Ноги промочил – по самые щиколотки. Вот, спрашивается, нах… зачем, то есть, мне машина, если я с мокрыми ногами? Хотя нет, стоп. Это я уже заговариваюсь. Наша Тучка – она мне нужна! Это не обсуждается. Просто ездить на машине и при этом 3 дня подряд ходить с мокрыми ногами – перебор, явный и бескомпромиссный.
Захожу домой, красава моя по дому ниглиже носится: какие-то штаны черные, прозрачные, под штанами что-то чёрное, микроскопическое, блузка синяя – сверху вырез круглый, глубокий, если наклонится – все родинки пересчитаю. Ну и снизу – пузо. Ну, то есть живот. Я пока на этот живот руку не положу – заснуть не могу.
- Эй, кричу, - жена! Целуй меня, я домой пришел.
А эти метр восемьдесят женской красоты уже и так на мне висят. Целует – мы решили, когда женились – у нас такой закон будет семейный, чтобы целоваться. Приятный закон. Я не сопротивлялся.
Девочка моя вдруг строгеет и спрашивает:
- Ну-ка, Слоник, ногу покажи.
Слоником обзывается – значит злится. У нас эти зоопарки всякие вроде «кисок» и «заек» не приняты. Я ногу из ботинка достаю – точна, мокрая хоть выжми.
- Понятно. - говорит. – Я вижу! У тебя один глаз на Кавказ, а второй – на Арзамас! У тебя же температура!
И я заметить не успеваю, как я уже до трусов и майки раздетый оказываюсь на кровати.
- О, дааааа! Я такую терапию понимаааю! – и пытаюсь майку стащить.
А она только фыркает и уже тазик с горяченной водой тащит, метеора моя. Ноги мои, ясен, туда суёт. А вода - кипяток. Она каждую мою лапу берет, двумя ладошками в ладошки лодочой прячет, вся лапа в ее узкие ручонки, конечно не входит. И так и ставит в воду: чтоб я стразу не обжигался, а немного привык к воде-то. Она так Мелкой нашей, Лизке, племяннице, делала, я видел.
- Я – муж или кто? – проявляю я нрав и дрыкаться начинаю, авось получится. А она сидит на полу возле моих ног и лаааасково так в глаза смотрит.
- Кто в доме хозяин тогда?! – я еще больше возмущаться начинаю. А она улыбается еще шире и томнее, ногу мне там в воде массирует, каждый пальчик, точки какие-то нажимает…Я уже только на кровать откидываюсь. Смотрю сверху на затылок ее – и чувство такое… Прелесница из султанского сераля… сидит у моих ног, наглаживает, растирает, покорная такая, глаза только моментами вскидывает, а глаза как не знаю даж что, светятся – явно что-то задумала… А султан – это, понятно, я… Развалился, наслаждаюся…
Какая у меня жена замечательная… Прям, как это я такой молодец был, что вовремя конкуренцию распугал…явственно, чё бы я такую фею всяким жлобам уступил… самому надо!
А прелестница уже молоко с медом тащит и пенку достает:
- Вот, видишь, миленький, ну хорошенький, давай мой герой, сделай его! Всех победим, всех обидим, смари – я даж пенку уже достала!
Я только стону – ненавижу я это молоко. Ну, разве чуток глотнуть. Держу в руке бокал с молоком, второй нос зажимаю, отпиваю. Смотрю, как она на кухне возится – от запахов одуреть, ее котлеты можно вместо таблеток трескать – точно выздоровеешь.
Пока я молоком занимался, смотрю, она уже босоножки напяливает:
- Куда ты, - стону, - меня, бедного больного бросаешь?!
- Я к тёть Кате, за градусником, - отвечает, - а то у меня тут кто-то больно горячий завелся!
Меня, бедного больного, аж над кроватью подбрасывает:
- Чего?! – ору, - ты ВОТ В ЭТОМ из дому выйти собралась?!
Она пару секунд молча смотрит на меня и так же молча и быстро штаны переодевает: не могу сказать, чтобы юбка сильно приличней была, но, по крайней мере, моё пузо всё спрятанное сделалось. Моё, говорю, пузо! Рррр…
….Послушалась-покорилась она меня, правда, кажется, тока два раза за 2 года – вот сейчас, когда прозрачные штаны переодела, и когда на мои слова: «Врединка, я решил, что мы с тобой завтра в загс идем» ответила - «Конечно. Это же ты у нас в доме хозяин…»
Зато у нас весело!