Мегаполис душ. Глава 9. Alter ego

Евгения Никифорова
                Глава 9. Alter ego

Записи из дневника Анастасии Заозеровой

11 мая, 2003 г.
«Страх гнал меня прочь из ресторана, и я бежала домой, не попрощавшись с Мариной и ее отцом. Я трусливо сбежала после исполнения первого запланированного номера, бросив подругу, и не пожалела об этом. Эмоции затуманивали мой рассудок, ужас переплетался с извращенным подобием эйфории, я не могла понять, что испытываю, и от происходящего мне было страшно… очень страшно.
Я его видела, когда выступала на сцене. Его – загадочного мужчину, чье лицо зафиксировано на фотороботе, который мне показали следователи. Я сразу узнала этого человека. Да еще бы не узнать – эти черные глаза, выглядывающие из-под стрел бровей, эти безукоризненные черты лица, эти густые волосы, темный цвет которых контрастировал с бледностью кожи. Он сидел за первым столиком, совсем близко от меня, и наблюдал…. Смотрел на меня, не сводя тяжелого взгляда, и я боялась глядеть в его сторону. От его присутствия мне стало нехорошо, однако…
Однако я покривлю душой, если скажу, что волнение помешало моему выступлению. Наоборот, мой голос ни разу не дрогнул, я вытянула все ноты, на тело нахлынули небывалые силы, которых раньше за собой не замечала. У меня словно крылья выросли, я пела так, как никогда раньше. Всю свою боль, все муки, все скрытые и невысказанные желания я вложила в звуки голоса и музыки, переживания выскальзывали изнутри, разрезали теплый воздух, проникали в атмосферу зала, достигали разума слушателей и учащенно бьющихся сердец. От меня не укрылись слезы людей, я видела блестящие глаза каждого, кто смотрел на меня.
Но я не увидела его слезы. Он слушал внимательно, словно оценивая меня. Конечно, они все меня оценивали, но этот – по-своему, не так, как другие. Этот оценивал меня со своей стороны, которая не была доступна для моего понимания. Невольно я почувствовала себя девочкой, сдающей экзамен строгому преподавателю, жутко боясь ошибиться и все провалить.
Когда я закончила петь и услышала громкие, шумные аплодисменты, содержащие в себе откровенный восторг, не могла не заметить, как хлопал в ладоши и он. Улыбка искривляла его губы, в черных глазах мелькал странный огонек, но, быть может, это просто игра света, ведь в зале стоял полумрак, нарушаемый лишь слабым свечением.
Уйдя за кулисы и прислонившись к стене, я пыталась проанализировать свои чувства, и вот тут ощутила страх. Я не понимала, что со мной происходило. Я боялась его, потому что знала – этот человек причастен к смерти моего дяди. И все-таки… все-таки было что-то еще, что-то неуловимое, не дающее мне покоя.
Этот человек появился в ресторане из-за меня, он пришел на мое выступление, он пришел ко мне. Я нужна ему, но зачем? Зачем? Не найдя ответа, я бездумно вошла в гримерную, забрала вещи и выскользнула на улицу – в прохладный, освежающий вечерний мир. Меня ужасно беспокоил тот факт, что мой триумф связан с его появлением, что этот мужчина заставляет меня волноваться, что из-за него я спела лучше, чем обычно. Неужели на меня так подействовал страх?
Но я не могла больше оставаться в ресторане. Не помню, как добралась до дома. Просто приехала, вошла в квартиру, заперла дверь на ключ, смыла с себя всю косметику, натянула пижаму и кинулась в постель. Хотелось забыться. Хотелось проснуться утром и понять, что все произошедшее было не более чем кошмаром. А еще лучше – не просыпаться вообще.
«Может, я умру этой ночью?» - с надеждой подумала я. – «Было бы хорошо больше не бояться». У меня голова шла кругом, глаза заволокла темень, и я, закутавшись в одеяло, как в кокон, отключилась.
Однако долго поспать мне не удалось. Я очнулась в шесть утра, наверное, по привычке рано вставать, уснуть не получалось, желание умереть во сне не осуществилось… Такое впечатление, будто высшие силы решили посмеяться надо мной, делая все наперекосяк. Ни сна, ни смерти… Я достала дневник и сейчас записываю все, что придет в голову.

Следователи, конечно, тоже были в ресторане, пришли на мое выступление. Проводят свое расследование, разыскивают этого мужчину. Надеюсь, его задержали вчера. Мне стало бы легче, если бы я узнала, что он сейчас за решеткой».
(следующая страница дневника оторвана)
11 мая, 2003 г.
«Черт, кто-то звонит в дверь. Сейчас семь утра двадцать пять минут. Кто бы это ни был, он пришел явно по делу. И это сто процентов не мои друзья. Черт, черт, черт…. Как все сложно! Я жутко боюсь подходить к двери. Интересно, если я не встану сейчас из-за стола и не посмотрю в глазок, а обожду несколько минут, тот, кто стоит за дверью, уйдет? Но гость звонит настойчиво. Как будто знает, что я здесь. Что мне делать? Черт, как страшно!»
(запись обрывается)

«Вопреки своему ужасу, я все же открыла дверь. Не знаю, что подвигло меня на такой риск. Может, мне так сильно надоело жить, что я ищу любой повод, чтобы поскорее отойти на тот свет? Или это судьба, против которой ничего не поделаешь, как бы ни хотел отвертеться от предписанного? Не знаю.
Вначале я испугалась, когда увидела Его на лестничной площадке. Он, опираясь рукой о стену, терпеливо ждал, когда ему откроют, и был настолько уверен в этом, что моя медлительность не вызвала у него ни капли раздражения. Первое, с чем мне довелось столкнуться – это со взглядом его черных, завораживающих своей глубиной и необыкновенным ярким цветом глаз. Омут тьмы, я бы сказала. Прекрасный и пугающий, но было в его глазах что-то, что я узнала… или почувствовала. Мое сердце как будто пронзило острое оружие, словно это был кинжал, вошедший глубоко в грудь. От напряжения я даже перестала дышать, молча глядя на своего гостя, который все так же стоял у порога, не настаивая на том, чтобы войти внутрь. Густые темные волосы были немного взлохмачены, наверное, из-за безжалостной игры ветра, ровные черты лица не искажало проявление эмоций. Стоявший передо мной мужчина был абсолютно бесстрастен. И равнодушен.
