Глава 11. Мое первое желание
Записи из дневника Анастасии Заозеровой
11 мая, 2003 год
«Я блуждала по улицам Москвы, глядя себе под ноги, не обращая никакого внимания на идущих мимо меня людей. День выдался жарким, солнце разыгралось своей лучезарной силой весьма необычно для весны, паля нещадно, было очень жарко. Теплый ветер трепал мои волосы и обдувал лицо, от ослепительно яркого света слепило глаза.
Говорят, что хорошая погода поднимает настроение. Мне как никогда хотелось ощутить облегчение, хотя бы на несколько минут. Но каждый вдох давался с трудом, тяжелый груз, похожий на мешок с камнями, давил на душу, заставляя ее падать все ниже, к земле. Мне было очень плохо.
Тот, кто станет читать мой дневник, вряд ли до конца поймет меня. Потому что этот кто-то не собирается в ад. Оттуда нет пути назад, там только глубокая бездна, где нет дна, и когда полетишь в нее, не упадешь на солому, а будешь лететь и лететь во тьму, которая поглотит, возьмет всю без остатка, а потом вспыхнет горячий огонь, окружит, опалит кожу, покроет ее волдырями, причиняя невыносимую боль, и можно будет услышать лишь эхо собственного истошного крика. Там нет Бога, там умирает всякая надежда, там разрывается душа и, истекая кровью, рождаешься заново, переходя через немыслимые стадии, превращаешься в расплавленный осколок, в лишенное прошлого и будущего существо, не способное больше видеть свет. Так и появляются злые духи – остатки грешников, точнее того, что некогда было грешниками. Ад – это место, где вечность становится для тебя роком, где ты забываешь все лучшее, где теряешь божественную искру и присоединяешься к тьме. Это сейчас я иду по асфальту, дышу воздухом, смотрю на голубое небо с пушистыми белыми облаками, но совсем скоро они перестанут для меня существовать. Мне осталось всего ничего. Может, несколько дней, может, неделя. Смерть стоит за моей спиной. У меня нет ничего, за что я могла бы удержаться, что могло бы помочь.
Я думала, что ничего в этом мире меня не сможет уже волновать. Самое страшное я пережила, и все что мне осталось – это просто быть. Быть здесь, среди людей, делать то же, что они. Так я думала раньше… Мне было все равно, что чувствуют люди, даже те, которым я дорога. Любовь, которую они дарили мне, я отвергала, транжирила как только могла… Неблагодарная. Мне казалось, что я потеряла способность испытывать какие-либо эмоции. Если бы меня сбила машина, я не обратила бы на это внимание. Ощущения ненависти, гнева, жалости или симпатии – все пропало, все исчезло, растворившись в бездне ночи, было смыто тусклым светом круглолицей луны. Я разрывала все связи с людьми, старалась держаться подальше от них. Я долгое время провела в одиночестве, наедине с полотнами пейзажей и портретов, и, рисуя каждый раз, мне заранее было известно, что ничего из этого не изменит мой образ жизни, а лишь добавит новую порцию боли. Боль – это единственное, что было доступно для моего сердца.
Так я думала раньше. До тех пор, пока не столкнулась с Ним. Он ждет, когда я загадаю желание, готов исполнить все, что я захочу. Он мой раб на сегодняшний день и мой хозяин в будущем. Он – мой рок, моя судьба, мое проклятие. В Его огненных глазах собрано все мировое зло, Его черные губы не раз окрашивались в багровую человеческую кровь, Его лукавая улыбка сулит конец всему свету.
Я думала, что для меня все закончилось еще два года назад. Но я заблуждалась. С Его появлением моя жизнь только начиналась.
Моя жизнь не здесь. А там. За границей того, где я нахожусь. Жизнь не заканчивается смертью. И теперь я знаю, что она продолжается, что я не исчезну в небытие, что мой путь продлится, и дорога приведет в ад. Безусловно, мне страшно, ведь там не будет моих родителей, там не будет Бога.
Я села на скамейку. Длинная челка прикрывает половину лица, локоны щекочут щеки. Интересно, каково мне будет там? Не знаю. Все мои представления об аде связаны с чтением мифологических рассказов, библейских утверждениях, а еще на собственном видении. Никто не возвращался из ада, но скоро я там окажусь, и весьма полезно почитать брошюры о той местности. Ведь можно к аду относиться как к загранице, как к далекому острову, окруженному океаном, куда предстоит поехать, собрав чемодан. И страшно, и любопытно. До поездки всего ничего, но еще есть время закончить свои дела, завершить все, что связано с родиной и остаться спокойным. Ад, далекий остров, неизученная страна, неизвестная территория – все одно, все не имеет ровно никакой разницы.
