Глава 10. Сон, кошмар, реальность
Когда момент настанет, померкнет солнца свет,
День темной страшной ночью обернется.
Твой мир закроет проклятая тень,
Давно предсказанная чертом.
Качнется кубок, вылив злобу чрез края,
Глотнешь сполна ее, упьешься ядом.
Но не забудь, что у тебя есть Друг,
Сразится за тебя он с Люцифером.
I
Полина везла своего напарника домой. За всю дорогу Святослав не произнес ни слова, уткнувшись в окно, смотрел на ночную Москву. Яркие света фонарей падали ему на лицо, голубые глаза были пусты. Ему не хотелось ни о чем думать, не хотелось говорить. Сегодня был тяжелый день, завтра придется снова работать.
Машина остановилась у подъезда, и следователь вышел из салона, захлопнув дверцу, и, не обращая внимания на идущую сзади подругу, направился домой. Когда они поднялись на третий этаж и оказались у двери квартиры, Святослав обернулся к Полине.
- Спасибо, что отвезла меня.
- Тебе что-нибудь еще нужно?
- Нет, - ответил он резче, чем собирался.
- Ты звони, если что.
- Со мной все в порядке!
- Слава! – она всплеснула руками.
Он повернул ключ в замке, открыл дверь и скрылся в квартире, заперевшись изнутри. Полина, оставшаяся на лестничной клетке, закатила глаза.
- Невозможный человек, - выдохнула она.
И стала спускаться вниз.
Святослав, оказавшись дома, наконец смог быть самим собой, не прятать накопившиеся эмоции. Сбросил с ног ботинки, прошел на кухню, налил холодной воды, при этом едва не разбив графин, выпил до дна, после чего вошел в спальню и лег на постель, не раздеваясь.
Жалел ли он, что все рассказал Полине? Он не мог справиться с собой, не сумел подавить рвущиеся слезы, гнетущие воспоминания обличались в слова, и не было сил сдержаться. Перед глазами мелькали светлые золотистые волосы матери, он почти видел мягкое лицо молодой женщины, которая когда-то воспитывала его, и нежные чувства вспыхнули снова, сопровождаемые стыдом и горечью. Святослав не контролировал себя, когда в кабинете опустился на колени перед Полиной, когда выпрашивал у нее хоть каплю веры.
«Я не верю, потому что демонов не существует, как не существует и Бога».
Последние слова Полины отразились сильным ударом, и Святослав понял, что не получит от лучшей подруги того, что ждал, а ее утешение было ему не нужно.
Он думал о черных глазах демона, налитых кровью и огнем, думал о выступающих из-под верхней губы клыках, об острых зубах, об усмешке, искажающей ровные черты лица. Это лицо было маской, созданной аккуратной рукой, красивой маской, скрывающей под собой отвратительное уродство, зло в чистом его проявлении.
Демон вырывал души из тел, проливая кровь, не испытывал жалость к своим жертвам. Но Святослав знал, что девушка, певшая на сцене в белом платье, произвела впечатление на монстра. Такие выродки, как этот джинн, любят собирать алмазы, они подобно коллекционерам хватаются за лучшие находки. И Анастасия, чистая, невинная, ангелоподобная, не сравнится с предыдущими жертвами, более того, джинн не допустит, чтобы кто-нибудь из людей принялся укрывать ее от него.
Святослав зажмурился, пытаясь припомнить зеленые глаза девушки, ее хрустальный голос. Он повидал множество людей, среди которых встречались и ничтожества, достойные смертной казни, и жестокие родители, издевающиеся над собственными детьми, и многие другие типы, вызывающие неприязнь. И потому Святослав – человек, сталкивающийся с различными людьми, - мог с уверенностью сказать, что Анастасия склонна к суициду. Впервые увидев ее в своем кабинете, он не мог понять, что именно настораживало его, когда он заглядывал в ее широко распахнутые глаза, блестящие, похожие на изумруды. И только теперь, оставшись наедине со своими мыслями, успокоившись, он пришел к однозначному выводу.
Девушка готова была вскрыть себе вены. Или повеситься. Или утопиться.
Любой из вариантов грозил смертью, но смерть ее не пугала.
Интересно, подумал Святослав, станет ли джинн подталкивать ее на подобного рода преступление? Демоны не способны на сочувствие, они зло, зло в том плане, что отвергают всякую нравственность.
- А у меня есть Библия? – вслух спросил себя Святослав. – Или что-нибудь по демонологии?
Вскочив с постели, он подошел к книжным полкам, долгое время без дела подпиравшим стены. Он давно не читал ничего, что хранилось дома. Работа отнимала время на личную жизнь, и вот теперь, вместо того, чтобы уснуть, придется штудировать собранные много лет назад материалы. Святослав, скрестив руки на груди, внимательно просматривал корешки изданий, читая заглавия. «Кулинария» соседствовала с «Войной и миром», а «Преступление и наказание» стояло вместе с «Унесенными ветром».
- Бардак, - прошептал он, наморщив нос.
Все эти книги принадлежали матери. Он помнил, что мать не отличалась любовью к порядку, и в квартире вечно все лежало не на месте. После ее смерти он оставил вещи там, где они находились, и книжные полки не стали исключением. Русская литература была перемешана с европейской, а европейская – с научными книгами, тогда как те в свою очередь – с энциклопедиями.
- Черти что, - с этими словами Святослав вытащил пару книжек по мифологии, одну энциклопедию, Библию, которая отыскалась скраю, и книгу по фольклору. Негусто, но это лучше, чем ничего.
