Мегаполис душ. Глава 15. Коллекция пороков

Евгения Никифорова
                Глава 15. Коллекция пороков

Лил холодный дождь, усиливающийся с каждой минутой, крупные неприятные капли оседали на ткани одежды, пронизывающий ветер дул с севера и заставлял прятать руки в карманах и ежиться в простом черном пальто, которое развевалось в такт рьяным порывам воздуха. В очередной раз наступила глупая, бессердечная осень, стирающая яркие, веселые солнечные лучи и ласковую погоду. Летний сезон прошел, а с ним – и желание жить в полную силу. Теперь жестокие ветра долго будут мучить людей, а дождь сильнее лить, до тех пор, пока на асфальте не образуются грязные лужи, перемешанные с ручейками  бензина. Ясный и привычный голубой цвет на небе сменился серостью, унылой, печальной, однообразной, захлестывающей пространство и копьем вонзающейся в человеческое сознание. Смотреть наверх уже не хотелось, да и зачем? Чтобы убедиться в отсутствии солнца? Просто хотелось прийти домой и лечь спать. Спать. И все. Это осень. Просто очередная, выбивающая из колеи осень, которая уничтожает в душе последние остатки радости.
        Лямки портфеля натирали плечи, груда тетрадей и толстых учебников давили на спину. Святослав шел домой дорогой, которую за много лет изучил во всех мелких деталях, а потому уже не обращая внимания ни на что вокруг. Он утешал себя, что до окончания школы остался всего годик, и дальше можно было начать реализовываться, заниматься любимым делом, учиться там, где хотел. Годик – и возвращаться в знакомые стены уже не будет никакой нужды, как и видеть напыщенных, возомнивших себя «богами» преподавателей и обкурившихся одноклассников, с важным видом простаивающих возле дверей с сигаретами в руках.
        Из мыслей его выдернул крик, резкий, звонкий, непривычный для слуха. «Я люблю тебя!» Святослав вздрогнул и огляделся. Только сейчас он понял, что уже вошел во двор своего дома. Кричали, естественно, не ему. Какая-то девчонка в красной кожаной куртке стояла на крыше подъезда, ветер трепал ее взъерошенные черные волосы. Взглядом Святослав отыскал паренька, находящегося возле подъезда и с беспокойством взирающего на подружку. «Что там у них?» - раздраженно подумал он, наблюдая за странной парочкой. Жутко хотелось домой, он весь замерз, но желание посмотреть, что случится, превысило естественные потребности.
Сцена, которую он увидел, была не из приятных.
Девчонка раз за разом признавалась в любви и требовала, чтобы незадачливый парень ответил ей тем же. Тот уговаривал спуститься, мечась из стороны в сторону, умолял прекратить шантаж. Но она не реагировала на его слова.
- Я спрыгну, если ты не поклянешься! – воскликнула девчонка, стоя у самого края так, что даже проклятый сильный ветер мог сдуть ее с крыши. – Спрыгну, вот увидишь!
«Сумасшедшая!», - подумал Святослав, остановившись неподалеку. Он до последнего не верил, что у девчонки хватит смелости прыгнуть. Не верил и вместе с тем надеялся на это.
Но когда она полетела вниз головой, все внутри будто разом разорвало на части. То страшное произошло. Она это сделала.
Парень опустился на колени перед ее неподвижным телом. Святослав медленно приблизился.
Он запомнил ее лицо во всех мелочах: мокрые черные волосы, прилипшую к белому лбу челку, накрашенные вызывающей ярко-красной помадой раскрытые губы и струйку цвета в тон им крови, проскользнувшей между ними, закрытые глаза с длинными ресницами. Это лицо он не смог забыть по прошествии многих лет. Красивое юное лицо, принадлежащее даже не девушке, а скорее девочке.
Святослав так и не узнал, умерла она или нет. Ее судьба уже не казалась ему важна. Но этот поступок – рискнуть жизнью во имя иллюзий, несбыточных надежд и страстных желаний, - крепко запечатлелся в памяти. Умереть по глупости. Из-за собственного максимализма и безграничного человеческого эгоизма.
А холодный дождь продолжал лить. Не затем, чтобы оплакать случившуюся трагедию. Просто наступила осень.


- Задумался? – раздался рядом голос Полины.