Мимо меня проходят обнимающиеся парочки, влюбленные юноши и девушки со счастливыми лицами, улыбающиеся, смеющиеся. Мимо меня пробегают дети, играя друг с другом, громко переговариваясь, так что слышно каждое их слово. Вон маленькая девочка в легком платьице в горошек, со смешными косичками и первыми прыщиками, прижимает к груди красный мяч. А вон мальчик примерно ее возраста сидит на асфальте и рисует мелом разноцветную кошку. Будущее поколение. Будущее мира. Светлое. Приятное. С привычными трудностями.
Как же не сочетается это будущее с тем, что предопределяет демон. Вспоминаю его черные, налитые кровью глаза, выглядывающие из-под темных, похожих на стрелы, бровей, его лицо с правильными, будто нарисованными чертами. Вспоминаю растекающееся во всем его существе зло, в чистом своем проявлении, зло, которое неподвластно никому и ничему, которое способно уничтожить все вокруг. Зло является неотъемлемой частью моего демона, как моей – одиночество, зло живет в нем несколько тысячелетий, зло – это его прошлое, настоящее и будущее.
Я слышала об обрядах экзорцизма. Слышала о том, как начинает изнывать от боли одержимый, когда до его ушей доносятся звуки молитвы. Мусульмане веруют в джиннов, как веруют в существование Иблиса, дьявола, как веруют в Аллаха, в ангелов. Жестокие демоны, не последовавшие за Аллахом, рожденные в огне задолго до появления человека, старые хозяева мира. И один из них – мой демон, мой раб и мой хозяин. Освободив его, я подвергла мир опасности, я снова вошла в отношения с обществом, несмотря на то, что убегала от этого два года. Ну почему, почему каждый раз, когда я делаю что-то одно, приходится вместе с этим совершать противоположное, сталкиваться с тем, от чего наоборот пыталась уйти?
Никто и никогда не простит меня за это. Я вполне осознаю свою ошибку, и готова понести любое наказание. Штраф за совершенное преступление станет взимать с меня джинн. Мне следовало бы его ненавидеть, но все, что я испытываю – это странную апатию и абсолютное равнодушие, а еще боль, впивающуюся в душу подобно терновому венцу.
Я не знаю, что надо делать дальше. Загадать три желания и освободить джинна, тем самым повергнуть мир во мрак, или придумать что-нибудь, что могло бы спасти ситуацию.
Но есть две вещи, которые не дают ничего придумать.
Первая вещь – у меня есть желания, и я хочу, чтобы они исполнились до того, как я умру. И вторая вещь – я устала от мира и общества, и меня не волнует, сколько людей страдают. Демон был прав, когда говорил про мой эгоизм. Мне все равно.
Совсем скоро ветер подует для меня в последний раз, и лучи солнца исчезнут, и все исчезнет, останется лишь темнота. Так зачем мне думать о ком-то? Я конченый человек, я уже никто. Мое будущее предопределено, судьба все решила.
Я загадаю желания. Ад ждет меня, и ничего не изменится. Пусть джинн вернет себе власть, пусть станет земным богом, и пусть мир будет принадлежать ему. В конце концов, так даже справедливо: выживает сильнейший, слабым здесь не место, это закон природы, так и жаловаться нечего. Когда птенец выпадает из гнезда и становится жертвой кошки, Бог не спасает его жизнь. И всем безразлично, сколько погибло птенцов, каждый думает только о том, как бы прокормиться, как бы отнять больше территории и сделать лучше для себя. Джинн когда-то властвовал на этих землях, так пусть все к нему вернется опять.
Стараясь отделиться от мира, я все больше привязываюсь. Надо разорвать всякие отношения, надо обрубить сковывающие меня с обществом цепи. Я не хочу жить с людьми. Не хочу думать, что из-за меня происходят ужасные вещи. Мне лучше не жить.
Я сделаю последнее свое дело. Прежде чем отправиться в ад, загадаю желания и отдам этот мир в руки своего демона. И если Бог существует, он спасет людей от джинна, если же нет, то через некоторое время они обретут нового бога, жестокого и беспощадного.
Пусть.