Бросив все на одеяло, Святослав включил еще два светильника. Глаза слипались, страшно клонило в сон. Проведя ладонью по лицу и пробурчав «бррр!», тряхнув головой для того, чтобы хоть немного взбодриться, следователь пристроился на краю кровати и взял первое, что попалось под руку. Открыв книгу и перевернув первые несколько страниц, он наткнулся на черно-белую иллюстрацию, добротно нарисованную неизвестным художником.
С пожелтевшего листа на него взирала узкая, отвратительная морда рогатого демона. Маленький, мускулистый, с разинутой пастью, выродок ада напоминал больше собачонку – мутанта, а не предмет всеобщего ужаса. «Урод», - подумал Святослав, усмехнувшись. – «Не то что мой демон». Ему вспомнилось бледное лицо, чистое, с безукоризненными чертами. Все равно что живая кукла. До уровня ангельской красоты не дотягивает, конечно, ангелы-то точно должны быть супер-идеалом в понимании человека, но для земной внешности более чем приемлемо.
- Почитаем о вас, ублюдках, - прошептал Святослав, открывая первую главу. – Посмотрим, что о вас пишет народ… и Церковь.
II
Полина оказалась у себя дома уже глубокой ночью. Еле передвигаясь, она кое-как повернула ключ в замке, заперев дверь, затем прошла в спальню, стянула свое платье с высохшими пятнами крови, и бросилась в постель, заворачиваясь одеялом. Желтый свет фонаря проникал сквозь стекло окна в комнату, падал на пол, пытаясь разогнать сгустившуюся тьму, по белому циферблату часов, висевшему на стене, невозможно было разобрать, сколько сейчас времени. Полина только слышала тихое, размеренное тиканье, которое приятно убаюкивало. Обхватывая руками подушку, сминая ее под головой, она закрыла глаза и, глубоко вздохнув, собралась погрузиться в сон. Слышалось только «тик-так», привычный уличный шум, в частности звуки мотора проезжавших машин, шорохи ветра…. Все так обыденно. Все так спокойно.
Женщина не знала, сколько так пролежала. Она не могла сказать, спала ли все это время или пыталась заснуть, но ее сознание находилось где-то на границе реальности и сна. Отойти в потусторонний мир не удавалось, все тело было напряжено, несмотря на жуткую усталость. Никак не получалось расслабиться. И забыться. Полина могла сосчитать каждый удар сердца, в голове путались мысли, а желтый свет с улицы все не пропадал. «Когда же я засну?» - подумала она, облизывая пересохшие губы.
Хлоп!
Полина подскочила на месте, вздрогнув. Повернула голову, не понимая, что за резкий звук только что услышала. И лишь через мгновение сквозь темноту заметила, что дверь, которую она оставила открытой, когда входила в спальню, была закрыта.
- Что за черт! – выдохнула Полина, вставая с постели и, хватаясь за ручку, приоткрыла захлопнувшуюся дверь. В коридоре было темно. И вроде пусто.
Она не любила подобные неожиданности. Несмотря на то, что вокруг все было в порядке, к сердцу предательски подкрадывался страх, выработанный на глубоком подсознании человека о странных ночных происшествиях. Полина не любила свою квартиру, где много лет назад ее мать напивалась вместе с отчимом до состояния полного невосприятия действительности, и умерла тут же, за бутылкой водки. Эти стены хранили в себе неприятное прошлое.
Полина легла обратно на постель.
Сегодня произошло много ужасных и страшных вещей. К тому, что человек умирает на глазах, женщина относилась спокойно: ее работа была связана с насильственными смертями и розыском убийц. Однако гибель официантки отличалась от остальных происшествий. С одной стороны, девушка умерла сама, без постороннего воздействия, но с другой – сразу после общения с одним и тем же иностранцем. «Будь он проклят», - подумала Полина. – «А ведь Славка его поймал. Неужели этот гад помутил мозги моему другу и сбежал?» Она никогда не видела, чтобы коллега вел себя, как тряпка. Слезы, упреки, мольба о какой-то невообразимой помощи…. А все этот иностранец виноват. И Филиппов туда же, заперся у себя в кабинете и говорить не желает. «Черт, что же творилось в отделе?» - Полина смотрела в потолок, наблюдая за тем, как бегают длинные тени. Она вспомнила красивое лицо мужчины, его большие черные глаза.
Зачем ему Анастасия, так и осталось невыясненным.
- А ведь она его узнала, - сказала следовательница вслух. – Поэтому ушла сразу же после того, как исполнила первую песню. Испугалась? Возможно. Впрочем, хорошо, что она покинула ресторан. Было бы правильнее, если бы она еще отправилась жить к друзьям, а не домой. Раз этот мерзавец на свободе, он продолжит поиски.
И что же все-таки случилось в допросной? О чем Святослав разговаривал с подозреваемым, почему вдруг начал признаваться в страшных вещах своего прошлого? Да еще все эти слова о демоне…
- Черт, черт, черт! – Полина развернулась набок, прижав к лицу ладони, прикрыла глаза, размышляя, стараясь найти логическое объяснение всему.
В голову приходила древняя лампа из альмандина, найденная ныне покойным Павлом Заозеровым в экспедиции. Анастасия рассказала про реликвию, которой при обыске квартиры не оказалось. Но связывать преступление с исчезновением лампы глупо, ведь умирали и те, кто не имел к делам археолога никакого отношения. Смерть навещала людей, незнакомых друг с другом, живущих в разных местах города, но сразу после разговора с одним человеком. И здесь, в ресторане, прямо на глазах… Ничего ведь особенного не произошло до той поры, пока официантка не сказала пару слов иностранцу, поджидавшему счет. И что она ему говорила?
