"Другой"... (12)
Сергей занимался индюком, сам. Никого не подпускал. Сам нарубил дров, разжег костер, выстругал вертел и насадил на него птицу.
Мы играли в покер. Сергея пришлось изгнать из компании. Постоянно отвлекался на индюка и тормозил игру. Еще он слишком много проиграл, и на расписках ставил чужие подписи. Поздно заметили, а-то выгнали бы раньше.
Ставки серьезные: я проиграл триста тысяч, Саша пятьсот, бородач миллион. Эти деньги, договорились выслать, сразу по приезду домой.
После каждой игры, Игорь брал расписки. Саша просила скостить долг хотя бы в половину, но белорус неумолим. Предложил заплатить немедленно, по смешному курсу - сто к одному.
Но Саше, проще через пару недель, вернуть пятьсот, чем сейчас - пять. Сейчас, эти деньги лучше пустить в оборот, а через месяц, и ему отдаст, и себе столько же заработает. Игорь, что-то заподозрил, но промолчал. От жадности рассудок его помутился.
Вечером пришел Анатолий Павлович. Принес шахматы.
- Итак, молодые люди, как будем играть?
- Эстафета, - предложил я. - Победитель остается, побежденный уходит, и так, пока все не сыграют.
- Кто начинает?
- Самые сильные, - говорю, - Вы и Сашенька.
- Ой! Я не умею, - сказала девушка. – Хотя, ладно, попробуем. Это ж как шашки?
- Я помогу.
- Глебушка не надо, я сама.
Фигуры на доске. Саша играла белыми. Первый ход ее. Взглядом опытного гроссмейстера осмотрела доску, поцарапала острым ноготком черный квадратик, чему-то удивилась, подняла глаза на меня:
- Е2 на Е4?
Я кивнул.
- Прекрасный ход! – похвалил Анатолий. – Божественный ход!..
- Глеб передвинь пожалуйста, я не знаю, где это.
- Вот эта пешка, становится, вот сюда. – Я сделал ход.
Анатолий сыграл: Е2 на Е4.
- А почему вы повторяете? А что, можно повторять? Глеб, а это честно?
- Вообще не честно.. ни-то чтобы, но... В Петербурге, так уже не играют, но здесь…
- Вот! Повторять нельзя! – возмутилась Саша. – Придумывайте свои ходы, а так каждый может.
Анатолий:
- Я давно не был в Петербурге, но отбрасываю всякие сомнения. Такие, прекрасные люди, не могут обманывать. Тогда вот так…
Переставил пешку, на клетку назад. Получилось: Е2 на Е3.
- Все равно похожий ход. Глебушка, а так в Питере играют?
- Ну так, мастера старой школы… Им трудно перестроиться на новый лад…
- Ну, так, что? – спросил Анатолий, - Принимаете?
- Принимаем. Это будет старая школа против новой. Так, куда же теперь?
- Сашенька, давай вот эту лошадку…
- Нет!
- Тогда, вот эту пешечку…
- Нет. В тебе нет размаха. Что с тобой? – Саша скривилась. - Давай ходить королем!
- Может, лучше, все-таки, пешечкой?
- Глебушка – ты не Наполеон! Мне нужен новый советник. Игорь – ты готов умереть со мной?
- Жанна, я пойду за тобой на костер! – ответил белорус.
Игорь сделал нелепый ход: поставил короля на клетку вперед.
- Вот так! – воинственно сказала Саша, и показала мне язык.
Обидно, неприятно. Почему это, я, не Наполеон? Игорь - Наполеон? Тогда, это его Ватерлоо.
Подошел к Сергею, присел возле костра. Сергей посмотрел на меня, улыбнулся:
- Эх ты… Играешь, как немец.
- Почему это?
- Рациональный слишком. Сознательно, но красиво проиграть – вот это по-русски.
- Чего красивого?.. Ход королем…
- Перед такой женщиной, - прошептал он, - надо ходить, только королем.
Игорь сделал еще двадцать ходов и все королем. Каждый ход был маленькой победой. Саша в таком восторге, казалось от радости кого-нибудь укусит. Сергей прав. Завидую: Вот его победа при Маренго, Линьи, Аустерлиц… Когда, оно еще будет, - это Ватерлоо.
Маленькие победы, привели к большому поражению. Но Саша, не чувствовала себя проигравшей. Настроение у нее отличное.
- Но, мы почти победили! Просто сегодня нам не повезло…
- Я виноват, - винился Игорь. – Ошибка на тринадцатом ходе. А вообще, партия была наша.
- Да, мой дженераль! Мы еще всем им о-го-го!.. - Саша, опять показала мне язык, заодно и Сергею: - Вот так вот!
С победителем, играл Сергей. Саша переметнулась в стан противника, выдавала Анатолию Павловичу все ходы Сергея:
- Обратите внимание, как он, конем тут следы путает!
- Да, да…
- Знаете, как надо пойти? А я знаю, как нам пойти. Мы его обескуражим. Мы пойдем королем!