Я потеряла все. Семью. Способность любить. Способность жить. Я стала существом, которое только ходит по земле, я стала плотной тенью, блуждающей по огромному городу. Но я потеряла все не из-за собственной ошибки, не из-за того, что сделала что-то не так. Нет, я потеряла все потому, что у меня это отняли. Отняли через насилие, пролив кровь. Что или кто отнял? Судьба. Бог, который решил судьбу. Не знаю.
Но, что бы это ни было, мое равнодушие превратится в месть. Если от меня зависит, станет ли мир территорией джинна, то я сделаю так, чтобы стал. Моя месть. Богу. Людям. Судьбе.
Я не совершала преступление. Не крала, не убивала, не избивала, не завидовала, не унижала. За что я пострадала? За что стала тем, кому придется распять человечество и сделать его жертвой? И если от меня Бог ждет каких-то спасательных операций, то не дождется.
Я обреку мир на уничтожение.
За себя. За свое одиночество.
Моя месть. Моя страшная месть».
11 мая, 2003 год
«…
- У меня есть желание.
- Говори.
Смотрю ему в глаза. Терпеливый взгляд, жгучий, внимательный. Бледное лицо в обрамлении густых черных волос.
- Я хочу узнать, кто и за что убил моих родителей, посмотреть в глаза убийце, а затем увидеть, как он исчезнет в пустоте.
- Стереть его из мира? – коварная улыбка исказила ровные черты.
- Ты это сделаешь?
- Я сделаю все, что ты пожелаешь.
- Я желаю этого.
- Будет исполнено, - он преклоняет предо мной голову, после чего взмахивает рукой.
Окружающие нас предметы расплылись.
Джинн может многое. И он это докажет.
Я оказалась в знакомом месте. Стены из дерева, кровать с белой простыней, лунный свет, прорывающийся из открытого окна. Мать, лежащая с открытыми глазами, окровавленное одеяло, отец, скорчившийся в углу. То, что стало моим кошмаром, вновь обратилось реальностью, и я стою там, от чего так долго убегала. Но не это сейчас главное. В голове стоит пронизывающий холод мыслей и жажда покарать.
Мне ничуть не жаль убийцу. Пусть его не станет. Не хочу знать, что все то время, что я была без родителей, он спокойно и весело где-то жил. Я отниму его жизнь, отниму навсегда. На все времена. На целую вечность. Он превратится в ничто. В воздух. Его больше не будет. Не будет ни для кого, даже для Бога.
Видишь, Господь, я тоже умею отнимать. Когда-то Ты создал убийцу, когда-то Ты вдохнул в него свою искру. А я его уничтожу. Так уничтожу, что он не вернется к Тебе и не попадет даже к Демиургу. Он просто исчезнет.
Вот он, передо мною. В темноте не видно его лица. Но джинн исполняет мое желание и исполняет хорошо. Убийца не успевает выскочить в окно. Загорается свет, невидимые путы обвивают его тело. Этот человек падает на колени и поднимает голову.
Я вижу его лицо. Мужчина. Темноволосый. Кареглазый. Ему около сорока лет.
- Ты! – шепчет убийца.
Он узнал меня. Я с ним не знакома, однако он знает обо мне, знает меня.
Ненавижу его.
- Ты убил моих родителей, - удивляюсь, как сухо и бесстрастно звучит мой голос.
- Да, - кивает мужчина. – И сделал бы это еще раз.
Ненавижу.
- Ты больше ничего не сделаешь, - отвечаю я. – Ты больше никому не причинишь вреда. Ты больше не сделаешь никому больно.
Его карие глаза расширяются от страха.
- Как тебя зовут?
- Константин Политковский.
Это имя мне ни о чем не говорит.
Как больно, что человек, который никогда не встречался на моем пути, которому я не делала ничего плохого, нанес мне смертельный удар. После той лунной ночи, когда пролилась кровь матери и отца, в моей душе произошла страшная трансформация, разрушившая устои, искоренившая способности переживать обычные человеческие эмоции, изменившая меня всю до самого основания. И как больно было проходить через эту трансформацию. Однако сейчас, в данный момент, когда я задумала стереть незнакомого мне человека с лица Земли, с развернутого листа мира, я не испытываю терзающей боли, ставшей такой привычной и в то же время ненавистной.
- За что ты их убил?
- Они мешали мне, - из его рта брызжет слюна, толстые губы расплылись в подобии ревущей улыбки, искажающей лицо в отвратительной гримасе. – Давно мешали.