- Не понимаю, - прошептала Полина. – Скоро позвонят из Управления, Филиппову придется отчитываться. Сроки исходят. И о чем думают в отделе? Ведь висяк получается. И как глупо все выходит: иностранца-то мы взяли. Только он убежал. А майор сошел с ума, вместе со следователем. Черт, черт!
На улицах Москвы людей разрывает на части, у одного отошла вся внутренняя вода вместе с кровью, одна задохнулась от того, что голосовые связки порвало…. И как Филиппов собирается все объяснить? Несчастным случаем? Это не несчастный случай, это… это… что-то неправильное, противоречащее всем правилам. Все равно что нашествие инопланетян.
- Конечно, на демонов легко все списать, - усмехнулась женщина. – Типа чертовщина, сила нечистая бесчинствует. А ведь реально надо на вещи смотреть, реально!
Мысли путались, глаза стали смыкаться, тиканье часов действовало подобно наркотику, темнота делала веки тяжелыми, и вскоре Полина увидела летящую карусель с блеклыми цветами, напавшую на сознание, усталость невозможно было больше игнорировать. Несмотря на всю важность стоявшего вопроса, который женщина собиралась во что бы то ни стало решить, бороться с самой собой становилось делом бессмысленным. Еще несколько секунд – и она уже крепко спала.
III
Проснулась женщина от ощущения сильного толчка. Резко открыв глаза и вздрогнув, она увидела, что за окном все еще главенствовала темнота, а значит, солнце пока из-за горизонта не выглянуло, только слабые лучи начали разбавлять ночное небо своими светлыми красками. Часы показывали три с половиной утра, и Полина, посмотрев на время, мучительно застонала. Ну надо же, еще такая рань.
Однако снова заснуть не удалось. Хотя назвать сном состояние, когда находишься в пустоте и не знаешь, существуешь ли вообще, лежа в глубокой отключке, вряд ли можно.
Мешал странный шорох, доносящийся из кухни. Как будто там кто-то передвигался. Очень было похоже на звук шагов.
«Может, соседи за стенкой?» - подумала Полина, вслушиваясь в шорохи, задержав дыхание. Волосы щекотали лоб и щеки, но женщина не обращала на это внимания.
Шух, шух, шух. Шорох шагов хорошо был различим в тишине. Как будто какой-то человек шмыгал, еле приподнимая ноги.
- Что за бред! – одернула себя женщина.
Шух, шух, шух. Три шага. Кто-то подошел к окну.
- Хватит. Это всего лишь соседи, - Полина начала на себя злиться. – Вот придурки, такая рань на дворе, а они непонятно чем занимаются.
Шух, шух. Два шага. Кто-то стоит возле двери, соединяющей кухню и коридор.
- Я одна, - прошептала она, прикрывая глаза. – Одна, совсем одна. Никого там быть не может, просто соседи что-то делают.
«Ага, как же, соседи!» - усмехнулся внутренний голос.
- Конечно соседи. А кто же еще?
«Ты сама знаешь, что это не могут быть соседи».
- Глупости.
«Но звуки-то из коридора доносятся!»
И точно. Шух, шух. Кто-то неторопливо идет по коридору.
- Да кто там может быть?
«Лучше помолчи. И не двигайся».
- Зачем?
«Сделай вид, что спишь».
- Какого черта?
«Тихо! Закрой глаза! Ну же!»
Полина послушалась своего внутреннего «я» и зажмурилась. Все чувства были обострены до предела. Ровное дыхание готово было вот-вот сорваться и стать прерывистым, но женщина умела притворяться спящей, когда это необходимо.
- Х-х-х!
Полина вжалась в подушку. Над ухом послышалось чье-то дыхание, тяжелое, нервное. Надо было обернуться и убедиться, что рядом никого нет, однако в комнате стояла полная темнота, глаза не могли разобрать даже очертания тумбочки, а подкравшийся страх, душивший за горло не хуже человеческих рук, не позволял двигаться.
И откуда мог взяться этот страх, такой предательский, такой неверный, что поневоле начинаешь думать, будто в доме завелось привидение? С каких пор человек, не раз убедившийся в том, что ничего сверхъестественного в мире не существует, начал бояться шума воздуха, непонятных теней, разгуливающих по стенам в форме тянущихся когтистых рук чудовища?
Полина ненавидела себя за то, что поддалась страху, что не решилась сразиться с глупой темнотой, однако изменить что-либо была не в силах. Этот кто-то, кого она не видела, но чувствовала всем своим существом, дышал над ухом. Она ощущала на себе чей-то тяжелый взгляд. Но ответить на взгляд не могла, как бы ни хотела.
«Рядом никого не должно быть!» - пыталась она себя убедить. – «Это бред, бред!»
Однако до сих пор слышала чужое дыхание. Тяжелое, издающее легкий хрип.
Или это все ей только казалось?
С минуту Полина лежала, не двигаясь. Затем, решив покончить со всей творящейся бессмысленностью, она повернула голову, вглядываясь во мрак, откуда шло дыхание. Глаза, постепенно привыкшие к темноте, позволили различить зеркальный шкаф, высокий стол с телевизором, дивиди - проигрывателем и лежащей стопкой коробок дисков, округлое кожаное кресло. Но никого, кто мог дышать, не было. И, как только Полина в этом убедилась, пугающие звуки больше не слышала. Облегченно вздохнув, она положила голову на подушку и, повернувшись набок, решила поспать. Времени еще было навалом, утром на работу собираться. Зевая, Полина расслабилась, от души посмеявшись над глупостями, которые взбрели в голову. «Наверное, от недосыпания слышится черти что!»- подумала она.