- Нет, нет... Мы пойдем вот так. – И Анатолий скромненько двигал пешку, на клетку вперед.
- И все? – удивлялась Саша. – А давайте так, если маленькие ходы, то, можно делать два.
- Нет, так нельзя.
- Эти пешки тормозят всю игру. А давайте играть без пешек!
- Да, - Анатолий задумался, - пешки… пешки это хорошо…
- Как хорошо?
- Подожди, подожди богиня, тут сейчас серьезно…
- Ой, какая скучная игра… А давайте брать за фук!
- Да, да... сейчас, сейчас…
- Ну, молодой человек, вот вам и мат! – минут, через десять, радостно объявил гость.
- Сашенька, - это все ты меня сбила. Пешки. Фуки…
Сергей, сделал вид, что сильно расстроился, но мне кажется, только рад, что все так быстро кончилось. Он и раньше-то, не очень, жаловал шахматы.
Следующим партнером Анатолия, стал, Антон. Саша, опять поддерживала гостя, но к всеобщему удивлению, победил бородач. Похоже, и сам не ожидал, кинулся просить извинения:
- Анатолий Павлович – случайно, абсолютно случайно… Я дам отыграться… я обязательно дам…. Ой, как нехорошо получилось…
- Ничего, ничего, не расстраивайтесь. В следующий раз, вам обязательно повезет…
Ну что? Значит, теперь я. Проиграю – повешусь.
- Не боишься? – спросил Антон.
- Боюсь, - признался я. – Просто знаю, что играю лучше, но ведь бывает и то, чего не бывает.
- Рассказывай - лучше… хе-хе...
- Только, чур потом не плакать.
- Так уверен в себе?
- Процентов на девяносто, - говорю.
- Тогда, давай, на деньги?
- Ты и так миллион должен. Сначала, Игорю отдай.
- Здесь, триста долларов. – Антон положил на стол стопку десятидолларовых купюр. – Готов поставить деньги?
- Не люблю играть на деньги.
- Трусишь? Это правильно.
- У тебя, еще мельче, не нашлось?
- Какие есть, - ответил он.
- Сейчас и их не будет.
Отправился в палатку, долго искал свою сумку, нашел. Достал кошелек, вытащил все доллары, какие были, вернулся.
- У меня идея лучше, - сказал я, положил на стол деньги. - Здесь восемьсот долларов. – Предлагаю чуть поднять ставки.
- Отлично. Сергей – ты не одолжишь мне четыреста долларов? На пол часика.
- Может, ерундой хватит заниматься?
- Так одолжишь или нет?
- Нет.
- Игорь?..
- Считай, в кармане. Глеб, я сейчас не полезу, если он проиграет, сразу отдам.
Смешал деньги Антона, со своими, отдал Саше:
- Солнце, держи кассу.
- Может, не надо, Глеб? Нам еще столько вместе отдыхать, представляешь, какое настроение будет, у того, кто?..
- Саша права, - сказал Игорь. - Ребята, зря вы так завелись.
- Игорь, не давай Антону деньги, - попросила Саша.
- Игорь, ты обещал! – сказал бородач.
- Я даю, но вы подумайте хорошенько… как, вы потом будете?
Антон ушел в палатку, через минуту подошел к Саше, протянул еще несколько купюр, посмотрел на меня: - И Игорь еще четыреста… Ну что, не передумал?
- Твоя идея, как скажешь...
- Играем!
- Давай.
Не спеша расставили шахматы.
- Вы какими предпочитаете, - поинтересовался Антон.
- Сейчас поглядим.
Взял пешки разных цветов, перемешал за спиной:
- В какой руке?
- В левой.
- У меня черные, тебе ходить первому.
Играли уже больше получаса. Блицкрига не получилось. Антон брал измором, обдумывал каждый ход, от минуты до трех. Я сразу отвечал, и опять минуты ожидания.
- Антон, давай быстрее... Тридцать секунд на обдумывание…
- Мы так, не договаривались.
- Так давай, договоримся.
- Я привык просчитывать, без регламентов… Надо было раньше…
Бородач походил. Я, не глядя на доску, сделал, давно запланированный ход. От злости захотелось курить, привстал со скамьи, схожу-ка, думаю, за сигаретами…
Антон снял с доски моего коня, на его место поставил слона, такого же перепуганного и обалдевшего от счастья, как сам. Я сел обратно. Обидно. Это не стратегический просчет, просто подставил свою фигуру. Сам подставил. По невнимательности. Вот ведь... вот ведь, неумный человек… Не побоюсь этого слова –«очень» неумный.
В таких случаях обычно разрешаю переходить, не люблю случайных побед. Но для бородача, - это большая удача, может, единственный шанс, понятно, что благородных жестов не будет.
Вот так, поиграешь с человеком в шахматы, и за пол часа узнаешь больше, чем за год общения.