- Чем?
- Они слишком много знали.
- Что именно они знали?
В ответ я услышала смех.
- Он тебе не скажет, - послышался хриплый голос джинна, незримо присутствующего в комнате. – Я скажу за него.
- Кто это? – встрепенулся убийца, прекратив смеяться. – Кто это говорит?
Но я не обратила внимания на его испуганные восклицания.
- Как интересно получается, - продолжил говорить джинн. – Следователь московского уголовного розыска, учитель Святослава Черных, любящий рассуждать о нравственности и о том, чего нужно придерживаться человеку, чтобы не погубить себя, оступился и предал свои же убеждения.
- Это…, - я с изумлением смотрела на стоявшего передо мною на коленях неподвижного человека. – Это… следователь? Знакомый Святослава?
- Да. Как тесен мир, не правда ли? – послышалась усмешка. – Всегда поражался тому, какие фокусы выделывает судьба. Ох, видел бы тебя твой ученик, Политковский! Впрочем, ты мог бы гордиться мальчиком. Святослав бросил мне вызов, объявил войну. Но это тебя уже не касается.
- Кто ты? – в голосе убийцы прозвучали нотки истерики. – Кто ты, черт возьми?
- Тот, кому ты создал врага. Тот, в кого ты верил и кого презирал, кого пытался обмануть.
Я обернулась и увидела на пороге темноволосого мужчину в синем костюме. Джинн не посчитал нужным сменить человеческое обличие, да в этом и не было необходимости. По горящим, искрящимся черным глазам, в которых багровая кровь текла из-под пламени, можно было понять, кто здесь. Понять, если веришь.
Убийца моей семьи и моей души верил. Поэтому узнал сразу же.
- Демон, - выдохнул Политковский.
- Браво, - джинн улыбнулся. – Как легко поддаться искушению, правда? Как просто оказалось оступиться! Шаг в сторону – и конец! А тут и нож подвернулся.
- За что? – еле слышно отозвалась я.
- Видишь ли, Анастасия, людям свойственно из-за страха идти на многое, - демон пожал плечами. – Я не всесилен, но эту тайну открыть могу. Твои родители собирались засудить Политковского, и у них были все шансы выиграть дело. Он же, испугавшись за звездочки, кинулся решать проблему, и наткнулся на нож. Эх, везде эти ножи чертовы…. Не так ли, Политковский?
- Чего вы от меня хотите? – подал он голос.
- Не я хочу, - джинн кивнул в мою сторону. – Она хочет. А я лишь с радостью исполню ее желание.
Убийца перевел на меня взгляд.
- Хочешь моей смерти? – спросил он.
- Не смерти, - я покачала головой. – Ты понимаешь, что существуешь последние минуты?
Осознание сказанного отразилось в его больших карих глазах.
- Нет, - сказал он. – Нет.
- Ты жалок. Ты пробрался в мой дом, словно вор, и отнял все, что я имела. Знаешь, всегда нужно возвращать то, что берешь. Ты можешь возвращать жизни? Нет? Тогда зачем ты взял их жизни? Для чего? Для того, чтобы они тебе не мешали. Но ты не умеешь воскрешать людей, однако убиваешь. Это несправедливо.
В те моменты я не знала саму себя. Это была новая я, жестокая и сильная, способная на многое. Я чувствовала в своих руках огромную власть, и это страшно пьянило. Ненависть, отвращение и новое для меня ощущение вседозволенности достигло апогея, и теперь ничто не могло меня удержать от последнего шага.
Шага в преисподнюю.
- Знаешь, когда-то давно, много веков назад у людей был такой закон: если кто-то отнимает жизнь близкого, родственник имеет право забрать жизнь убийцы. Я считаю, что этот закон справедливый. К черту гуманность, из-за которой человек идет на преступление снова и снова, к черту доброту, из-за которой погибаешь подобно уличной собаке. Не жди от меня прощения. Я не умею прощать, как не умею и любить.
- Нет! – вскричал Политковский. – Это мой грех! Мой! Я пошел на это! Но у меня были мотивы! Я ведь не убил тебя! А мог! Но я оставил тебя в живых! Но я не смог удержаться от того, чтобы убить их! Ты не можешь меня судить! Ты не Бог! Слышишь, не Бог! Ты. Не. Бог! Только Он может определить для меня наказание! Только Он!
