Представь себе обычный весенний день.
Каждые сутки ощутимо длиннее. Солнце ярче и теплее. Ветер не столь холодный. Небо все чаще ясное, пронзительно голубое. На деревьях появляются, набухают почки. Возвращаются птицы, а те что "не исчезали" все сильнее начинают гомонить. Насекомые тоже вылезают на "свет божий". Трава, после долгой зимы режет глаза и кажется сказочно яркой. Словно посыпанная изумрудами. Люди не отставая от природы, тоже все чаще снуют по своим "вечным и важным" делам. Даже машины как будто размножились в городе, хотя казалось бы это невозможно.
Представилось?!
Вот в такой день по паутине развязок, бесконечности шоссе,поворотов, перекрестков едет машина. Красная иномарка. "Audi". В принципе, не отличающаяся от других. Однообразность и однотонность города в крови и голове каждого. "Правила и законы для всех едины" - написано в "важных" бумагах, написанных для "всех".
Ну так вот. Машина даже не особо превышает скорость. Стекла тонированы. Новые диски. Обычный номер. Общее состояние на "4+". И эта машина все дальше удаляется из центра города.
Что ж, дело обычное...
Как и в большинстве городов, на окраине кладбища (бессмысленные свалки, трупохранилища) и небольшой лес. Вот в сторону окраин и удаляется авто, увеличивая скорость, выбравшись на трассу. Время далеко за середину дня. И машин за городом более чем в избытке. Людской "муравейник" в вечном движении.
Мягко скользя и лавируя автомобиль достигает оград кладбища. Притормаживает, останавливается. Мотор затихает и выключаются фары. Открывается плавно багажник и почти одновременно открывается дверь с водительской стороны. Ступает нога в туфле и появляется сам водитель. Мужчина средних лет в костюме, голубоватой рубашке с незастегнутыми верхними пуговицами и пальто нараспашку. Движения скупы и резковаты. В голубых глазах отрешенность и пустота. Захлопывает дверь и идет к багажнику. Вынимает предмет, по форме напоминающий прямоугольник и габаритами - средних размеров ящик одновременно. Завернут тот в черную ткань. Закрывает багажник. Приезжий уходит, по едва заметной тропинке...
Часть вторая.
Снова повороты, прямые и тупики. С той лишь одной разницей, теперь его несет не удобный комфортный авто, а собственные ноги. Убогие ходули. Начиная уставать и понимать, что заблудился. Рука скользит во внутренний карман пальто. Секунда-другая и он достает белый лист. Лист ярко отчетливый на этом серо-зеленом фоне. Что-то в нем противоестественное здесь. Мужчина присматривается и снова движется в этом "лабиринте смерти и падших". На этот раз ему везет больше..
С высоты птичьего полета видно, как он пробирается через "центр" лабиринта тропинок и дорожек, продолжая уходить на северо-запад. Где крестов, надгробий, оград, холмов и скамеек ощутимо меньше. Ни на миг он не отпускает свою ношу, даже не меняет руки. Путь не близкий, почти в конец кладбища.
Уже с трудом переставляя "свои двои" он добирается до свежей не глубокой ямы. Метр на метр. Рядом бугор земли со старой саперной лопаткой в середине. Подходя к ней, под налетевшим легким порывом ветра, спадает плотно заткнутый угол ткани с предмета. И глазам предстает черная обивка и фрагмент золотого креста на крышке. Он вздрагивает и заботливо, бережно закрывает тканью вновь, свое "сокровище". Присаживается и наклоняясь кладет в яму ящик, но ни его тяжесть в душе.
Да. Так оно и есть, это гроб. Точнее гробик. Детский гробик. Мальчика около 3 месяцев отроду. Первого малыша в новой семье. Его мать до сих пор в коме и не знает, что случилось с ее ребенком. Самое разумное, что сможет сделать отец, это взять приемыша-отказника, в том же роддоме. Он не сможет сказать ей правды. А малыш удобно, лежит в своей "вечной колыбели", словно спит. Глаза закрыты, тело расслаблено. Редкие волосики даже не обрели свой настоящий цвет. Все слышатся и слышатся удары сверху, комья земли ударяются о стенку. Каждая новая порция земли занимает свое место в новом плотном холме. Работа закончена, холм утоптан. Без имени, без крестов, без надгробий, без священника, истерик и воя. Он вытирает лопатку. Ее еще возвращать сторожу. И только в этот миг смотрит на землю под ногами. Смотрит другим м взглядом. Глазами полными слез, отчаяния и боли. Глазами, за которыми в глубине глотки застрял крик. Крик раздирающий саму плоть. Мужчина средних лет с едва видной сединой в дорогой одежде. С каменными, застывшими как маска, чертами лица. Он что-то шепчет и разворачиваясь уходит. Ему нет нужды теперь смотреть на план. У него нет страха заблудиться и остаться в окружении истлевающего мяса. Живое-живым. Мертвое-мертвым. Закат уже загорается на западе. Солнце, по новому обвинению казнят на костре.