Не раздумывая ни секунды, снял ферзем незащищенную пешку. Это не равноценный отыгрыш, но все же… Ааа… Трагедия… Стонет ночь в кровавом месиве «Верденской мясорубки», разлетается в щепки «Перл Харбор», рушится под натиском машин киборгов - обреченный «Зеон». Случилось страшное - мой героический ферзь погиб. …из под тяжка, сзади… Нет - ночью – спящего… Нет - отравили… Нет – закололи, бросили на холодный мрамор сената. Как-то так, грязненько, подленько…
Та же история, что и с конем. И бит, опять-таки, слоном, заметьте… Подлость, как видно, у этих тварей, в крови.
А вот это уже серьезно. «А вот это уже провал» - как говорил Штирлиц.
Все-таки, Антон играет, и правда плохо, это меня и спасло. За десять минут отыграл ладью и коня, грамотно выстроил защиту. Еще минут пять гоняли туда-сюда фигуры, но…
- …хорошо, ничья, - согласился Антон.
- Вот и славненько, - сказал Сергей. – Глеб – согласен?
- Ммм… но реванш будет?
- Потом только, да?..
- Хорошо, пусть будет ничья.
Саша обрадовалась, вернула нам деньги.
Потом играл белорус. Легко расправился со мной, так же быстро с Антоном, но проиграл Анатолию. Специально конечно. Саша, так болела за гостя, и наверное бы расстроилась; Игорь пожертвовал самолюбием; я бы не стал. Люблю выигрывать, да и кто не любит.
Потом был ужин. Никогда не ел птицу, жареную целиком на костре. Вкусно.
Не заметил как заснул. Игорь потормошил за плече – разбудил меня.
- Что случилось? – спросил у него.
- Иди в палатку, чего мучаешься?
- Я заснул? Сколько я спал?
- Пол часа.
- Глебушка, чего ты не ложишься? – спросила Саша. – У вас что, спор какой-то? Игорь тоже не спит по ночам… Вы поспорили?
Протер глаза, посмотрел на белоруса, он на меня:
- Ерунда Глеб. – говорит. – Все равно ведь не выдержишь, вон, ели ноги волочишь.
- Вот Игорь ляжет, тогда и я… - говорю.
- Зачем? – спросил Сергей. – Глеб, тебе это ненужно.
- Знаю…
- Нет, не знаешь. Вы очень упертые - оба. Этим похожи, и это плохо. Не надо так. Уступчивость – есть… добродетель. – Улыбнулся, но дальше уже с серьезным лицом: - Эта, ваша бессонница становится уже навязчивой идеей.
- Да ладно перестань. – Отмахнулся я. - Это так… дурь. А где Анатолий?
- Ушел за стихами. Сегодня у нас вечер поэзии.
- Интересно.
- Да, в меру. Но ты, с темы-то не спрыгивай, идем, поговорить надо.
- Надо?
- На секунду.
Сергей встал, пошел по тропинке на пляж, позвал меня. Я с трудом поднялся со скамейки, в коленной чашечке хрустнуло. А ведь устал. Ведь четвертая ночь уже… Интересно, сегодня ляжем?
Сергей дошел до воды, снял тапки, встал на мокрый песок. Я не сильно торопился его догнать. Интересный предстоит разговорчик: « - Глеб, а ты не охренел? – За кого ты меня принимаешь? Это все поклеп. – Клеишься к моей бабе? – Если хочешь честно, то… нет! – А мне, так кажется, что...»
Подошел к нему. Сергей протянул мне сигарету. Закурили.
- Когда я был маленький, - сказал он, - ждал, когда волна отойдет, потом, становился на песок и загадывал желание, если следующая доходила до кончиков носков, то желание сбывалось.
- Сбывалось?
- Конечно.
Тоже снял тапки, стал рядом.
- А если не дойдет? – спросил у него.
- Тогда не сбудется.
- А если волна пойдет дальше, если до пяток добежит, то что?
- Видишь, я босяком. Если вода дойдет хотя бы до сюда. – Сергей наклонился, тронул место, где соединяется большой палец со следующим, самым длинным на ноге (не помню, как называется). – То сбудется наоборот.
- Это как?
- Говоришь: «Хочу всех женщин мира, и сразу». Посмеялся и забыл. Пошел в бар и напился... там, по какому-нибудь дурацкому поводу. А тут, как раз, гей парад. Съехались ребята отовсюду, ну понятно, все ж космополиты. – Сергей брезгливо сплюнул, продолжил, - Увидели бар. Сначала, хотели просто выпить, а тут ты, пьяный лежишь…
- Теперь понятно, - говорю. Залез обратно в тапки, стал на сухое. - А если, пожелать всех геев мира, и встать так, чтоб волна до пяток дошла. Сбудется наоборот, и все бабы мои?
- Не думал об этом. Хочешь поставить чудо на конвейер? Немец ты. Надо быть искренним, и так же ясно…
- Я, зачем тебя, собственно, позвал, - сказал Сергей после небольшой паузы. - Предостеречь хочу. Есть у Игоря такая черта, он во всем видит вызов.
