Мегаполис душ. Глава 5. Против правил

Евгения Никифорова
                Глава 5. Против правил

«… и пал город без сражения, без битвы, ибо великий мор обьял людей, и тайный огонь жег грешные души» (древний друидический текст 1340 г до н.э.)

                I

- Знаешь, что самое странное? – произнес Святослав, глядя на чашку своего любимого капуччино и вдыхая приятный запах кофе.
Они с Полиной сидели в местной забегаловке, которую посещали довольно часто. Приход в это кафе стало своего рода ритуалом – каждый раз, когда попадалось запутанное дело, коллеги шли в это место. Приятная, радующая глаз обстановка, негромкая музыка, удобная мебель и, конечно же, обслуживание – здесь все было достойно похвалы. Большой удачей также являлось и расположение этого чудного заведения неподалеку от места работы.
- Я тоже заметила много странностей, - ответила Полина несколько отстраненным тоном.
Святослав посмотрел в карие глаза напарницы.
- Ты же не думаешь, что этот тип и вправду демон? – он улыбнулся. – Это было бы, конечно, интересно, но все-таки мы живем не в мире эльфов и драконов.
- Да, мы не в Средиземье , - согласилась она, но не улыбнулась ему в ответ. – Но непонятные вещи говорил этот иностранец погибшим.
- Жмакина могла что-нибудь напутать, - Святослав пожал плечами. – Возможно, наш демон и не имеет отношения к смертям. Просто проходил мимо… покупал одежду… ехал в автобусе…
- Ага, и спрашивал о желаниях, - мрачно добавила Полина. – Где ты встречал человека, который разгуливает по улицам и задает прохожим вопросы, чего они желают? Да еще обещает все исполнить?
- Ну, может он из социальной службы, - следователь закатил глаза.
- И много ли людей умирают после разговоров с работниками социальной службы?
- Брось. Не думаешь же ты, что этот тип и вправду… как его там… джинн? – Святослав сделал вид, будто никак не может припомнить последнее слово.
- Не думаю, конечно. Но согласись, что странностей многовато.
- Знаешь, что мне кажется? – следователь усмехнулся, глядя в лицо задумавшейся женщине. – Мне кажется, что наш демон прикидывается им. Не знаю, зачем ему это нужно, но сумасшедших в нашем мире достаточно. Он мог сбежать из психушки, приехать в Москву и играть в эту дурацкую ролевую игру. Представляться демоном, задавать свои вопросики…
- А потом убивать?
- Ну да, он ведь сумасшедший.
- Отлично. Но ведь он не применял к погибшим оружия, не подкладывал бомбу. Он фактически не нарушал закона. За разговоры в тюрьму не сажают, - теперь наступила очередь усмехнуться Полине. – Как ты объяснишь это?
- А пускай он сам все объясняет, - Святослав повертел перед собой чашку капучино. – Но, признаться, мне не нравится даже на его фоторобот смотреть. Знаешь, обычно я отношусь к лицам преступников и подозреваемых безразлично, но сейчас…
- Что?
- У меня возникают неприятные ощущения, когда вижу эти черные глаза, - с этими словами он вытащил из портфеля лист с изображенным портретом. – Посмотри сама.
- Я уже видела.
- Нет, глянь еще.
Полина взяла лист. С фоторобота на нее взирали глаза, принадлежащие красивому мужчине тридцати лет. Темные пряди волос падали на лоб, на носу проскальзывала едва заметная легкая горбинка, на подбородке сидела упрямая ямка.
- Не похож на сумасшедшего, - вынесла вердикт Полина. – Больше смахивает на секс-символ.
- Смейся, - Святослав отобрал у нее фоторобот. - Его лицо мне не нравится.
- Красивое лицо, - карие глаза женщины блеснули.
- И поэтому тоже не нравится.
Следователи уставились друг на друга. Она – едва сдерживая смех, он – с плохо скрываемым раздражением.
Святослав некоторое время буравил тяжелым взглядом свою коллегу, после чего уставился на чашку, не подозревая, как горят его щеки в потемках помещения кафе.
- Да ладно тебе, - горячая ладонь Полины накрыла его руку.
- Я просто…, - он и сам не знал, что выводило его из себя: темные непроницаемые глаза иностранца, то, что до сих пор не нашлось происходящему мало-мальски разумного объяснения или оптимистичный настрой напарницы. А может, и все вместе. Но руку Святослав не отдернул.
- Я не знаю, - выдохнул Святослав, покачав головой. – Не знаю, как растолковать то чувство, которое испытываю каждый раз, как посмотрю на его проклятое лицо.
- Нормальное у него лицо, Слава.
- Нет, не нормальное! – он почти выкрикнул это, обратив на себя внимание людей, сидевших за соседними столиками. Словив их косые взгляды, Святослав шумно вздохнул, пытаясь успокоиться. – Ты не понимаешь.
- Чего? – Полина нахмурилась.
- Чувства… я… я просто…
«Злюсь? Ненавижу? Хочу разодрать фоторобот в клочья?»
- Ладно, - он отвернулся, надеясь, что Полина не увидит в его глазах промелькнувшую боль.
«Этот человек и так уже твое зеркало. Зеркало, где ты пока еще не отображен».
Наставления Политковского не приносили плодов раньше лишь потому, что Святослав был не готов понять и принять тех правил, что втолковывал в его златокудрую голову матерый сыщик. Или еще не столкнулся с тем неизбежным, что ему пророчил. Еще вчера все казалось таким легким и простым, а сегодня весь мир, казалось, кардинально изменился, будто над Москвой пролетел разрушающий смерч и стер все, чем человек жил. И появились эти темные глаза, таившие в себе жестокость, безжалостность и что-то еще… что-то, чего Святослав до сих пор не видел. И чувство, обгладывавшее сердце, не желавшее исчезнуть… Чувство обеспокоенности и необъяснимого страха твердило о грядущих переменах и подстерегающих опасностях, что влекло за собой раздражение. И все это возникало при одном лишь взгляде на красивое мужское лицо, изображенное на белом листе бумаги.
- Забудь, - женский голос прервал его мысли, он поднял голову и столкнулся с теплыми карими глазами напарницы. – Забудь, Слава. Лучше не думать о том, что заставляет нас злиться. Ты видел сегодня слишком много ужасного… Смерть Ларисы и Дениса ужасна, но кто говорил, что будет легко? Это наша работа.
- Работа, - вяло повторил Святослав. – Нет, дело не в работе. Просто я думал о загадочном иностранце. И о самом себе.
- Мы найдем его, - сказала Полина. – Найдем и потребуем объяснений. Он никуда от нас не денется, обещаю.
Она была права.
- Тогда давай быстрее пить кофе, - подхватил Святослав. – У нас еще много дел.

                II

- Еще одна  смерть, похожая на те, что мы видели, и еще одна, несколько иного характера,- на вернувшейся из кабинета майора Полине не было лица.
