Как говорится в старой шутке, с утра сегодня восемнадцатое мая, а к вечеру видно будет. Последние дни, поскольку на молоке обжёгся, придаю каждой дате очень большое внимание. Дней пять у меня, правда, ещё точно есть, можно горы свернуть. А завтра утром останется четыре, и времени хватит только на большой холм. А послезавтра…
С утра небольшой дождь, вполне мог бы сидеть у окна и ждать погоды. Вот придёт сейчас судьба в каком-нибудь неприметном обличье да напомнит поминутно нужный тебе день, поднесёт билет на тот самый автобус – чего ж на автовокзал ехать? Да и автобус к двери уже подогнан – не к двери номера, конечно, это уж чересчур, но к гостиничному выходу. И зонт раскрыт. Садитесь, уважаемый, окажите милость!
Но ни судьбы, ни зонта. Правда, дождь явно заканчивается. Может, это намёк сегодняшний?
В очередной раз перебираю своё первое здешнее утро. До встречи с Никой мужики на берегу, с ними всё ясно в смысле искать бессмысленно. Дальше вышел на набережную и смотрел на пароходы. Ещё вспомнил белую мадонну и лорда в обличье князя. Как же они назывались? А если найду прошлогоднее расписание, там они все должны быть обозначены! Это же не поезд с номером. Всё ясно, иду опять на пристани.
Князья – это «Самолётъ», ещё позавчера узнал. И ведь просто так расписание смотрел, никуда плыть не собираюсь. Стало быть, знаний лишних не бывает. А вот белая мадонна – это кто? Видимо, какое-то женское название. И хозяева у этой мадонны другие. И сколько их, мадонн. Тоже, небось, каждый день разные швартуются.
С этими мыслями я в очередной раз пересекаю площадь и выхожу на набережную. Иду уверенно и прямо к «Самолёту», спускаюсь вниз.
В зале расписание на эту навигацию. Ого, князей добрых полтора десятка. Выбор у меня, однако. Прошлогоднего расписания, естественно, уже нет. Будем надеяться, что князья все те же. Видимо, мне надо просто списать их, что я и сделал, и попытаться вспомнить.
Перебираюсь на другую пристань и довольно скоро нахожу возможных дам. Могли быть «Дворянка», «Гражданка», «Боярышня», ещё на одной пристани какая-то «Матрона». Поменьше, чем кавалеров – и то легче.
Теперь задача – поискать прошлогодние расписания всех этих пароходств, посмотреть, кто с кем в нужные мне дни пересекался здесь. Вечер накануне будет искомым.
Последние рассуждения напоминают мне дежурного сыщика из ещё более дежурного сериала. Сидит он себе в кабинете и по непонятным фрагментам пытается составить полную картину преступления, а потом спокойно подходит к начальству и картину эту выкладывает. Мол вот он, берите тёпленького.
Или знаменитого астронома, который планеты на кончике пера открывал. Посидел себе, посчитал, а потом телескоп в нужную точку навёл – и вот она, родимая!
Или пазлы собираешь. Забава вроде бы детская, но увлекательная. Один кусок собрал, потом другой, третий. Лежат они рядом, и вроде бы понятно, где какой быть должен – а вот не стыкуются, хоть тресни. Тупо смотришь и ничего не понимаешь. А потом озарение, сдвигаешь вверх-вниз на элемент – и вот она, цельная картина. Ровнёхонько всё легло.
Но с пазлами проще. Картинка перед глазами есть. Пробовал как-то без неё – куда сложнее. Вот и здесь у меня картинки нет.
– Что с Вами, Михаил Дмитриевич?
Поворачиваюсь и вижу Александра Павловича. Понимаю, что я уже не на пристанях внизу, а на набережной, и вроде бы на том самом месте, где в прошлом году встретился с Никой.
– Здравствуйте, Александр Павлович! А почему Вы решили, что со мной что-то случилось?
– Вид у Вас какой-то сосредоточенный, даже насупленный, будто что-то тревожит.
– Спасибо, ничего особенного, просто задумался немного. А так – на пароходы смотрю.