На этом бы, я мог закончить. Однако, жизнь не знает слово "Конец и спокойной ночи". Как и эта история. Не все так просто и не все подвластно нашим желаниям. Итак, я с "немого" разрешения продолжаю.
Солнце пылало в предсмертной агонии, в бесконечной череде своих смертей и рождений. Оно уже не билось, не кричало. Не кричало голосами птиц, животных дневных. И выгорающие, испаряющиеся глаза застилала пред ночная темнота. Уступая время "живому мертвецу" луне. Благодетелю и воздаятелю. В воздухе растаял вой. Собачий вой. Проплывая над верхушками деревьев, замирая на самой высокой ноте и тая. Вой разносится далеко окрест. Что ж это не редкость и не новость для этого "чудного" места. Жизнь гнет свои правила, подчас сурово и беспрекословно. Толкая на всевозможные поступки ради еще одного глотка, отравленного воздуха. Ради еще одного - последнего удара сердца. Ради прыжка и падения. Ради того, черт возьми, чтоб впиться кому-то в горлу дабы забрать с собой кого-то.
Вы когда-нибудь танцевали с Дьяволом в бледном свете Луны?! Нет?!
А псы "танцевали", средь места упокоения. И никто не скажет чем танец-драка закончится в этот раз. Смертью ли, раной ли иль простой трепкой. Одно ясно - очередное выяснение. Трое сцепились с одним.
Не честно да? Но это жизнь.. А в ней нет ни правил, дяди (друга, мента,девушки) что растащит по разным сторонам. Один слишком молодой лежал уже, отползая и поскуливая. С лапы сочится кровь. Двое других с рыком кидаются на другого. Лишь изредка сверкают клыки, в свете появившейся луны. Секунда-другая: второй хрипя падает, встав на задние лапы с прокушенной глоткой. Вот теперь один на один. Проиграл - выбыл. Снова броски, рывки,выпады и уклоны.
Лай, рычание, лязг клыков, визжание, тихое поскуливаниe и вой. Победный вой. В улегшейся пыли, стояли двое больших матерых псов. Черный еще молодой и крепкий. Рыжий с уже пробивающейся сединой. Уже стареющий кобель. Закаленный в битвах и драках. Морда то тут, то там отмечена рубцом. Одно ухо разорвано и еще не срослось после прошлой стычки. Левый глаз уже слепнет и силы не те. Но он родился на улице, и здесь и умрет. Никогда он не полагался на чью- то милость. А каждый кусок добывал сам. Но он вожак, по прежнему вожак. Рыжий воет, черный же пошатываясь садится на задние лапы начиная заваливаться. Не стоит говорить: кто победил, это уже неважно. Осталось одно правило, царящее всюду. Победитель может забрать жизнь у проигравшего. Рыжий медленно подходит к павшему. Стая вокруг замирает. Наклоняется..И..
И легко тыкает соперника носом в бок. Тот приоткрывает глаза, и слегка заскулив, коротко отвечает. Рыжий выпрямляется и уходит. Исчезнув из вида переходит на бег. А черный?! Черный останется жить. И никто кроме лидера не заберет его жизнь. Ведь когда-нибудь, он сменит своего соперника.
Рыжий бежит. Под лапами мягкая трава, уже влажная от вечерней росы. Поднимается туман, смешивается зеленым газом. Какой бывает только на болотах да кладбищах. А он мчит, режет мглу и противную пелену. Все вперед и вперед. На запад. Туда где развевается прах, убиенного солнца. Где уже расходятся последние зрители. Ровно туда, где свежая могила. Безвестного мальчика. Прикрывая глаза он "летит" на запах. Запах свежей боли и отчаяния. Мимо сбитых, перевернутых крестов. Мимо оскверненных могил. Мимо раскопанных кое-где холмов. Там уже "попировали" его сородичи. Оставшееся - удел ворон, сорок, прочих птиц. Птиц да мышей с насекомыми.