- Еще… две смерти? – папка с документами выпала из рук Святослава.
Она села в кресло и начала тереть виски, прикрыв глаза, черные волосы вырвались из заколки и рассыпались по плечам, бледность не могли скрыть даже румяна.
- Поль? – он подошел к коллеге и ободряюще положил руку ей на плечо. – Поль, ты чего?
- Знаешь, когда мы вернулись в отдел, я полагала, что все будет нормально. Что уже никто не умрет, что именно сегодня мы узнаем хотя бы имя этого… этого…
- Тебе Филиппов сообщил о… смертях?
Полина кивнула.
- Он был там, - продолжила Полина. – Скрытая камера наружного наблюдения висела над входом в здание престижной компании и зафиксировала… мужчину в темно-синем костюме. Это он, Слава! Он!
- И… кто погиб?
- Сотрудники этой компании, Константин Гришин и Владимир Соболев, - Полина закрыла руками лицо и уперлась локтями в колени, согнувшись. Хрупкие плечи женщины двигались в такт рваному дыханию, позолоченная заколка вот-вот, казалось, отпустит длинные растрепавшиеся волосы и упадет на пол. Святослав, с минуту понаблюдав за состоянием напарницы, приблизился вплотную и аккуратно вытянул заколку, после чего нежными движениями стал управляться с черными волосами Полины. Она сидела тихо, не шевелясь, ощущая над своей головой мужские руки и отдаваясь наваливавшемуся наслаждению от легких медленных прикосновений. Святослав защемил ее волосы заколкой и, оставшись удовлетворенным от вида созданной прической, сделал шаг назад.
- Спасибо, - прошептала она, не поднимая глаз.
Он пожал плечами. Собственно говоря, он сделал прическу скорее для себя, чем для нее. Просто нужно было чем-то заняться. Две смерти утром, две смерти к вечеру и черные глаза…. Все это способно загнать человека в гроб. Но Святослав не собирался сдаваться.
Пусть обладатель черных глаз перебьет хоть с десяток ни в чем не повинных людей – его, Святослава, он не изведет. И Полину тоже, этого Святослав не допустит.
- Я поймаю его, - сказал он, и его уверенный тон заставил женщину поднять голову и взглянуть в лицо напарника. – Нет, мы поймаем его. Мы вместе.
В ее глазах цвета шоколада отразилось понимание.
Святослав сел на корточки перед коллегой и коснулся ее холодных длинных пальцев. Полина, поджав губы, смотрела на него, челка падала ей на лоб, но тень огорчения сошла с лица. Он тыльной стороной ладони быстро провел по ее щеке. Какой бы умной она ни была, Полина всегда будет женщиной – слабой и ранимой, той, кого придется защищать.
Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел Филиппов.
Святослав, не вставая с пола, повернул голову и взглянул на майора.
Тот, завидев их вместе, выдержал паузу. Но через мгновение произнес:
- Ко мне в кабинет. Оба.
И исчез за дверью.
- Пойдем, - прошептала Полина, выдавив горькую улыбку. – Похоже, впереди еще много всего.

Они вошли в кабинет майора вместе, держась за руки, как друзья. Да они и были друзьями – тощая высокая женщина и мужчина с кудрявыми светлыми волосами.
Из-за полуопущенных ресниц нельзя было прочитать по глазам, что думала Полина, опускаясь на стул перед начальником. Мертвенная бледность, покрывшая ее лицо, навевала мысль о том, что Полина здесь пытается справиться с болезнью, застигнувшую ее в самый разгар работы. Святослав же, напротив, выглядел достаточно хорошо. Сев рядом с Полиной, он с ожиданием уставился на начальника, голубые глаза блестели.
Филиппов перевел взгляд с одного на другую. Контраст, ощущавшийся при виде двух молодых следователей, был достаточно велик. Совершенно разные, ни капли не похожие друг на друга, Святослав Черных и Полина Звягинцева составляли превосходную пару противоположностей.

Майор не сразу начал говорить. Святослав сидел как на иголках: ему не терпелось приступить к делу, и то, что Филиппов медлил с объяснениями, зачем их вызвал и что хотел сказать, жутко раздражало. После того, как Полина пришла сама не своя, стало очень трудно стараться держать себя в руках и делать вид, будто чудовищные происшествия, творившиеся на улицах Москвы, никак не затрагивают его душу.
Святослав вернулся в отдел в маске железного спокойствия и холодности, а оптимистичный настрой Полины добавлял уверенности. Однако, когда несколько минут назад он увидел ее расстроенное лицо, удерживать на себе маску стоило больших усилий. Крик Ларисы и звуки ломавшихся костей до сих пор стояли в ушах, и Святославу начинало казаться, что он никогда не сможет выкинуть из памяти образ выворачивающегося наизнанку человеческого тела. Светло-бежевые стены кабинета давили на измученное сознание, тонкие лучи, проглядывавшие сквозь белые жалюзи, не могли разогнать сгустившиеся в помещении сумерки, простой длинный деревянный стол, за которым сидели все трое, хотелось разломать топором или чем-нибудь еще.
Повернув голову, Святослав заметил, как Полина вцепилась пальцами в свою юбку, чтобы не показывать дрожь в руках. Наверняка она сейчас жалела, что рядом нет четок или какого-нибудь предмета, которым можно повертеть. Хорошо, что он сам сделал ей прическу – вряд ли Полине удалось бы сейчас самой привести волосы в порядок.
И мысли, крутившиеся в голове: «Еще две смерти… еще две смерти…» Черт, неужели должно быть все так сложно?
Святослав со злостью посмотрел на майора. Тот сидел, разглядывая его и Полину, словно бы видел их первый раз в жизни. Причем взгляд у майора был несколько… подавленный? Молчание начальника нравилось ему все меньше и меньше. Хотелось вскочить и дать майору по щеке, крикнуть: «Ну, говорите же, разве не видите, как вы убиваете Полю и мучаете меня?»
Филиппов погладил одной рукой свои пышные серые усы, другой провел по поверхности стола, после чего покряхтел, словно бы проверяя, может ли говорить. Еще никогда он не выглядел таким неуверенным в себе, майора все знали как человека стойкого и непоколебимого, однако в эту минуту, глядя на начальника молодых следователей, созданный за долгое время и распространенный на весь отдел уголовного розыска образ превращался в миф в считанные мгновения.
- Информация о последних двух смертях поступила ко мне вместе с записью видеокамеры наружного наблюдения, - начал говорить Филиппов, делая паузы между словами, будто мысленно подбирал, как лучше преподнести то, что он собирался сообщить. – Двое сотрудников компании погибли вчера вечером, почти одновременно. Милиция передала дело нам.