Святослав вздрогнул и поднял голову.
Они сидели в машине уже час.
- Да, я тут кое-что вспомнил.
- И что же?
- Одну смерть.
- Только одну? – Полина вопросительно приподняла бровь.
- Да. Свою самую первую смерть, - ответил Святослав, отвернувшись к окну, чтобы полюбоваться яркими солнечными лучами, аккуратным газоном возле дома, где произрастали душистые цветы, чей аромат старался перебить тяжелый запах города, и деткой площадкой, на которой играли малыши. Их заливистый, беззаботный смех слышался на всю округу.
Здесь была поздняя весна.
- Расскажешь? – спросила Полина.
- Расскажу, отчего же не рассказать, - он сложил руки на груди, слегка сжавшись на сидении и, стараясь не смотреть в карие глаза женщины, сказал. – Мне было почти семнадцать, я возвращался домой из школы, когда вдруг увидел, как одна девчонка, которой отказали в любви, спрыгнула с крыши подъезда.
- Невысоко, - заметила Полина.
- Ну, на самом деле я не знаю, погибла она тогда или нет, - Святослав пожал плечами. – Но для меня эта девочка умерла.
Несколько минут они посидели в молчании.
- Давай сходим в бар, - вдруг предложила Полина. – Тут недалеко есть один.
- Давай, - прозвучал невыразительный ответ.
Женщина нажала на газ, и они выехали со двора и спустя несколько минут оказались на парковке возле одного пивного бара, скромно соседствующего с магазинами и ларьками.
- Два пива, - бросил Святослав подошедшему официанту, когда они уселись за столик.
В зале царили потемки, из колонок била быстрая музыка, у стойки бармена работал маленький, висевший на стене, телевизор. Народу было немного, сидели в основном парни и мужики, кое-кто блаженно курил кальян. Оглядываясь, Полина различала в сумеречном, пропитанном благовониями и алкоголем помещении силуэты посетителей, их темные фигуры, то сгорбившиеся, то раскинувшиеся на мягких стульях. Лиц было не разглядеть.
Куда ехать и что делать дальше, следователи не знали.
Полина ждала знака. Звонка или смс-ку от человека, который мог бы подтолкнуть их к дальнейшим действиям и помочь составить новый план.
- Как думаешь, их много? – задал вопрос Святослав, который вертел в руках карту с предложениями заказов разных напитков.
- Кого?
- Демонов.
- Много, наверное.
Со стороны их разговор выглядел странным. Но женщина уже привыкла. Тем более что притупленная акустика бара не давала чужим ушам что-либо расслышать, ей помогала музыка.
- Помнишь, я говорил тебе, что Павел Заозеров загадал увидеть Иисуса Христа?
- Помню.
- Как думаешь, каков он?
Полина понимала, зачем он ее об этом спрашивает. Нужно было о чем-то поговорить, чтобы занять мысли.
- Молодой, наверное. С бородкой.
- И глубоко несчастный.
- Почему несчастный?
- Потому что знал заранее свою судьбу, - Святослав шумно вздохнул. – Знал, что пострадает. Что будет больно.
- Тогда были жестокие времена. Это сейчас можно проповедовать что в голову взбредет. Можно сатане поклоняться, можно какого-нибудь божка придумать, можно себя святым объявить. В те времена за это наказывали.
- И люди шли за ним, как сейчас идут за лжепророками.
- Но в нем был заключен святой дух, - Полина пожала плечами. – Наверное.
- Наверное, - кивнул Святослав. – Наверное, и Бог есть, раз есть джинн.
Официант принес две кружки светлого пива и удалился обслуживать других.
- А магия есть? – вдруг спросил следователь.
- Говорят, есть.
- А что если магия – это не то, что мы понимаем… ну, волшебные палочки, абракадабра и все такое. Что если магия – это всего лишь грань способностей человека совершать что-то… необыкновенное?
- Например?
- Ну, некоторые люди обладают даром внушения. Могут что угодно наплести и им все поверят, даже послушаются. Ведь есть же гипнотизеры? В глаза смотрят и приказывают. Это ведь тоже своего рода магия.
- Значит, она существует, если ее понимать не под уклоном зелий и охотой на вампиров. Если иметь в виду дар внушения, то… возможно. Я вот слышала о девочке, которая могла насквозь видеть человека и распознавала болезни. Ее признали ребенком индиго.