- Х-х-х!
Ну вот, опять.
Полина открыла глаза, напрягшись. Рядом снова кто-то дышал.
- Х-х-х!
Она обернулась, глядя перед собой, но снова не увидела ничего странного.
- Да что за…!
Может, это просто галлюцинации? Утро еще не вступило в свои права, очень хотелось спать, из-за тяжести в голове отрываться от подушки казалось трудно. Вереница мыслей, которых не удавалось обдумать до конца, пролетали, спутывались, заворачивались в клубок, сбивали с толку, мешали.
Глубоко вздохнув, Полина провела тыльной стороной ладони по лбу и стерла выступившие капли пота, лицо горело, спертый воздух комнаты был горячим, и сколько бы женщина не вдыхала его, это не приносило свободы в груди, легким. Ей начало казаться, что она заболела.
Прошло несколько минут перед тем, как Полина, немного успокоившись, задремала. Сон был неглубоким, но очень тревожным, подобно паразиту вскрывал изнутри все потаенные страхи, показывая их в виде картинок, неярких, но зрелищных. Что-то щемило в груди, сердце стучало так, что слышен был каждый удар, похожий на звон молотка об железо, губы пересохли.
Это была очень долгая и тяжелая ночь.
Полине снился огонь. Картины сна, несмотря на их искаженность и тусклость красок, все же были достаточно живыми, чтобы измученный мозг воспринимал их за реальность. Высокое пламя, сильное, обжигающее, взвивалось к пустым далеким небесам, ветер нещадно трепал языки огня, которые от этого становились только сильнее. Огонь окружал Полину со всех сторон, обвивая ее тело кольцами, под ногами трещали черные угли, которые жгли кожу и врезались в ступни, причиняя боль. Женщина беспомощно оглядывалась и не могла выпрыгнуть из-за стены пламени, как бы ни хотела.
Кончики языков огня исчезали в небосводе, глухом и темном. А возможно это был и не небосвод, а просто пустота, чернь, бездна, засасывающая в себя, не вселяющая надежды, а наоборот, отнимающие ее последние капли.
- Где я? – прокричала Полина, и ее голос увяз в густом огне, не пробравшись вдаль и не отозвавшись эхом.
Она простерла руки вперед, стараясь нащупать перед собой что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но жар, дунувший в лицо, отогнал ее назад, не позволив сделать и шагу.
Полина хотела было еще крикнуть, позвать кого-нибудь, но, как только открыла рот, собираясь это сделать, как внезапно услышала хриплый смех, раздавшийся из ниоткуда. Чужой смех, который она раньше никогда не слышала, пронесся сквозь огонь, взвился в темноту небес, пролетел по пространству, становясь все громче и заливистее. Кто-то неизвестный смеялся зло, наслаждаясь тем, что женщина сбита с толку, смеялся от души, в нотках голоса слышалось подобие рычания.
- Кто ты? – воскликнула Полина, стараясь сквозь толщу огня разглядеть незнакомца.
И, как только она задала вопрос, пламя немного ослабло, позволяя ей увидеть того, кто все это время наблюдал за ней.
Одного взгляда на смеющегося хватило, чтобы узнать в нем иностранца.
Бледное, будто обескровленное лицо было знакомо до боли. Но оно заметно изменилось. Ровные черты лица, которые так привлекали к себе внимание, были искажены настолько, что от прежней красоты не осталось и следа. Зло, читающееся в расплывшихся губах, извергающих хриплый заливистый смех, в черных, мрачных глазах, взгляд которых красноречиво жаждал пролить кровь, растекалось по всей его сущности. Иностранец, или, вернее, тот, кого она принимала за иностранца, стоял за расступившейся стеной огня полностью обнаженным и смотрел на женщину безо всякого стеснения, как будто заявлял, что он такой, какой есть и не желает прятать даже малую частичку себя. Полина пробежалась взглядом по его торсу, по выпирающим мышцам, покрывающим его широкоплечее стройное тело.
- Ты, - произнес он низким голосом, поднимая левую руку и указывая на женщину. – Ты!
- Что тебе нужно? – вскричала она, и на этот раз ее слова не увязли в воздухе.
- Ты! Ты! – ответил он, рыча, издавая страшный хрип. Искаженное в жуткой, яростной улыбке лицо начало меняться.
Полина прижала руки ко рту, чувствуя, что ее сейчас стошнит.
Он провел ладонями по щекам, массируя пальцами кожу, после чего неожиданно начал сдирать с себя свое собственное лицо. С тех мест, с которых он снимал кожу, разрывая ее ногтями, оставалась едкая зеленоватая слизь, перемешанная с кровью, при этом он продолжал смеяться, как будто это занятие приносило ему только удовольствие.
И лишь через несколько мгновений Полина поняла, что бледное лицо, которое иностранец на себе разодрал и стянул с черепа, было не более чем маской. Маской, которую человек с себя снимает после обыкновенного бала – маскарада. По-человечески красивая, аккуратная маска позволяла иностранцу скрываться в толпе людей и не выделяться, быть не тем, кем он является на самом деле.
Его руки держали сорванную кожу, которая обвисла и стала похожа на грязную, испорченную ткань. Полина посмотрела на то место, где было лицо. Она ожидала увидеть живое мясо, однако вместо этого разглядела еще одно лицо, но на этот раз его собственное.
