Я – самый, что ни на есть обычный человек. Ничего выделяющегося, все усредненное. Я среднего возраста – 35 лет, среднего роста – 174 сантиметра, среднего телосложения – 88 килограмм, у меня среднестатистическое, ничем не выделяющееся в толпе лицо, одно из тех, по которым взгляд скользнет и умчится дальше, у меня нет никаких особых талантов, никаких особых амбиций, я – классический одинокий представитель среднего класса, который проводит большую часть дня на работе, а в оставшееся время усреднено лежит с бутылкой усредненного пива, уставившись в усредненный телевизор и почесывая усредненную задницу.
У каждого среднестатистического 35летнего холостяка должна быть кошка или собака. На вторых у меня аллергия, поэтому в моей по-среднестатистически захламленной холостяцкой квартире обитает среднестатистический пятилетний кот по имени Шекспир.
Почему я пишу о себе? Я ведь не достоин быть литературным персонажем… Вот если бы я был гротескно среднестатистическим, этаким человеком-обощением, то тогда да, я вошел бы в копилку мировой литературы, а так… я просто обычный, совсем никакой…
Это было вступлением… Ладно, давайте перенесемся в мой офис, вполне (как вы уже догадались) среднестатистический. Как самый что ни на есть обычный вмеру преуспевающий клерк в 17.00, когда начальство уже ушло на какую-то корпоративную встречу, все дела сделаны, а уйти с работы я все-равно по корпоративным правилам не могу, в данный момент я сплю на рабочем месте, слегка окропляя слюной толстую копию корпоративного отчета, подложенную под мою слегка немытую голову в качестве импровизированной подушки… Я перенес вас сюда по той причине, что буквально через несколько секунд я проснусь, и действие этого небольшого произведения начнется…
И действительно, из царства вмеру блаженного забытья, наполненного смутными черно-белыми видениями, меня вырывает телефонный звонок. «Тыры-пум-пум, тыры-пум-пум, тыры пум-пум-пим», раздается классический рингтон моей Нокии. Я медленно открываю глаза и несколько секунд собираюсь с мыслями, изгоняя остатки просроченных и протухших видений, все еще наполняющие мой мозг. Я беру телефон, смотрю на тусклый экран. «Мама» - гласит надпись на нем… Ну, конечно… А кто же еще может звонить в «разгар» рабочего дня тридцатипятилетнему одинокому клерку? Я нажимаю кнопку «ответить», и в мягкую пустоту моего сонного голоса врывается резкий, дребезжащий, надрывный голос старушки.
- Алло, Сашенька, ты слышишь меня, - кричит она в трубку с такой силой, что прямо хочется посоветовать ей убрать телефон и кричать просто так, с такой силой голосовых связок расстояние от Екатиренбурга до Москвы – ничто, но вместо этого я покорно отвечаю, хотя и с легкой долей сарказма.
- Да мама, я тебя прекрасно слышу, - а второй рукой я выправляю галстук, оказавшийся, пока я спал, где-то в рукаве.
- Солнышко, как ты там?
- Все хорошо, мама…
- Ты кушаешь овощи?
- Да, мама.
- Ты овощи мой! А яблоки вообще чисть, вчера передавали, что они их мажут чем-то, гадостью какой-то, что нечищеными есть нельзя ни в коем случае, а то умрешь от рака! – бушует моя родительница.
- Да, мама, - покорно отвечаю я, хотя в последний раз ел яблоки больше года назад, а питаюсь в основном пивом, суши и пиццей.
- Сынок, я скоро приеду к тебе в Москву, навестить, - произнесла наконец-то мама весть, ради которой, собственно говоря и позвонила. Надо сказать, меня это сообщение не то что не обрадовало, а даже наоборот – погрузило в глубочайшие глубины расстройства.(тридцатипятилетние холостяки с особым хаотичным порядком в квартире меня поймут),
- Что? Навестить? Зачем? – с легкими паническими нотками в голосе спрашиваю я.
На этом сцену с моим внезапным пробуждением на работе можно, пожалуй, оборвать. Завязка и экспозиция дана, а все остальные детали разговора, мой путь от работы домой не стоят описания, ибо они среднестатистичны и с легкостью воссоздаются воображением. Поэтому, воспользовавшись своим великолепным правом автора, я нажимаю на воображаемую пластмассовую кнопку магнитофона и перематываю повествование вперед на несколько часов… (ой-ой-ой. Стоп! Назад! Ну вот так вот – неплохо).