- А, ты опять, о том же…
- Почти. Так вот… вызов. Даже не заметишь, а он уже с тобой соревнуется: Кто съест больше конфет, кто выпьет больше воды, кто пересидит в парилке, или в проруби... Это самое безобидное. Так было в детстве, дальше хуже. Со временем, это становится манией. Кто удержит медведя из зоопарка, за нос, три секунды? Ах, три получилось, давай, тогда дольше, и вообще - зоопарк большой, еще есть львы… Всегда, во всем надо быть лучше. Я пробовал говорить, думать, жить как он. Драться, ухлестывать за девками, прыгать с мостов, да все что угодно. Потом: выбитые зубы, половое расстройство и смещение позвоночных дисков. Мы росли в одном дворе, с первого класса вместе, много чего было. Эти девки, драки, мотоциклы… Знаешь, как гоняли на мотоциклах?.. Так вот, и ему это не нужно… Если я остановился на красном, и он остановится, и поедет не нарушая, и пешеходов пропустит, и… Но если подначить, бросить вызов… Двести сорок, без шлема, трасса забита, а мы… кто первый сбавит… Жизнь на кону, а зачем? Помню, летим так, и бутылка пластиковая на дорогу выскакивает, и… То, что сейчас с тобой, со мной уже было. Поверь: закончится плохо. Это всегда заканчивалось плохо. Бессонница, - ладно, но будет что-то посерьезней, обязательно… Оно, потом, всегда появляется.
- Да брось, Серега. Ерунда.
- Нет не ерунда! Не играй в эту игру, он умнее, выносливей, сильней физически, и ты это не изменишь. Прими как есть. Соревнуйся с Антоном… ха-ха... Ему сегодня очень повезло… Ты конечно, с эти ферзем… ха-ха…
- Может и так, но... Я лягу спать после него, - говорю. - Жалко. Столько мучался...
- Он не спит, потому что, боится. Поэтому запил. Я так думаю.
- Чего боится?
- Это… не важно. Это пройдет. Ложись, и он заснет, и все станет на свои места…
- Чего боится? – переспросил я.
Плечи Сергея приподнялись: - Не знаю, может, себя? Ладно, пошли ко всем, там, Журавлев уже пришел…
Пришли, вечер в самом разгаре. В прямом смысле. Угли уже не нужны, и Антон бросил столько дров, что жар костра прогнал нас от стола. Отошли в сторону, подождем пока стихнет.
- Не будем терять время, - сказал Анатолий. – Так, даже интересней. Я могу читать и стоя.
- Почему бы и нет, как раз все собрались. Давайте.
У Анатолия в руках большая пожелтевшая от времени, тетрадь. Стихи написаны не от руки, они напечатаны на тонкой, газетной бумаге и наклеены на тетрадные листы. Местами, клей сильно пропитал бумагу, сквозь нее, пробились большие синие клетки.
Гость долго решал, с какого бы начать, обильно смазывая слюной палец, смело швырял туда-сюда страницы.
- Вот оно! – Окинул всех загадочным взглядом. – Начинаю!
И он начал:
- «Пегрема» - история мира!
Тобою, себя мне явила!..
Совсем не разбираюсь в стихах. Чтобы понять смысл, мне нужно прочитать его несколько раз, лучше, в изолированном от посторонних звуков помещении, и чтоб никого не было рядом. И обязательное условие: перед этим надо поспать, часов пятнадцать.
Скоро, вернулись к столу. Расселись. Анатолий не стал садиться, читал стоя.
Все стихи про «Пегрему» или ее недалекие окрестности. Вообще, мир, которому Анатолий посвятил свое творчество, ограничен радиусом пяти-семи километров.
Стихи, про «Велемоны», про «Долину идолов», про... Все они полны трагизма, жертвенной решительности. Я хотел сказать Сергею: «Похоже, нас хотят завербовать на какую-то войну, причем, кто на чьей стороне – решит жребий», но друг так сосредоточенно слушал стихи, что…
Слово - «Пегрема», всегда произносится Анатолием с особой интонацией. Представьте: боевого контуженного до глухоты, но все еще крепкого генерала. Он прошел войну, от Бреста до Москвы, и обратно - до Берлина. Когда поднимает бокал, неизменно произносит, один и тот же, короткий тост: «Сталинград!» Такую же интонацию и такой же смысл вкладывает в свою «Пегрему» - Анатолий.
Еще, запомнился стих, про «Висячие озера». «Висячие озера» - это два небольших озерца, они чуть севернее, километрах в пяти от нас, на противоположном берегу. Казалось бы: ничего необычного, ничего героического. Ну озера, и чего тут такого? А вот нет. Стихотворение называется: «Идем к висячим мы озерам».
Идем к Висячим мы Озерам!
Болит душа и стонет плоть!
Но мы там будем, будем скоро!
Боль разорвать, сломить, вспороть!
Идем к висячим мы озерам!
Мой друг поверь, мы победим!
Врага прогоним в глушь, с позором!
Мы стяг надежды, утвердим.