Святослав закатил глаза. «Тра-ля-ля, мели, блин, Емеля», - со злостью подумал он. Как же он ненавидел эти общие фразы, дающие отсрочку главной информации, которую им предстояло услышать. Уж лучше пусть сразу как снег на голову, чем ждать, когда майор наконец подойдет к сути дела, выслушивая все это: милиция, видеокамера… Последнему дураку понятно, что дело пришло от милиции, а камера все зафиксировала. Зачем говорить одно и то же?
- Нам передали копию записи, - продолжил Филиппов. – По ней видно, что один из погибших, Константин Гришин, умер той же смертью, что Денис Ульянов и Лариса Громова. Второй погибший, Владимир Соболев, умер несколько по-другому, правда, не менее ужасно.
Вот это уже было ближе к делу.
- Вы должны посмотреть эту видеозапись, - в зеленых глазах майора застыл извиняющийся взгляд.
«О, нет», - Святослав облизнул пораненную губу. – «Видеть это еще раз?»
Теперь стало понятно, что ввергло начальника в такое состояние.
- Это обязательно? – не выдержал Святослав. – Зрелище не для слабонервных.
- К сожалению, - Филиппов склонил голову.
«Он хоть понимает, что после того, как мы выйдем из этого кабинета, никогда не станем прежними? Увиденное перевернет все наши представления!»
Ужасно хотелось ударить начальника. Схватить за шиворот, кулаком стереть с лица извиняющееся выражение, пусть оно будет хоть пятьсот раз искренним. А еще попросить Полину выйти отсюда и заставить ее никогда не вспоминать о предложении посмотреть чертову видеозапись. Бледность на лице коллеги приобрела голубоватый оттенок, и Святослав не мог с точностью сказать, показался ли ему на щеках женщины цвет мертвеца в разгоряченном воображении или он выступил на самом деле.
«Это наша работа» - вспомнились ему слова Полины, когда напарница накрыла своей нежной теплой ладонью его руку и пыталась успокоить. Тогда она еще не видела картины смерти – те, которые способны свести с ума. Подобные им люди видели на войне, в битвах, когда над головами со свистом пролетают снаряды, когда за спинами разрываются бомбы и оглушают, а в душе возникает понимание, что лучший друг, бежавший сразу за тобой, погиб. Но сейчас мирное время, однако, где-то там, за горизонтом, в том же городе, в котором живешь и ты, некоторые люди умирают не менее чудовищно, чем на войне.
Филиппов взял пульт и нажал на кнопку.
Святослав, чей взгляд был устремлен в стол, слышал поворот головы Полины в сторону экрана телевизора. И понял, что слишком поздно что-либо менять. Остается только смотреть или закрыть глаза, но все равно слушать хриплые вздохи и отчаянные крики погибающих мужчин, слушать, как мучаются они от невообразимой боли.
Он поднял голову и тоже стал смотреть, вместе с Полиной. Он не мог бросить ее, не мог оставить в одиночестве перед видом кровавого действа. Не отдавая себе отчета, Святослав протянул под столом руку и схватил за тонкую кисть, мгновенно ощутив похолодевшее тело подруги. Странно, как Полина вообще держалась.
Экран телевизора показывал парковку, где стояли стильные дорогие иномарки сотрудников компании. За некоторое время, пока ничего не происходило, можно было заметить обширность парковки, запомнить марки машин. Святослав сжал руку напарницы еще крепче. Он чувствовал, что за обыденностью места и предметов таится опасность, и должно произойти нечто страшное. И тут как раз свершилось то, чего он и ожидал.
На парковке появился мужчина. Рыжеволосый, молодой, одетый в деловой костюм, не вызывающий подозрения. Он двигался легко и плавно, держа в одной руке кожаную папку, другой рукой игрался с ключами. Весь его вид – свободный, независимый, - говорил о том, что день прошел удачно. Святослав облизнул губы, чувствуя, что пересохло горло, захотелось выпить прохладной воды, встать из-за стола и покинуть кабинет, а еще лучше сделать это вместе с Полиной. Ее он не мог оставить здесь одну.
- Это Владимир Соболев, - сообщил Филиппов.
Святослав облизнул губы еще раз. И даже не заметил, как дернулась рука Полины под его крепкой хваткой, видимо, он сделал ей больно, нехотя конечно. Но она не убрала руку и не издала ни звука.
Папка с документами выпала из рук внезапно остановившегося рыжеволосого человека. Ключи выскользнули из пальцев и ударились об асфальт, но он не опустился, чтобы подобрать свои вещи. Секунды тикали за секундами, а мужчина так стоял, видимо, сам не понимая, что происходит с ним. Где-то через минуту он поднес руку к груди, в то место, где располагалось сердце.
Глаза Святослава расширились от ужаса, когда рыжеволосый упал на колени, но не затем, чтобы поднять папку и ключи. Он открыл рот и высунул наружу язык, вдыхая воздух, дрожащими пальцами расстегивая рубашку и развязывая узел галстука.
- Что с ним? – шепнула пораженная Полина.
«Лучше не спрашивай».
Майор был прав – это была не та смерть, коей умерли Лариса Громова и Денис Ульянов. Рыжеволосый умирал медленно, мучительно, но по-другому.
Изо рта вытекала какая-то жидкость, не кровь, и возникало ощущение, что его тошнит. Но то была лишь иллюзия, и она исчезла сразу же, когда все трое заметили, что не только изо рта, но и из моргавших глаз, ушей Соболева вытекает то же самое. Светлые брюки жертвы стали сырыми, тело покрылось испариной, руки развязали галстук и отбросили в сторону. Крик, протяжный, режущий, болезненный пролетел по парковке и заставил следователей издать тяжелый стон. Человека трясло, он завалился набок, стал кривляться на асфальте, биться в истерике, орать, звать на помощь…. Те места на блекло-сером асфальте, где проползало его тело, приобретали темный цвет, означавший, что там оставалась влага. Соболев стянул с себя рубашку, разодрав ее на себе, руками водя вокруг себя, сдирая пальцы в кровь, на ощупь ища что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но машины стояли от него на порядочном расстоянии, а дорога была пуста.
- Выключите! – выкрикнул Святослав как раз в ту минуту, когда человек начал задыхаться. Глаза Соболева закатились, лицо исказилось в судороге, рот перекосился, окровавленные руки зажали собственное горло.
- Вырубите эту дрянь! – заорал следователь, вскочив с места и опрокинув стул.
Филиппов нажал на кнопку, экран телевизора потух.
- Нельзя такое смотреть! – Святослав ударил по ножке стола. – Сдурели что ли?
- Слава…, - раздался тихий, умоляющий голос Полины.
- Что Слава! – орал он. – Что Слава! Из человека вытекает вода! Этого не может быть, вы понимаете! Это нереально!
- Слава…
- Заткнись! Черт… вы что, рехнулись?
- Слава…
- Да вы же сами видели! За минуту этот рыжий потерял всю жидкость!
- Слава…
- Чертовщина!
Святослав схватился за голову и замолчал.
- Слава, мы видели то же, что и ты, - медленно произнес Филиппов. – Я согласен, увиденное не поддается разумному для нас объяснению.