- Ты позволишь мне войти внутрь? – внезапно заговорил он, и его голос, хрипловатый, низкий, очень приятный на слух нарушил царившую на лестничной площадке тишину.
Я не смогла отказать его голосу. Он не просил и не требовал, его вопрос не дотягивал ни до приказа, ни до мягкого, привычного упрашивания. Он именно спрашивал, просто задавая вопрос, ожидая получить на него совершенно любой ответ.
И я отошла в сторону, открывая ему путь в квартиру. Не знаю, что мною двигало. Наверное, мне было все равно, что он сделает со мной в том случае, когда окажется наедине, в четырех стенах, а может быть, мне было любопытно. Я испытывала странное, удивительное для себя ощущение, которое никак не могла растолковать. Я как будто боялась его и в то же время… знала? Но этого не могло быть, мне неведомо даже его имя. И все же мне казалось, что ему можно верить. Как все равно что своему. Своему… Так говорят про друзей или родственников. Этот мужчина не приходился мне ни другом, ни родственником. Но было что-то между нами, какая-то скрытая связь.
Как бы то ни было, я не хотела больше прятаться. Моя судьба решалась здесь и сейчас, глупо было бы убежать в последний момент, так и не услышав правду. Как силен ни был охвативший меня страх, я прекрасно это понимала. Когда-нибудь пришлось бы все равно платить, сегодня или завтра. И этот мужчина не уйдет, пока не сделает со мною все, что собирался.
Поэтому я пропустила его в квартиру.
Он шагнул вперед. Неуверенно, очень медленно, словно чего-то остерегаясь. Но все же вошел внутрь, в коридор. Я закрыла дверь.
Здесь, в квартире было тепло.
- У меня не убрано, я не ждала гостей, - наконец подала я голос, вспомнив, что моя постель не застелена. Но его, по-видимому, это не интересовало.
- Я долго тебя искал, Анастасия, - произнес он, стоя ко мне спиной посреди коридора.
- Зачем я тебе нужна?
Он, выждав пару секунд, обернулся и посмотрел мне в глаза.
- Ты меня боишься? – спросил мужчина.
- А надо?
Его губы дернулись в улыбке.
- Боишься, - кивнул мне, удостоверяясь в моем страхе.
- Ты собираешься меня убить?
- Убить?
- Да, убить. Мне говорили, что ты убил моего дядю.
- Не совсем так, - он склонил голову, рассматривая мое лицо.
Наверное, в тот момент я выглядела очень глупо. На мне была помятая белая пижама, в которой я спала, и домашний зеленый халат, волосы в беспорядке рассыпаны по плечам.
В тот миг мне было очень страшно. И весь мой вид – насупленной девочки в халате поверх пижамы, - ставил меня в менее выгодное положение перед взрослым мужчиной, от которого не знала, чего ожидать.
- Я не убивал, - сказал он, и я поняла, что верю его словам.
- Как ты связан с моим дядей?
- Лампа, которая была у него дома, принадлежит мне.
Прекрасный ответ. Простой, незамысловатый, такой, который понятен больше всего.
- Лампа у тебя? – спросила я.
- Да.
- Но если ты не убивал дядю, кто это сделал?
- Ты не поняла, Анастасия. Твоего дядю никто не убивал, - сказал он. – Павел умер сам.
Сам? То, что описали мне следователи – разорванная грудь, море крови, переломанные кости, - и все это результат… не убийства?
- Ты лжешь, - ответила я.
- Мне незачем лгать, - он не рассердился на мои слова.
- Кто ты?
Этот вопрос был для меня самым важным и самым интригующим. И от ответа гостя зависело все. Все, что я имела и все, чем я жила. Не знаю, что именно произошло в тот момент. Сперва это кажется обыкновенной иллюзией, однако… нет, то, что я почувствовала, было реальным. Я как будто знала, и причем знала точно, что стоявший передо мной мужчина ни разу не солгал. А еще я знала, что убивать меня он не собирается. Нет, он не убивал людей. Не убивал…. Откуда взялась уверенность в том, что это так?
- Ты ведь знаешь, - произнес он хрипло. – Чувствуешь. Закрой глаза. Закрой глаза и проникнись тем, что подсказывает тебе душа.
Я послушала его. Я закрыла глаза, даже зажмурилась, слушая учащенное сердцебиение, ощущая, как повышается пульс, как становится тяжело дышать, как к лицу приливает кровь. Страх, сковывающий внутренности, осознание собственной беспомощности, беззащитности перед врагом… врагом ли? Нет, не врагом. Он не противник, не союзник, не друг. Он как будто никто. Просто никто. Неизвестность, таинственность, содержащаяся в «никто», достигающая своего апогея, давала понять, что он может оказаться любым – и врагом, и другом, - абсолютно любым человеком. Убийца, который не был убийцей, но все же может убить. Кто, кто он? Кто этот человек?
Переломанные кости, вывернутое наизнанку тело, превратившееся в месиво, разбрызганная по кухне кровь – останки некогда хорошего археолога и историка. «Павел умер сам», - роковые слова, определяющие только то, что мой гость не наносил удары. Но не наносить удары – еще не значит не быть задействованным в гибели дяди. Да и как можно нанести удар таким образом, чтобы выпотрошить? Какое нужно иметь оружие, чтобы подобным образом расправляться над людьми? «Вчера подали запрос на выяснение его личности в Интерпол», - прозвучал голос следователя. – «Такого человека не существует. По паспортным данным его нет. Нигде». Нет нигде. Тот, кто передо мной стоял, был ниоткуда. Без имени, без страны. Не враг и не друг. Убийца и не убийца. Человек и… не человек? «Этот человек… он как будто и не человек вовсе», - говорил Коля, то и дело снимая очки, затем снова водружая на нос. – «Я никогда прежде не видел, чтобы Лиля вела себя настолько глупо. Она так смотрела на него… так тянулась… хотя прежде никогда не видела. Лиля пыталась познакомиться, но было в этом что-то не то. Она была похожа на завороженную. Как будто ее гипнотизировали. И потом, этот мужчина говорил страшные вещи. Он сообщил, что Лиля продала ему душу. Она засмеялась, поскольку это звучало абсурдно. А потом, после того, как спросил, где ты, Ася, с Лилей произошло это…» Та же смерть, что и у моего дяди. Продала душу…. Глупость, граничащая с безумием. Однако тот, кто говорил такие слова, не лжет. Никогда не лжет. Я чувствовала его силу, потаенную, но разрушительную, будто сама находилась внутри него. Сердце стучало, как бешеное, но я не могла успокоиться.