Вперед, мимо оград, колючих кустов. "Вот, где-то уже близко" - подсказывает инстинкт. Тело послушно напрягает мышцы. Пасть слегка приоткрывается.
Уже можно разглядеть, утоптанную землю и легкое возвышение. В изголовье - мертвая, с редкими листьями, ветка маслины. Теперь можно никуда не торопиться. Собака переходит на шаг. Дыхание частое. Со свежих царапин капает кровь. Шерсть переливается в лунном свете и глаза горят серебром. Он подходит к могиле и склоняется, ловит запах. Выпрямляется, вознося вой в небо. А после: возвращается и вырывает ветку, выбрасывает ее в сторону. Усиленно работая лапами, начинает копать. Вот-вот покажется крышка, обшитая тканью с золотым крестом по середине. Выпачканной землей.
Лапы, когтями скребут по дереву. Ткань порвана. Но дерево не так тонко. Да и не такое простое: Черный мореный дуб.
Пес меняет тактику. Теперь он прыгает, вкладывая вес в передние лапы. Ударяет и отскакивает. Снова и снова, попытка за попыткой. Глаза застилает бешенство. Глухое рычание. Слюна капает с раскрытой пасти, желто-белых клыков. Ничто в мире ни вечно. Слышится тихий треск, по началу, и дерево гнется внутрь. А затем уже появляется трещина. Потом пролом по середине. Снова победный дикий вой. Превращающий кровь в жилах, в лед. Вой бешеного безумия и животного восторга. Пес устремляется внутрь своей мордой. В узком пространстве она смердит зловонием. Оскаливаясь еще шире, капая слюной, вонзает в хрупкое слабое плечо детского тела клыки. Не слышно, но чувствуется, треск и ломанье костей.
Грубо вырывая малыша из его "колыбели". Пятясь назад, он вытаскивает жертву на "волю". Луна оглядывает двух спутников пристальным взором. Полная чисто бледная луна, на миг подергивается красным.
Очередной (третий) раз крик вырывается из грудины малыша. Разрывая все, на своем пути, устремляясь ввысь. Тая в ночном влажном воздухе, смешиваясь с запахами. Не проходит и секунды, как пес бросает хрупкое тельце. И видит открытые глаза на сведенном судорогой и болью тельце. Оскалившись, всеми 30 "кинжалами",с воинственным рыком "Рыжий" кидается в беззащитное детское горло.Возвращаются все те же: зловоние из пасти, полу-ядовитая слюна с бледно-желтых клыков.Шерсть, будто у ежа становится дыбом (особенно на загривке). Глаза сужаются в две узкие щели, горящие огнем злобы, бешенства. Прыжок и он уже у цели..
Однако, время затягивается, становится похожим на английский пудинг. Миг рискует стать вечностью. Но вот сквозь этот дурман, иглой дырявящей пространство падает звук. Звук - нота. После еще и еще, становясь мелодией, мелодией флейты. Звук опережает свет, новый свет. Ровный, такой теплый свет от фонаря.
Со стороны это выглядело вполне обычно: труп младенца и рыжий пес, к ним по невидимой в ночи тропинке, подошел Некто. А этим самым "Некто" оказался - кладбищенский сторож. Он же страж мертвых этого места, играющий на флейте.
Слепой, рыже-седой старик подошел ближе, продолжая играть. Фонарь висел в клюве ворона, сидящего у него на плече. Абсолютно черного (дитя тьмы) неподвижного старого ворона. Возникало ощущение мертвенности птицы коли ни: вздымающаяся медленно грудина, мерцающие и постоянно меняющие направление взгляда, глаза. За "мертвой хваткой" птичьих лап начинался понощенный древний кожаный плащ. Кроме этого одеяние странника составляли: шляпа, ботинки с железной окантовкой, шпорами и цепью свисавшей из под полы плаща по штанине черных джинс.
Пес, обернувшись встал, изогнувшись. Приготовился к прыжку. Шерсть встала дыбом под хриплый сдавленный рык. А флейта все пела, скользя нотами в тишине. Обволакивая все кладбище. Собака, казалось посылала все к черту, между тем, хвост махнул раз-второй-третий из стороны в сторону. Постепенно животное убрало клыки и вполне дружелюбно облизнулся,смотря на сторожа. Сел и поднял свою "добычу". Бережно (осторожно) взяв за ключицу (дитя не переставало кричать, хоть уже и не так громко). И в самое оно мгновение..