Черные глаза налились кровью, приобрели багрово-красный цвет, вспыхивая искрами пламени. Губы по-прежнему были растянуты в улыбке. Горбинка на носу походила на ту горбинку, что была на носу того лица, которое он с себя снял. Густые черные волосы исчезли, оставляя лысину, из которой начали выползать огромные рога. Изгибаясь, эти рога доросли до шеи.
Он больше не был бледным молодым мужчиной.
Теперь перед Полиной стоял высокий обнаженный монстр с темной кожей, рогатый, уродливый.
Перед ней стоял демон.
- Ты! Ты! – проклокотало существо. – Мне нужна ты! И твой дружок!
IV
Полина очнулась резко. Ее выбросило из сна что-то сильное, невидимое, но в душе осталось четкое впечатление того, что она оборвала сон не по собственному желанию.
Она вся была в поту. Одеяло валялось на полу, из подушки торчало несколько перьев. Полина осторожно дотронулась ладонями до лица и, не почувствовав ничего странного, вздохнула. В комнате стояла духота. Часы показывали пять утра. На улице рассвело, и темнота послушливо отступила перед неизбежно наступившим утром.
Поняв, что нормально заснуть не удастся, проклиная свой кошмар, насылая на подобные сны несколько тысяч чертей, женщина вскочила с постели, открыла окно, чтобы проветрить спальню («Надо было сделать это раньше», - подумала она расстроено), прошла на кухню, выпила пару-тройку стаканов холодной воды, затем направилась в душ.
Она включила кран, из которого пошел поток прохладной воды, умылась, потом вступила в ванну и, поддаваясь бьющим по коже струям, расслабилась. Волосы сразу же намокли и прилипли к телу, капли стекали по рукам, груди, животу вниз, прибавляя бодрости, давая знать, что ночь закончилась и начинается трудовой день.
Когда Полина покинула ванную, мысли о пугающем странном сне улетучились. Ей иногда снились кошмары, и она за свою жизнь сумела научиться быстро их забывать. Сны обычно были связаны с неприятными воспоминаниями, накопившимися за последние дни, несли в себе какие-то обрывки давно обдуманных мыслей, или показывали мечты. Прокручивать в голове приснившиеся сюжеты было делом бессмысленным, тем более что кошмары только ухудшали настроение. Полина ненавидела кошмары. Приснившееся с иностранцем – не более чем реакция на произошедшее прошлым вечером, убеждала она себя, такое иногда происходит, когда перенервничаешь. А Святослав очень уж пощекотал ее нервы разговорами о том, что иностранец – самый настоящий демон.
«Это-то мне и приснилось», - подумала она. – «Чертовщина!»
Она надела махровый халат, распустила мокрые волосы, прошла на кухню и стала разогревать себе завтрак. Разбила пару яиц, нарезала колбасу, почистила лук и бросила дольки в поджаривающийся омлет. Приятно запахло едой, в животе заурчало от голода, и женщина сглотнула, умоляя про себя, чтобы еда приготовилась быстрее. «Хочу есть», - говорила она себе. – «Я очень хочу есть».
Через несколько минут Полина перекладывала омлет из сковородки в тарелку, положила на стол нож, вилку, упаковку любимого майонеза, налила себе холодный чай и добавила туда две с половиной ложки сахара. Несмотря на то, что она всегда ела жирную пищу, ее фигура оставалась невероятно худой, со стороны казалось, что женщина находится на вечной диете и ничего, кроме огурцов и яблок, не ест. Но это было не так. Полина относилась к той категории людей, которые могут позволить себе любую пищу, и это никак не отразится на их теле в связи с быстрым пищеварением, конструкцией, подаренной природой. Плюс ко всему Полина работала там, где поесть нормально не всегда удается, и потому приходилось каким-то образом все балансировать.
Полина приготовилась к завтраку, собираясь вкусно поесть после долгой, неудачной ночи, где ее сопровождали то неприятные мысли, то жуткий кошмар, однако как только стала садиться за стол, поняла, что день, который она решила традиционно встретить более-менее приветливо, для нее еще не наступил. Страшная ночь продолжалась.
В комнате, где она спала, кто-то прокряхтел.
Это было так неожиданно, так нереально, что Полина не удержала в руке вилку, металлический инструмент выскользнул из ее пальцев.
- Кхе-кхе! – прокашлял кто-то в спальне.
«Нет», - подумала она. – «Я же проснулась. Так не бывает».
- Кхе-рр-кхе-кхе! – кашель продолжился с надрывом.
Что-то скользкое и неприятное пробралось в сердце и начало обгладывать остатки надежды, накопившиеся за время принятия душа и приготовления завтрака. Полина, прислушиваясь к страшным звукам, доносящимся из ее спальни, провела рукой по лбу, проверяя, спит ли она, или это действительно реальность.
- Кхе-кхе-кхерр! – кто-то кашлял и кашлял.
Женщина обвела взглядом кухню, увидела возле чайника большой нож, воткнутый в отверстие подставки вместе с остальными ножами, который она использовала очень редко. Этот нож с черной рукояткой имел широкое и очень острое лезвие. Не раздумывая больше ни секунду, она выхватила его из подставки и направилась в комнату проверять наличие неведомого гостя… или убедиться в собственных галлюцинациях.