Потому что если Ему продавали души, а после этого следовала ужасная, исполненная немыслимыми муками смерть, это могло означать только одно.
Я резко открыла глаза.
Мне показалось, что я очнулась от долгого сна, из которого никак не могла выбраться. И вот теперь выбралась, удивленно озираясь кругом, осознавая, что многое упустила из того, что свершалось в мире. Его настойчивый, выжидающий взгляд подействовал на меня, как удар хлыстом, и я невольно вздрогнула.
- Кажется, я поняла, кто ты, - шевельнулись мои губы.
Брови мужчины поползли вверх. Видимо, он не ожидал такого скорого ответа.
- Да. Теперь я поняла.
Он сделал шаг по направлению ко мне, но я не отступила. Наоборот, я протянула руку, моя ладонь легла на его прохладную щеку, и этот жест, несущий удивленную ласку, необычный по своей природе, был воспринят неоднозначно. Я видела, как вспыхивают огнем его черные глаза, как белки наполняются багровым цветом, будто бы в глазницах лопались сосуды, но искры, блуждавшие в зрачках, утверждали обратное. Губы раздвинулись, но не в улыбке, а в не угрожавшем зверином оскале – так скалится кот, которого гладят по голове и который приподнимает голову, чтобы лучше почувствовать руку хозяина, при этом обнажая передние зубы, - и я увидела его клыки, выглянувшие из-под верхней губы. Острые желтоватые клыки, удлиненные, не присущие человеку. Он не отвернулся от моей ладони, наоборот, позволял гладить себя по лицу, и его страшные окровавленные, горящие глаза не отрывали прямого взгляда от меня.
- Ты демон, - сказала я.
На этом моменте над моей головой словно сомкнулось небо, а под ногами разверзлась бездна. Я не чувствовала себя прежней. Все, чего я боялась, все, о чем я мечтала, все, что я чувствовала, но что не могла осознать, слилось воедино в этом мужчине. Я всегда знала, что мне придется расплачиваться за свое равнодушие к людям и за отторжение от остального мира. Но я никогда не думала, что взимать с меня цену станет демон. Не Бог, к которому я отойду когда-нибудь, а демон.
- Я права?
- Да.
«И что теперь?» - хотелось спросить, но язык не повернулся. Потому что не было никакого теперь. Это конец. Мир рушился так быстро, что я не успевала уследить за падением обломков, свет исчезал за толстым слоем облаков, белесо-серых, мрачных, пустых. Пальцы по-прежнему гладили прохладную кожу бледного лица, а в голове витала фраза «он демон», которая врезалась в мозг, высекая на его основаниях обличенные в кошмар слова, наполнявшиеся осознанием их истинного значения. В то, что я прикасаюсь к демону, поверить было очень легко. Сложно было осознать, что явь является не плодом больного воображения, а явью, такой, какая она есть. Этот темноволосый мужчина с ровными, как у куклы, чертами лица – не более и не менее чем демон. Вот и прими это. Прими так, как оно есть, со всей своей невероятностью.
Я и не заметила, как перестала дышать. Очевидно, от волнения у меня так перехватило дух, что я в эту минуту не вдыхала в легкие воздух, и тут в моих глазах окружающий мир сжался до невероятия, оставляя для просмотра лишь узкую щелочку. Я почти не видела ничего из того, что было вокруг, все внезапно потемнело, противная чернота заволокла обзор, а когда я наконец сделала вдох, чтобы сбавить напряжение, образовавшееся в груди, поняла, что падаю…. Падаю вниз, куда-то в бездну, очевидно, в ад. Впрочем, туда мне и дорога. Как я могла быть такой наивной, чтобы думать, будто Бог примет меня – отчаявшуюся дуру – в райские сады? Нет, рай – это сказка для таких, как я, но реальность для праведников и святош. И пропасть, разверзнувшаяся под ногами, влекла меня вниз, к дьяволу, который, наверное, приготовил для меня камеру пыток или раскаленный на огне котел. Я почти чувствовала что-то горячее рядом, это и было, видимо, дуновение адского пламени.
Однако в пустоту я так и не приземлилась. Что-то крепкое держало меня, не позволяя упасть, возможно, это был мой ангел-хранитель. Должен же быть такой ангел у крещенных? У него, наверное, большие белые крылья и ясные голубые глаза. В такого ангела я бы поверила. Вот, что-то приподняло меня в воздух. Точно ангел. Наверняка несет меня по небу, к солнцу. Может, Бог смилостивился и подарил возможность попасть в рай? Было бы хорошо гулять по саду вдоль дорожки, вдыхать аромат деревьев, срывать зеленые яблоки с веток, пробовать каждое. В раю должны быть сладкие яблоки, не червивые. Я даже вспомнила, как однажды мне приснился сон о том, как я иду по обширному полю, за горизонт закатывается большое солнышко, а облака розовые, нежные, небо прекрасное, а когда смотрела вниз, то видела красную клубнику, жирную, сочную. Мне снилось, как я ем ее, кусаю мякоть, я почти чувствовала вкус на губах. Вот бы таким был рай – из огромного поля на закате, с морем клубники. Там настоящая жизнь, там истинное наслаждение, а не здесь, среди людей, надоедливых, скучных, разочаровывающих.
Кто-то мягко касался моего лба, убирая пряди волос. Я открыла глаза и увидела то, чего меньше всего сейчас ожидала – черные глаза. Это означало, что я не умерла. Точнее, не смогла умереть. А ведь можно было.
Я лежала на своей постели, видимо, он отнес меня в мою комнату на руках. Вот почему мне казалось, что лечу по небу, поддерживаемая ангелом. Не было никакого ангела. Только демон. И сейчас он стоял рядом, глядя на меня сверху вниз, как на нашкодившего ребенка, сдвинув свои темные брови – стрелы.