Нет, небо не раскалывала молния, не явился смерч, не разыгралась буря, не "сошел глас с небес" - ничего, что могло знаменовать чудо, даже легкий ветер не утих. "Просто" под протяжную грустную мелодию и крик начался "оборот" (так называли превращение в животного наши деды). Флейта, все не переставая звучала, когда в средь 4-х свидетелей: мальчик становился животным. Музыка, видимо облегчала страдания "несчастному" оборотню. Черты (еще лица) стали смягчаться, меняя страдание на испуг . Крик постепенно стих. Не прошло и часа как в пасти пса: после хруста костей и роста волос - висел, удерживаемый за загривок, котенок. Котенок, барсового окраса. Немалого роста, но все же котенок, протяжно и жалобно мяукающий. Пес опустил на земь "свою ношу" у ног "старого знакомого".
Стража он видел ни первый раз. Именно он и не давал пожирать все без разбору трупы. Лишь заслуживающие вечных мук и скитаний были в "меню". Ибо по одному преданию: "утративший тело - утратит жизнь иную".
Старик склонился над открывающем глаза возле его ног существом. Произнося своим хриплым, но в то же время четким и громким голосом (по-французски): "Le chat flutiste". И кот как-то затих. И добавил, уже по-русски, присаживаясь и взяв на руки: "Ну-ну, Марсель! Тише-тише.. Будет-будет, тебе.." Прижимая к груди "новорожденного", он в сопровождении "Рыжего" побрел на восток. В свою сторожку. Так Марсель стал собой. Так обрел свое место, новое место.
Ковыляя по дорожке, он снова заговорил котенком-Марселем :" Меня зовут..Эрл. Я твой Друг. Не бойся". "Эрл был сильный, среднего роста, жилистый и слегка худощавый. Весь как.. Фырк! Черная клякса. Только глаза на его фоне неимоверно яркие,теплые и какие-то бездонные" - думалось задравшему мордочку Марсу. Он что-то еще говорил ему, кажется куда они идут и зачем. Постоянно называл его этим приятным именем "Марсель" и котенок запомнил, что это он. Не имея ничего против и нехотя ничего добавлять, перебивать старика, Марсель занялся более полезным занятием - разглядыванием луны, облаков. Мелко дрожа под ветром.
Эрл отнес Марселя домой. В сторожку на границе меж лесом и кладбищем. Деревянная, покосившаяся, она давно не видала ремонта и заботливой женской руки. Запустение и беспорядок владели наравне с хозяином этим домом. Вот тут и предстояло жить и расти Марселю. Котенку, что только недавно был мертвым человеческим ребенком. Котенку, что недавно, так надрывно кричал. Сейчас же, он безмятежно замер, лежа груди своего "нового друга". Друга и спасителя. Посадив на порог перед дверью, отпустив "Марси". Эрл словно предложил ему выбор (или это был какой-то обычай). А Марсель недолго думая, решился, сделав осторожный шаг в комнату. Ожидая всего и напрягаясь, он приготовился к худшему. Но напрасно, ничего не случилось. Войдя и бегло осмотрев все имущество, утварь и интерьер. Он выбрал то, то что было ему по душе, мягкую, старую кресло-качалку. Стоявшую возле окна, через которое смотрел молчаливый мудрый всадник-луна.
Часть 4.
Его кресло (а теперь оно было именно марселевым, и докажи поди попробуй, что ни его!) занимал какой-то приятный предмет. Подойдя, понюхав и запрыгнув наверх, кот понял - это плед. Словно заботливо уложенный, лежал на старом сидении. И вот, свернувшись клубком и закутавшись в плед он задремал. Усталость наваливалась пудовым мешком, в первую очередь на веки. Сладкая осторожная дремота овладевала телом. Ему уже не было дела ни до Эрла, ни до его ворона, ни до Рыжего пса, ни до 3-х комнат дома. В каждую из которых, заглядывал лунный луч и бдительно осматривал одну за другой. Все они были небольшие с низким потолком. Полные всяческих чудных, подчас хламных вещей. Предметов: что можно считать украшением, данью старине, раритетом. Но в большей части среди них превалировали те странные вещи - обереги. Как я говорил, комнат было всего 3, точнее пространство дома было разделено на 3 части. После прихожей; начиналось жилое помещение, делившееся затем на кухню (справа), кабинет-библиотеку слева. В центре дома, под затертым ковриком (приподнятым по сравнению со всей поверхностью пола) покоилась дверь в погреб. Прикрыв дверь, Эрл остался на улице. Сказав псу пару фраз, взяв фонарь из клюва птицы - он удалился. Назад к кладбищу. Ему предстояла его работа. Покойники, духи и даже грабители почему-то, имели слабость к "неспокойствию" в полнолуние. А "Рыжий", которого окрестили Ставед. Остался у порога. Видно у него не было желания пересекать грань, между свободой и принадлежностью. Улегшись и устроив морду между лап, остался он смотреть во след. В след исчезающему огоньку.