– Красивое зрелище, белые красавцы.
– Да и красавицы есть. Я о названиях говорю.
– Шутите. А названия действительно интересные. В князьях «Самолёта» вся наша история. И смотрите – иные князья в своей жизни друг с другом воевали, а сейчас могут тихо-мирно стоять у одного причала.
– Действительно. Князь причалил, а у соседнего причала какая-нибудь «Боярышня» стоит. Чем не пара?
– Вы правы, Михаил Дмитриевич. Мне это как-то в голову не приходило. А если они ещё и поплывут рядом, И будет танец на придворном бале. Волга чем не дворец?
– Хороший сюжет для стихотворения. Кстати, Александр Павлович, Вы обычно здесь по утрам гуляете, а сегодня что-то позже.
– Утром дождь помешал, а сейчас разъяснилось, воздух свежий. Не буду Вам мешать, тема хорошая появилась, пишите, только очень прошу, не так пессимистично.
Мы раскланялись. Тема-то хорошая, но уже и без меня написано. Кажется, что-то в этом роде мне пришло в голову в первый день, когда я эти пароходы впервые увидел. Ну да, песню и вспомнил. Ещё отметил, что не лорд, а князь, и не в чёрном, а в белом фраке. И вроде бы в голову Толстой пришёл…
Так, вспоминаем, вспоминаем… Если Толстой и рядом с ним князь, то только Андрей. «Князь Андрей Боголюбскiй»? Других Андреев в списке нет. А дама кто? Естественно, Наташа. Вроде бы и она вполне чётко связалась с пароходом. Так что не «Гражданка» и тем более не «Матрона». Значит либо «Дворянка», либо «Боярышня». Прошлогодние расписания могли остаться у кассиров.
Почти бегом спускаюсь к «Самолёту». Касса открыта.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Чем могу служить?
– Простите, у Вас прошлогоднее расписание случайно не осталось?
– Почему случайно? Мы такие вещи храним. И самому иногда интересно полистать. А что Вас интересует?
– Я хочу знать, в какой день в конце мая сюда прибыл из Нижнего «Князь Андрей Боголюбскiй» и когда отчалил.
– А что, разве это интересно? Было и прошло давно.
– Мне как раз интересно. Просто в тот день ко мне приезжал брат, мы здесь на берегу долго беседовали, а недавно я поймал себя на мысли, что день забыл, а пароход почему-то запомнил. Не бог весть какая потеря в памяти, а вот уточнить захотелось.
– Да, пожалуйста, сейчас скажу. Вот. «Князь Андрей Боголюбскiй» прибыл снизу двадцать пятого мая в час пополудни, сутки он стоит здесь, двадцать шестого мая отправился вниз.
– Это точно, он не опоздал?
– В прошлом году у нас никто не опаздывал, это я точно помню.
– Спасибо, – чуть ли не кричу я, – Вы мне очень помогли!
Ответа кассира я уже не слышу. Буквально сбегая по мосткам, вспоминаю, что дама при мне только подходила. Найти пристань общества «По Волге» не составило никакого труда, а выяснить, что именно «Боярышня» ошвартовалась двадцать шестого днём, и того проще. Стало быть, на камни мне идти вечером двадцать пятого.
На душе стало легче. Сегодня восемнадцатое, впереди ещё неделя, вполне могущая быть спокойной. Пожалуй, единственная задача теперь – не сбиться в счёте дней. Но я же не Филеас Фогг.
Следующие два дня просто отдыхаю и ни о чём не думаю. Оказалось, у меня уйма свободного времени. Прокатился на журавлёвской «Пчёлке» в Песочное, на следующий день по Шексне, где познакомился с местным развлечением. Между Вольским и Вороной река делает довольно большую петлю, а пешком всего ничего. Так желающие размять ноги выходят в Вольском, идут по прямой до Вороны, а там ещё и пароход свой ждут. Конечно, не отказываю себе в удовольствии такой прогулки.