- Почему ты мечтаешь умереть? – вдруг заговорил он.
Вот уж не ожидала, что демону станет интересно беседовать о моих проблемах. Если бы мне кто-нибудь сказал, что в один прекрасный день ко мне нагрянет отпрыск дьявола и начнет задавать вопросы, почему-де ждешь смерти и прочее, я бы посмеялась от души и назвала такого человека идиотом. Но все познается в сравнении. Тогда и время было другое, тогда и я была не та.
- Это долгая история, - ответила я, задумчиво глядя на его лицо.
Какое оно странное у моего гостя. Ни родинки, ни черных точек, ни прыщика, ни покраснений, ни признаков щетины. Бледная кожа, чистая, как у ребенка, с безукоризненными чертами. Легкая горбинка на носу как признак аристократичности, ямка на подбородке, впалость на щеках, черные ресницы, обрамлявшие налитые огнем и кровью глаза. Его можно было назвать красивым, если не знать, кто он на самом деле.
- У меня много времени, - произнес он. – У нас есть о чем с тобой поговорить, Анастасия.
- Я тоже так думаю, - я привстала с постели, преодолевая слабость, как почувствовала его ладонь на своем плече. Он дотронулся до меня рукой, повелительным движением опуская обратно на одеяло, заставляя лежать.
- Мне надо встать, - запротестовала я, но мой гость мотнул головой.
- С тобой едва не случился припадок, и я сделаю все, чтобы этого больше не повторилось.
- Не хочешь, чтобы я умерла?
- Не хочу.
- Почему?
- Это долгая история, - он ответил моими словами.
Затем он удалился на кухню, и мне оставалось гадать, что же он там делал. Его не было минуты три, как вдруг он вернулся в комнату с подносом на руках, что меня немало удивило.
- Ты что, решил за мной ухаживать? – невольно вырвалось у меня.
Он посмотрел на меня несколько отстраненно.
- Я твой раб, - голос, каким эти слова были сказаны, заставили мое сердце сжаться от ужаса. – И буду служить тебе.
Хриплость, переходившая в рычание, пугала меня. Было ясно, что демону не нравится говорить эти вещи, и усиленная независимость, проявившаяся в движениях, самоуправстве, блуждавшем взгляде, подчеркивала обратное. Он не хотел быть рабом, да он и не был рабом. По крайне мере, хозяйкой я себя совершенно не чувствовала. Мне было так страшно, что я неосознанно схватила пальцами ткань одеяла, перебирая ее, как какой-нибудь амулет. Мой взгляд упал на поднос: чашка теплого мятного чая, тарелочка, наполненная горячими свежими пирожками, развернутая плитка шоколада. Я обожала и пирожки, - по виду и запаху они были с сыром, малиной и мясом, - и шоколад. Вот только пирогов у меня дома припасено не было. Он что, за три минуты их испек?
Какой манящий, сильный запах. Только сейчас, после случившегося припадка, а я бы сказала на грани гибели, поняла, что очень хочу есть. Еще бы – я не ела со вчерашнего дня. Помнится, даже перед выступлением и крошки в рот не брала. Облизнув губы, я оторвала взгляд от еды и посмотрела на своего услужливо-управляющего гостя.
- У меня нет дома пирожков, - я не смогла осилить душившее любопытство. – Где ты их взял?
- Я обладаю большими способностями.
- К кулинарии?
- К быстрому передвижению. Твоя соседка сверху их печет. Думаю, она не обидится, что я у нее взял несколько.
- Так ты можешь проникать в дома людей? – меня передернуло при мысли, сколько же раз он мог проникнуть в мою квартиру.
- Не во все. Твоя соседка не верит в Бога, и потому ее жилище для меня открыто. Впрочем, как и для любого другого демона.
Вот почему он спрашивал у меня разрешения войти в квартиру. Получается, если бы я отказала, он не сумел бы перешагнуть через порог. Или смог бы? В таких случаях люди говорят «черт его знает», но здесь это выражение будет неуместно, ведь передо мной и так черт стоит. А себя-то черт знает лучше, чем никто другой.
Пока я обдумывала услышанное, мой гость поставил передо мной поднос, так, чтобы мне было удобно брать с него пищу, не вставая с постели, после чего сел в кресло напротив.
Я взяла чашку чая и сделала глоток. Освежающий, вкусный, не горячий…. То, что я люблю. И как он угадал? А может, знал заранее, что мне нравится?
- Ты расскажешь мне о себе? О том, с какой стати назвал себя моим рабом, и почему тебе невыгодна моя смерть?
Мой странный гость вытянул ноги вперед, руки положил на подлокотники кресла, устраиваясь поудобнее. Его черные глаза обвели взглядом комнату, останавливаясь на темно-зеленых шторах, колышущихся от дуновения ветра, влетающего через приоткрытое окно в помещение, на гобеленовой картине с изображением серого волка, выглядывающего из зарослей, на полки, заставленные книгами по разной тематике, мелкими сувенирами, типа статуэток в виде лягушек и собачек, толстыми кактусами с малюсенькими цветочками, неоновыми часами на столике, на фотографии в позолоченной рамке, где я стояла в обнимку с улыбавшимися Мариной и Игорем – своими лучшими друзьями.
- Как давно ты потеряла своих родителей? – спросил он, проигнорировав мой вопрос.
- Два года назад. А откуда ты знаешь?
- И с тех пор живешь одна?
- Да.
- Почему не со своим дядей?
- Я люблю одиночество.
- Почему?
- Потому что…. Слушай, может, ты все-таки расскажешь, откуда взялся и что от меня хочешь?
- Ты освободила меня из заточения. Две тысячи лет я находился в лампе, из которой не мог выбраться по собственной воле.
- В лампе? – я поставила чашку обратно на поднос. – В альмандиновой лампе, которую нашел мой дядя в Карпатах?
Мужчина вытянул руки вперед, приложив ладонь к ладони, и через мгновение уже держал знакомый мне предмет. Фиолетово-красный свет загорелся, освещая его пальцы, тяжелая лампа в форме небольшого чайничка легла ему на руки. И тут я поняла, что все началось именно с лампы.
