает в институте. Три месяца назад он получил приглашение пройти бесплатную стажировку в Токио по программе «Японский язык». Заполнил анкеты и в результате отбора получил счастливую путевку. Проходить обучение ему предстояло в течение шести месяцев по долгосрочной программе, разработанной специально для учителей в возрасте до тридцати пяти лет.
       Она помнила, как он прибежал из института домой с улыбкой до ушей, обнимал ее, повторяя, что это определенно лучший день в его жизни. Размахивал перед ее лицом каким-то конвертом, а она все никак не могла понять: шизофрения это или что вообще.
       Потом они ужинали в ресторане, пили почти самое дорогое вино. Она провожала его со слезами на глазах. Боясь выглядеть такой слабой, отчаянно крепилась, но все-таки не справилась с нахлынувшими чувствами. А он утешал ее и уверял, что полгода пролетит совершенно незаметно.
       Боже, как он ошибался! Да, он звонил раз в неделю, исправно писал на мэйл почти каждый день, но все же ей очень не хватало его близости и тепла. Иногда так хотелось прикоснуться к его рукам, к шее, обнять и прильнуть к его груди! А однажды она поймала себя на мысли, что горит вдруг желанием вцепиться в его ягодицы и не отпускать их ни при каких обстоятельствах. Она решила, что когда он вернется из этой своей Японии, она так точно и сделает – непременно вцепится в его упругие ягодицы.
       Никогда прежде она не задумывалась, насколько оказывается сильна и нерушима их любовь. Она слегка злилась и в то же время радовалась за него. Девушка понимала, не отпускать своего мужа – значило совершать глупейшую ошибку. Она знала, как важна для него эта поездка; быть может, это был единственный шанс в его жизни.
       А ведь было время, когда она ненавидела его.
       Они учились вместе на одном курсе и в одной группе педагогического института. С первого взгляда она возненавидела его, и ненависть эта не угасала ни на секунду на протяжении целых десяти лет – пока учились и позже. Все в нем казалось ей омерзительным: вечно сальные волосы, слишком длинные пальцы, маленькие глаза и оттопыренные уши, даже его имя она ненавидела – Гриша. Характер этого субъекта был не менее гадким: карьерист, беспринципный и хладнокровный.
       На выпускном вечере, выпив шампанского больше обычного, она, наконец, решила признаться ему в своих чувствах. Она подошла к парню, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Неторопливо сделала глоток шампанского и сказала с вызовом, глядя ему прямо в его поросячьи глазенки: «Ты знаешь, Григорий, я тебя очень сильно ненавижу. Всегда ненавидела. Ты отвратителен мне. Почему, не знаешь?».
       Он не удивился: «Людям свойственно не любить не таких, как они. Я другой, отличаюсь от тех, кто тебя окружает, к кому ты привыкла; а ты совсем не злая, просто импульсивная. Я, кстати, не против, если ты будешь и дальше ненавидеть меня. Хотя и неприятно».
       Прошло еще пять лет – она продолжала ненавидеть его.
       А потом вышла за него замуж.
       Как получилось, что ненависть переросла в такую любовь? Она не знала этого. Но факт остается фактом: прежние раздражители перестали действовать. Она влюбилась в его оттопыренные уши, маленькие глазки, волосы и пальцы. Влюбилась во все, что в нем было, даже имя его она теперь произносила с благоговением, словно это было не человеческое имя, а какого-нибудь древнегреческого бога. В характере она тоже сумела найти лишь положительные стороны и не видела прежних отрицательных качеств. А если и видела, все равно превращала их в одни плюсы.
       Она знала его, Григория, десять лет. Изучила его со всех сторон, пока ненавидела. И знала она его – как раз, потому что ненавидела. Пожалуй, ненависть и была платформой для их любви.
       Теперь же она без памяти любила своего мужа и не могла без него прожить достаточно долго. Постоянно о нем думала. Особенно сейчас, когда он так далеко от нее, а она здесь, в России, в этой забытой всеми школе, где блеклые стены коридоров кровоточат уже уставшими отблесками закатного солнца.
       От этих размышлений и воспоминаний ее разбудило торопливое цоканье каблуков. По коридору шла завуч, Людмила Ивановна – пожилая женщина, проработавшая в школе большую часть своей жизни.
       Казалось, она была чем-то встревожена. Они встретились глазами, и девушка поняла, что завуч спешно направляется именно к ней. Странно, они никогда особо не разговаривали друг с другом. Очень редко – исключительно по работе.
       Какое-то неприятное ощущение появилось вдруг у девушки при виде этой почти бегущей к ней навстречу пожилой женщины с неаккуратно уложенными волосами.
       – Света, а я тебя ищу везде… а ты тут стоишь. – Она говорила мягко и быстро, но голос ее срывался, наверное, от быстрого шага. А еще угадывался будто бы испуг; обычно люди так разговаривают, когда несут с собой дурные вести.
       – Что-то случилось, Людмила Ивановна? – Голос ее слегка задрожал.
       – Господи, ты не в курсе еще? В Японии… бедная девочка моя… беда-то какая!..
       – Да что случилось, Людмила Ивановна? Говорите же, что в Японии, не тяните.
       – А разве он не… ты…
       – Что в Японии? – Она почувствовала, как перехватило дыхание и защемило сердце, где-то внизу истошно заныло. – ЧТО В ЯПОНИИ? – Она перешла на крик. Она не была готова, не хотела.
       – Сутра объявили: землетрясение. Сильное, погибших – жуть… А я из дома только что… по новостям объявили… и сразу к тебе. И Токио затронуло и все… бедная ты моя…
       Свете внезапно показалось, что завуч стала говорить намного тише. Захотелось вдруг наорать на нее: «Говори громче, стерва, я ничего не слышу!». «Боже, зачем она так издевается надо мной?! Что я ей сделала?».
       Во рту копилась соленая слюна. Наверное, ее бы вырвало, если бы в этот момент не рухнул бы весь привычный мир, и не ушла бы земля из-под ног. Она проваливалась в темноту.
       Все это случилось так быстро, так резко, так неожиданно. Девушке почудилось, будто сердце ее стало падать в пропасть, словно оторвавшийся от стального троса лифт, летящий навстречу смертоносному бетонному полу шахты.
       Падая, она, кажется, слышала еще кое-что… «звонил?»… Спустя мгновение умер и этот отчаянный отголосок.
       Очнулась она на диване в учительской. Вокруг стояли коллеги и смотрели на нее сочувственно. Кто-то протягивал стакан воды. Но она не почувствовала исходящей от них доброты. Глядя на этих кротких, смиренных людишек, девушка замечала лишь фальшь. Она подумала, что если бы сейчас в руках у нее был автомат, то без сожаления расстреляла бы их всех к чертовой матери. И почему-то от этой мысли противно совсем не стало. Даже наоборот, подняло настроение. Позабавило ее.
       Кое-как справившись с дрожью, она сделала глоток воды.
       – Знаете, – сказала она, как-то странно улыбнувшись, – любовь – зла, лучше бы я продолжала его ненавидеть…

       Сильное землетрясение, случившееся в Японии весной 2011 года, унесло тысячи жизней. Страшная катастрофа стала несчастьем не только для народа Японии. Эхо этого бедствия еще долго будет раздаваться, гуляя по всей планете.
       Мужа Светланы Григория так и не нашли. Он до сих пор считается пропавшим без вести. Последний раз его видели в японской школе, в которой тот проходил стажировку: мужчина вытаскивал маленького мальчика из-под обломков рухнувшей стены.
       С 13 марта 2011 года Светлана начала принудительно получать ежедневную психологическую помощь.