Эрл с вороном двигались бесшумно. Ожидалась работенка. Никто никогда не прощал похищений. Тем более "чистых". Каждый действует своими методами. У каждого свои "руки".
Ворон сорвался с плеча, поднимаясь ввысь. К облакам осматривая территорию. Закладывая круг за кругом, петлю за петлей. Он бороздил воздух. Его глазам было доступно видеть и в ночи и зреть "скрытое". Вот недалеко от ворот затаилась групка... "Кхм, как обычно, эти странные дети..Готы.. Притащили кого-то посвящать. Пусть с ними,. Может, что и увидят. Надо будет оказать им внимание. Благословенна тьма. Оставлю им пожалуй перо. " - решил он. "Значит приношений сегодня не будет, понятно что и этих беспокойных служителей Дающего, тоже. Они ведь редко оказываются в одно время на захоронениях. Одной заботой меньше. Остаются копатели-воры. И..." - не успела оформиться мысль, как раздался треск. "Началось.."- сварливо проворчала птица, снижаясь.
А тем временем Эрл, закрыв глаза, присел у старого надгробия со статуей плачущей женщины. Погасил фонарь. Повесил его на посох-палку. Пошарив жилистой рукой внутри кармана плаща и достал тонкую флейту. Древней и искусной работы инструмент был замотан в тряпицу да перевязан шнурком. Провернув легкие манипуляции, Он освободил инструмент и поднес к потрескавшимся губам. И легко проведя кончиком языка по устам. Словно пред поцелуем с любимой, перед мигом прикосновения сделал небольшой выдох. Пальцы легли на свои места и плавно двинулись. В каждый выдох, в каждое движение он вкладывал себя. Всю свою душу, истерзанное сердце, спазмы бренного тела. И все же..все же он воспевал жизнь. Благодарил за каждый глоток. За каждый луч света. Эта мелодия.. мелодия тишины и жизни. Она так редко звучит в мире и еще реже слышима. Игрок благодарил и искренне радовался. Сквозь закрытые веки показалась скупая мужская слеза. Замерев недвижно, подобно скале флейтист целиком отдался игре. А флейта, она была и его хранительницей, и его оружием, и его страстью-любимой. Отзывалась, чувствуя каждое прикосновение, каждую вспышку эмоции своего мастера. Послушна покоряясь и вторя ему. Их не существовало порознь, они не были собой без друг друга.
Как паук прядет свой великолепный смертоносный узор паутины ради жизни. Так подобно ему, мастер творил свой шедевр, сплетая ноты в идеальную "говорящую" композицию. Мелодия становилась осязаемой способной действовать физически. Накрывая куполом, все чего касалась. Разрастаясь, распространяясь от источника как взрывная волна..
Ставед, вздрогнув поднялся и сел. Он не видел черной птицы кружащей в вышине, не слышал еще мелодии стража. Но предчувствовал, интуицией бойца, грядущее. Пес не знал, что это будет, не знал когда точно произойдет. Но будет, знал точно. Подобравшись весь, тихо зарычав, вожак вскинул морду вверх. Вознося свой вой к луне. Готовясь к неизбежному и защищать свое (свою шкуру, порог, дом со всеми вещами и этого странного котенка, даже все кладбище ) оскалился всеми ножами..
Лишь Марсель спал сном. Сновидениями павших, возродивших полнилось сознание. Ни терзало, а успокаивало и дарило силы. Ведь предстояло еще жить. Жить. Познавать. Учиться и искать. Цепь событий жизни несла потоком к Эрлу. К месту рядом с ним.Стать его помощником, союзником. Явиться легендой-сказкой - Котом-флейтистом. Вот что ждало его...