С того момента, когда дядя отправился в очередную экспедицию, на юго-запад, в Карпаты. С того момента, как ему попалась эта древняя реликвия. Или нет? Или все началось с той ночи, когда в наш дачный дом пробрался убийца и учинил расправу над моими несчастными родителями? Ведь если бы убийства не произошло, если бы я не потеряла семью, дядя не отправлялся бы в длительные путешествия. А может, все пошло с еще раннего происшествия? Но с какого? Что случилось такого особенного в прошлом, что теперь за все расплачиваюсь я? Я и еще некоторые те, кто погиб при весьма необычных обстоятельствах.
- Ты ведь не всегда сидел в лампе, верно? – я посмотрела на демона. – Ты был свободен.
- Когда-то я имел большую власть над людьми, над их сердцами, над душами, - ответил мой гость. – Я правил многими, был самым могущественным из себе подобных. Я искушал величайших людей тех времен, я беседовал с царями, подчинял их жен и детей. Меня боялись и ненавидели, но никто не мог противиться моей власти. Но эпоха сменяется эпохой, и моему господству однажды пришел конец. Люди не знали Бога, отдалились от Истины, и тогда произошло то, чего демоны боялись. Родился Божий Пророк, раб, который принес людям Благую весть. Когда Иисус появился на свет, многие демоны пытались уничтожить его, используя для этого человеческие руки, но мне еще тогда казалось, что мое владычество на закате. Что бы ни предпринимали демоны, ничего не могли добиться. Иисус был под защитой Бога, а Ему мы не были равны по силам. Даже у Демиурга не вышло погубить его. Чтобы спасти людей, Иисус принял распятие, он вполне осознавал, на какие муки идет, но Бог направлял его, и свершилось то, чего все боялись так долго. Пророк Божий умер и воскрес, перейдя в Царствие своего Творца. Многие демоны были низвергнуты в ад, мы же остались там, где жили – на земле, среди людей. Я потерял много сил, люди переставали в меня верить, находя способы защититься. А когда появился Мухаммед, знание о Боге стало непоколебимо. Я терял власть, а в один день потерял и свободу, которой дорожил более всего. Меня заперли в лампе и приговорили сидеть в ее оковах до Страшного Суда, то есть целую вечность, и вернуть меня обратно, в жизнь, мог только человек. Как забавно, что человек отнял у меня волю и вернул ее опять человек. Две тысячи лет я томился внутри, вместе с собранными за время своего господства душами.
Демон рассмеялся, и в его хриплом голосе я расслышала горькие нотки отчаяния.
- Я превратился в того, над кем глумился – в раба! В невольника, в заключенного! Без имени, без свободы, без тела, без силы! Я превратился в ничтожество, в жалкую тень! Я не был жив, но все-таки… все-таки я существовал.

И в моей голове возникло видение, перед глазами стали проноситься чужие воспоминания, похожие на кадры какого-то мутного, угнетающего фильма. Я видела вокруг себя огонь, много огня, живого, жаркого, но не обжигающего кожу, услышала чьи-то крики, но слов было не разобрать. А потом вдруг все быстро померкло, огонь стеной заслонил меня от окружающего пространства, и я так и не поняла, что творилось по ту сторону. Просто высокое сильное пламя приближалось все ближе, а затем растворилось, шипя и треща, горячий ветер дунул в лицо, и стало душно, будто весь воздух пропал, дышать было нечем. Я, а вернее не я, а тот, чье воспоминание видела, бросился в сторону, но не смог сделать и шага. Как будто мир захлопнулся, и невозможно было выбраться наружу. Создалось впечатление, что находишься в глухом гробу, что похоронен заживо, под толстым слоем земли, и никто не придет на помощь, никто не вытащит отсюда. Мой альтер-эго бился о неведомое суженное пространство, орал, надрывая горло, но ничего не получалось. Безысходность, дающая почву для отчаяния, страх, заставляющий сердце биться быстрее, гнев, затмевающий рассудок, ярость на самого себя…

Не мои воспоминания оборвались так же внезапно, как и начались. Детали мозаики складывались в сознании воедино. В один миг я внезапно поняла, кто передо мною сидит. Его земная жизнь, его заключение в предмет, распространение его власти и поджидающий крах всему, чем он обладал…. Я не могла не знать, что за демоны живут среди людей, духи, которых описывали еще в Коране, существа, несущие расплату и наказание. Я, любительница мифологии и демонологии, не могла не иметь представлений о сородичах своего гостя.
- Ты джинн, - прошептала я, приподнимаясь на постели и пододвигаясь к мужчине ближе, заглядывая в бесстрастное бледное лицо, на котором огнем горели багровые черные глаза.
Он вздрогнул и посмотрел на меня, не веря своим ушам.
- Откуда ты знаешь, кто я? – спросил он хрипло.
- Ты один из тех, кем я увлекалась с рождения, - я слегка улыбнулась, чувствуя, как вспыхивают мои щеки. – Создан Аллахом из огня, исполняешь желания, принимаешь человеческий облик, а также превращаешься в любое животное. Я не ошибаюсь?
- Нет. Ты забыла добавить, что я могу перемещаться во времени, стремительно передвигаться, отнимать души у людей и ходить по святым местам.
- Невероятно.
В душе возник жуткий интерес. Невольно, не поддающийся разуму, но интерес, с которым я не могла справиться, как бы ни хотела. Да, мне было страшно находиться рядом с демоном. Но этот страх не в силах был побороть любопытство.
Это все равно что находиться возле огромного водопада. Путешественники, изучающие красивые, отдаленные от цивилизации места, с изумлением смотрят, как голубая вода спадает вниз, как на поверхности широкой реки вздымается белая пена от сильных ударов, и есть вероятность сорваться на скользких камнях, не удержаться, разбиться. И, несмотря на то, что в любое мгновение можешь расстаться с жизнью, идешь вперед, протягиваешь руки, вздыхаешь, чувствуя аромат свежести, запах девственной природы. 
- Знаешь, ты похожа на своего родственника. Только Павел, в отличие от тебя, трясся от страха и бился в истерике.
Его последние слова вырвали из моей груди весь восторг.
Вот так и отнимают лучшие мгновения жизни. Возвращают в реальность, тычут носом в навоз, показывая, какими же идиотами мы являемся, серьезно веря в то, что нашли лучшее для себя.
- Что ты с ним сделал? – я отрезвела быстро, и мое расположение к демону растворилось.