- Индиго, - хмыкнул он. – Теперь это стало так называться.
- Неважно, как это называется, суть одна, - ответила Полина. – Несколько веков назад ее сожгли бы на костре, а в наше время о ней знает весь мир. И рукоплещет.
- То, чего боялись раньше, стало интересным сегодня.
- Люди просто-напросто обратились к себе, а не к чему-то абстрактному. Заметно изменилось мышление, и Бог стал уже не тем, кто проседает на облаках, а вынужденной выдумкой наших предков.
- У меня случай был, - Святослав сделал большой глоток пива и, облизнувшись, продолжил. – Обгорел я на солнце. Вся грудь вздулась, покраснела, потом покрылась жесткой коркой. Ни одна мазь не помогала. И двигаться больно было. Мне казалось, не пройдет никогда. Я даже испугался.
- А потом?
- Потом стал молиться. Всю ночь молился. Поклялся, что никогда не перестану верить в Бога, если боль отступит и ожог исчезнет. И что ты думаешь: просыпаюсь наутро, а от корки почти ни следа.
- Странно.
- Вот именно. Говорили, что я внушил себе, чтобы боль сама прошла. А я никак не мог отделаться от впечатления. Понимаешь, ведь я дал клятву. И кем буду после того, как ее нарушу? Получается, самого себя предам. Да и потом, внушать себе что угодно можно. Допустим, внушу себе, будто я собака, но ведь у меня не вырастет хвост, верно? И шерстью я не обрасту.
- Слав…
- Нет, ты послушай. Это другой уровень, понимаешь? Духовный. Мы не одни такие вот, разумные. Разум – это свыше дано. И то, что мы чувствуем, когда плачем, когда веселимся – это не материальное. Нам больно, если от нас уйдет любимый человек, а вот животное так чувствовать не может.
- Слав…
- И джинн мне сказал тогда, в допросной, что я не просто верил, я знал Бога. Ведь если бы я просто верил… верить во что угодно можно. Но я точно знал, что мне могут помочь. Потому что так должно быть. И как бы человек не увиливал, он все равно признает, что существует нечто высшее, нечто грандиозное, массивное… не знаю, как объяснить. Я раб Бога, понимаешь? Раб… служитель. Я не свободен. И отчего-то счастлив. Как будто не одинок. Нет этого проклятого ощущения, когда не знаешь, к кому обратиться за помощью. А Бог – это тот, кто всегда услышит. Он в нас, понимаешь? В нас. Он не сверху, не в небесах, он внутри нас. Он – наша часть, наша неотъемлемая часть, которая дает силы, которая позволяет нам быть самими собой. Вся мораль, вся нравственность – от Бога, от того лучшего, что есть в душе. А тело… оно меняется, оно пачкается, стареет. Душа не стареет. Душа отражает нас самих, не тело. Тело – это оболочка, всего лишь шкура.
- Слав, мы рассуждаем о том, о чем не имеем никакого понятия, - Полина протянула руку и коснулась лежавшей на столе ладони друга. – Бог, джинн, сатана… Кто они? Тот же джинн… он оказался таким же смертным, как и мы. Ничуть не лучше и не хуже человека. Только сильнее.
- Бог не вложил в него частичку себя, - ответил Святослав. – Почему по преданию Аллах приказал всем ангелам преклониться перед человеком? Не потому, что человек физически их сильнее, нет. Просто Он вложил в человека себя. Свою искру. В Иблисе не было этой искры. Я думаю, не было. Но Иблис не понял… он обладал силой, которой не мог обладать человек. И потому восстал против Аллаха.
- И джинны последовали за Иблисом, - добавила Полина. – И стали жить на Земле, где оказался впоследствии и человек.
- Ты вспомни его глаза, - Святослав наклонился вперед, заглядывая в задумчивое лицо подруги. – Вспомни зло, мрак, огонь…. В нем нет частички Бога. А в нас она есть. Иначе мы не пошли бы против него. Иначе мы бы сбежали. Струсили, как собаки.