Сжимая нож в руке, держа его перед собой, Полина смело ступила на территорию спальни. Кашель прекратился, как только она вошла. И никого вообще не было. Все выглядело вполне обыденно: незаправленная постель, телевизор, картина на стене, книжный шкаф, расписная ваза с искусственными цветами.
- Я заболела, - выдохнула Полина, успокаиваясь. – Пора брать отпуск. Хотя какой к черту отпуск? Еще столько дел.
Она вернулась на кухню, бросила нож на полку, подняла вилку с пола и села за стол. Из окна открывался обширный вид на небо, которое заливал рассвет, лучи красного солнца, поднимающегося из-за горизонта, разрезали бездну холодных и теплых цветов, соединяющихся друг с другом, словно на полотне талантливого художника. Кусок горячего омлета, политого майонезом, заполнил рот, смазывая на ходу губы маслом, запах еды обострял аппетит.
- Кхе-кхе! – снова прокашляло в спальне.
Полина задержала дыхание.
Кашель раздавался совсем рядом, из ее комнаты, направление звука нельзя спутать. В доме очень плотные стены, так что единственное, что можно было услышать от соседей, так это слишком громко включенную музыку, которая звучала разве что на Новый год. Такие звуки, как кашель или скандалы, устраиваемые по обыкновению семейной жизни, расслышать просто нереально. Тем более что раздаваемые звуки шли именно из комнаты, а не с улицы, находящейся, кстати, на тринадцать этажей ниже.
Полина вскочила, схватила нож и бросилась в спальню.
Кашель снова оборвался, как только она оказалась на месте.
- Да что же это творится, - прошептала женщина, дотрагиваясь пальцами до висков. – Черт побери, что же это такое?
- Черт поберет тебя, сучка! – раздался сзади тонкий и очень противный голос.
Полина вскрикнула и резко обернулась.
Но в коридоре никого не было.
Шкаф с одеждой, торчащая с полок обувь, полосатый желтый коврик у двери. Окружающие предметы находились на своих местах, там, где им положено. Ничего странного, на взгляд. Но голос она слышала ясно.
До боли в пальцах сжимая нож, готовая воткнуть лезвие в неведомого врага в любую секунду, Полина, сглотнув, прошла по коридору, придерживаясь стен, вошла на кухню и приблизилась к окну, откуда лился утренний свет.
«Что происходит?» - металось в голове. – «Что это было, что, что?»
- Кхе-кхе-кхе! – раздался вновь кашель.
- Кто ты? – крикнула Полина в пустоту, чувствуя, как комок сжимается в горле узлом.
Страх вошел в душу и накрепко засел внутри, срывая дыхание, не позволяя рационально мыслить. На лице выступил холодный пот. Руки дрожали.
- Кто ты? – повторила Полина, вглядываясь в коридор.
Но ей никто не отвечал. Только по-прежнему продолжался кашель, который заходил хрипом. Вслушиваясь в пугающие, поистине сверхъестественные звуки, она поймала себя на том, что раньше уже слышала такое… точнее, именно такой кашель.
- Кхе-кхе-ккр-кхе-кхе!
«Знакомо», - подумала женщина. – «Кажется, я… но это невозможно… но я знаю… знаю… только это… нет, не может быть… что же творится… так не бывает… не бывает!»
- Мама, - Полина шевельнула одними губами, не осмеливаясь сказать громче.
- Кхе-кррр-кхе-кхе!
- Мама, - шепнула она. – Мама…
«Но это… нет, этого нет. Я сплю. Я сплю. Я сплю».
- Кхе-кхе-кхе!
«Нет, нет. Ты мертва. Мама, ты мертва. Я тебя хоронила. Давно. Нет, тебя нет. И этого нет. Я сплю. Сплю! Ты слышишь, я сплю!»
- Кхе-кррр-кхе-кхе!
«Так не бывает!»
- Кхе-крр-кхе-кхе!
Воспоминания кружились над Полиной, и она не могла их отвергнуть.
Картины прошлого мелькали перед глазами.
Вот мать сидит на постели, перед ней на столике – две бутылки дешевой водки, одна из них уже пустая, другая выпита наполовину. Тонкие пальцы с обгрызенными ногтями сжимают рюмку из мутного стекла. Черные сальные волосы едва прикрывают оплывшее лицо с красными щеками, в глазах стоит пустота. На теле – давно не стиранная розовая кофта, которую давно следовало бы выбросить, и мешковатая юбка.
Мать стала такой после знакомства с человеком, который пришелся ей вторым мужем. Конченый алкоголик, исчезнувший впоследствии где-то во дворах, вместе со своими собутыльниками. Когда-то мать была совершенно другой: чистой и умной. Но теперь эта женщина вызывала только дочернюю жалость и неискоренимое отвращение, выработанное на многочисленных скандалах и перенесенных обидах. Водка стала лучшим ее другом, и мать забылась в своей новой жизни, не зная, что эта новая жизнь – первая ступень смерти. Мать не понимала, что разрушила рюмкой из мутного стекла свое тело и свой разум, а впоследствии и внутренний мир, не понимала, что с тех пор начала существовать в мире лишь заочно. Мать не понимала, что ее больше нет.
Денег на лечение не было. Да она и не желала лечиться. Отчим все продолжал брюзжать слюной и орать о том, что Полина должна быть ему благодарна, что она – ничтожество, собачье дерьмо, ублюдок легавого, - идет против семьи. Мать не возражала против заявлений своего второго мужа, и Полине пришлось уйти. Просто уйти, чтобы не отправиться в ад вместе с ними.