Я стою у плиты и жарю яичницу со скорлупой (то есть, не то чтобы так задумывалось, но она сама туда каким-то образом попадает, видимо заботясь обо мне, ведь в моем рационе так мало кальция – даже ногти все время ломаются). Хитрый кот, заученно помуркивая, третсяся о мою ногу, ожидая, когда уже наконец я, его покорный раб, перестану жарить какую-то фигню и не покормлю китекэтом господина хозяина. Я кидаю в распластавшуюся на сковородке яичную жижу все, что только находится в холодильнике – кусочки колбасы, мяса, какую-то сомнительную петрушку, чуть-чуть сыра. Все эти действия для меня безумно привычны.
Я думаю о маме. Ее приезд кажется жуткой проблемой, а впрочем, он довольно-таки отдален от меня по времени – до ее благословенного прибытия еще две недели, а все равно на душе какой-то камень…
Я, наконец, исчерпываю лимит фигни, которую можно было бы бросить в яичницу и лезу за консервами для своего самопровозглашенного господина. Он в порыве пищевой преданности трется о мою руку и издает смутно похожие на «мурмяутваюмать» звуки, сменившиеся через несколько секунд довольным чавканьем. Я хватаю из холодильника первую за вечер бутылку пива и, ожидая, пока приготовиться яичница, нетерпеливо кручу ее в руках.
Наконец мой кулинарный шедевр начинает скворчать, я выключаю газ и пытаюсь отлепить его от сковороды, в результате чего яичница теряет свою целостность в пользу фрагментации, однако не утрачивает своих вкусовых качеств. Я выхожу из кухни, выключив за собой свет (придется коту доедать в темноте) и, спотыкнувшись в коридоре о гантелю, (к счастью не выронив тарелки, хотя и отбив палец) я отправляюсь в свое жизненное убежище и вообще во всех смыслах благословенное место – на диван, дабы вкусить на нем мой скромный ужин и просмотреть скромные дары азиатского кинематографа, запланированные мною в качестве маленького холостяцкого развлечения на сегодняшний вечер. Я включаю запыленный телевизор, вставляю в розетку DVD, нажимаю на нем кнопку «open», язычок привода требовательно выдвигается – видимо тоже голоден, и я удовлетворяю его аппетит, вставляя туда чуть поцарапанный диск. С надписью «Ледяной цветок» - печальная история об истиной мужской дружбе императора и самурая. Я смотрел этот фильм уже два раза.
Что ж, пришло время для третьего, я люблю пересматривать действительно хорошие фильмы, это доставляет мне куда большее удовольствие, чем смотреть что-то в первый раз. И даже когда я делаю это, то всегда с той оглядкой, что теперь-то этот фильм я смогу пересмотреть…
На экране появляются прекрасные пейзажи китайской природы, а я устраиваюсь на диване в своей привычной позе, откупориваю холодную бутылку и погружаюсь в прекрасный мир истинных чувств, который так ярко контрастирует с пустой и монотонной жизнью, которую я виду, жизнью, где проблемы – не любовь, смерть, честь, а квартальный отчет, болезнь кота и приезд матери.
Я отхлебываю холодного пива. На колени привычно приходит кот, сумевший, по- видимому, съесть все, что хотел, даже в темноте.
Время проходит. Я, почти не двигаясь, смотрю на экран, не думая ни о чем и позволяя прекрасной истории завладеть моим сознанием на два часа и пятьдесят одну минуту. Несколько раз я ставил DVD на паузу и, скидывая недовольного кота, отправлялся на кухню за очередной бутылкой холодного пива.
Когда фильм закончился, была половина одиннадцатого. Я несколько минут бездумно наблюдал за проносящимися мимо моего сознания титрами и, наконец, встал и выключил телевизор.
В голове сформировалось смутное Желание. Желание сделать что-то, не имевшее пока под собой никакой определенной цели. Оно, скорее всего, было навеяно фильмом, однако, понятное дело, самурайской катаны у меня дома не было, поэтому я почти безнадежно обвел глазами серую захламленную комнату, надеясь отыскать что-нибудь, способное реализовать или хотя бы определить мое смутное устремление. Однако ни старый компьютер, ни потрепанный кактус, ни стул, заваленный одеждой, ни полочка с книгами никоим образом не смогли решить данную задачу. Тогда я пошел на кухню и выпил парой глотков последнюю в доме бутылку пива. Не помогло и это.