Идем…
Не каждому дано, добраться до «Висячих озер» и при этом, сохранить рассудок, не утратить надежду. Дойти до них – выиграть битву с собой, победить - непобедимое, объять - необъятное...
Никогда не был на творческих вечерах. Необычный вечер. Особенно, когда горит костер, когда причудливо ломаются тени на лицах, когда темнота шныряет между толстых еловых стволов, и желтый пугливый свет греется под ногами, прячется в красных углях, мелкими искорками выпрыгивает из костра, врезается в густые еловые кроны, и дальше, дальше, обратно к солнцу… Наверное, как-то так, я этого всего, не видел. Заснул на шестом или седьмом стихотворении.
Проснулся, от того, что на голову упала очередная «Пегрема». Не сразу понял, где я, но добрая белозубая улыбка Сашеньки, успокоила.
Девушка посмотрела на меня, сложила ладошки, прижала к щеке и наклонила голову на бок, потом, пальцем указала в строну палатки. Сергей в точности повторил ее жест. Игорь тоже. Интересно, может, и Анатолий отмочит что-нибудь похожее?
Нет, Журавлев, игнорировал мое пробуждение, продолжал читать, так же молодцевато, уверенно. Я заснул на его вечере, наверное он меня презирал. В таком случае, все проваливайте. Я пошел спать. Лопайте тут свою «Пегрему». Дурачки… хе-хе…
Укладывались спать долго, шумно. Разбудили меня.
- Только давайте тише, - говорю. – Раз уж пришли, ведите себя прилично.
- Ой! Кто здесь? Сергей тут какой-то объем шевелится... Распространился на пол палатки…
- Шугани его.
- Молодой человек – надо быть ограниченней.
Игорь хлопнул меня по ноге:
- Вы слишком разместились… Надо сделать рекогносцировку.
- Тут уже некуда. – Удивился, своему сонному писклявому голосу.
- Вы топографически невоздержанны. Чего вам стоит, переместиться относительно центра на пару метров.
- Некуда там. И я тут нагрел...
- Нагрел – это уже теплее. Измельчайте присутствие, регрессируйте пространство, а-то ущипну.
Делать нечего, пришлось двигаться:
- Это не справедливо, туда, можно, было бросить Антона. Где он блин?.. Ну почему?.. – застонал я.
- Почему, почему! Потому что, закон такой! Да и, карабкаться ему потом, через тебя...
- Где он?
- Пошел индианок искать, и с концами. Заблудился... Заблудил в трех соснах… Вот! Это уже ландшафт… Так, теперь ты… Серега, ты тоже двигайся…
- Нормально… влезешь.
- Это не я придумал, друг. Есть правила размещения в палатках. Самый длинный ложится в угол, коленками на запад… вот сюда, вбок…
- Я туда не хочу, там сыро.
- Знаешь песню: «Я в холодной землянке с Ирой…»
- Давайте песни потом - а?! – зло сказал я.
- Ааа! – крикнул Сергей. – Больно, чего щепаешься, гад.
- Двигайся блин!
- За живот прямо... Больно же…
- Ничего. До свадьбы за живот! Хе-хе…
- Глеб, - позвал Сергей, когда уже стали засыпать.
- Это я.
- Индейцы - ваша работа?
- Откуда?
- Ты их нашел?
- Зачем?
- Глеб. Тогда иди дежурить. Один из них топором угрожал, ты же видел.
- Он не угрожал.
- Я не хочу, чтобы местные бомжи, за бутылку водки, голову оттяпали… Может нарики? Тревожные ребята. Дежурь, через три часа, сменю…
- Они не нападают ночью, да и так, у них по скальпам перебор - прошлогодние пересыхают, скальпоприемник перенесли, и цены хорошей, сейчас никто не дает…
- Кто они? Рыбаки, что ли, местные?
- Индейцы.
- Блин, Глеб, будь нормальным…
- Точно говорю – индейцы.
- Все, вали из палатки.
- Какой ты нудный.
- Иди, охраняй. Саша одна в палатке, а мы уснем… Я переживаю…
- Ну, рыбаки, рыбаки… Надо вот так, все испортить?
- Во-о-т, тогда смешно… А-то индейцы… Меня не проведешь...
Скоро в палатке показалась голова Антона, попробовал оглядеться в темноте, но не вышло, залез во внутрь, пополз на ощупь, - повсюду руки, ноги, вскрики, трудно сориентироваться.
- Так, а где я?..
- Куда?
- Осторожней!
- Если бы ты только знал за что сейчас схватился рукой…
- Давай уже сюда, - теряя терпение, сказал Сергей. – Тут твой мешок. В уголку тут, подле… ляжешь.
- А... там сыро. Палатка, там еще не высохла.
- Антон, не вари… Я трогал – сухо.
Где-то далеко прогремело. Я услышал, как над нами закачались деревья.
Спросил:
- Что там, Антон? Сильный ветер?
- Будет дождь. Звезд вообще не видно. Там так вспыхивает… дж… дж... Жалко, может, завтра не получится с «Долиной Идолов».