А когда Полина устроилась жить с друзьями, приобретя для себя душевное спокойствие, и стала приезжать к матери проведать ее состояние, слышала этот кашель. Мать кашляла страшно, ее плечи дрожали, из горла вырывался хрип. Врачи говорили: «Не пейте, вам нельзя, не пейте», но их советы не произвели впечатление. Отчим продолжал злиться, даже не хотел пускать падчерицу в квартиру, кричал, что это Полина во всем виновата. Вскоре он где-то умер, мать прожила после его исчезновения недолго. Кашель был предвестником смерти.
Воспоминания оборвались.
- Кхе-кхе-кхе-крр!
«Нет», - думала Полина, дрожа, как лист. – «Мне это снится. Этого не может быть».
- Поля! – внезапно донесся из спальни знакомый голос. – Полька, где ты? Полька!
- Мама, - женщина прижала к себе нож, на глаза навернулись слезы. – Мама?
- Полька, неблагодарная дочь, куда ты подевалась?
- Мам? – только и смогла она вымолвить.
- Полька! Я знаю, что ты здесь!
«Это сон», - твердило в голове. – «Не верь, это сон!»
- Полька, почему не идешь? Иди сюда, хватит стоять у окна!
«Нет, не слушай», - твердил внутренний голос. – «Этого нет. Этого нет!»
- Полька! Почему ты не слушаешься! Твой отец тоже меня не послушал, вот и погиб! Его теперь черти сжирают небось! Иди сюда, дочь! Иди сюда, я тебе говорю!
Когда мать напивалась, она говорила ужасные вещи.
- Полька! Ты, дрянь такая, должна меня слушаться! Иди сюда!
«Нет», - кричало внутри. – «Не ходи! Это обман! Это сон! Этого нет!»
- Мам, - Полина прикусила губу, не зная, что делать.
Происходящее выбило из колеи. Ноги стали ватными. Со лба струился пот.
- Полька! Если не придешь сейчас же, я сама встану и пойду к тебе!
«Молчи», - раздавался голос. – «Молчи!»
- Все, я иду к тебе!
Слезы катились по щекам. Полина округлила глаза, не сводив взгляда с коридора, ожидая, что вот-вот из спальни выйдет мать.
Тонкий силуэт проскользнул в темноте впереди.
Женщина сжимала рукоятку ножа до боли.
Напряжение накаливалось. Сердце стучало, как бешеное. Пульс поднялся до предела. Частое, прерывистое дыхание сопровождалось несдерживаемыми всхлипами. Пять секунд… десять секунд… тридцать… минута!
Мать так и не появилась.
Минута десять секунд… минута двадцать секунд… две минуты!
В коридоре по-прежнему пусто. В квартире – тишина.
- Эй! – произнесла Полина. – Эй!
Никто не отозвался.
- Эй!
Молчание.
- Эй! Там кто-нибудь есть?
- Я!
Прямо перед широко раскрытыми глазами из воздуха материализовалась мать.
В белом платье, том самом, в котором ее хоронили.
С распущенными черными сальными волосами.
С мешками под глазами и красным от выпитой водки лицом.
- Я! – выкрикнула мать.
Полина разинула рот, но не нашла сил издать какой-либо звук. Это было настолько внезапно, настолько невозможно, настолько ужасно, что, казалось, сердце могло оборваться в любой момент. Страх сковал внутренности.
- Думала, я умерла, да? – вскричала стоявшая в белом платье мать. Ее красное лицо исказилось от ярости, карие глаза были пусты, как тогда… тогда…
Полина не заметила, как из прикушенной губы потекла кровь. Боль не ощущалась. Только непередаваемый, всеобъемлющий страх, обхватывающий тело и душу, подчиняющий, не позволяющий ни думать, ни двигаться.
- Ты бросила меня, дрянь! Бросила умирать! Я была тебе противна, да, Полька? А ведь это я дала тебе жизнь! Я! Я! – мать ударила руками себе в грудь. – Неблагодарная дрянь! Ты не пришла на помощь, не протянула мне руку! Ты похоронила меня заживо! Сука!
- Нет! – вскричала Полина, слезы обожгли кожу лица. – Нет! Мама, нет! Я пыталась!
- Ты похоронила меня здесь, бросила, забыла! Ты! Ты!
-Нет, мама!
- Ты и сейчас стоишь с ножом! Взгляни на себя! Я твоя мать, а ты что же… с ножом на мать! – она протянула левую руку и указала на Полину.
- Нет! Нет! Ты же умерла! Ты не можешь здесь быть! Тебя нет!
- Ты давно себя в этом убедила, да? Когда я пила, ты сразу от меня отказалась! Проклятая сука! Я заберу тебя в ад, слышишь? Ты будешь гореть вместе со мной!
Оплывшее красное лицо матери расплылось в коварной улыбке, что еще более сделало ее уродливее.
И тут Полина заметила кое-что…
Кое-что, что вдруг, каким-то невероятным образом раскрепостило от держащего страха. Сквозь разинутые губы Полина разглядела торчащие клыки, удлиненные, желтого цвета.
«Ты не моя мать», - снизошло на нее. – «Ты не моя мать! И даже не ее призрак!»
- Ты… ты не она! – выкрикнула следовательница.
- Что, доченька, даже не узнаешь меня? Сделаешь вид, что меня никогда не было в твоей жизни, да? – ответило с истерикой существо.
Существо, выдававшее себя за мать.
- Ты. Не. Моя. Мать! – заорала Полина, что есть мочи, и запустила нож в ту, кто перед ней стоял.
Нож полетел лезвием вперед прямо в грудь лже-матери.