- Он заключил со мной сделку. Его душа принадлежит мне.
- То есть, он в лампе?
- В лампе, - кивнул демон. – Как и другие.
Некоторое время я сидела в молчании, пытаясь осмыслить тот факт, что мой родственник, человек, который остался единственным из всей семьи, не просто умер, но находится во власти адского выродка, что его воздушная светлая душа никогда не попадет под защиту Господа, никогда не ступит на землю рая, никогда не возвысится так, как это происходит со многими другими. Мой дядя, полный мужичок в очках, всю жизнь находящийся в поисках ответов, влюбленный в древность, в историю, в песок и глину, скрывающие под собой осколки и черепки, не заслужил вечного заточения внутри волшебной лампы из альмандина – проклятого артефакта джинна. Дядя всегда хорошо относился к гнезду своего брата, он был частью, неотъемлемой, дорогой, причудливой.
Я потеряла всю семью. Мать, которая была зарезана в собственной постели, отца, погибшего одновременно с нею, дядю…. У меня не осталось ничего, за что я могла бы держаться в этом мире. Люди, которые заставляли меня жить, которых я любила всем сердцем, незаслуженно ушли, канули в бездну, оставив меня одну. Но они не были в этом виноваты, как не был виноват в своей ужасной участи и дядя. Чем я провинилась, чтобы теперь, в эти минуты находиться в одной комнате с отродьем тьмы, слышать о том, как ни в чем не повинные люди попадают под его власть? Чем провинилась моя семья, чтобы терпеть такие муки, поистине адские, разрывающие сердце? Я не понимаю.
Гибель родителей сделала меня равнодушной к окружающим. Но судьба дяди постепенно, с каждым вздохом, с каждым новым ударом сердца делает меня равнодушной к самой себе. Я отвергла людей, отвергла их интересы, их мнения, но сейчас я отвергаю себя. Мне не нужна такая жизнь, где что ни день – потеря. Лучше вообще не рождаться.
Я жила в одиночестве два года. Я думала, что если отойду от общества, то мой рок не затронет других. Но я заблуждалась. Где бы я ни была, проклятие, родившееся в лунную ночь, поразило мою душу и, подобно заразе, распространилось почти на всех близких, коих знала. Они все страдают из-за какой-то ошибки, из-за меня. И мое одиночество, отторжение от остального мира не избавляет этот самый мир от чудовищного краха. Дядя надолго уезжал на раскопки, но одна встреча со мной перечеркнула все его существование, как перечеркнула и судьбу Лили, девочки, которая училась всего-навсего в одной группе со мной. Людям достаточно было просто меня знать, чтобы отвечать перед дьяволом.
И тут я с некоей долей облегчения подумала, что сумела спасти Игоря. Вовремя заставила его уйти, пусть ценой мучений, но спасла влюбленного в меня человека от разрушительного конца. Игорь никогда не пересечется с джинном, никогда не попадет в лампу, никогда не умрет. Я подарила ему жизнь, точнее, успела подарить.
Осталось только спасти Марину. И Колю. Эти двое решили помогать мне, но я не могу рисковать единственно оставшимися людьми, которым нужна. Если они погибнут, я лично подпишусь под тем, что согласна отдать себя в руки сатане и провести вечность в его аду. Никогда не прощу себе смерть друзей, никогда не позволю погибнуть из-за меня. Это убьет остатки моей души. Убьет меня саму. Убьет то лучшее, что еще держит.
Я посмотрела в черные глаза собеседника, который все то время, что я раздумывала над положением, куда угодила, с интересом разглядывал меня. Огонь потух в белках, кровь отступила, и теперь я видела ставший привычным мрак. Эти глаза никогда не станут до конца человеческими, как бы ни старались походить.
Ненавидела ли я своего гостя? Нет. Я не чувствовала гнева, несмотря на то, что он отнял жизнь и душу моего дяди. Я не чувствовала раздражения от его присутствия, от его внимательного сурового взгляда, от бесстрастного выражения бледного лица. Я просто на него смотрела и думала о собственной вине. Этот демон заставлял меня расплачиваться, принуждал вспоминать, где, как и что же я такого совершила, что сейчас терплю боль от наносимых ударами судьбы ран души.
- Почему я? – вырвалось у меня, казалось, губы шевелятся сами по себе.
- Когда два тысячелетия назад люди сковали меня и, лишив сил, бросили в лампу, они должны были понимать, что в будущем найдется человек, который откроет ее и подарит мне свободу.
- Но почему я?
- Твой родственник все время находился в поисках, а когда что-то ищешь, непременно находишь. И если ему было суждено отыскать лампу, то тебе было суждено ее открыть.
- Но он умер. Мой дядя умер из-за этого! Я не хотела… я бы не сделала этого, если бы знала, что внутри… если бы догадывалась.
- Лжешь, - ответил он. – Павел умер не по твоей вине, а из-за собственной глупости. Люди вообще часто прощаются с жизнью исключительно по глупости. Он загадал желание, хотя я предупреждал, что душу нужно беречь. Это было неосмотрительно с его стороны. Тебя там не было, ты не можешь отвечать за его свершения. Он сам за себя ответил. А во-вторых, неужели ты и вправду бы отложила лампу в сторону, если бы тебе кто-нибудь шепнул на ухо, что внутри прячется древний демон?
- Я не стала бы ее открывать!
- Так ли это?
- Я уверена!
- А вспомни свои слова, когда ты увидела лампу впервые?
- Я… я не знаю, что говорила. Не помню.
- Ты сказала: «дьявол, оно восхитительно!» Потрясающие слова, они не оставили меня равнодушным. Никогда не слышал, как человек восхищается красотой зла.
- Я не… не…
- Разве моя лампа не ассоциировалась в твоем сознании как источник тайны, скрывавшей под собой пролитую кровь?
- Нет.
- О, тебе не стоит лгать. Только не при мне. Знаешь, это удивительная способность – видеть человека насквозь, слышать его мысли, ощущать желания как нечто материальное. И ты не исключение. Я вижу в твоих глазах боль, вижу страх. Но ты достаточно умна для того, чтобы не поддаться на провокацию, не так ли? Ты, как и я, умеешь различать среди людей лгунов и предателей, видеть преданность и обман. И ты была обречена на одиночество, как и я. Не думаешь, что мы с тобой похожи?