- Я много лет отвергала существование Бога, но никогда не могла ответить на вопрос, что меня удерживает от полного, окончательного грехопадения. Это ведь легко, правда, Слава? Это легко – ударить кого-нибудь, обокрасть на улице, когда в кармане нет ни копейки, зарезать отчима кухонным ножом. Легко! Но я не сделала ничего подобного, хотя так хотела… так желала… Что-то внутри меня противилось пролить кровь того, кто каждый день бил по лицу, хватал за волосы и кричал, какая я непонятливая грязная сука. Я его ненавидела всем сердцем. Но так и не убила. Он потом сам умер. Видимо, Земля не смогла его больше носить.
- Ты добрая, - Святослав сжал ее руку. – В тебе есть внутренний свет. Что касается семьи… бедный отец, бедная мать, страдающий от алкоголя отчим… они не заслуживали твоего гнева. Понимаешь? Они просто заблудились. Ты где-то глубоко в душе знала, что эти люди не виноваты. И потому не смела их обидеть.
- Я решила их бросить.
- Ты все правильно сделала, - он покачал головой. – Никто не может судить тебя. Я понимаю, как трудно жить с человеком, который все время приходит пьяный домой и начинает скандал. Который бьет, оскорбляет, ломает вещи. А потом падает на постель и отключается. А наутро ничего не помнит.
- Я не могла привести подружек домой, - с горечью отозвалась Полина, отведя взгляд. – Не хотела, чтобы мать приходила на родительское собрание в школу, чтобы потом одноклассники не смеялись над тем, что я дочь алкашей. Не могла отправиться с ними в общественное место, потому что боялась, как бы эти двое не напились снова и не устроили очередную катастрофу. А когда был выпускной, я пришла в школу без мамы, потому что в тот день она валялась в комнате с пустыми бутылками. Ей даже не было дела до того, какое платье я надела на свой праздник. Мне пришлось уйти, понимаешь? Я не могла так. Меня никто не любил, только плевали в лицо. Я ушла. А потом узнала, что мать умерла.
- Ты должна перестать чувствовать за собой вину. Спившиеся люди, не понимающие, где они и что с ними – это люди, стоящие одной ногой в могиле. И никто не может нести за них ответ. Они сами виноваты. А ты… ты просто ушла, чтобы выжить, - Святослав погладил ее ладонь. – И ты получила образование, ты не упала, как они. Потому что если бы ты осталась, то до конца дней проклинала бы мать и отчима за то, что они испортили тебе жизнь.
- Слава, - она провела рукой по его золотистым кудрям. – Ты единственный человек, который знает мою историю, и единственный человек, за которого я могу сделать что угодно.
- Не надо что угодно, - он улыбнулся. – Лучше уничтожить джинна.
- Уничтожу, - Полина кивнула. – Обязательно уничтожу.
- Если бы я знал, как его достать…
Следователи замолчали и принялись за пиво. В кружках белая пенка к тому времени уже испарилась.
- А я сегодня могла убить, - продолжила Полина после сделанных больших глотков. – Отчима, который меня бил и оскорблял, не могла, а Анастасию запросто.
- Погоди, - Святослав щелкнул пальцами и, прикрыв глаза, думал пару минут, не говоря ни слова, после чего, отхлебнув пива, ответил. – Я все понял.
- Что ты понял?
- А то, - он улыбнулся какой-то довольной, торжествующей улыбкой. – А то!
- Ну?
- Шайтан умеет различать в человеке самое пагубное, самое темное, что есть и сидит внутри. Мы можем даже не догадываться о своих уникальных пороках, присущих лишь нам. Он как будто поднимает эту гадость, эти смрадные остатки наружу, и мы теряем голову, начинаем поступать так, как никогда раньше, делать то, чего не сделали бы при других обстоятельствах.
- То есть…
- То есть смотри. Первая жертва – Павел Заозеров. Пятидесятилетний археолог, много чего повидавший, много чего открывший. Богатый, солидный, одинокий. Почему он загадал увидеть Иисуса Христа? Почему именно посланника Божьего?
- Почему? – удивленно спросила Полина.
- Нет, не потому, что ему было интересно взглянуть на распятую историческую и легендарную личность. Он искал помощи! Защиты! Он хотел найти кого-нибудь, кто мог спасти его от демона, возникшего из лампы и жаждущего пролить кровь! И единственный, к кому он мог обратиться – Иисус Христос! Понимаешь?