Следователь ответил громким смешком.
- Надо досмотреть, - выдохнула Полина.
- Досмотреть? – следователь подскочил, словно его ударили хлыстом. – Досмотреть?
- Да, Слава.
- И что ты собираешься увидеть там? Его мертвое тело, ссохшееся, лишившееся всей жидкости? Или посмотреть, как будет умирать второй?
- Нет, я хочу увидеть его, - голос женщины прозвучал тихо, в карих глазах блестела немая мольба.
Святослав с болью смотрел на ее бледное лицо, на дрожавшие холодные руки, на плотно сдвинутые худые ноги с острыми коленками. «Это наша работа», - он услышал ее голос, ее слова, которые так и не прозвучали.
- Ты разве не понимаешь, что это чистой воды мазохизм? – с горечью спросил он.
- Понимаю.
«Ни черта ты не понимаешь!» - хотелось выкрикнуть в ответ.
- Чем больше мы будем на это смотреть, тем меньше понимать происходящее, - Святослав ухватился за последнюю проскользнувшую мысль.
- Но тогда мы будем знать точно, с чем именно столкнулись.
Она была права. Тысячу раз права. Но эта правда сопровождалась насилием над своей душой, над собственным разгоряченным сознанием, которое безжалостно подсовывало отвратительные мысли, не поддававшиеся никакой мало-мальски железной логике. Просмотренная запись скорее была снята режиссером с больным воображением, вполне заслуживавшим нескольких лет проведения в палате номер шесть в обществе таких же отъявленных беспредельщиков, а не была суровой реальностью – дикой, лишенной смысла, полной жесткого бичевания. В такую реальность не хотелось верить, более того, в ней не хотелось жить. От такой реальности следовало бежать, и разумнее всего представлялось вытащить диск с проклятой записью и сломать, а не включить телевизор заново и продолжать смотреть, как люди умирают просто так, без причин, испытывая немыслимые мучения, проходя по нескольким кругам ада прежде, чем покинуть мир. «Это наша работа», - раздавались слова Полины снова и снова, врезаясь в сознание, диктуя свои правила, заставляя поднять стул и сесть перед экраном. Это наша работа. Видеть смерть, слышать крики, искать причины, а потом напиваться до безобразия, чтобы забыться. Святослав знал, что после того, как все закончиться, он возьмет отпуск и пойдет пить – много и долго. А пока надо терпеть, быть мазохистом, закусив удила, ждать, когда придет конец.
Под умоляющим взглядом Полины он поставил стул и сел, сжал челюсть и сцепил пальцы. Это его работа.
Филиппов включил телевизор.
Рыжеволосый сотрудник компании был мертв. Он, искривившись телом, безвольно лежал на мокром асфальте, вокруг него образовалась целая лужа, нет, бассейн – из желтовато-прозрачной воды и багровой крови. Сам он был сухим, тощим, казалось, что от Соболева остался лишь скелет, обтянутый посиневшей кожей.
Краем глаза Святослав заметил, как по щеке Полины скатилась тонкая слеза. Что ж, дорогая, ты же хотела смотреть дальше. Вот и смотри, как умирает человек, мечтающий вернуться домой на своей любимой машине. Он даже не дошел до иномарки – упал и потерял все семьдесят или восемьдесят процентов воды, из которой был создан по человеческой природе.
На экране появился второй. Он прибежал на парковку не со стороны офиса, а с прилегавшей улицы. Такой же молодой, как и Соболев, с кудрявыми темно-каштановыми волосами, в деловом костюме.
- Коллега Соболева, Гришин, - мрачно сообщил майор.
«Да мы поняли», - с раздражением подумал Святослав.
Гришин не спешил приближаться к телу жертвы, предпочитая взирать на него издалека. Но даже на большом расстоянии в появившемся сотруднике чувствовались страх и удивление – два вполне обоснованных чувства. А еще Святослав подумал – и готов был за это отдать руку на отсечение, - что Гришин видел смерть коллеги от начала до конца.
- Смотри, - шепнула Полина, и Святослав увидел, что Гришин обернулся и посмотрел туда, откуда прибежал к месту происшествия, после чего стал переводить взгляд с трупа на соседнюю улицу, откуда наблюдал за Соболевым, и обратно.
- Он на кого-то смотрит, - сказала Полина, и Святослав даже знал, на кого.
Но пока молчал.
Постигшая Гришина участь была знакома следователю.
С ним произошло то же, что и с Ларисой.
Он упал, закричал столь же громко, как и Соболев пару минут назад, стал извиваться и истекать кровью, которая била изо всех щелей…
Филиппов нажал на пульт и перемотал вперед. Святослав мысленно поблагодарил его за это – видеть такое второй раз, да еще и заставлять смотреть Полину, которая и так готова сознание потерять, было бы настоящим преступлением. Хотя женщина не произносила ни звука, по ее широко раскрытым глазам, блестящим от слез, можно было прочитать все невысказанные эмоции. Она боялась.
Святослав тоже боялся.
И майор.
Перемотка остановилась. На парковке среди как ни в чем не бывало стоявших дорогих машин лежали два трупа: один – в луже собственной исторгшейся влаги и крови, другой – с разорванной грудью и переломанным костями, посиневший, перемазанный в крови. Мертвые.
«Господи», - с отчаянием подумал Святослав. – «Господи, что это было?»
Молчание, воцарившееся в кабинете, было сродни очередному кругу ада. Никто не знал, что сказать, никто не хотел ничего говорить, пусть даже нужно было объяснить, найти причину, озвучить мысли. Но в том-то и была проблема, что мысли, блуждавшие в головах следователей, появлялись настолько беспорядочно и быстро, что разум не успевал подхватить их и обдумать, после чего наступало полное их отсутствие. Горло пересохло, создавалось впечатление, что голосовые связки сели напрочь. И лишь устремленные в экран телевизора взгляды рисовали два трупа, две павших жертвы.
Трое следователей увидели его сразу. В тот же самый момент, когда камера словила его мрачную фигуру. Не понадобилось ни секунды, чтобы понять, кто это был.
Иностранец стоял в нескольких шагах от погибших сотрудников, сунув руки в карманы брюк, склонив голову набок, наблюдая, как лучи весеннего солнца играют на пролившейся крови, отображая гулявшие блики. Ветер трепал его волосы, увеличившая изображение камера показала, как сузились темные, почти черные цвета угля глаза. Одет пришлец был безукоризненно: в тот же элегантный темно-синий костюм, белая рубашка была застегнута на все пуговицы, галстук аккуратно завязан. Иностранец вытащил из кармана руку, вытянул перед собой, шевеля пальцами, будто ловя воздух или дувший ветер, после чего спрятал обратно в карман. И на лице с идеально правильными, как у куклы, чертами возникло выражение, ввергнувшее следователей в шок: мужчина довольно улыбнулся, и это было сродни волчьему оскалу.
