Предисловие
Этот рассказ являет собой творческий эксперимент; это не что иное, как аналогия с романами "Распад атома" Георгия Иванова и "Тропик Рака" Генри Миллера. Все совпадения намеренны; форма – лишь жанровое своеобразие.
Все нереально, кроме нереального, все бессмысленно, кроме бессмыслицы.
Г.Иванов
***
С утра мело и морозило. К вечеру все растаяло. За неделю я потеряла ключи и двух друзей. Кого искать первым? Это случайность или закономерность? У меня слишком много вопросов и закончился чай. Во дворе ругаются дворники…
Рядом с моим домом была аптека. Ее закрыли, теперь там винный магазин. Дороги засыпало снегом, аэропорт закрылся. Через 5 дней мы отпразднуем новый год с надеждой, что он будет счастливее, нежели год уходящий. В Сочельник я буду одна.
***
Пьяный запах тщеславия и глобализированное, массовое, уставшее, невыносимое сознание. Топ-менеджеры, стилисты, светские звезды, нобелевские лауреаты. Все кружатся, как мошкара, вокруг лампы общемировой нелепицы. Стань глуп, – и познаешь просветление; стань богат, – и обретешь убожество. Неразгаданное предназначение мучит лихорадочным жаром, мутными снами, исступленной горячкой. Нам не остается ничего, кроме как устыдиться и просить прощения, согрешить и опуститься на дно. Много, много, много всего.
***
Отгремевшие взрывы фейерверков и распитые бутылки самого лучшего Асти. Мудрости не прибавляется ни на йоту. «Через пятнадцать минут я буду у тебя». В снежном вихре смешаны смелость, гордость, пошлость, грусть. Я вспоминаю старые записки и утраченные истины. Ушедшее, запутавшееся в предчувствии будущего. Разлетевшиеся осколки неуловимого крошатся в пыль.
Я разочаровала стольких людей. Они провожают меня взглядами, но ничего не говорят. Их тусклые, полные осуждения взоры преследуют меня: грешника предают аутодафе. Его мир сужается до пламени разгорающегося костра, в который с жадным удовольствием толкает его толпа таких же грешников, но более осторожных – они не попались, как он. Отповедь, проповедь, исповедь – уже ничего, ничего не поможет, когда костер взвивается вверх.
***
Я хочу посвятить тебе повесть, в которой заключено все светлое, верное, вечное, наше с тобой. Я знаю, что никогда не подберу нужных слов. Я цепляюсь за несущественности, тону в вязкой волне непохожести, в кристально ясной, оголенной тоске по невозможному. Нет однозначных ответов, нет непреложных законов.
Всё так просто: доверие и безразличие, поездка к морю, теплые руки, ссора. Вещи, для которых нет глаголов, для которых нет и существительных, остаются на дне подсознания и становятся безотчетным, неуловимым, тем, что никогда не уйдет и не материализуется.
***
Я остро чувствую глубину и тяжесть – мира и несказанных слов. Ты все сказал мне? Нет, это лишь одна сотая, одна тысячная. Дробь делится и превращается в бесконечность. Атомная сила человечества устремляется в черный космос, где относительность заперта вакуумом. Я отталкиваю неизвестность, расстояния, внешние силы; я заслоняю тебя собой и ухожу в тень. Спи крепко, я рядом.
***
Я иду по тающему снегу, по яркой весенней улице. Прохожие заглядывают мне в лицо, они спешат и шумной толпой обступают меня со всех сторон. Ты один? В толпе – нет, и со мной тоже. Но ты одинок, тебя не слышат или не слушают. Я думаю о том, что будни пожирают наше милосердие, нашу человечность. Мы кровожадны, мы зверски жестоки. Мать выбрасывает младенца в мусорный бак, подросток расстреливает своих одноклассников из ружья, пятеро политиков насилуют десятилетнюю девочку. Я вспоминаю добрые сказки, которые нам читали в детстве на ночь. Мы слушали их, и мама целовала нас в лоб.
Пожалуйста, расскажите мне сказку. Пожалуйста, пусть хоть у кого-нибудь она сбудется.