- Ничего. За один день, ведь, их не сопрут.
Ветер сильнее. Грохотало все ближе. Даже храп Сергея уже не заглушал раскатистой канонады. Вот-вот пойдет дождь. Хотелось услышать, как застучат по крыше первые капли. Когда, монотонно, забарабанит по палатке – засну. Шум дождя, всегда, вводит в некое подобие транса, действует, как снотворное.
Игорь заснул позже всех, долго ворочался, наконец, дыхание стало ровным, глубоким.
Дождь, так и не пошел, очень хотелось спать, но не получалось; я думал о Сашеньке, о Маше, о Сергее, потом об Игоре, вспоминал Журавлева, и тогда, почти, шептал слово «толерантность». Это его любимое слово. Вставлял его повсюду, по поводу и без. Оно написано на большом щите, там, дальше, за его палатками - Антон рассказывал… Тихо сказал: «толерантность» и перевернулся, на правый бок. Через пять минут я перевернусь на левый и опять скажу это слово. Оно въелось в мозг и мучает, не дает спать. Перед глазами Сашенька, она успокаивает, сложила ладони вместе, как тогда, и стало тепло; толерантность отвалилась от головы, с тупым звуком упала на землю. Я лежу на траве, солнце льется в глаза, и я жмурюсь. Веки стали тяжелыми, и я раздвигаю их пальцами. Темно. Появляется Журавлев; он пролезает в палатку и таится возле Игоря. Губы двигаются, хочет что-то сказать. Я знаю, что он скажет, уже слышу звук, отдельные буквы. Раздается стон. Горло его превратилось в глубокую пещеру, и оттуда, из глубины со страшным криком несется демон. Дракон. Тело покрыто шипами - даже глаза; как лохмотья из рук и ног торчат куски колючей проволоки, и та скрипит, шаркается об стены и скрипит, цепляется за камни, срывает кусочки и глыбы. Крик ужасный. Я проснулся, но крик не исчез. Где я? Что я?
- Игорь! Игорь! Проснись!
Сергей тормошил белоруса, но тот долго не приходил в себя:
- Просыпайся!.. Давай!.. Давай!.. Просыпайся!..
Игорь очнулся, но долго не мог отдышаться, будто бежал кросс:
- Что? Что?..
- Все! Все, успокоился?!
- Я в норме... все я в норме, - ответил Игорь, голосом человека, который совсем не в номе.
- Ребята, что случилось? Послышалось из другой палатки, и уже четче. - Кто кричит?!
Саша заглянула к нам:
- Что?
- Ничего, просто приснилось, - сказал Сергей. – Ничего страшного, иди спать.
Игорь встал перед входом, на колени, повернулся ко мне:
- Глеб, дай сигарету.
- Будешь курить?
- Угадай.
По дрожащему голосу белоруса, слышно, что его колотит, меня коснулась рука, почувствовал вибрацию.
Я спал в спортивных штанах, пачка в кармане, протянул ему последнюю сигарету. Игорь вышел из палатки.
- Как ты, Игорек? – спросила Саша.
- Хорошо зая, хорошо, иди спать…
- Мне страшно. Я не засну.
- Ложись на мое место, а я у тебя лягу - хорошо?
- Ладно. Ты только не кричи больше, знаешь, как испугалась?!
- Ну что ты? Я вот, совсем не испугался.
- Ты смелый.
- Ну, я же мужчина.
Сашина куртка зашелестела в проходе:
- Я к вам, можно?
- Ложись возле меня, - зевая сказал Сергей.
- Ну а как же… Обними меня, мне страшно. Слышишь, какой ветер поднялся на улице? И гремит, я такого грома еще не слышала.
- Да. Пройдет дождь, и опять станет тихо.
- Ты теплый, у тебя пузо теплое.
- До свадьбы за живот.
- Что?
- Так, просто вспомнил.
И еще через пол часа не заснул, как комок к горлу подступил, и дышать не давал. Она близко, и она не со мной. Может, уехать? Просто взять и уехать. Куда я отсюда денусь, на чем я?..
- Чего тесниться, - говорю. - Я тоже в ту палатку пойду.
Ответа не последовало, вместо этого сладко вздохнула Саша, Сергей захрапел. Я вышел из палатки, и в лицо ударил свежий холодный воздух. Белоруса не было в палатке, вгляделся в темноту, но не увидел его. Ни здесь, ни на пляже, и насколько просматривается берег, его нигде не видно.
Вернулся. На столе сигарета, которую отдал Игорю. Значит, не закурил. Достал спички, ветер далеко отбросил, искристый кусочек серы, с удовольствием затянулся, глубоко, кажется, даже почки и селезенка вдохнули густого дыма. Как можно отказаться от сигарет? Заставить себя курить, тоже нужна сила воли. Когда, столько кричат о вреде курения… Я смелый человек. И волевой. Хоть плачь, а два блока в месяц… Если ни я, то кто?