Иностранец повернулся и спокойно, не торопясь, направился туда, откуда появился – на соседнюю улицу, к шоссе.
Запись закончилась, экран потух. Все.

Святослав не сразу решился посмотреть на майора. Поначалу он сидел, уставившись в одну точку, искоса заметив, как спрятала в ладонях свое лицо Полина.
И мысль, прочно засевшая в голове, твердила: «Это нереально. Это нереально».
Но, будь он трижды проклят, все увиденное являлось не фильмом ужасов, а самой что ни на есть правдой.
Телевизор не показывал минуту, две, три…. А они все молчали. И не смотрели друг на друга. Никто из них не знал, что делать, с чего начать говорить. Да и никто не осмеливался подать голос первым, даже майор.
Они не расслышали даже, что в дверь постучали. Но когда стук повторился снова, Филиппов еле-еле прокряхтел: «Войдите».
В кабинете возник худой парень в очках, с взлохмаченными темными волосами, в модных драных джинсах и белой рубашке. Программист Алексей Мартынов вошел, нет, влетел в сумрачное помещение, но молчание, нависшее здесь не хуже потемок, заставило его резко остановиться.
- Я не вовремя? – глупо спросил он, озираясь.
Филиппов прокашлял что-то нечленораздельное, понятное только ему одному.
- Я выяснил имя, - сообщил Алексей, закусив губу.
Имя? Имя этого мерзавца, монстра, которого следует держать в клетке? Святослав вздрогнул и поднял голову.
- Карточка, которой он оплачивал покупку костюма в магазине, принадлежит археологу, Заозерову Павлу Михайловичу, - программист пролепетал эти слова, чувствуя себя неловко под буравящими его взглядами.
- Так он археолог? – спросила Полина, опомнившись.
- Не тот, кого вы ищете. То есть, карточка не принадлежит тому черноглазому иностранцу.
- Черт, - выдохнул Святослав.
- Вот адрес, телефон, место работы и данные на Заозерова, - Алексей положил на стол перед майором лист с напечатанной информацией.
- Стоит навестить археолога, - Святослав резко поднялся со стула.
- Мы поедем к нему домой вместе, - Филиппов, наконец, обрел дар речи, и теперь в зеленых глазах заискрилось знакомое деловое выражение. – Все втроем.
- Только дайте мне закончить, - перебил их Алексей.
- Ну?
- Этот Заозеров тоже со своей историей. Не женат, без детей, живет один. Два года назад его родной брат с женой умерли, кто-то зарезал их в дачном доме. У Заозерова осталась племянница, Анастасия. Ей сейчас девятнадцать лет, - Алексей, как всегда, излагался вкратце. – Заозеров ездит по России, часто пропадает на раскопках, преподает в московском университете.
- Все?
- Пока да.
- Хорошо, - Филиппов оглядел следователей. – Навестим его.

                III

Май выдался жарким. Солнце палило нещадно, на сине-голубом небе – ни тучки, ни намека на дождь.
Святослав сидел в машине и смотрел в окно, не говоря ни слова, краем уха слушая, как Полина и Филиппов тихо обсуждали иностранца. На Москву опускался вечер, хотя это было не так заметно: чем ближе лето – тем больше день. Дороги постепенно заполняли машины, так что проехать по-быстрому, с ветерком, не получилось. Но Святослав был даже рад, что до дома некоего Заозерова они добирались дольше, чем хотелось бы: неизвестно, что поджидало следователей из уголовного розыска там. Вряд ли загадочный иностранец находился у Заозерова, спокойно попивая чай и поджидая, когда нагрянет милиция. Святослав предчувствовал, что ничего хорошего ждать не придется. Смерть следовала за смертью, и за каждым трупом стоял человек с черными глазами, никому не известный, пугающе странный. Святослав не мог нормально даже на его фоторобот смотреть, что-то нехорошее сжимало сердце, мешало ровно дышать. За время работы он повидал множество преступников, но не такого… никогда ничего подобного не испытывал при взгляде на красивое мужское лицо с усмешкой на губах. И чем ближе следователи подъезжали к дому Заозерова, тем больше Святослав чувствовал напряжение: ладони сжимались в кулаки, каждый мускул сокращался, необходимость увидеть то, что поджидало их в квартире археолога, увеличивалась с каждой минутой. Но больше всего следователь хотел столкнуться лицом к лицу с иностранцем. Заглянуть в бездонные темные глаза, стереть проклятую усмешку, ударить в челюсть и наблюдать, как на бледной коже расползается синяк. Святослав не знал иностранца и ни разу не видел вживую, однако уже ненавидел с какой-то нечеловеческой лютью, заставляющей разум пылать от гнева, а сердце биться учащеннее. Картина умирающего сотрудника престижной компании, захлебывающегося в жидкости, из которой состояло его тело, до сих пор рисовалось в сознании, и молодой следователь не знал, сможет ли когда-нибудь забыть об этом. Слишком ужасно было зрелище, разыгравшееся на улице Москвы, слишком страшно погибали ни в чем не повинные люди, и каждая смерть была яркой и запоминающейся, словно долгий непрерывный сон, которому нет конца.
Машина въехала во двор, и Святослав отогнал от себя гнобившие холодный рассудок мысли. На качелях восседала парочка подростков, в песочнице копался малыш, его мамаша сидела рядом на лавочке и читала глянцевый журнал, неподалеку расхаживали голуби и клевали, - детская площадка являла собой умиротворяющую взгляд реальность, и не имела ничего общего с тем, что следователи полчаса назад видели по видеозаписи в кабинете майора. Казалось, идиллия, мирно существовавшая между жилыми домами, являла собой иной мир, никак не пересекавшийся с тем, что случалось на улицах Москвы, там, где с чудовищной жестокостью, будто направленной самим дьяволом, смерть забирала жизни. Святослав повернул голову и встретился с карими, теплыми глазами Полины, которая с грустной улыбкой смотрела в окно и видела тот же пейзаж, что и он – солнечный и тихий.
Майор покинул салон первым. Святослав открыл дверь и вылез из машины, подал руку напарнице, и Полина вышла за ним на свет. Легкий, охлаждающий ветерок подул в лицо, глаза спокойно могли смотреть на синее, приобретавшее нежно-лиловый цвет небо: солнце медленно, не торопясь, направлялось за горизонт, хотя еще не покинуло своего пьедестала, по-прежнему освещая землю.
- Быстрее, - бросил им Филиппов, спешно идя к подъезду.
Святослав посмотрел в спину начальнику. Неужели майор не понимает, что как только они окажутся у двери квартиры Заозерова, идиллия этого маленького мирка падет, и уже станет невозможным наслаждаться приятным ветром и ловить неяркие ласковые лучи заходящего солнца? Стоя здесь, окруженные высокими домами, следователи находились между грядущей неизвестностью и прошедшим кровавым зрелищем, и этот маленький мирок являлся как бы передышкой, короткой, но помогавшей вновь почувствовать себя человеком – не охотником, разыскивающим бешеного, грозного зверя, - а просто человеком.