И вдруг в какой-то момент я подумал «А к черту!», натянул штаны, свитер, взял деньги, обулся и вышел из квартиры. Меня проводил ошарашенный взгляд кота Шекспира, по-видимому, в его маленькой меховой голове не укладывалось, что его человекораб может, нарушив все свои привычки одинокого холостяка вдруг ни с того ни с сего выйти из дому посреди ночи.
Я спустился вниз по тускло освещенному подъезду, шел пешком, ибо в лифт почему-то (хрен уж знает почему) не хотелось просто до жути. Наконец, слегка растряся пиво в животе долгим спуском, я оказался на улице. И тут стал такой вот важный вопрос – куда пойти?
И я спросил себя, если уж среднестатистический тридцатипятилетний холостяк вдруг вышел из дому посреди ночи, куда он направляется? Обдумав за несколько секунд этот вопрос, я пошел в бар.
(Думаю, мой путь мы промотаем, ибо он не сопровождался ни какими-либо высокими мыслями, ни какими-либо глубокими наблюдениями, ни, тем более запоминающимися событиями, все это несвойственно для среднестатистических людей).
Я сидел за столиком и пил уже третью маргариту. В желудке уже слегка жгло от соли, однако я продолжал прихлебывать, покачиваясь на волнах мягкого опьянения. Мелодичная джазовая музыка, не знакомая мне, поклоннику классического рока, прежде мягко вливалась в мой одурманенный разум. Я пил и наблюдал за веселящимися людьми. Мне было мягко и хорошо. Обычно считаются, что в одиночку пьют только законченные алкоголики, однако я, хоть и люблю пиво, таким не являюсь, так что хоть в этом я в тот момент не среднестатистичен. Это продолжалось довольно долго. Я пил коктейли, слушал джаз и наблюдал за людьми, пока вдруг, в половине второго ночи я ни с того ни с сего не почувствовал сильную эрекцию.
Вот уж не знаю, от чего она появилась, да еще и после такого количества пива и маргарит, учитывая, что я даже не думал о сексе. Однако факт есть факт и штаны мои недвусмысленно топорщились от сдерживаемой сексуальной мощи, рвущейся наружу.
Если подумать, то у меня уже пол года не было секса, а мастурбировал я в последний раз почти неделю назад. Я отхлебнул еще из своего бокала и попытался успокоиться, однако желание не проходило, а отчего-то напротив – разрасталось, постепенно заполняя все мое тело каким-то электрическим возбуждением.
А тогда я подумал «А почему бы и нет?» и решил в первый раз в жизни снять проститутку.
(Думаю, вы уже привыкли к небольшим скипам, вот и еще один).
Она привлекла меня тем, что из всех предлагаемых в ассортименте дам была, пожалуй, наименее вульгарной. Я бы не сказал, что она была так уж красива, грудь у нее не была большой, черты лица – слегка неправильные, и вся она вообще какая-то неяркая, без выраженной сексуальности, однако как только я ее увидел, почему-то сразу понял – через минут сорок я буду трахать именно эту девушку, и член в моих штанах напрягся в полную мощь.
Ее звали Линь (хотя хрен его знает, конечно, как ее звали, но, по крайней мере, так она назвалась, это имя пробудило во мне какие-то давние воспоминания о моей первой любви, ту девушку тоже звали так и я на секунду выпал в какое-то странное царство полузабытых ощущений). Я сунул пятитысячную купюру какому-то бородатому мужику, и Линь оказалась полностью в моем распоряжении. Я взял ее за руку и повел к себе домой. Она шла молча. Мне тоже было нечего сказать. Ее рука была теплой, и это тепло почему-то жутко меня возбуждало, проносясь по моему телу какой-то горячей волной, эрекция мешала идти, поэтому я поторопился.
Когда я открыл дверь, кот был вконец ошарашен, еще бы – вернулся домой посреди ночи, пьяный, да еще и с незнакомой женщиной. Почему-то, как только я переступил порог, желание куда-то пропало, однако отступаться было уже поздно.
- Хочешь кофе или чая? – спросил я ее.
- Чаю, пожалуйста, - тихо ответила она и посмотрела мне в лицо глубокими серыми глазами. Я усадил ее на диван, а сам пошел на кухню и заварил две чашки чая из пакетиков.
