Однажды Астаховы уехали за город на природу. Был конец апреля, было тепло и сухо. Деревья ласкали глаза нежной, только что распустившейся зеленью, а высоко в небе, радуясь благодатному солнцу, заливались жаворонки.
Весна, как символ возрождения, всегда пробуждает в сердцах людей надежду на более светлую и достойную жизнь. Вместе с красками обновления она приносит людям неиссякаемую веру в то, что теперь-то их будущее станет лучше. Но само по себе в жизни ничего к лучшему измениться не может, ибо, кроме желания, здесь должна присутствовать ещё и воля самого человека. Виктория Сергеевна это понимала и, радуясь весне и букетику первых подснежников, что подарил ей Евгений Дмитриевич, всё-таки надеялась на то, что болезненная адаптация их взаимоотношений вот-вот закончится, и они заживут, наконец, спокойно и счастливо.
«Ну-ну… без любви друг к другу?» – не без ехидства, будто встрепенувшись от спячки, тут же начинал донимать её знакомый назойливый голос.
«А может, стерпится, слюбится?..» - неуверенно возражал другой, тот, что зовётся голосом надежды.
Когда Астаховы вышли из автобуса и углубились в лес, Виктория Сергеевна, неожиданно запела:
«Луч солнца пробудил цветок лесной, ночь бродит, всюду май, растаял снег; всё лучшее приходит к нам весной, так стань моей весной навек!»
«Я верю, что любовь всегда права, я ждать её всю жизнь могу, - подхватил Евгений Дмитриевич, - мне так нужны сейчас твои слова, как солнце моему цветку» - пели они уже вдвоём.
Мелодия всё ещё звучала в их сознании, когда они, немного утомившись, присели отдохнуть на берегу небольшого озерца. Вспоминая только что прозвучавший дуэт, каждый из них думал о том, как далеки их отношения от слов этой чудесной весенней песенки, и можно ли эти отношения поправить? Главное – нужно ли?
«Да, любовь всегда права, - думала Виктория. – Но права тогда, когда – настоящая. А если нет? Ведь любовь не мешает свободе личности, но есть ли это ощущение в моей душе?»
Этого как раз она и не чувствовала.
«Хоть и поётся нам вроде бы неплохо, и другие точки соприкосновения находятся, - в свою очередь думал Евгений Дмитриевич, - но что-то всё не то, всё – какие-то неувязки, сомнения, выяснения…»
* * *
Теперь, когда Астаховы жили вместе, Евгений Дмитриевич имел полную возможность во всех ипостасях изучить свою жену. И чем больше он присматривался к ней, тем больше находил в её характере несоответствий тому, что ожидал увидеть, и это – несмотря на схожесть их взглядов в некоторых, как он считал, далёких от жизни вопросах. Ему не нравилось, например, что по неизвестным причинам она часто уходила в себя и существовала как бы сама по себе – отдельно от него.
«И почему бы это? - недоумевал он. – Чего ей не хватает? Вот и верь после этого всяким гороскопам, – наверно, опять влип!»
А Виктория Сергеевна вовсе и не помышляла отгораживаться от мужа. Это выходило помимо её воли и случалось всякий раз тогда, когда после неудачных попыток сближения, её душа, не находя отклика в нём, погружалась в хаос неопределённости и смятения, да так и зависала там, оглушённая пространством их сложного, непредсказуемого бытия.
Спали они в разных комнатах – Евгений Дмитриевич так постановил сразу, потому что за долгие годы одиночества привык находиться в постели один. Виктория не настаивала, потому что знала: нет между ними той золотой ниточки духовного и физического родства, которая накрепко связывает мужчину и женщину, особенно в интимной ситуации. А коль этой ниточки нет, то волнующая близость между мужчиной и женщиной, зарождающаяся где-то в неизведанных мирах и вспыхивающая потом лучистым светом, не зажжёт их сердца и не защитит их непрочный союз своими благодатными токами, возвышенными и прекрасными, и потому не будет принята обоими, а значит, превратится в обычную жизненную необходимость.
В свою очередь Евгений Дмитриевич понимал, что несбыточность его ожиданий от брака с Викторией, порождает в нём дискомфорт и неудовлетворённость. Это состояние, помимо своей воли, он проецировал и на жену тоже, и не только проецировал, но уже начинал тихо ненавидеть её, и поделать с собой ничего не мог.
В долгие бессонные ночи на него, как и прежде, нападали всякого рода мысли. Перелистывая страницы своей, как он считал, неудавшейся жизни, он пытался понять, где и когда допустил грубые ошибки. И невдомёк ему было то, что не случись с ним этих событий теперь, в его жизни всё равно произошли бы другие, по сути не менее, а может и более драматичные. Тогда горевать пришлось бы гораздо сильнее, ибо всё, что предначертано человеку по судьбе, должно быть им пройдено.
http://www.proza.ru/2011/04/28/89