- Нет, мы не похожи.
- О, Анастасия. Никак не можешь признать правоту других?
- Мы. Не. Похожи, - с расстановкой ответила я твердо. – Между нами нет ничего общего!
- Ошибаешься. Тебе, как и мне, было больно от потери того, что мы имели.
- Я потеряла семью! Потеряла лучших людей!
- О, ты не просто потеряла близких. Ты лишилась своих прекрасных розовых часов времяпровождения. И ты знаешь, что это так. Ты не была готова к тому, что однажды придется самой отвечать, самой думать о будущем, самой ко всему готовиться. Раньше за тебя все делали близкие, а ты просто жила в роскоши. Жила свободной, не обремененной никакими обязательствами, не забивая себе голову житейскими бытовыми вопросами. Тебе больше нравилось думать о том, с кем пойти гулять, что надеть, какой бар посетить и с кем. Деньги ведь никогда не представляли проблему для вашей семьи, твои родители умели их зарабатывать.
- Хватит. Я не могу слушать этот бред.
- Ты часто лгала, Анастасия. Лгала всем. Родителям, друзьям, дяде. Они все тебя любили, а ты пользовалась их чувствами. И с равнодушием смотрела им в глаза, когда у них случались какие-то неприятности. Тебе ведь все равно. Все равно… Равнодушие являлось частью твоей жизни. Только раньше оно было замкнуто. Ты ведь умела доверять, умела помогать и сочувствовать. Но как быстро все меняется, не правда ли? Одна ночь, и вся жизнь полетела под откос. Только когда не стало твоих родителей, ты поняла, как сильно любила. И поняла, что никогда не сможешь больше любить.
- Хватит!
- Отчего же? Ведь я говорю лишь то, что вижу в твоей душе.
- Моя душа – не ваше дело!
- С тех пор как ты, Анастасия, подарила мне свободу, твоя душа перестала быть для меня чужой. Твоя душа у меня в руках, и я не оставлю тебя, пока ты не выполнишь кое-какие обязательства.
- Обязательства?
- А как же? Неужели ты рассчитывала, что никогда не станешь ни за что отвечать?
- Я отвечаю только за саму себя!
Демон обвел взглядом потолок.
- Какой забавный эгоизм, - улыбнулся он, выпячивая клыки. – Но когда-нибудь ты поймешь, что помимо тебя в этом мире живут и другие. Люди, которых ты подставила, неосмотрительно открыв древнюю лампу.
- Это была случайность.
- «Дьявол, оно восхитительно!» Нет, это не было случайностью. На тебе висит клеймо, Анастасия, и оно не слезет с твоего лика до той поры, пока ты не выберешь, что для тебя правильно, пока не определишься с выбором, пока не решишь, что важнее.

В сущности, мой гость был прав.
Его отравленные ядом правдивые слова разъедали мысли, и я не могла ни о чем думать. Я всегда чувствовала, что расплачиваться придется, просто не ожидала, что это произойдет сейчас. Я не была готова платить. У меня не было ничего, за что я могла бы ухватиться, и осознание абсолютной беспомощности, уязвимости причиняло боль.

Пока родители были живы, я была самой обычной городской девчонкой. Побеги из школы, просиживание во дворах с бутылкой холодного пива или банкой дешевого коктейля, чувство раздражения, возникающее всякий раз, как мать или отец сделают замечание, вечерние дискотеки, походы в бар и общение, общение, общение… беспрерывное общение с такими же, как я, дурами. Розовая жизнь, где нет страданий, где не стоит печалиться и плакать. Это Москва, которая не признает слезы. И здесь ты либо барин, либо рабочая пчела, либо никто. Свобода, обличенная в просторные деньки, когда я не делала ничего существенного, когда я носилась по дворам, гуляла, гуляла… и ничего больше.
После ухода из жизни родителей все изменилось. Я будто выросла за одну ночь, превратившись из бестолковой, ничего не умеющей глупышки во взрослую девушку. И какая-то часть меня, существенная, очень значимая, умерла, растворившись в бездне ночи, черной, как глаза моего демона.

Он тоже лишился свободы, но очень давно. Моя же рана была свежа и кровоточила до сих пор. Мы оба с ним были привязаны к месту, где не желали жить: он – в альмандиновой лампе, а я – в квартире своей прошлой жизни. Мы оба ненавидели жалость, оба не вступали ни с кем в отношения, оба жили в одиночестве, окутанном мраком, отчаянием, болью и знаками смерти.

Но как тяжело было признать, что существо, антиподное по природе, к тому же свойственное сборщику налогов, вступает в такую близость, связывается духовно, окручивая наши внутренние миры тяжелыми цепями, и ощущение беспомощности воздействовало едва ли не убийственно. Перед ним я была никем, букашкой, которую демон мог раздавить одной ногой, уничтожить лишь ударом, но наша связь не позволяла ему выходить за рамки. Несмотря на то, что природное естество из чистого огня требовало у его сознания пролить человеческую кровь, впиться зубами в плоть и рвать на части, вгрызаясь в горячее мясо, он оставался сидеть в кресле, бледный, словно мертвец, похожий на куклу, сжимать руками подлокотники и глядеть на меня, не отрывая взгляда. Что он испытывал? Желание убить меня? Возможно, его демоническая сущность хотела напасть, но он знал, что не может так поступить. И он был беспомощен перед сложившимися обстоятельствами, перед нашей связью, как я – перед ним.

И то, что я видела его воспоминания, лишь доказывало существование нашей связи. Связи, которую разорвать не могли ни я, ни он. И она доставала нам обоим страдание. Я хотела вырваться, хотела не видеть его, не думать о том, что он вообще есть, тогда как в свою очередь он – не осматривать юную девчонку в зеленом халате и не подчиняться ей.
