Наверное никто и никогда так не любил смерть, как я. Я был в нее влюблен. Так сильно, что при одной мысли о ней мое сердце начинало биться сильнее, а в ушах словно гремел набат.
Она приходила ко мне почти каждый вечер. О, как же я ждал сумерек. Я, прежде поклонник солнца, наслаждавшийся теплом его лучей, теперь возненавидел его и вообще светлое время суток. День казался мне бесконечным.
Когда последний луч солнца скрывался за горизонтом, в моей комнате появлялась она. Словно порыв холодного, ледяного воздуха проносился. И вдруг она за моей спиной.
Я оборачивался. Это самый счастливый момент моей жизни - когда ты поворачиваешься, все еще не до конца веря своему счастью и вдруг видишь белое сверкание ее кожи, глубину серых глаз, непроглядную тьму волос. Смерть так прекрасна, ни одной девушке на всем свете никогда не стать настолько же совершенно красивой, как она. Просто потому что все остальные женщины живые.
Она улыбалась мне своей холодной улыбой, но я чувствовал, что никто больше во всем мире не удостаивается ее. Несколько минут смерть просто смотрела на меня, а потом говорила:
- Здравствуй, - ее голос был идеален, точно сотканный из миллиона призрачных серебрянных льдинок.
Тени моей сумрачной квартиры начинались возиться, все предметы в комнате одухотворялись, становились какими-то пугающими и оттого притягательными.
Мы шли на кухню. Тишина. Полная тишина. Все что я слышу - собственное дыхание. Смерть не дышит. В воздухе - только Ее запах - запах цветов, каждый день новых, я узнавал нарциссы, лотос, тюльпаны.
Я ставил чай. А мы сидели в отблесках луны и смотрели друг на друга. Лунный свет лился, и мне казалось, что я могу слышать, как он журчит.
Она не была со мной полностью. Даже когда она сидел напротив меня, такая прекрасная и совершенная, люди продолжали умирать и она отправляла их в иное царство, но бОльшая ее часть была со мной.
Пока не вскипал чай, мы никогда не говорили друг с другом. Только молчали. Я любил ее и потому эти минуты тишины и пусты были для меня блаженнее всего в мире.
Наконец чайник вскипал, нарушая свистом ткань тишины, я вставал, заваривал крепкий зеленый чай, разливал его по чашкам. Она всегда сначала вдыхала аромат, а потом делала глоток. Совсем маленький.
В это время я любовался ее тонкими белыми пальцами и тонкими, чуть острыми губами.
Через секунду после первого глотка она начинала говорить.
И мы говорили ночь напролет, не останавливаясь. Мне трудно вспомнить, о чем. Я был влюблен.
Любила ли она меня? О, конечно любила. Вот только не так, как мне хотелось бы. Смерть любила всех. Каждое создание на земле. И не выделяла для себя никого в любви. Ко мне она приходила лишь потому, что в НЕЕ на всей земле был влюблен лишь я один.
Мне кажется, что как только я родился, я уже чувствовал, что она где-то есть и подсознательно любил ее. Любил всю жизнь.
- Ты не устал? - спрашивала она, - ты очень мало спишь из-за меня, я волнуюсь, может быть мне реже приходить?
- Неужели ты думаешь, что я смогу заснуть, не увидев тебя? - отвечал я.
Она улыбалась. А потом она поцеловала меня в щеку. Холодное прикосновение ее губ отдалось жаром в моем теле. Еще долго я чувствовал этот холод, но он не мог остудить моих чувств.
- Скажи, какого это быть смертью, - спросил я как-то.
- Спокойно, - ответила она.
- Спокойно? - спросил я.
- Да. Очень спокойно и потому хорошо.
- Тебе не больно забирать людей, видеть их боль?
- А разве я несу боль? Я несу только счастье, забвение и покой. Я как сон. Счастливый сон.
- А как же близкие тех, кто уходит.
- Я заберу и их, рано или поздно. Как бы больно им ни было, вся боль пройдет, как только они встретаться с тем, с кем разлучились.
Тогда я попросил у нее.
- Забери меня, прошу тебя!
- Зачем? - спросила она.
- Я хочу быть только с тобой.
- Если заберу - разлучимся, - ответила она, - мертвые больше не видят смерть, у них новая жизнь, мне в ней нет места.
На мои глаза навернулись слезы.
- Но... Я так надеялся... Что когда ты придешь за мной... Мы сможем быть вместе.
Мои надежды на вечное счастье разрушились в миг.
- Неужели, нет никакого способа? - спросил я.
Она посмотрела мне а глаза и я заблудился в чистой глубине ее зрачков.
Она пододвинулась ко мне и обняла мою шею. Я растворился в холоде ее рук, в запахе цветов, в мраморной гладкости кожи. Я уже не был собой. Я был просто счастьем. Я был просто вечностью. Я был просто нежностью. Мои руку сжимали ее тонкое хрупкое тело.
- Есть один способ, - сказала она, - ты тоже должен стать смертью.
- Смертью? - спросил я.
- Ты должен убить и не должен раскаиваться в этом, тогда твоя душа не найдет покоя и ты навеки останешся вместе со мной, скитаться по этому миру, бестелесный и одинокий.
- Я сделаю это для тебя, - сказал я.
- Нет, - сказала она, - если ты сделаешь это, то только для себя.
- Почему? Я хочу скрасить твое одиночество. Я хочу быть твоим.
- Я не одинока. Никогда не была и не буду.
- Смерть... Как твое имя?
- У меня нет имени, только название.
- Можно я придумаю тебе имя?
- Ну попробуй, - улыбнулась она.
Я замер, пытаясь придумать. Лунный свет окружал меня. Из чашки чая струился пар. Раз в несколько минут из крана капала вода.
- Ни одно из существующих имен тебе не подойдет, потому что ты одна, только одна. Я назову тебя Лея.
- Лея? Почему?
- Нипочему. Это слово просто пришло мне в голову.
- Ясно. - она поставила чашку на стол и улыбнулась, - что ж, будем знакомы.
- Кого мне убить? - спросил я.
- А кого ты готов убить, - спросила она, - зачем тебе это? Ты правда думаешь, что обрадуешь меня новой работой?
- Но... - сказал я и замолчал.
- Так кого ты готов убить? - спросила она снова.
Этот вопрос поставил меня в тупик...
Мы разговаривали и разговаривали. Мы пили чашку за чашкой, пока не пришел рассвет и она не исчезла.
Я взглянул на нежное красное небо, на просыпающиеся деревья.
- Кого я готов убить?
О боже...
Я встал перед иконой и стал молиться. Никогда еще мои молитвы не были столь горячи. Я кричал, кричал Богу о том, что чувствую и о том, что собираюь сделать и почему. Слезы текли по моим щекам и я чувствовал, что Бог слышит меня и плачет вместе со мной. Наконец, я заснул обессиленный, обняв икону и спал весь день, часов до шести.
Тем вечером я снова увидел ее.
-Глупый,что ты творишь, - спросила она?
- Я принял яд, - ответил я, - я убил себя и не чувствую раскаяния.
- Ты не заслуживаешь вечно и обездоленно скитаться, - сказала она, взглянув мне в глаза.
- Я настолько грешен? Самоубийство настолько хуже убийства?
- Нет, ты настолько безгрешен.
- И что теперь?
- Хочешь тоже стать смертью? - спросила она.
И впервые с того самого момента, как мир был создан, в нем стало два воплощения смерти. И мы были счастливы вместе.
Святослав Леонтьев.