Полина испытывала то же, что и он. Но спорить с майором не стала. Поджав губы и надев на лицо маску непроницаемости, женщина последовала в подъезд за Филипповым. Святослав невольно почувствовал обиду. Он хотел подняться на квартиру Заозерова и одновременно боялся это сделать. Боялся потому, что следующий шаг грозил разлукой с пейзажем детской площадки.
И он пошел за Полиной, обхватив себя руками, словно стараясь отгородиться от того, что судьба сулила ему увидеть.
Святослав не ошибся ни в собственной интуиции, ни в своих подозрениях. Внутренний голос оказался прав.
Дверь была приоткрыта, и, толкнув ее, следователи вошли в квартиру. На глаза сразу попался человеческий труп, или, вернее, то, что осталось от человека. Стены кухни были забрызганы высохшей кровью, на полу лежало красное мясо, обтянутое треснувшей посиневшей кожей, то тут, то там на теле можно было заметить торчавшие кости. Порванная одежда прилипла к останкам и пропиталась пролитой кровью. Темные волосы на голове были вырваны клочками, глаза вылезли из орбит, зрачки закатились, из открытого рта на перекошенном лице вылез голубовато-серый язык.
- Матерь Господня, - Филиппов отскочил в сторону и врезался в стоявшего за ним Святослава, случайно наступив тому на ногу. – Пресвятая Богоматерь!
Полина прикрыла рот рукой и зажмурилась.
И лишь Святослав внешне остался спокоен.
В принципе, он ожидал увидеть здесь нечто подобное. Где-то в глубине души ему казалось, что Заозеров мертв. Но воспринимать и обдумывать проскользнувшую мысль он не стал, когда ехал в лифте. И вот теперь, находясь в квартире археолога, он понял, что чутье не обмануло его. Здесь был проклятый иностранец. И произошедшее с Заозеровым – его рук дело.
- Надо бы вызвать экспертов, - прокряхтел Филиппов и, спотыкаясь на каждом шагу, вышел из квартиры.
Полина, наконец, открыла глаза и, отвернувшись от останков, прошла в коридор. Святослав же еще некоторое время просто смотрел на кровавое месиво, ни о чем не думая, ощущая внутри глодавшую душу пустоту. Прислонив руку к губам, он провел взглядом по растекшейся по полу багровой, успевшей подсохнуть крови, по растерзанной груди, по раскинутым в стороны рукам, по толстым пальцам с содранной с подушечек кожей, по раздвинутым, согнутым в коленях ногам. Еще одна жертва, еще одна смерть, такая же необъяснимая, лишенная разумной, поддающейся логике причине.
- Как ты можешь на это смотреть? – Святослав услышал тихий голос Полины и, вздрогнув, повернулся к ней.
Женщина стояла, прижав руки к груди, побледневшая, и от него не укрылось, как она сжалась под его вопросительным взглядом, будто получила пощечину. Святослав и сам не знал, как выглядел в тот момент: на фоне забрызганных человечьей кровью стен и вывернутого наизнанку трупа, он стоял удивительно прямо, расправив плечи, с выражением спокойствия на лице, словно происходящее ничуть не пугало.
- Брось, - ответил он ровно. – Мы оба знаем, что не можем помочь бедняге.
- Да ты…, - она задохнулась от сотрясшего ее прилива протеста. – Ты смотришь на ЭТО как на кино!
- Это жизнь, - Святослав пожал плечами. – Хотя и похоже на кино. И мы с тобой главные герои.
- Да ну? – Полина прошипела эти слова, прищурившись. – Тебе нравится вид, не правда ли? Насколько я знаю, ты всегда предпочитал хоррор мелодрамам и комедиям.
- Что ты хочешь этим сказать? – Святослав непонимающе посмотрел на нее.
Полина поморщилась и отвернулась, не найдясь, что ответить.
- Хватит, - выдохнул он. – Если тебе трудно здесь находиться, то выйди, подыши свежим воздухом.
Женщина вздрогнула от этой шпильки.
- Выйти? – произнесла она с ядом в голосе. – С чего бы это?
- С того, что трупы начинают плохо на тебя влиять, - Святослав пожал плечами. – Впрочем, как знаешь. Просто не доставай меня, ладно?
- А когда это я тебя доставала?
- Никогда, - честно признался он.
- Вот и не болтай всякий бред.
- А ты не заводись.
- Мне просто не нравится, как ты любуешься кровью.
- Я задумался.
- Неужели? И о чем же?
Вот именно, что ни о чем. Святослав только что ясно ощутил, что вид мертвого археолога породил в его душе холодную пустоту, лишил мыслей и эмоций.
- Я не знаю, - ответил он.
Его голубые глаза встретились со строгим взглядом карих глаз Полины. Несколько минут они молча оглядывали друг друга, после чего возникшее напряжение спало. Женщина приблизилась к нему и осторожно взяла за руку, Святослав нежно сжал ее тонкие пальцы и сплел со своими.
- Ты извини, - сказал он, протянув руку и коснувшись ее прохладной щеки. – На сегодня слишком много всего перепало, не находишь?
Она сделала еще шаг к нему и склонила голову на его плечо. Горячее дыхание Полины коснулось его шеи, и пустота в душе Святослава сменилась родившейся возле багрового бассейна легкой, как шелк, нежностью.
Удивительно, как быстро проходит гнев и раздражение по отношению к близкому человеку. Только что они шипели друг на друга, а теперь обнимались в коридоре, словно и не было никакого неприятного разговора. Локон черных волос Полины случайно коснулся шеи молодого следователя, и Святослав вдруг почувствовал легкий аромат ее духов, свежий и приятный, почувствовал яблочный запах волос…. Женщина была очень худой, плоскогрудой, будто подрастающий мальчишка, но сейчас, когда она стояла так близко от него, когда его рука легла на ее тонкую талию, он вдруг понял, какая она хрупкая. И маленькая, по сравнению с ним, хоть и была достаточно высокой для своего пола.
- Это ты извини меня, - прошептала Полина, ее правая рука опустилась ему на плечо, и это осторожное, нежное прикосновение заставило Святослава прикрыть глаза. – Ты прав, трупы действительно начали плохо на меня действовать. Еще утром я искала логическое объяснение, причины, которые можно счесть мало-мальски разумными. Но, посмотрев это видео, поговорив с Филипповым, пока мы сюда ехали, я вдруг осознала, что не знаю почти ничего. Не знаю, поэтому и не могу соорудить ничего логического. Это выбивает из колеи. Очень выбивает.
- Я понимаю, - ответил он. – Не переживай из-за этого. Я обещал найти иностранца, и я его найду. Чего бы мне не стоило.
- Я с тобой, - карие глаза женщины тепло на него смотрели. – До самого конца.