- Я совершила много ошибок, - произнесла я, понимая, что вынуждена своей откровенностью отвечать на его. – У меня была семья, были люди, которых я любила, в которых верила. Но пока эти люди жили, я не понимала, как сильно ими дорожу. Я тратила дни, месяцы, годы, ничего не делая для них. А потом они исчезли. В один миг. Навсегда. Их смерть – мое наказание, и моя расплата – встречать каждое утро в доме, где некогда они были со мной. Моя жизнь с ними была радостной и беззаботной. Мало кто знает, что жить бок о бок с людьми, которые любят тебя – все равно что рай. И я попрощалась с раем за одну ночь. Что-то оборвалось во мне, что-то умерло. Я перестала быть счастливой. Я перестала жить, начала существовать. До сих пор не понимаю, что я здесь делаю. Мне ведь все равно. Только страшно. А еще больно. А самое странное то, что чем больше проходит времени, тем меньше я становлюсь похожей на ту девчонку, которой некогда была. Я умираю с каждым днем, с каждым часом. Не поверишь, но иногда мои руки сводит, думаю, это признак скорой смерти. Холодно очень. Не снаружи, а в душе. Я перестаю испытывать эмоции. Когда дядя умер, я не плакала. Когда узнала о смерти Лили, не ужаснулась за нее, а испугалась за себя. Когда Игорь оказывался рядом, бежала от него, как ошпаренная, а его чувства… только раздражают, в лучшем случае вызывают жалость. Но не взаимность. Я любила бы его, будь живы мои родители, будь жив дядя. Я смогла бы любить многих, смогла бы снова верить людям, как раньше. Только все это обман. Никогда не станет так, как раньше. Мертвых нельзя вернуть из могилы, они давно уже ушли, их нет. Их нет! И никакая магия не подарит им жизнь. Мое одиночество – это продолжительное проклятие, которое закончится лишь с последним вздохом.
- Ты веришь в дьявола, Анастасия?
- Да. Верю. И знаю, что когда умру, попаду прямо к нему. Ад давно меня ждет.
- И ты смирилась с этим?
- Мне все равно. Я могу надеяться на милость Бога, но вряд ли Ему будет интересно слушать, как какая-то эгоистка выпрашивает для себя уголок райского сада.
- Как ты себе его представляешь?
- Бога?
- Нет, дьявола.
- Не знаю. Не могу сказать.
- Если бы ты его увидела, что бы сказала ему?
- Я… я… я попросила бы его не вталкивать меня в темноту. Всегда боялась ее.
- Думаешь, он прислушался бы к тебе?
- Не знаю.
- Попробуй предположить.
- Нет. Наверное, он не стал бы меня ни слушать, ни спрашивать. Ему все равно.
- Как и тебе.
- Как и мне.
- А если бы ты не умерла? Если бы оказалась запертой в моей лампе?
- Есть такая возможность?
- Да. Очень существенная.
- Нет, мне лучше умереть.
- Разве есть разница где мучиться – у меня или в аду?
- Есть.
- Какая же?
- Разница в свободе. Если я окажусь в аду, то рано или поздно мою судьбу будет решать Высший Суд. А если окажусь в лампе, мою судьбу будешь решать только ты, ведь я стану твоей рабыней.
Бледное лицо демона расплылось в улыбке, будто он услышал нечто приятное для себя.
- Славно, - протянул он хриплым голосом. – Значит, тебе не безразлична душа.
- Что же здесь славного для тебя?
- Я не люблю слабаков. А ты не слаба, ведь еще борешься за душу, еще сражаешься за свою судьбу.
- Вряд ли я могу противостоять тебе.
- Почему так думаешь?
- Джинны во много раз сильнее людей. Я же по сравнению с тобой – никто.
- По силе, но не по возможностям.
Я внимательно смотрела в черные бездонные глаза.
- Каковы же мои возможности?
- Они колоссальны. Я твой раб. Можешь делать со мною все, что пожелаешь.
- Мне ничего от тебя не нужно.
- Это не так, Анастасия. Огонь жизни еще не потух в твоем сердце, оно по-прежнему бьется, а значит, ты жива. Ты рассталась со своим розовым прошлым, но будущее еще впереди. Несмотря на то, что смерть стоит за твоей спиной.
Меня передернуло от его слов.
- Смерть?
- Ты скоро умрешь. Но как – зависит только от тебя одной.
- Где же здесь будущее?
- Смерть не отнимает жизнь, Анастасия. Смерть – это стадия, через которую перешагивают все. Однажды я тоже окажусь по ту сторону, и мы встретимся в аду.
- Могут ли джинны умирать?
Его черные брови нахмурились, в глазах полыхнуло пламя.
- Земная жизнь очень долгая. Порой кажется, что живешь в этом мире вечность. Но вечности на земле не существует. Запомни это. Вечность существует только Он один.
- Бог?
- Наш всеобщий Создатель.
- А дьявол?
- Этого я не знаю.
Вот он – итог моей жизни. Черта, к которой я неумолимо приближаюсь, финиш, который наступит через какое-то время. Весьма непродолжительное время. А что потом, неизвестно. Но будущее не закончится, будущее только впереди. Осталось идти, идти и идти, как по пыльной дороге. На глаза наворачиваются слезы, щеки горят, внутри что-то нехорошо, но ничего не остается, кроме как в очередной раз смириться с неизбежным.

- Что я должна сделать?
Всего четыре слова. А больно до жути.
- Загадать три желания.
- И все?
- Все.
Как просто. И как сложно одновременно.
- А если я не загадаю три желания?
- До тех пор, пока этого не произойдет, я останусь твоим рабом.
То есть, мой земной ад будет продолжаться и дальше.
- Ты хочешь обрести полную свободу? – спросила я.
- Да.
Не было необходимости узнавать, что произойдет, когда джинн получит независимость.
Его власть восстановится полностью. В центре Москвы. В окружении шести миллионов человек. В мегаполисе душ.
- Я снова солгу, если скажу, что у меня нет желаний, - ответила я. – Но сейчас я не стану их озвучивать. Мне надо примириться с мыслью… собраться… подготовиться.
- Я могу уйти отсюда.
- Да. Так будет лучше.
Он не настаивал на том, чтобы продолжить разговор. Просто мы оба поняли, что тема исчерпана. Ему осталось подождать, а мне – потерпеть. Как всегда, все покажет время.
Мой гость поднялся с кресла и направился к выходу, молча, оставив меня наедине с мыслями. Дверь тихо за ним закрылась.
Демон не узнал, что после его ухода я упала на подушку и расплакалась. А я не узнала, что он делал с москвичами после того, как оставил меня одну».