Я видела, как страх отражается в его глазах, и почувствовала прилив удовольствия. Как приятно было узнать, что меня боялись, что меня боялся тот, кого я столько времени ненавидела и боялась сама.
- Сегодня я буду твоим богом, - мой голос показался мне чужим, но это было уже не важно. – Тебя больше нет. И тебя никогда не будет.
Из его горла вырвался последний крик, смуглое лицо перекосилось в судороге, боль и ужас искривили черты, широкоплечее жилистое тело задрожало и забилось в конвульсиях. Я смотрела, как исчезает убийца моей жизни, как он растворяется в воздухе, как перестает не только жить, но и быть вообще.
Говорят, что в моменты, когда заносишь удар, когда совершаешь жестокие действия, внутри просыпается жалость. Теплое чувство, сопровождаемое болью, чувство, которое так презираешь, но которое позволяет остаться человеком. Но в эту минуту жалости не было. Я не чувствовала ее, когда мой враг погибал. Мое сердце билось на удивление ровно, как будто ничего существенного не происходило, как будто я ни капли не волновалась. Мой пульс не участился.
Меня не посещали душевные терзания. Меня не касалась боль.
Это было странно, но я не хотела об этом думать. Мне было хорошо. В первый раз по-настоящему хорошо за последние два года».
11 мая, 2003 год
«…
- Спасибо.
- За что? – черные брови демона в удивлении приподнимаются, когда он задает вопрос.
- За то, что исполнил мое желание.
- Но это был мой долг.
- Но ты был рядом. Хотя мог и не появиться, когда я расправлялась с ним.
Смотрю, как демон отходит к окну. Лучи солнца, проникающие в комнату, заставляют блестеть его темные волосы, аккуратно зачесанные назад.
- Я сделал это для тебя, - хрипло отвечает он.
- Поэтому я говорю «спасибо».
Он оборачивается, и наши взгляды встречаются. Встаю с кресла и подхожу к нему со спины, кладу руки на его плечи, прикасаясь нежно, но смело. Слышу, как тяжелее становится его дыхание. Сокращаю расстояние между нами, медленно, осторожно, еще секунда – и прижимаюсь к его спине всем телом. Замечаю, что его грудь вздымается выше, чем обычно.
- Я отдам тебе этот мир, - шепчу ему на ухо. – Верну свободу.
Он закрывает глаза, ощущая, как мои руки сползают с его плеч к торсу, обнимают талию. Мой демон. Мой джинн.
- Я сделаю для тебя кое-что еще, - отзывается он.
- Что же?
- Это не будет входить в число твоих желаний. Я сделаю для тебя одну вещь просто так.
Открывает глаза и внимательно смотрит на меня.
- Я не дам тебе отправиться в ад. Ты останешься в этом мире вместе со мною и будешь жить здесь, как прежде, но спокойно, никто и ничто не потревожит тебя. И жить ты будешь не одну человеческую жизнь, а столько лет, сколько может прожить джинн, то есть несколько тысячелетий.
Его бледное лицо остается бесстрастным, когда говорит мне это.
- Я предлагаю тебе ВСЕ. Просто так. Только для тебя. Не для себя.
- Почему? – спрашиваю, задержав дыхание.
- Потому что с тобой я могу быть самим собой. Потому что, несмотря на демоническую сущность, несмотря на зло, ты общаешься со мной как с равным. Не как с монстром, которого следует презирать и гнать подальше, а как с тем, кого можно слушать и уважать, с тем, с кем можно разговаривать.
- Ты очень долго жил в одиночестве.
- Как и ты.
- Как и я.
- Скажи, ты ненавидишь меня?
- Нет.
- Боишься?
- Того, что ты можешь сделать – да.
- А меня самого?
- Нет.
- Ты прогонишь меня прочь, как последнюю тварь?
- Зачем мне так поступать?
- Так поступают все люди.
- Я не все.
- И ты не сделаешь этого? Никогда?
- Никогда.
Его рука приподнимается и обхватывает мою талию.
- Спасибо, - шепчет он, опуская голову на уровень моего лица, и губы случайно касаются моего уха.
Вздрагиваю от того, как жар приливает к телу.
Одно прикосновение, два дыхания, одновременно глотающие воздух, сильный запах наших тел, слишком близко стоящих друг к другу, соединенные взгляды моих зеленых и его черных глаз.
- Наверное, я очень глупая, - говорю ему. – Сама оборвала путь наверх.
- Нет, - хрипло отвечает он. – У нас может быть еще все впереди.
- У нас?