Держи, - сказал я и протянул ей большую синюю чашку с отколотым краешком. Она тихо взяла. Я сел рядом с ней. Несколько минут мы пили чай в тишине. Тикали часы. Кот продолжал недоверчиво пялиться. Мне хотелось спать. Наконец, чай кончился.
- Ну что? – спросил я как-то неуверенно.
Она беззвучно кивнула. Я как-то принужденно начал снимать с нее одежду, по-прежнему не чувствуя никаких признаков возбуждения. Наконец, я стянул с нее трусики. Я замер.
- Что такое? – спросила она.
- Да вот что-то я никак. Перепил, наверное.
- Бедный, - сказала она, - ну хочешь, просто поболтаем, глядишь и возбудишься, а таблеток у тебя нет?
- Да я вот что-то подумал, у меня даже презервативов-то нет, да и в таблетках я как-то никогда не нуждался.
- Ну, презервативы у меня есть, - успокоила она.
- Ну хорошо, давай поговорим, - сказал я, чувствуя себя безумно глупо после того как раздел девушку для того, чтобы с ней поговорить.
- Ты тут один живешь? – спросила она.
- Да, а что, не видно? – ответил я.
- Видно. А родители есть?
- Есть. Мама. В другом городе. Приедет недели через две проведать.
- Ясно. И у меня вот мама в Таганроге живет.
- А ты тут откуда.
- А у меня тут отец, только я его давно не видела.
- Ясно.
- Да уж.
И тут мы как-то замолчали. И просто как-то сидели вместе. И нам было хорошо. Мне было хорошо. И я видел, что ей тоже было хорошо вот так вот сидеть голой и ни о чем не думать и ни о чем не говорить. А потом у меня вдруг ни с того ни с сего встал. Она увидела это и улыбнулась.
- Какой ты странный, однако, - сказала она, встала, вытащила из своих штанов, лежавших на полу, презерватив. Потом она поднесла свое лицо к моей груди, подняла свитер и мягко коснулась тыльной стороной своего языка моей кожи. Ее запах, ее тепло… Я словно утонул в нем, отдавшись возбуждению. Она расстегнула мои штаны, и взяла член в руку.
- Ух ты, а у тебя тут нехилый прибор, - с улыбкой произнесла она, спустила трусы и лизнула мой член языком. Потом, хитро улыбнувшись, она зажала его в руку и стала мягко гладить мой живот, время от времени шально проводя кончиком языка по коже. Наконец, она снова взяла член в рот. Я немного застонал от этого пьянящего горячего ощущения. Она погладила мою головку языком со всех сторон, даря мне волны щемящего счастья и надела на мой член презерватив.
Ну что, приступим? – спросила Линь, девушка, которую звали так же, как мою первую любовь. И мы приступили.
Когда я проснулся, был уже час дня и я понял, что опоздал на работу, ибо там уже обеденный перерыв. Еще через пару секунд я понял, что не хочу туда идти после обеда и оправдываться за прогул первой половины дня. А еще через пару секунд я понял, что вообще не хочу туда идти никогда.
Я встал, сходил в туалет, чтобы облегчиться и отправился на кухню. Сделав несколько глотков пива из недопитой выдохшейся бутылки, неожиданно найденной в углу холодильника, я вдруг схватил телефон, позвонил на работу и сказал, что увольняюсь.
Почему-то данное действие не вызвало у меня никакого волнения или возбуждения, только появилось какое то Желание, не такое, как вчера, но тоже смутное.
Я встал, оделся, умылся, допил пиво и пошел в магазин. Зачем-то я купил краску для волос, хотя совершенно не собирался краситься в какой-то цвет. Однако придя домой, я все же сделал это( кот не переставал удивляться). Мои жиденько-русые волосы стали неестественно химически-черными. Я смотрел в зеркало и не понимал, зачем я, тридцатипятилетний холостяк, это сделал. В голове крутилось только одно: «вот же мама удивиться». Надо сказать, что такие волосы, в совокупности с моими невыразительными чертами лица смотрелись как-то дисгармонично, что придавало моему виду какую-то неприятную, но яркую оттеночность. Довольный я отошел от зеркала и почувствовал, что удовлетворил еще не все свои желания, копившиеся так долго.
Я включил свой древний компьютер, открыл Microsoft Word и стал набирать этот текст. Я решил, я буду писателем, вот видите, из моей среднестатистической жизни вышел неплохой рассказ. Правда, я пролил пиво на клавиатуру и мне неудобно печатать, она липкая, а впрочем, это все мелочи…
Святослав Леонтьев.