- Да, - Святослав обнял ее, погрузив лицо в черные волосы и вдохнув яблочный аромат.
И только теперь он осознал, что же ему не хватало все это время.
Природы. Леса. Сада.
Хотелось ходить под высокими соснами и пышными, величественными темно-зелеными елями, собирать в корзину чистенькие, еще не прогнившие шишки, услышать трели птиц, соревнующихся друг с другом в птичьем вокале, услышать, как под подошвой удобных кроссовок ломаются ветки, устилающие землю, будто ковер. Хотелось очутиться далеко-далеко от шумного мегаполиса, от воздуха, пропитанного газами, от людей, от всех чудовищных происшествий. Хотелось просто забыться, оторвать от ветки яблоко и с хрустом надкусить его, ощутить, как на язык попадает кисло-сладкий сок. И запах черных мягких волос Полины обрисовал это желание в мельчайших подробностях, вплоть до бликов ярких солнечных лучей, проскальзывающих сквозь густую листву.
- Эй, - женщина посмотрела на его задумчивое лицо. – Все в порядке?
- Да, - кивнул он, выдавив из себя жалкое подобие ободряющей улыбки. – Все в норме.
- Тогда давай осмотрим квартиру, - она бросила взгляд на дверь, за которой находилась гостиная. – Возможно, есть зацепки. Не мог же этот иностранец ничего после себя не оставить.
Святослав, стараясь не смотреть в сторону кухни, отправился обследовать спальню Заозерова, Полина направилась в гостиную.

Она давно уже заметила, что с ним что-то не так. Святослав никогда не говорил всю правду, а она не допытывалась, не задавала лишних вопросов. Полина не любила влезать в чужую душу. До последнего времени не обращать на состояние коллеги было легко – раньше он держал себя в руках, маскировал истинные эмоции, не проявлял чувства. Но что-то в нем надломилось. Полина не знала, что именно. Еще вчера, когда Святослав вернулся с места происшествия, где погиб парень, игравший в ролевые игры, он был сам на себя не похож. Равнодушие, которое он обычно показывал на людях, сменилось раздражением, усталостью, едва ли не загнанностью. А сегодня, когда при просмотре записи видеокамеры он вскочил со стула и принялся орать на майора, Полина ясно поняла, что не обманулась.
Со Святославом что-то происходило. Он никогда так не ненавидел преступников, которых разыскивал, как сейчас – иностранца. Он окрысился при одном лишь взгляде на фоторобот загадочного мужчины, пытался что-то доказать в кафе, но так и не смог озвучить мысли, которые блуждали в его златокудрой голове. Он никогда таким не был.
Таким, как сегодня с самого утра.
И только что он обнимал ее. Стоял так близко, что она чувствовала на своей щеке его дыхание. Святослав всегда был ей другом – заботливым, внимательным, добрым. За время общения они даже ни разу не поссорились. Вместе распутывали дела, ходили в кафе, общались каждый день, за исключением разве что отпуска или выходных, сидели в одном кабинете, заполняли разные бумаги и выслушивали излияния потерпевших. Им не приходилось разговаривать на разных языках. Но все же была в отношениях своя особенность.
Порой люди говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может. Наверное, в чем-то народ был прав: мужчины и женщины были слишком разные, чтобы понять друг друга. Полина и не была похожа на своего напарника. Плоская, некрасивая, в отличие от него – широкоплечего, жилистого симпатяги с вьющимися светло-золотистыми кудрями и обаятельной улыбкой. Их отношения никогда не выходили из рамок преданности и заботы друг о друге, но эти чувства были чисты и искренны настолько, насколько могут быть таковыми чувства брата и сестры, бок о бок живущими в одной коморке.
Полина слукавила, если бы сказала, что видит в своем коллеге исключительно брата. Он ей нравился. Каждый раз, когда Святослав подходил слишком близко, она испытывала странное ощущение, как будто становилось очень жарко. Но она боялась анализировать подобные чувства, не хотела самой себе признаваться, что Святослав ей не просто побратим или друг – он тот, за кого она смогла бы отдать жизнь, не раздумывая. Полина предпочитала оставаться верной лишь дружбе, а рождавшиеся от возникавшей близости, длившейся где-то около минуты, мысли о том, насколько здорово было бы, если хоть однажды он коснулся губами ее губ, пусть невзначай, она гнала прочь. Тяжело было вообще предполагать, что когда-нибудь, в будущем их отношения зайдут в тупик и она больше Святослава не увидит. Нет, ее вполне устраивала дружба. Пусть будут эти недосказанности, пусть будет полуправда, но это лучше, чем потерять его. Дружба куда устойчивее любовных отношений и менее болезненна.
А Полина боялась боли. В жизни ей не раз пришлось испытывать разочарование.

Жизнь далеко не у всех бывает сладкой. Кто-то живет, а кто-то поживает. Кто-то имеет все – родителей, друзей, деньги, любовников, крышу над головой, а кто-то – ни того, ни другого, ни третьего. Полина больше всего на свете любила своего отца, и до сегодняшнего дня считала, что он был единственным самым близким ее человеком. Считала так, потому что отец до самой своей смерти ее любил и всегда и везде оставался честен. Она нигде больше не встретила такого, как он – порядочного, умного, грамотного, заботливого, умеющего выслушать и поддержать. Настоящий друг, лучший родитель. Ее отец работал в милиции, поймал не одного преступника, раскрывал множество дел, был уважаем друзьями, сослуживцами, коллегами. Полина помнила его доброе лицо, синие глаза и мягкие черные волосы, помнила, как он сажал ее на колени и подолгу рассказывал интересные истории. Отец знал тысячу историй, и Полина, будучи девочкой, любила их слушать намного больше, чем обыкновенные сказки.
В лихие девяностые отец погиб. Полина осталась с матерью одна, в небольшой квартире, и что-то в их мире, до этого кажущегося чуть ли не идеальным, треснуло и рассыпалось, словно стекло. Пока существовал Советский Союз, мать строила на будущее большие планы. Будучи образованным человеком, она проводила исследования в области физики, мечтала стать знаменитым ученым. Видимо, честность и чувство справедливости Полина переняла от отца, а логическое мышление и живой ум – от матери. Пока был жив отец и существовал Советский Союз, Полина видела свою мать одухотворенной, деловой, целеустремленной. Времена перестройки убили все надежды, все мечты и планы, которые люди достаточно много времени строили. НИИ закрывались, прекратилось финансирование науки, ученые потеряли работу, и мать осталась не у дел, как и большинство ее российских коллег. Потеря любимой работы стало ударом для женщины, увлечение физикой, занимавшее время и приносившее до этого доход, потеряло смысл. Смерть отца, погибшего в перестрелке с бандитами, было как ударом по самому больному месту.