Двадцать первого весь день идёт дождь, что меня в некотором роде даже радует. Можно просто ничего не делать. Бывает иногда такое желание. Вечером вспоминаю, что хотел сходить в театр, на следующий день иду за билетом, но оказывается, что билеты есть только на двадцать пятое, а это меня явно не устраивает. Да и костюма приличного нет. Впрочем, это отговорка лисы – на галёрке костюм явно необязателен.
Гуляя по городу, заглядываю в хлебные лавки, может, увижу где молодого человека среднего роста лет восемнадцати. В двух-трёх видел. Он? Не он? Как знать… Нет уж, вмешиваться не буду. Как живём, так и жить будем.
Двадцать третьего добираюсь до Мареевки. Дачные места, интересно. Брожу долго, всё примеряю одно к другому два времени. Занятие настолько увлекло, что сильно проголодался. Захожу в первый попавшийся трактир, спрашиваю обед. Его быстро приносят, я столь же быстро съедаю поданное, по столовской привычке не особо интересуясь содержимым тарелок. Рассчитываюсь, а половой так внимательно с прищуром на меня смотрит.
– Что-нибудь не так?
– Да нет, барин, всё правильно.
Я смотрю на него внимательнее, лицо и голос кажутся мне знакомыми. Он продолжает:
– А мы с вами виделись однажды. В прошлом году на берегу. Рано утром мы втроём шли, а вы в траве сидели и как-то непонятно на нас смотрели, будто боялись, что ограбим.
– Не очень-то я вас и боялся, – ворчу, – да и трое на одного – не дело.
– Это точно. Да нешто мы воры какие. А что дома не ночевали, так Мишка с холостой жизнью прощался, двадцать седьмого венчание, а накануне мы всю ночь и праздновали.
– Накануне – это в ночь на двадцать седьмое? – спрашиваю автоматически и пытаюсь что-то понять.
– Как можно? Ночью перед венчанием да свадьбой выспаться нужно, сил ни на что не хватит. В предыдущую праздновали.
– С двадцать пятого на двадцать шестое?
– Стало быть. А что это вас так интересует?
– Да я тоже ту ночь провёл, так сказать…
– Так мы и поняли, что не дома. Хорошо, небось, провели?
– Да уж, лучше не бывает…
Я встаю и выхожу. Ну вот и с троицей той опять пересёкся. И тёзка своим венчанием мне помог. Спасибо им, что день мне подтвердили. Теперь уж точно никаких новых встреч здесь быть не должно. Все узелки завязаны, ниточки ниоткуда не торчат.
Двадцать четвёртого гуляю по городу, что называется, нарезаю круги по всем кварталам. А на двадцать пятое оставлено единственное важное дело – покупка бутылки дурдинского пива. Всё должно быть чин чином. Одежда на мне исключительно своя, содержимое торбочки проверено. Даже бумажный свёрток выглядит как должно. Разве что в керенки вместо денег завёрнут нынешний мой паспорт. Была, правда, мысль оставить его здесь, однако решаю всё же взять. Нужен он мне будет до самого последнего здешнего мгновения, мало ли что вдруг. Да и оставлять его – найдут, а хозяина нет. Разбираться будут в Мологе, людей могу подвести. А там чем-то вроде сувенира окажется, если, конечно, ночью сам по себе тихо не исчезнет.
Днём двадцать пятого рассчитываюсь в гостинице, к вечеру отправляюсь на берег.
Вечер в мае – не в августе. Уже десять, а светло. Что-то подсказывает, что часа два у меня ещё точно есть. Однако на всякий случай иду к облюбованной лестнице.
Спускаюсь. Пристани затихают, людей почти нет, что мне вполне подходит. Вот и камни. Устраиваю себе часы философских размышлений. Надо полностью отвлечься от реального мира, неважно, того или этого. Волга, её вечное течение. Люди-муравьи, которые столетьями на её берегах что-то делают, своими деяниями претендуя на сопричастность вечности. А рядом стеклянный Дурдин, мой молчаливый собеседник. Темнеет. Фонари гаснут. Контуры пристаней понемногу растворяются в воде…