- Наши судьбы связаны. Наши души зависимы. Мы стали одним целым.
- Мы…, - шепчу я, поражаясь, как непривычно звучит для меня это слово. – Мы.
Он наклоняется ниже, и его губы осторожно касаются моих. Откидываю голову и понимаю, что нахожусь в его бережных, но сильных объятиях. Демон целует меня, и я расслабляюсь, приоткрывая губы, позволяю его языку проникнуть в рот. Поцелуй углубляется, но не теряет нежности.
Я совершаю грех, который нельзя искупить. Совершаю грех, за который никогда не стану раскаиваться.
Отвечаю на поцелуй демона. Отворачиваюсь от Бога.
Как горячо и как сладко. Яд проникает в меня, и я умираю. Умираю и рождаюсь заново. Вспыхиваю огнем, как феникс. Дотрагиваюсь до лица стоящего рядом мужчины, вижу, как он закрывает глаза и позволяет мне касаться его. Он хочет этого, как и я.
Мое первое желание. Самое сильное и острое. Оно пронзает, подобно копью. И только одно слово, беспрерывно звучащее в голове: «хочу». Хочу, хочу, хочу. Хочу, чтобы ты целовал меня. Хочу, чтобы ты обнимал. Хочу, чтобы ты был рядом. Хочу, чтобы ты взял меня. Это так естественно. Это так приятно. Так изумительно.
Глупые религиозные фанатики, называющие связь с мужчиной грехом. Это не грех. Это то, что позволила нам сама мать – природа. Ну и живите в своих ничтожных убеждениях, что секс растлевает и сближает с сатаной! Ну вас всех к чертовой матери! Я сама отдаюсь демону, я пересекаю черту, запретную для вас! И мне все равно. Я испытываю удовольствие, когда мои губы встречаются с губами злого духа, облаченного в красивую человеческую шкуру. Христиане, мусульмане и прочие фанатики Бога, вы можете привязать меня к позорному столбу, можете сжечь на костре, но никто не изменит моего решения. Я выбрала то, что желала. Я не раб воли Того, Кто позволил умереть ни в чем не повинным людям. И я никогда не буду рабом, в отличие от вас. Вы рождаетесь рабами и умираете рабами. А я перешагиваю смерть и становлюсь свободным человеком.
Я целую джинна. Чувствую, как его прохладные руки блуждают по моему телу, как пальцы расстегивают пуговицы блузки, я позволяю ему снять с себя одежду. Я сбрасываю с него пиджак, нетерпеливо избавляю от рубашки, прижимаюсь к нему.
Как жарко. Так жарко бывает только в преисподней.
Мы опускаемся на постель. Его губы, влажные, властные, спускаются вниз, по шее, проводя языком по горлу, облизывая, по груди, по животу. Ладонью обвожу свой лоб, чувствую, как горят щеки, пальцы запускаю в его густые волосы, взлохмачивая их.
Это соитие с демоном, страшное и губительное для человеческой души, было лишено любви и всякого его подобия. Я целовала врага Бога, отвечала на его ласки, и все это происходило только потому, что я хотела. Я хотела быть с ним, быть его.
Когда со мной был Игорь, я гнала прочь любую мысль о нежности и страсти. Держа парня за руку, не испытывала никакого желания ни целовать его, ни даже пытаться сделать счастливым. Его голубые глаза, с любовью и преданностью смотревшие на меня, лишь вызывали раздражение, его слова, голос пробуждал отторжение и бешенство.
Я полагала, что не способна на любовь. Так оно и было.
Но я не думала, что способна на страсть.
Теперь, когда темноволосый демон с красивым бледным лицом подмял меня под себя и раздвинул мне ноги, чтобы осуществить противное Господу совокупление, я понимала всю иронию. Два года одиночества и побега от человечества помутили мне рассудок, и, медленно сходя с ума, я разучилась отличать разницу между тем, что можно, и тем, что нельзя ни под каким предлогом. И каждый раз, когда я совершала то, что нельзя, считала, что это нужно сделать, что это можно.
Раз, два, три. Три желания. Последнее, что предложила судьба обезумевшему человеку. И человек отрекся от божественного начала, решив, что пойти за сатаной и ответить взаимностью князю огня – самое верное, самое лучшее, самое надежное для него решение. Я сделала это для себя. Наконец больше не испытывала душевных терзаний, наконец мне стало хорошо, удовольствие перемешивалось со сладострастием, и я вскрикнула, когда твердая плоть мужчины вошла в меня.