- Хочешь сказать, что Павел Заозеров… испугался?
- Еще как испугался!
- Его порок – трусость?
- Именно. Он трус. Боялся за себя и за племянницу. Так боялся, что продал душу. Он не нашел в себе ни капли смелости отказать шайтану!
- А Лариса?
- Лариса – красивая девушка, привыкшая получать стопроцентное внимание со стороны мужчин, - продолжил Святослав, воодушевившись. – А к кому тем временем начал обращаться джинн? Кому стал делать комплименты, пускай и очень глупые? Не ей, а прыщавой толстушке. Лариса позавидовала. Ее порок – зависть!
- Хорошо. А Константин Гришин?
- Константин жаждал отомстить. И когда к нему пришел шайтан, вся злоба на соперника по работе вышла передом. Его порок – гнев, - следователь даже улыбнулся сделанному открытию.
- А мальчик, Денис Ульянов?
- Юный, жаждущий власти «колдун Хаоса». Хотел показать друзьям, коллегам по игре, какой он могущественный. Делал себе карьеру в ролевой игре, хотел добиться максимальных высот. В автобусе хвастался, что сражался с эльфами.
- Гордость, - заключила Полина.
- Да!
- А Лилия Уварова? Девушка сидела с джинном в холле университета и, если мне не изменяет память, загадала «с ним остаться».
- Ей понравился красивый, элегантный мужчина в деловом костюме, производящий неизгладимое впечатление, - Святослав, сказав это, усмехнулся. – Она желала его. У подростков случаются гормональные всплески. Тем более что демон обладал загадочной аурой, и эти точки соприкосновения…
- Точки чего? – не поняла Полина.
- Точки соприкосновения. Демон – антипод человеку. Полная противоположность. И когда они сталкиваются, и если между ними пробегает что-то… общее, может быть, то…. Не удивлюсь, если Лиля Уварова любила определенный тип мужчин: темноволосых, высоких, загадочных, красивых. Мужчин с темной душой. Бывает же такое, верно?
- И она его возжелала.
- Это была похоть, - Святослав приложился к кружке и полностью ее осушил.
- Еще один смертный грех.
- Не последний.
- А что остается у официантки Нинель?
- Алчность, или жадность, - ответил Святослав. – Хотела обладать таким же голосом, как Анастасия. Завладеть чужим – самое то.
- Ты не заметил, что мы перечислили почти все смертные грехи? – Полина повертела в руках кружку, наблюдая, как колышется в ней светло-желтая жидкость с мелкими пузырьками газов. – Какие грехи остаются?
- Обжорство и уныние.
- Стоп! – женщина даже стукнула кулаком по столу, услышав слова друга. – Уныние?
- Да.
- Это ведь порок Анастасии.
- И последний из числа смертных грехов, - мрачно добавил Святослав.
- Получается, что Анастасии суждено умереть! В самом конце!
- Верно, - следователь почесал затылок. – Слушай, открой ее дневник, надо найти подтверждение.
- Чего? Что Анастасия обладает пороком уныния?
- Нет. Найти подтверждение того, что джинн делал попытки усугубить ее порок.
Полина полезла в сумку и вытащила черную книжицу. Святослав взял дневник и принялся листать.
Прошло около десяти минут, прежде чем следователь не хлопнул удовлетворенно в ладоши, показывая, что нашел нужную информацию.
- Читаю, - произнес он. - « Я предлагаю тебе ВСЕ. Просто так. Только для тебя. Не для себя.
- Почему? – спрашиваю, задержав дыхание.
- Потому что с тобой я могу быть самим собой. Потому что, несмотря на демоническую сущность, несмотря на зло, ты общаешься со мной как с равным. Не как с монстром, которого следует презирать и гнать подальше, а как с тем, кого можно слушать и уважать, с тем, с кем можно разговаривать».
- Пытается вызвать в ней жалость?
- Участие. Сопереживание. Хочет показать, что он такой же одинокий, как она, - Святослав сделал глубокий вдох. – Мерзавец пытался запудрить ей мозги. Чтобы получить доверие. Чтобы сделать ее зависимой от себя.
- И чтобы она от него больше не пряталась, - кивнула Полина.