***
Не искать смысла в сложном – единственная истина. Все лежит на поверхности. Стремление к хаосу – единственная возможность обрести порядок. Бессмыслица, похожая на мудрость. Мы забываем и вспоминаем наше предназначение, одновременно таем и воплощаемся. Я знаю, что любить просто, защищать просто, познавать просто. Верь мне, верь! Но ты материалист, для тебя это пустой звук.
Дорогу осилит идущий. Глаза открывает смелый. Все начинается завтра.
***
Добрые друзья всегда подадут руку помощи. "Боже, храни меня от друзей – о врагах я позабочусь сам". Томная интеллектуалка, пушкиновед, матерится как сапожник и заливает по выходным в неограниченных количествах. Статная сибирячка нервически ищет богатого, умного, щедрого, красивого, увеличиваясь в талии в геометрической прогрессии и уменьшаясь в мозгах – в арифметической. Жеманная поэтесса разглагольствует об устройстве мира и два года не возвращает крупный долг.
Меня тошнит от притворства и условностей. Но эти люди жертвовали собой, рвали за меня, вросли в меня во времени и пространстве.
Я ставлю свечи за жадных, склочных, суетных людей; людей, ближе которых у меня нет.
***
Десятки рук, губ, глаз крадут меня навсегда. Я не запоминаю всех тех, кто был, кто ушел. Я помню только тех, кто выкрал кусок меня и оставил себе.
Избалованный мальчишка, маменькин сынок, который небрежно поправлял кудри и насмешливо кривил губу. Дурацкие записки и охапки роз не искупали его трепетной неопытности, дрожащего неумения. "Так женщина подспудно ждет насилья, а ты, дурак, ведешь ее в кино". Щенок, который мокрым носом ищет мать...
Смешливый балагур, добряк с огромным сердцем и искрящимися глазами – муж сестры. Золотой ободок кольца так предательски тонок, что мы страстно желали обмануться. Альтер-эго темной волной прорывалось сквозь личину ежедневности: мы не всегда являем собой то, что видно при свете дня. Впрочем, то, что было в темноте все равно никто не увидит... Иди, дурачок, к сыну, он плачет, когда ты приходишь за полночь!
Мужчина, годящийся мне в отцы, благоговейно целовал мои руки и, стоя на коленях, умолял родить ему ребенка. Он пахал как проклятый, говорил напрямик, смотрел на мир честно и открыто. Он не мог отличить Бабеля от Бебеля, но в его душе ни фальши, ни напускного не было. В темноте комнаты тлела его сигарета, и не было ничего лучше, чем задыхаться и переплетать пальцы.
***
Молекулы эмоций. Они вырываются крошечными разрядами электрического тока, пробегают по телу. Когда не остается связных мыслей – выпрашивать взгляд, нетерпеливый поцелуй, жадное, бесстыдное прикосновение… "В темноте всем телом твои черты, как безумное зеркало повторяя". Атом накаляется, раскручивается, горит жарко и крошится, трескается, пульсирует. Потом дыхание, влажность, разноцветные круги под закрытыми веками и взвинченный, зыблющийся мир. Нет до и после, есть сейчас, есть это мгновение нерешительное, оглушительное, тающее секундами. Фары машин бросают блики на потолок. Пальцы оставляют следы на тонкой коже.
Атом разлетается на миллиарды осколков, крошек, пылинок, вздохов, стонов, криков. Все, что остается нам – вечность, секунда, взрыв, трепет, неловкость, рука затекла, ах, как хорошо!
Счастье – отражение жестов, бархат губ и добровольный плен. И еще когда не страшно просыпаться наутро вместе.
***
Пока я помню на своих руках, губах твой вкус, твой запах; пока на плечах твоя рубашка, пока утренний свет еще не разлит по нашей спальне, пока сонный порт дышит соленым туманом, вечность осязаема. И там, вдалеке, где начинается на горизонте новая жизнь, будут новые вёсны, новые звезды зажгутся на небосводе, люди напишут новые книги и пластинки. А мы так и будем здесь. Сейчас. В бесшумно скользящем времени мы замрем и сами впишем себя во все истории и хроники. Нас прочтут, нас выучат наизусть, нас будут цитировать и пересказывать. "Вырастем. Стерпим любые смешки. И станем больше богов..."
Только дай руку. Я боюсь без твоей руки.