7. Притворщица
Васеня сразу заметила, что вернувшись с мельницы домой, Акилина как-то странно захромала. Пожив с бабкой-знахаркой довольно долго, Васеня почти безошибочно угадывала и вывих, и растяжение, и перелом: сразу могла отличить притворство от настоящей боли. Зазвав свою любимицу к себе в комнатушку, она предупредила её, что и отец сразу раскусит её хитрость, да тут же и задумается: для чего ей хитрить? Акилина рассказала своей верной подружке о предстоящей поездке с отцом в город.
- Что ж, любезная моя голубушка, помогу я тебе отвертеться от этой поездки. Да только ведь всю жизнь не напритворяешься. .. – сказала Васеня и пошла «колдовать» с травками.
К утру нога у Акилины так вспухла от Васениной «целебной» травки, что Акилина не на шутку и сама испугалась. Но Васеня успокоила её: пройдёт всё, и следов не останется!
Бахмет, увидев распухшую ногу Акилины, подосадовал, но дочку пожалел – оставил дома. Но дома он оставил и верного своего Абрамку: если вдруг что понадобится Акилине, так слуга под рукой.
Абрамка всегда с готовностью выполнял все мелкие поручения Акилины: он смотрел на неё с восхищением ребёнка, который увидел что-то необыкновенное, застыл в удивлении, да так и остался жить поражённым необычностью – Акилина внешне напоминала ему мамку Софью: такие же длинные чёрные волосы, чуть вьющиеся на висках, заплетённые в косы. Абрамка обрадовался поручению хозяина: ему нравилось быть рядом с Акилиной, но он чувствовал, что это не нравится Акилине и поэтому старался быть незаметным. Да и Васеня часто забегала к Акилине, отрываясь от своих хлопот с периодичностью маятника.
Акилина же страдала, но не от боли, потому что боли-то никакой не было, а оттого что невозможно ей было сразу же помчаться к своему любимому Алексею в лесную избушку. Алексей же не смел и приближаться к дому Акилины: зная крутой нрав своего отца, она запретила ему здесь бывать. Так что теперь, когда отец уехал и можно было бы побывать у любимого, она должна была оставаться дома под наблюдательным взглядом «смотрителя». Хотела было скоротать время за книгой, но после прочтения первых трёх страниц «Сороки-воровки», отложила книгу: не читалось, и чем эта книга казалась привлекательной для Алёши – не могла понять. Улёгшись полусидя на высоко взбитых Васеней огромных пуховых подушках, Акилина забросила за голову руки, закрыла глаза и умчалась всем сердцем туда, куда более всего стремилась сейчас её душа – к Алексею. Перед глазами поплыли радостные и волнующие картины их встреч. Вот они вместе белку следят: осторожно подкрадываются на лыжах в сосняке, замирают у валежника и караулят, когда та к запасам приблизится; Алексей тихо, беззвучно ведёт рыжую летунью на курке – вдруг снег обвалом на голову, Акилина смеётся своим проказам, убегая от Алексея, он – вдогонку, валятся оба в сугроб…
- Где ж с тобой зверя бить, в убыток загонишь ты меня, Лина, - смеётся Алексей.
- Ты ж говорил, что я твой главный зверь, - отвечает ему Акилина.
- Да, уж ты диковинная моя зверунька, - голос Алёши становится ласково-задумчивым.
Потом он заставляет её бегом бежать к его лесному жилищу, чтоб разогрелась после снежного купанья; там они заваривают душистый травяной чай, пьют его из каких-то замысловатых посудин, похожих на тарелки, и долго смотрят друг другу в говорящие глаза, полные взаимного чувства.
Домой он её никогда не провожал: запретила категорически – одна выбиралась на лыжах на просеку, где оставляла своего коня, стреляла, чтоб сообщить любимому, что всё в порядке, и продолжала путь к мельнице. На мельнице Дор оборудовал ей комнату в пристройке для жилья, где она могла заночевать, если было много работы. Раньше Акилина редко пользовалась этой возможностью, а с тех пор как любовь их с Алексеем стала взаимной, не пренебрегала скромным, но чистеньким убежищем от посторонних глаз. Дор ложился рано, а собаки Акилину признавали сразу, потому она уходила и приходила никому не докладываясь. Следить за ней никто приставлен не был.
Картины радостных встреч с любимым привели Акилину в томно-сладостное состояние, погрузившее её в сон. Во сне она опять видела Алексея, чувствовала его дыхание где-то на шее возле уха и не хотела просыпаться, чтоб не исчезало это ощущение полного счастья.
8. Вести
Бахмет вернулся через три дня. Акилины дома не было - он спросил у Васени, всё ли в порядке у дочери с ногой и, получив свидетельство в её благополучном состоянии, отправился на мельницу.
Снег таял уже дружно, и придорожные полянки были усеяны вылезшими первоцветами. Непогода ещё вполне могла вернуться, но уж не вьюгой и не морозами, а так себе, какими-нибудь хлопьями, тающими сразу после соприкосновения с потеплевшей землёй, пахнущей уже живым, прелым ароматом прошлогодней травы и свежестью проклюнувшейся зелени. Павел подумал о том, что торговля на мельнице должна уже заканчиваться.
На мельнице Дор с удивлением встретил хозяина, ожидая увидеть его не ранее, чем через неделю: Бахмет редко менял свои намерения, обговоренные и рассчитанные заранее.
- Абрамка здесь? – спросил он, передавая Дору коня.
- Здесь, - ответил Дор. – Коням попоны вон вышивает.
- Позови, - коротко бросил Бахмет и пошёл к пристройке.
…………..
(продолжение следует)