- «Он был одинок. Запертый в пространство лампы, не дышал свежим воздухом, не видел солнца, не пил воду. Два тысячелетия общаться с собственными мыслями – такое можно пожелать только самому ненавистному врагу», - прочитал Святослав.
- И она его пожалела.
- Еще как. Она отдалась ему.
- Вступила в греховный союз с демоном, - Полина подняла руку, призывая официанта, и заказала еще пива.
- Такое ей не простится. По легенде, джинны вполне могут вступать в связь с человеческими женщинами, но… это как бы отступничество от Аллаха.
- А в момент соития с шайтаном Анастасия отказалась от Бога. Она своего рода встала на путь сатаны, - сказала Полина.
- Еще не встала, - Святослав мотнул головой, показывая, что прежняя тема, на которую они спорили в квартире Заозеровой, закрыта.
- Хорошо, не встала.
- «Попомни мое слово, Анастасия, нет лучшего места во Вселенной, чем живой мир, со всеми его недостатками.
- Для меня нет дороги в рай… Я совершила много того, за что никогда не попрошу прощения и не раскаюсь. Потому что даже если время обернется вспять и можно будет изменить решение, я все равно соглашусь на нашу сделку, все равно избавлюсь от убийцы родителей, все равно приму тебя. Это мой выбор.
- Ты все время думаешь об аде… Хочешь, я опишу его и скажу, почему ты пожалеешь, если умрешь?
- Не надо… Не стоит мне ничего об этом говорить, правда. Я знаю, что меня там ждет. Или, по крайне мере, догадываюсь.
- Твоя судьба в твоих руках, и ты можешь выбрать любой для себя путь, - я почувствовала, что он сильнее сжал мою руку. – Всего одно слово, Анастасия, и я подарю тебе жизнь, которая закончится только с наступлением Страшного Суда. У тебя будет все. Здесь, на Земле, в лучшем мире из всех миров.
- Я обещала дать тебе ответ сегодня и сдержу свое слово. Не искушай меня».
Прочитав отрывок, Святослав уставился долгим внимательным взглядом на напарницу.
- Анастасия еще не стала отверженной, - произнес он. – Девушка просто запуталась. И все, что мешает ей окончательно отречься – это присутствие божественной искры в душе. Понимаешь? Она борется. Но проигрывает. Ей требуется наша помощь.
- Я же согласилась. Не надо на меня давить.
- Мне не нужно твое согласие. Я хочу, чтобы ты поняла. И приняла это. Чтобы у тебя больше не было сомнений. Анастасия – жертва. И джинн хочет убить ее последней. Как только Анастасия загадает третье желание, ее душа станет для него пищей. «Сложно решиться жить дальше и по-настоящему, будучи почти мертвым» - эту фразу она написала не случайно. Анастасия – живая смерть. Ей осталось недолго.
- Ты говорил, что джинн усугублял ее порок.
- Да. Он предложил ей долгую, тысячелетнюю жизнь. Показал различные миры, дал возможность ходить по воде. Подарил звезду с неба. Он сделал все, чтобы возбудить последние остатки жажды к жизни, чтобы затем уничтожить их одним махом.
- И наша Ася потеряет искру.
- Она станет не более чем куклой.
Официант подошел с двумя кружками пива и, поставив на стол, отправился относить следующие заказы. Полина проводила его взглядом. Молодой, незаметный, безликий. Совершенно не запоминающийся.
- Слав, а какие у нас пороки? – спросила она.
- Ну, это очень простой вопрос, - следователь выпил полкружки и ответил. – Ненависть. Вот то, что наполняет мое сердце каждый раз, как джинн оказывается рядом. Ненависть ко всему, даже по отношению к самому себе.
- А у меня? – Полина посмотрела в его голубые глаза.
- А у тебя – привычка за все и за всех отвечать, брать на себя слишком много и в итоге чувствовать вину, которой за тобой нет.
- Это плохо?
- Это бессмысленно, - поправил Святослав.
«Бессмысленно», - молча повторила его слова женщина. – «Бессмысленно. Но ведь откуда-то берется тяга к убийству? Почему я все время хочу отнять жизнь, как только шайтан оказывается рядом? Откуда взялся за мной этот грех?»
Но друга спрашивать не стала.
«Я не могу не брать на себя много», - подумала она устало. – «И, если не я, то кто?»