Налил воду в кастрюлю, поставил кипятиться. Неудобно, конечно, в кастрюле, но чайник кто-то спалил…
Почему же так гадко на душе? Будто солью посыпали. Опять поискал Игоря, но его нигде не было.
Нехорошее предчувствие, даже сигарету не докурил, побежал к озеру. От ветра глаза слезились; лунная дорожка с трудом держалась на больших, пьяных волнах. Стих, еще в школе написал, как же там было? А громоздкий... - нет. А жестокий… – нет. А тяжелый океан, сочной бледностью наполнен, мной раздавлен и уволен, и ревнивой гильотиной рассечен напополам… Как-то так. А ведь он - там! Очень далеко… там, в лунном свете, мелькнула и пропала точка. Показалось?!
- Игорь! – крикнул, как можно громче. Конечно, ответа нет, да и не может быть: такой ветер, со стороны озера. Побежал к лодке. Она рядом, на половину в воде; Антон накрепко привязал к деревянному мостику. Дернул за веревку, но узлы не поддались.
Побежал в лагерь, схватил со стола нож, вернулся. Быстро перерезал веревки, стянул лодку в воду, запрыгнул, погреб изо всех сил.
Оторваться от берега трудно, уже выдохся, а проплыл всего, метров пятнадцать. Вода бьется в тупой нос лодки, и ветер, как дротики вонзает в тело, холодные капли.
Кажется, дальше от берега волны меньше и ветер не такой сильный. Может, просто привык? Нет, лодка плывет быстрее; берег отдаляется; черная полоса становится тоньше, совсем исчезает, когда тучи обволакивают луну. Темнота не сбивает, ориентиром мне ветер, он дует в спину.
А если, это был не Игорь? Может, давно вернулся в палатку, досматривает свой ужастик, с головой залез в теплый спальный мешок, смакует каждый кадрик, посапывает, потеет, и нет ему никакого дела до сумасшедшего Глеба, с его галлюцинациями.
Молнии сверкают совсем близко, от грома вздрагиваю, внутри холодеет, но страх здесь не при чем, я не знаю страха, просто: сильный грохот высасывает из клеток фреон, и тот несется по венам, замораживает мозг, наполняет желудок льдом.
Слышал, что рыбаков в дождь часто убивает молнией. Мокрая лодка проводит электричество, и если каким-то случайным образом, ты тоже намок под дождем… Но и это не пугает, а вот когда ветер разворачивает лодку боком, и волна закручивается в спираль, почти переворачивает к верху дном… - тоже не страшно.
Выскочила луна, и я опять оглядываюсь на дорожку. Что-то там есть. Я видел сети, с такими большими пластиковыми поплавками, и если это они… Никогда никто не узнает, как я спасал ночью пластиковый буек. Чуть не утонуть из-за своей дурости, если даже бородатый уже…
Гребу пол часа, оглядываюсь, зову Игоря, снова налегаю на весла. То, что я видел - не поплавок, не бревно, и не чайка. И все, что издевательски хихикая, придумывало мое второе - я, стало неактуальным. Там, в воде – оно двигается. Медленно, против волн, против ветра.
Он хороший пловец, но волны измотали; совсем обессилел, нахлебался воды. Еще немного, и я бы не успел. Почти не помогал, когда я вытаскивал его из воды. Он большой, тяжелый, и я устал, и эти волны… Я держал его за подмышки, хотел перехватить, за ремень, подтянуть, потом за ногу и в лодку, но это не так просто. Игорь почти без сознания, если выскользнет, то сразу пойдет ко дну. Так я держал его минут пять, наконец, решился, рванул на себя, за волосы, за джинсы, тяну, тяну, тяну… Волна, и ветер в этот раз помогли. Уже упускал его, но вдруг стало легче, вода опрокинулась в лодку и Игорь вместе с ней. Упал на меня, и кажется совсем перестал дышать.
Мы пролежали так, долго. Я не мог пошевелиться, такой он тяжелый. Как получилось втащить?
Белорус пришел в себя, дал мне подняться и опять распластался на дне. Я сел, взял весла, посмотрел на Игоря и улыбнулся. Стало весело, жутко весело, никогда такого не было, и я смеялся, не понимая почему, хохотал и не мог остановиться. Все-таки догнал. А я молодец.
Ветер погнал нас к берегу; я не греб, только корректировал курс, держа лодку перпендикулярно волнам. Но теперь не перевернет, мы стали тяжелее, устойчивее.
Игорь шептал, но не мне, а так, что-то про себя. Я наклонился но, не смог расслышать. Кажется: « ...не хочу и не буду…» но это не точно, он все время куда-то проваливался и не получалось разобрать.
- Что? Что ты говоришь?
- …не хочу, и не буду…
- Чего ты не хочешь?
Игорь замолчал, пришел в себя, поднялся, уперся спиной в нос лодки. Я развернулся, стал грести. Надо поскорее приплыть, согреться. Больше не оглядывался, не смотрел на Игоря. Услышал, как плачет; бубнил все тоже, но тише, почти не слышно. Минуты слабости, потом за них очень стыдно – знаю по себе.