Полина старалась хорошо учиться. Школу она не забросила, во-первых, потому, что пыталась хоть как-нибудь сгладить ситуацию, сделать разочарованной матери приятное, не доставить новых проблем, во-вторых, мечтала пойти по стопам отца, работать, как и он, в милиции, ловить преступников, которых в девяностые развелось слишком много. Бандиты проникали во все сферы деятельности, организовывали разные финансовые пирамиды, входили в элиту. Чувство справедливости рождало в душе девочки праведный гнев, и она поклялась себе, что никогда не перейдет черту, превращавшую гражданина в мошенника, кем бы он ни был.
Где только не приходилось работать матери, чтобы не умереть с голоду. Простаивание в длиннющих очередях по нескольку часов сильно выбивало из колеи, особенно на холоде или под мерзким дождем. С матерью стали случаться истерики, ее характер портился с каждым днем, мягкость одинокой женщины, воспитывающей подраставшую девочку, сменилась агрессией, жестокостью, отторжением. На глазах у Полины деловая и умная мать постепенно превращалась в растрепанную, забитую алкоголичку, которую уже мало что интересовало в этой жизни. Полина не раз проливала слезы.
А потом появился он. Полина не знала, откуда мать откопала этого человека с красным носом и мутными сероватыми глазками. Очень скоро он стал ее «новым папой», и девушка возненавидела его всеми своими силами. Отчим проник в их семью, как тараканы проникают в туалет, и, сколько бы ни выживала, никак не получалось от него избавиться. Ссоры, скандалы, его крик и удары кулаком по бедному кухонному столу, отвратительное хлюпанье красным носом и противные, асоциальные нравоучения, вызывавшие лишь приступы ярости. Полина не могла тягаться с ним, мать не вставала на сторону дочери, и через некоторое время девушка поняла, что ненавидит и ее тоже.
Жизнь в маленькой квартирке превратилась в ад, из которого, казалось, дороги нет. Мать стала для девушки пустым местом, любовь и забота об отчаявшейся бывшей исследовательнице переросли в раздражение и обиду к конченой алкоголичке.
Полина закончила школу с отличием и поступила на юридический факультет одного из московских институтов, прилагала все усилия, чтобы достичь совершенства в этой области. Переезд к подругам, встречи с очкастым однокурсником, зазубривание законов и положений в кодексе вытеснили то, чем она жила. Затем последовала практика, где Полине пришлось столкнуться с тем, что ее честность никому не нужна, после этого долгожданное событие – получение Красного диплома, ради которого она старалась так долго. Радость перемешивалась с болью и разочарованиями, будто причудливый коктейль, который пить оказалось невероятно горько. Лучшие подруги, которых Полина почитала едва ли не за сестер, предали, однокурсник скрылся в неизвестном направлении, как только окончил институт, и она осталась совсем одна.
К тому времени период перестройки уже минул, к власти пришел новый президент и принялся восстанавливать в государстве лучшую жизнь. Полина посвятила всю себя работе и в тот период как раз встретила его – Святослава.
Человека, который ей так понравился. Человека, который стал для нее настоящим другом. И было в нем что-то от ее отца, что-то неуловимо похожее и до трогательности приятное. Как-то скоро и незаметно он стал ей дорог.
И теперь Полина боялась его потерять, так, как это случилось с отцом, застреленным неизвестной шайкой, спившейся матерью, лучшими подругами и бывшим парнем.

Воспоминания о том, что было в девяностые, вызвали комок в горле, к глазам поступили слезы. Полина стояла посреди гостиной квартиры Заозерова и, оглядываясь, думала о том, заслужила ли всю ту боль, что пришлось перенести. В то время ее лишили всего, что было так дорого сердцу, отобрали лучшее, чем она обладала – близких людей. Все, что у нее осталось от семьи, это та самая маленькая квартирка, где она вытерпела столько боли и где сейчас проживала в одиночестве. Отчима кто-то убил на улице еще давно, видимо, его собутыльники в жарком споре на лавочках, мать умерла от алкоголизма, и, как полагала Полина, больше судьбе отбирать у нее было нечего.
На столике лежала кипа книг, некоторые были раскрыты, рядом – мобильный телефон, работал включенный телевизор, на плоском жидкокристаллическом экране которого показывали рекламу, высокие книжные полки подпирали стены, и с первого взгляда на них можно было увидеть, что проживающий в этой квартире человек явно занимается наукой, на кожаном диване виднелись вмятины, горела настольная лампа. Казалось, что здесь есть жизнь и она еще не покинула пределы этой квартиры, создавалось впечатление, что сюда вот-вот войдет тот самый археолог, нацепит на нос свои очки и, грузно сев на диван, склонится над толстыми томами. Ощущения этого, конечно, были обманчивы, но Полина невольно поразилась живой кипучести уютного интерьера.
На глаза попалось какое-то пятно, едва уловимое, выжженное на ковре, как раз возле столика. Опустившись на корточки, она пригляделась к пятну, быстро соображая. На кровь похоже не было, на пролитое вино или другое алкогольное вещество тоже.
- Слава! – крикнула она.
- Да? – донеслось с порога гостиной.
- Тут что-то есть.
Святослав сел рядом и стал рассматривать пятно.
- Похоже на серную кислоту, - он на несколько секунд задумался, потом добавил. – Или сернистую. Я не силен в химии, но похожее раньше встречал.
- Если это кислота, как думаешь, откуда она здесь?
- Так, давай тут все эксперты проверят. Я не хочу делать поспешных выводов.
- Ладно.
- В спальне я ничего подозрительного не нашел.
- Здесь мобильный телефон. Я проверю последние звонки.
- А я - записную книжку.
Кивнув друг другу, следователи принялись за дело.
- Слушай, вчера в шесть часов вечера Заозеров сделал звонок Асе, - сообщила Полина.
- Асе?
- По-видимому, Анастасии, своей племяннице.
- Выходит, он погиб после шести.
- Да. А еще он звонил ей в два часа дня.
- Еще звонки есть?
- Нет, дальше только те, которые он делал два дня назад.
- Надо позвонить той Анастасии, она, наверное, не знает, что ее родственник умер, - Святослав на мгновение закусил губу, обдумывая ситуацию. – Эксперты сделают отпечатки пальцев. С Анастасией будешь разговаривать ты.
- А ты?
- Осмотрюсь здесь. Узнаю, над чем работал Заозеров, с каким проектом. Скорее всего, он первая жертва, а значит, связан с проклятым иностранцем. Не из воздуха же наш подозреваемый возник, должен же он как-то относиться к людям, которых убивает, пусть даже косвенно.
- А он ли их убивает? – спросила Полина.
- Черт его знает. Его просто надо найти.
- Хорошо. Я звоню Анастасии.
- А я, похоже, засяду здесь на остаток вечера.
- Позвони мне, когда что-то узнаешь.
- Само собой.
Полина покинула квартиру, не оглядываясь на кухню, где лежало человеческое месиво, достала из кармана мобильный телефон и набрала номер племянницы Заозерова.