Полина перевела взгляд на экран небольшого телевизора, висевшего над барной стойкой. Светловолосая телеведущая сообщала новости с ничего не выражающим, бесстрастным лицом, ее голос тонул в шумах бара, так что невозможно было расслышать, о чем она говорила. Следовательница внимательно посмотрела на лицо с экрана: подчеркнутые черной обводкой водяные глаза, которые все равно остались неприметными на светлом лице, шевелящиеся губы естественного цвета, тонкая шея и серый костюм с белой блузкой воротника, - оно было неприметным, как и прочие лица, которых Полина здесь видела. Слово «бессмысленно» продолжало вертеться в голове, и она мысленно произносила его раз за разом, то читая по слогам, то быстро. Бессмысленно.
«А что в этой жизни вообще имеет смысл?» - пришло в голову.
- Надо подсесть поближе к телевизору, - вместо этого произнесла она. – Вдруг в новостях скажут что-нибудь важное для нас.
- Ага, представляю, - Святослав скорчил рожу. – «Экстренный выпуск. По Москве блуждает джинн! Особых примет нет. Желаний не загадывайте».
- Не смешно.
- Знаю.
- Все равно надо послушать новости.
- Не буду с тобой спорить, - он равнодушно повел плечами и, взяв свою кружку пива, отправился устраиваться за барную стойку. Полина последовала за ним.
- Как думаешь, где он сейчас? – спросил Святослав, когда они уселись напротив загорелого бармена.
- В небе летает, - ровно ответила она. – Я не знаю. Он забрал с собой Анастасию, так что не думаю, что наш друг много времени проведет над землей, если его, конечно, интересует здоровое состояние девушки.
- Только бы опять чего не натворил. Не хочу думать, что кто-то снова погиб.
- Если мы все правильно рассчитали, погибнуть должна только Анастасия, - Полина не отрывала взгляд от экрана телевизора, где показывали еще одну аварию. Две иномарки разбились, не уступив друг другу дорогу, впрочем, вид исковерканных машин стал привычным для взгляда городского жителя. Подумаешь, разбились? Не в новинку. ДТП каждый день случаются.
- А как же обжорство?
- Обжорство, - лениво произнесла следовательница, прикидывая. – Еще один грех, весьма популярный, может привести к летальным исходам. Переели, перевыпили, переспали не с теми девочками и оп-ля! А тут шайтан подошел, попросил желание загадать. Проще не придумаешь.
- А как насчет трех самоубийц?
- Филиппов не слишком разглагольствовал на их счет, это дело разбирают другие следователи.
- Но ведь погибшие могут подойти под категорию грехов?
- Вполне, - кивнула Полина.
- Позвони Филиппову, спроси, - Святослав, сказав это, отвернулся от напарницы и уставился в экран.
Она достала мобильный и набрала номер.
- И как ты вообще до грехов додумался?
- Ты меня на эту мысль натолкнула, когда сказала, что отчима убивать не хотела, а Асю легко могла.
- И тебе так просто пришла в голову эта мысль?
- Ну, я подумал просто, вспомнил христианские мотивы, сопоставил их с фактами. У нас ведь разные жертвы, совершенно случайные. И как-то они должны быть связаны. Это все равно что наша история: Политковский убил Заозеровых, Анастасия удалилась в уныние и сошла с ума, дядя Заозеров обнаружил лампу, наш дружище из нее вылез и предоставил услуги, а она как раз хотела отомстить. Между прочим, при его появлении злость, ненависть, желание причинять боль усиливаются где-то раза в три. Так что все не так легко, как нам казалось. Это толстый клубок тонких запутанных нитей, и если мы обнаружим связь, то сможем с делом разобраться.
Кивнув ему, Полина услышала голос майора, который удосужился взять трубку.
- Алло, Даниил Арсеньевич, здравствуйте. Меня интересует дело тех самоубийц, что в шесть утра покончили с собой. Да, мы как раз продолжаем выяснять. Чем они занимались до того, как на крышу полезли? И кто они?
С минуту длилось молчание.
- Так, хорошо, - ответила Полина несколько удовлетворенно. – Спасибо.
Отключила связь и повернулась к Святославу, который все это время напряженно разглядывал свое пиво.