И на том мгновении, когда должен был воткнуться в тело, существо в белом платье испарилось. Исчезло в воздухе, словно дым, не оставив за собой никаких следов.
Нож пролетел еще несколько метров и, ударившись о стену, со звоном упал на пол.
Наступила тишина.
- Где ты? – крикнула Полина, вытаскивая из подставки еще один нож, только поменьше размером. – Где ты? Отзовись, кто бы то ни был!
Молчание.
- Кто ты? Кто? Кто? Прикинулся моей матерью, рассчитывал, что я тебя не разоблачу, да?
Тишина.
- Напугать решил?
Тишина.
- Или хочешь поиграть?
Тишина.
- А, ты любишь играть! Ну что ж! Знаешь, я тоже люблю игры! Особенно когда жертва – не я! У меня есть оружие, знай! И я тебя убью. Молчишь? Ну молчи, молчи! Не хочу тебя слышать!
Тишина.
- Супер-план – притвориться моей матерью! И что же ты собирался сделать? Напугать и посмотреть, как я умираю от страха?
Тишина.
- Знаешь, меня этим не проведешь. Я следователь УГРО, я и не таких ублюдков видала! Привыкла, знаешь ли, с нечистой силой бороться!
Полина чувствовала, что все сказанное придает силы.
- И что же тебе нужно от меня, интересно? А? Явился тут, прикинулся моей матерью, еще и упрекал от ее имени! Я любила свою мать, слышишь! Любила! И я плакала, когда она умерла! Я не смогла ей помочь! И я раскаиваюсь в этом! А вот кто ты такой, а? Кто? Что ты молчишь? Не ожидал, что я тебя разоблачу?
Ответом служила только тишина.
Тяжело дыша, сверкая глазами, Полина ходила по своей квартире, включила во всех помещениях свет, вернулась на кухню, взяла еще один нож и сжала в другой руке.
- Мерзкий ублюдок! Убирайся из моего дома! Вон! Убирайся! Ничтожество! Тебе здесь не рады! Вон пошел! – кричала она в пространство. – Сукин сын! Вон! Вон! Вон!
Тут она спиной ощутила на себе чей-то пристальный взгляд.
Резко развернувшись, женщина уставилась в окно.
И вместо утреннего неба увидела огромные, взирающие на нее с той стороны стекла черные глаза, белки которых были залиты багрово-красным цветом, как будто внутри лопнули все сосуды. Эти глаза, живые, материализованные, смотрели на нее с яростью, неприкрытой злобой, и Полина была на сто процентов уверена, что их обладатель жаждет ее смерти. И не просто смерти. Он жаждет ее крови.
Стало страшно, но следователь мигом отогнала подкатившую к сердцу скользкую холодную волну. Отойдя от окна, она ответила в эти чудовищные глаза не моргающим, пристальным взглядом, в который вложила всю свою ненависть и презрение.
- Убирайся вон, - прошипела Полина, сжимая руками ножи. – Убирайся, мразь. Вон из моего дома. Вон отсюда.
- Энтраз Кварианна! – услышала она клокочущий низкий голос, исполненный жажды и злобы. – Энтраз Кварианна! Энтраз Кварианна!
- Вон! Вон! Вон! Прочь! Прочь! Вон! – закричала женщина в ответ.
На ее крик ответило громкое рычание.
- Убирайся, - повторила она.
- Р-р-р-р-р-р!
- Убирайся!
- Энтр-р-р-раз Квар-р-рианна!
- Убирайся!
- Рр-р-р!
- Господи! Исчезни, тварь! Вон! Господи, помоги! Вон, ублюдок!
Последние слова были произнесены в истерике. Набравшаяся храбрость, испытанная жгучая ненависть, блуждающий вокруг трепещущей души страх, перенесенное горе, льющиеся в порыве эмоций горячие слезы, скатывающиеся по щекам и попадающие в рот, оставляющие соленый привкус, размазанная по губам кровь, сильное желание выжить, появившееся здесь и сейчас, в минуту, когда смерть незримо начала присутствовать рядом и ждать, когда же перестанет стучать сердце, - все смешалось, все слилось воедино, все образовало внутри кучу-мала, и последнее, что Полина сделала – это на уровне интуиции и на грани срыва выкрикнула имя, которое перестала произносить с тех пор, как умер в перестрелке с бандитами любимый отец. Имя Бога. Господи.
- Р-р-р-р-р! – злое рычание раздалось вместе с криком неведомого врага.
Черные, налитые огнем и кровью глаза, выглядывающие по ту сторону окна, растворились в воздухе. И вновь открылся пейзаж рассвета, широкое небо, на котором играли яркие светлые краски. Лучи освещали этот мир, солнце вышло из-за горизонта полностью и медленно, не спеша, восходило на пьедестал, предназначенный светилу установкой Вселенной, неписаным законом мироустройства.
На циферблате часов стрелки указывали шесть утра. Ровно шесть.
Полина смотрела в окно, по-прежнему держа ножи. Но она знала, что эти вещи ей больше не пригодятся. Враг сбежал с поля битвы. Проиграл ли? Нет, подумала она, вряд ли в этой войне вообще будет победитель. Это не обычная война людей. Это что-то другое. Что-то более разрушительное и ужасное, чем падающие снаряды.
Дрожь унять не удавалось. Женщина прошла в спальню и взяла с тумбочки сотовый телефон. Набрала номер Святослава.
- Алло! – произнес напарник глухо.
- Слава, - Полина, выждав мгновение, сказала. – Ты был прав.