- Откуда ты взялся? – услышал я за спиной.
- Я? Мы вместе приехали, ты забыл?
- Ааа…
Говорю ему:
- А ты?.. К финнам подался, на визе решил сэкономить?
- Просто поплыл и все… Хотел освежиться, но все дальше, дальше… дальше. А потом, думаю: «переплыву ка я, на тот берег...»
- Зачем?
- Не знаю. Ты меня как раз вытащил, когда я думал, зачем.
- И что, доплыл бы?
- Нет. Но я слишком поздно понял. Услышал, как ты кричишь, и поплыл на голос.
Игорь помог затащить лодку на берег. Я не стал ее привязывать: тяжелая, никуда не денется. В лагере, кто-то не спал, над столом горел свет. Только, когда подошли, увидел Сергея. Он сидел за фонарем, поэтому его не видно.
- Не спится? – спросил его.
- Почему мокрые?
- Волны.
- Что волны?
- Мокрые.
- Где вы были?
- Патрулировали.
- Что вы делали?
- Ты сам сказал патрулировать, а потом сменишь. Вот мы, вдоль берега на лодке и… Теперь ты давай, охраняй. Лодка у мостика – вперед.
Я разделся, бросил мокрые вещи на скамейку, полез в палатку, Игорь уже внутри, дал мне полотенце.
- А кто ставил кастрюлю на газ? – спросил Сергей.
- Что? – Сделал вид, что не расслышал. Ну что? – это не я, или сознаваться? – А что с ней?
- Эмаль отошла. Трещать начала, Сашу разбудила, а та меня. Говорит – «Там кто-то ходит?» Думал, кто-то из вас, кричу, никто не отзывается… Ты, опять поставил?
- Во первых не я, а во вторых, почему опять?
- Скажи Глеб, в чем нам теперь кипятить воду?
- Я так же как и ты имею право задать тебе этот вопрос.
- Трус.
- Во первых, и без эмали сгодится… Ничего, не нэпманы. И вообще, завтра куплю тебе новый чайник и десять кастрюль.
- Где?
- По приезде, куплю, какая разница?
- У нас есть еще одна, и сковородка, но смотри Глеб…
- Зануда.
Еще в первый день, недалеко от палатки, между деревьями натянули веревки, сушили мокрые вещи; все, что лежало на дне и на верху багажной лодки, тогда промокло. Взял со скамьи одежду, свою и белоруса, привязал к веревке. Прищепок нет, а ветер такой: если сорвется – с концами.
Сергей сделал нам кофе:
- Сахар, сами….
- Мне три ложки, - говорю.
- Сами, я спать…
- Все у тебя на пол шишечки. Взялся, так уж давай до конца.
Сергей недовольно закряхтел, встал, пошел к палатке, стонал, гремел, шелестел пакетами, наконец, выполз с пачкой рафинада:
- Сволочи, все им дай-подай!
- Вот. Теперь всегда, когда я прикажу, будешь приносить сахар. Теперь ты – «сахараложец».
Он бросил в меня пачку, но я увернулся. Сахар улетел в темноту.
- Иди, ищи! – крикнул ему. Но Сергей уже исчез в палатке: - Спокойной ночи!
Пришлось искать самому. Когда вернулся, в руках у Игоря уже была гитара.
- Опять? – спросил его.
- Немножко.
- Кому посвящаем эту ночь?
- Летову.
- Не люблю.
- Мы недолго. Ночью надо спать.
- На пятую ночь сказал Игорь, - говорю. – Кофе, как раз, поможет заснуть. Сколько сахара?
- Четыре.
Я бросил в чашки сахар, перемешал.
- Спасибо, - поблагодарил белорус.
- Всегда - пожалуйста.
- И за кофе, тоже…
Кофе успел остыть. Опять поставили воду греться.
- Чего, водки не выпьешь? – спросил Игорь.
- Я один водку не буду.
- Согрейся. Я бы на твоем месте…
- А ты, с водкой - все?.. Срываешься часто?
- Я могу не пить. Просто иногда не знаю, ради чего.
- Ты, правда, не пил три года?
- И три дня, и три месяца… Тебе нравится Высоцкий?
- Да, люблю…
- Вот моя любимая.
Игорь запел, тихо. Мне тоже нравится эта песня, но ее надо петь громко, с надрывом:
- Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока.
Пел за здравие
А умел я петь,
Песни вздорные...
…может час, может два, но я уже не выдержал:
- Все Игорь – я иду спать.
- Подожди, еще столько песен не спето!
- Нет. Все. Спать. Ты нет?..
- Не хочется.
- Боишься, что опять?..
- Боюсь, за вас. Днем лягу.
- Все, до завтра…
Я залез в палатку, укутался в одеяло и сразу уснул. Очень быстро. Игорь пел: «Сон мне, желтые огни…», и я хотел послушать, но отключился, еще до припева.