- Эти трое – бизнесмены, ночью весело проводили время с девочками, отжигали в клубе, после чего поехали кататься на «Мерседесе». Говорят, оставили машину возле того дома, где, между прочим, никто из них не проживал, вошли в подъезд, взобрались на крышу и спрыгнули, держась за руки. Как по команде.
- С ними был четвертый?
- Скрытая видеозапись того клуба показала, что они довольно долго сидели за одним столиком с темноволосым мужчиной тридцати лет, который затем ушел.
- Так и есть, - ухмыльнулся Святослав. – Где еще можно найти носителей греха обжорства, кроме как не в клубе?
- Особенно у нас, в Москве.
- Наш город – отличное место для демона. Здесь живут представители всех, которые только могут существовать, пороков!
- Осталась Ася.
- И ее последний смертный грех, - мрачно добавил он.

                ***

Трусость, зависть, гордость, гнев, похоть, алчность, обжорство и уныние. Восемь главных пороков православной церкви и современного, вобравшего в себя миллионы человеческих душ, гигантского мегаполиса. В этом душном мире, разделенном на две половины темной рекой, человек находится между тем, что может его возвысить или ниспровергнуть в грязь, что поднимет его над другими или заставит служить. И здесь приходится каждый день делать выбор между вещами правильными и вещами, не соответствующими представлениям внутреннего «я», противными по своей сути. Здесь торжествует безысходность и побеждает эгоизм, и права сильного оказываются законами для слабых. Трусость – то, что мешает человеку стать самим собой и принять решение, это то, что отделяет его от шага к конечной цели, чаще всего благородной. Трусость – то мерзкое и отвратительное, что принуждает поступиться своими принципами и отступить, тем самым превращает в безвольное существо, предмет, ибо струсивший человек не может звать себя полноценным Человеком. Зависть – это черная змея, заползающая в сердце и толкающая на низкие поступки и преступления, зависть – это когда человек лицезреет то, чем не обладает сам, забывая о лучшем, что есть у него самого. Зависть сродни предателю. Гордость – любование своими достоинствами и выпячивание их напоказ, родственное желанию возвыситься над окружающими, оно подобно наркотику, от которого кружится голова: один раз получив то, чего не имеют другие, хочется превратиться в бога и видеть трепет и восхищение в чужих глазах. Гнев – это яд, попадающий в кровь и проникающий в душу, от него человек превращается в лютого волка, голодного и жестокого, а потому не осознающего реальные явления, не понимающего сути происходящего. Гнев опасен, потому что отравляет человека, делая из него ходячего мертвеца, лишенного живого духа, который можно в себе почувствовать. Похоть – сладкий и вместе с тем болезненный укол, получаемый по самому уязвимому месту, грех направляет на тернистый путь, где наслаждение соседствует с болью, который ведет к неизбежному страданию и внутреннему краху. Алчность, или жадность, – желание присвоить то, чего человеку не принадлежит. Этот невеликий сам по себе грех изменяет суть, отношение прежде всего к себе, и тут совесть становится главным палачом, определяющим наказание, - не людской суд, не чужое мнение, а именно голос собственного «я», так некстати именованного неприятным для нас словом «совесть». Обжорство – грех, часто встречаемый у представителей больших городов, имеющих богатство или славу; человек, как нажравшаяся скотина, откидывается на спину и отдыхает, не подозревая, что рядом стоит страждущий. Обжорство делает человека животным, мало того, что отнимает здоровье, так еще и давит на такие качества как благородство и милосердие: не желая делиться, человек пожирает все сам, страдая от своего же поступка. Уныние – последний и не самый приятный грех, уводящий человека в мир, где не существует солнечного света. Унылый человек не радуется и не смеется, не разделяет участь с другими людьми, не чувствует полноту жизни. Уныние перерастает в наказание самого себя, и само понятие жизни перестает что-то значить.


                ***

        И теперь Святослав знал истинную причину, по которой джинн появился в самом крупном городе планеты. Узнай слабость своего врага, и ты найдешь ключ к победе над ним. Найди трещину, которую дал мир, и ты разобьешь его на осколки. Ввергнешь во мрак и породишь того, кого желал видеть – врага Бога.
Ад не в преисподней. Ад здесь. Внутри нас.
        И раскрыть его Врата возможно – достаточно потерять собственное лицо.