Петр Евгеньевич Кулич, сорокадевятилетний инженер и потомственный хиппи… Тут, видимо, следует объясниться. По образованию – инженер, а по матери – хиппи. Так вот, хиппи и инженер, не могущий определится, забил косячок и откинулся на спинку старого кресла, затягиваясь.
-- М-м-м-м-м-уф-уф-уф.
Клуб дыма, вырвался, рассыпался и растаял. Из угла комнаты вышел мишка-панда, и сказал:
-- Э-э…
-- Рановато – ответил Петр Евгеньевич – да и нет с травы такого прихода, чтобы панды тут разгуливали.
Мишка сконфужено ретировался.
Кулич пыхнул еще пару раз и решил накатить пивка вдогонку. Добил «пяточку», скомкал гильзу в пепельнице, пипеток он не признавал, встал, пошел на кухню. Открыв дверь холодильника, услышал голос:
-- Э-э…
-- Ну, хватит, ей-богу.
Взял бутылку пива и закрыл дверцу. Засадил половину, прислушался к ощущениям – нормально. Легло как по нотам. Почесал запущенную бороду, круглый живот, грязные волосы на голове. Глотнул еще и вернулся в комнату.
В комнате в кресле напротив телевизора сидел панда.
-- Привет – поздоровался, сдаваясь, Кулич.
Панда не ответил. Петр Евгеньевич уселся в соседнее кресло.
Минут десять смотрели телевизор. Куличу было по кайфу, мишке в кресле тоже. И как-то незаметно Петр Евгеньевич уснул, так на него действовали трава с пивом, и приснился ему сон.
Будто захотелось ему глубокой ночью нестерпимо пить. Поднялся он, оделся и оправился в ближайший киоск за пивом. Встал в очередь за двумя пацанами, а те вели себя дерзко: громко обсуждали Петра Евгеньевича внешность, обращаясь к продавщице. Он сделал им замечание, и пацаны предложили выйти из минимаркета и продолжить на свежем воздухе.
Вышли, мирный хиппиобразный Кулич, повторил претензии, за что получил по лицу, но не успокоился, а продолжил препирательства. Был обозван пидорасом, в ответ, в резкой форме, высказался о сексуальной ориентации двух представителей молодежи и дал несколько ценных советов по применению оной сексуальности по назначению. Еще раз завязалась драка, а точнее избиение Петра Евгеньевича. В результате которой снова пострадало лицо Кулича и, вдобавок ко всему, его ударили в бок шилом.
Кулич упал на теплый асфальт. Сначала было больно и непонятно, а потом страшно. Вроде бы понимал Петр Евгеньевич во сне, что это только сон, но ничем себе помочь не мог. Лежал на асфальте и истекал кровью.
Вся его тщательно выстроенная защитная философия, состоящая из откровенного похуизма, слабости и пары кондовых постулатов, рухнула в одночасье. Растеклась по асфальту.
Кулич дал себе слово проснуться, скомандовал – просыпайся, и просыпался набором молекул сквозь трещины асфальта в землю, которой и стал.
А мишка-панда досмотрел телевизор, зевнул, заглянул в сумку у себя на животе и полез дальше на дерево светлой сути.