Демон не знал любви, поэтому не успокаивал, когда я металась по подушке и стонала от необыкновенных для меня ощущений, то физически болезненных, то приносящих острое наслаждение, не шептал о том, что жаждет этой близости, и все, что я слышала – это глухое рычание, клокот, вырывавшийся из горла, слетавший с приоткрытых губ. Движения с каждой минутой становились более жесткими, более требовательными, и когда пролилась моя первая кровь, я, закатив глаза, произнесла: «еще». Мое желание, самое первое. Моя кровь, самая первая. Здесь нет любви, есть только страсть. Есть только животные инстинкты, присущие всякому существу, и я позволяла инстинктам одерживать верх. Мне было хорошо. Так хорошо!
В те моменты для меня не существовало никого и ничего, была только широкая мягкая постель, я и он, склоняющийся надо мной. В разгоряченном сознании рождалось пламя, вспыхивающее на стенах комнаты, очертания которой я потеряла, горевшее вокруг нашего ложа, и красные языки тянулись к потолку, приобретавший черный цвет, превратившийся в бездну.
Мои руки ощупывали его мускулы, пальцы скользили по спине и вцеплялись в его кожу всякий раз, когда происходил наиболее сильный толчок, доводивший меня до исступления, и я теряла нить, связывавшую меня с реальностью. Только я и он. Только я и мой демон.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем, насытившись, мы откинулись на подушки, тяжело дыша. Он подложил руки под голову и смотрел в потолок, а я наблюдала за ним, ничего не говоря, слушая, как стучит в груди мое сердце, ощущая непривычную тяжесть в теле. Меня переполняли странные, очень приятные эмоции, рождавшие эйфорию, и мне казалось, что еще немного – и я взлечу ввысь, воспарю над землей, подобно птице.
- Ты примешь мой дар? – спросил джинн.
То, что он предлагал, изменило бы меня окончательно, завершило бы происходящую трансформацию, уничтожило бы последние крохи человеческого. И, если я приму этот дар, то свершится то, к чему я так стремилась – разорвать связи с людьми. Общество, от которого я убегала два года, перестанет для меня существовать.
Но хотела ли я перестать быть собой?
Как бы ни отвергала я людей, взаимосвязь продолжала действовать, они погибали из-за моей ошибки, из-за меня. Каким-то образом мне удавалось поддерживать отношения с ними, наверное, это усмешка судьбы, которая и так уже подшучивала надо мной все последнее время. Но я ведь всего лишь Ася, самая обыкновенная девушка, каких в мире должно быть миллионы. Я просто Анастасия Заозерова. И мне не надоело ей быть, я хочу ей быть, хочу быть собой.
Я так долго готовилась к смерти. Представляла, как закрою глаза и попаду в темноту, как разверзнется под ногами пропасть, как тело начнет поглощать огонь. И вдруг мне предлагают избежать смерти, более того, не умирать вообще, а жить дальше и жить много. Жить так, как я хотела – спокойно, без происшествий, без трагедий, но при этом стать новой, измениться на корню. Больше не быть Анастасией Заозеровой, не быть простым человеком. Не быть смертным.
- Я не знаю.
- Не знаешь? – он повернул голову и устремил на меня внимательный, тяжелый взгляд.
- То, что ты предлагаешь, сделает меня другой.
- Это так.
- Поэтому мне нужно время, чтобы подумать, сопоставить все и решить.
- Но ты же не хотела попасть в ад. Я могу перекрыть туда дорогу. Могу дать жизнь.
Жизнь. Жизнь.
- Мой ответ станет переломной точкой всего, - мне не хотелось лгать ему, а говорить правду было очень легко. - Моим последним шагом. Знаешь, мне всегда хотелось думать, что я управляю судьбой, а не судьба мной. И каждый раз, когда что-то случалось, приходилось сталкиваться с тем фактом, что я ничего не держу в своих руках. Тогда я стала полагать, что плыву по течению и жду, когда же наступит день, который поменяет все. Этот день наступил, когда ты пришел сюда. Но я оказалась не готова к ответу. И вот теперь ты предлагаешь мне выбрать дорогу самой. Либо в ад, либо жить в этом мире несколько тысячелетий.
Я вздохнула.
- И что же плохого в том, чтобы жить тысячелетия? – он подпер голову рукой, и, заглянув в его мрачные глаза, мне удалось разглядеть в них искорки любопытства.
- Джинны живут тысячелетия. Люди не могут.
- Но ты сможешь, если согласишься, - он придвинулся ближе, и его горячее дыхание коснулось моего лица. – Тебе нужно всего лишь сказать «да». Просто скажи «да». И все изменится. Все станет намного лучше.
- Лучше, - прошептала я, от его близости теряя самообладание. – Лучше для меня?
- Многие мечтают о том, что я тебе сейчас предлагаю.
- Я не знаю, кто о чем мечтает, но послушай, - я приподнялась на постели, так что оказалась на уровень выше его, и это помогло мне говорить спокойно. – Что останется от меня через тысячу лет? Ничего. Я всего лишь человек, а человек не может жить так много не потому, что у него нет возможности, а потому что он боится, что изувечит душу. Я боюсь потерять себя, боюсь однажды проснуться и понять, что я больше не та, кем являлась. Это страшно. Поверь. Заглянуть в зеркало и увидеть в отражении чужое лицо. И постоянно задаваться вопросом «кто я такая?» Нет. Это шаг, на который я не могу решиться прямо сейчас. Возможно, я приму твой дар, но не проси и не требуй ответа сейчас. Я ничего не скажу.
Он кивнул и откинулся на подушку. По ровным чертам бледного лица невозможно было понять, что чувствует и о чем думает демон, но я видела, что он задумался.
- Я стараюсь понять тебя, - услышала я его хриплый голос. – Тебе не нужно ничего, что хочет получить любой другой человек. То, на что ты идешь, заставляет меня думать, что я не знаю человека совсем, несмотря на то, что прожил тысячелетия и собрал сотни душ. Твое первое желание говорит о присущей тебе жестокости, но это не обычная прихоть пролить кровь, это месть, на которую ты бесстрашно решилась. Но ответь мне, почему ты захотела меня? Неужели тебе ни капли не страшно воссоединиться с духом? Если бы ты увидела мой настоящий облик, думаю, ты пожалела бы о своем выборе.
- Я занялась с тобой сексом просто потому, что захотела, - мои губы дернулись в улыбке.- Это было мое невысказанное желание, которое ты осуществил. И я благодарна, что ты не отверг меня.
- У меня не было женщины две тысячи лет. И я не имел причин для отказа.
Он был одинок. Запертый в пространство лампы, не дышал свежим воздухом, не видел солнца, не пил воду. Два тысячелетия общаться с собственными мыслями – такое можно пожелать только самому ненавистному врагу.
Конечно, люди ненавидели и ненавидят его. Существо, пугающее, отнимающее души, читающее все наши потаенные мысли, страхи, надежды, существо, которому в Коране посвящена целая глава. Джинн. Шайтан. Отказавшийся принять путь Аллаха. Последователь Иблиса. Его посадили в лампу из страха. Возможно, пытались убить, но силы были не равны. Могущественного джинна поймать непросто. Лампа стала его тюрьмой навеки.
И вот тут мне показалось, что, по существу, убийца моих родителей ничем не выделялся из толпы. Страх. Вот главная причина, по которой пострадала и моя семья, и погибшие, и сам демон. Мы все становились жертвой страха. Пустынного, леденящего душу. Я сама боялась. Чего? Да многого. После смерти отца и матери – теней, ночи, луны, - а после знакомства с Игорем стала опасаться предательства, впрочем, это и помогло мне отречься от многих, кого я знала. Всему виной страх.
И сейчас, когда шайтан предлагает мне ВСЕ, я боюсь.
- Когда я получу ответ? – спросил он.
Я посмотрела в его бездонные черные глаза. В конце концов, время не поможет мне разобраться с происходящим, положение лишь усугубится.
- Сегодня. Когда загадаю второе желание.
Его ладонь благодарно накрыла мою руку. Я не могла не заметить, какое прохладное у него тело.
- Как странно, - прошептала я. – Ты рожден в огне, а кожа твоя холодная.
Губы джинна раздвинулись в улыбке. Но не той, которая прежде была на его лице – кровожадная, коварная и злобная, искажающая правильные черты. Нет, это была новая улыбка, которую я еще не видела на нем: улыбка теплая, немного снисходительная.
- Ты думала, в моем теле полыхает настоящее пламя?
- Но ты же создан из него.
- А люди созданы из глины. Но ведь в ваших венах течет кровь, а не песок.
Мне нечего было на это сказать. Вот так и разрушаются лучшие легенды».