каб на хмель не мороз

Татьяна Ульянина-Васта
Я отвык…
Холодный сырой воздух…
Всплески на горизонте…
После привычных систем климат контроля – это почти безлюдное место. Когда-то недвижимость здесь шла на вес золота. Но времена изменились – орбиты – сферы, полусферы…. Окраины стали дикими….Для одиночек…
Я отвык….
Холодный сырой воздух….
Неприятное прикосновение коготков к лёгким…
Можно, разумеется, вернуть приятную атмосферу обжитого уголка. Дома для обогрева
продрогшей души, но я уже далеко не так сентиментален. Тело – единственная материальность. Душа отождествлена с ним полностью. И где-то в дебрях этой схоластики погребён и дух.
Мне никуда не нужно и, собственно, ни там, ни здесь по большому счёту я никому не надобен. Хотя, пытаюсь периодически надеть маску жизнелюбия.
Глупая человеческая привычка – казаться не тем, что ты есть на самом деле. Вести себя в рамках общепринятой морали. Уже и мораль давно погребена под обломками старого света,  а поди ж ты рамки остались. Люди как безумные пытаются сохранить хотя бы какую-то вещественную привязанность к месту, строю, иерархии. Но бессильны. Слабость тех, кто шел к гордому званию то ли бога, то ли человека.
Поэтому я прячусь от собственной личины в собственном доме на краю края.
Дом холоден. То есть абсолютно. Но это-то как раз и возвращает к мысли собственной величины. Хочу, содержу дом в тепле, хочу в холоде. Хотя бы на этом пятачке я царь и бог.
Медленно обхожу сумрачные комнаты. Собственно здесь никогда не было жизни. Я приобрёл его тогда, когда само упоминание о семейных или дружеских узах уже вызывало прилив раздражения. Что мне эти чужие лишенные смысла отношения.
Кратковременные встречи вполне удовлетворяют тщеславные попытки блеснуть собою в обществе. Возможно, я стал циничен.
А, возможно, я просто отвык…
И потом этот коготок кошки в моем теле…
На глаза попалась нераспечатанная коробка. Упаковка межпланетных чартеров.
Когда я успел притащить сюда этот хлам. И почему до сих пор не выбросил?
Любопытство взяло верх. Хотя я давно не интересуюсь своим прошлым. Пошло листать письма, черновики, книги… Нет уже ни людей, ни времени, ни чувств.
Нам всем совершенно никуда не нужно перебираться, что бы понять никчемность багажа воспоминаний. Признание – это да! – но пусть признают те, а мне здесь совершенно всё равно, что стерто и запылено в бумагах моей жизни.
Итак, коробка…
Стопочка грушевой водки, немного ярче свет, тонкое лезвие ножа скользит по подобветшавшей материи. Прошлое мне хочет оказать услугу в виде привета. Опять же пошловато звучит, но чувство примерно такое же. Когда-то мне дарили подарки. Очень-очень давно. Я забыл почти состояние одариваемого человека. Глупо ждать даров, когда можешь их взять самостоятельно. Опять же независимость на гране самовлюблённости. Но почему бы мне себя не любить. Итак, из любви к себе прошлому я всё ж таки вскрываю эту коробку.
Руки нащупывают холодную одряхлевшую материю. С душком затхлости и тлена.
С чего бы вдруг мне хранить эту отсыревшую ткань.
Бросаю тряпку к ногам и пытаюсь вытащить плотно утрамбованные книги и блокноты, какие-то диски, коробочки. Хлам небрежно ссыпается  на пол. Только сентиментальному идиоту придёт в голову потрошить мусор. Одна из наиболее уцелевших книг навевает, наконец, воспоминание. Ветер на чужой далекой станции.
Соляное семейство Лота. Видимо, первооткрыватель был поклонником знаний о доме. А, возможно, просто любителем фантасмагорий.
Книга не обманула ожиданий. Где-то на трети вынырнула смятая бумажка размером с ладонь.
Странный почти забытый подчерк.
Что ты там могла тогда знать, что бы писать мне записки?
Судя по всему, она и не собиралась её посылать. Видимо, уже на втором порыве поговорить, записка была извлечена из небытия, аккуратно расправлена и вложена в книгу.
Я отвык читать такие истлевшие буквы. Зрение уже не то.
Да и стоит ли напрягаться, что могла мне сказать та, которая терялась в моей жизни трижды и каждый раз безвозвратно.
Кошачья лапа в груди стала более настойчивой.
Теперь я, наконец-то, поднял эту полинявшую тряпку.
Это и было одряхлевшее шелковое платьишко – дар одного слишком разумного создания.
Дивно, что теперь  после нежного спиртового тепла в моих венах – оно уже не вызывало отвращения. Правда, ностальгии то же не наблюдалось.
 Память была услужлива и подсунула мне лицо этой потери.
Нам нельзя было возвращаться. Контрольно пропускной пункт естественная преграда проникновению. Но я был самонадеян. Чем чёрт не шутит, когда бог спит. Оказалось, этот
демон не шутит практически не чем.
Ценный материал для исследования планеты Лота. Они не могли отказать себе в удовольствии.
Я прекрасно понимал их как специалист, но и не отжившего еще тогда во мне человека я понимал то же.
Во мне победил человек, в них то же. Люди забрали эту материю на исследование.
Я мог бы ознакомиться с результатами и выводами. В принципе, меня как участника допусти ли бы при желании.
Но яростно скребущий мои легкие котёнок напомнил, что ни тогда, ни теперь охоты взглянуть на достижения в изучении околоземного пространства у меня не возникало.
Я уже стер негативные эмоции – пусть развлекаются.
Странно, что я почти не помню её глаза. Может быть, они были не важным элементом, однако, я помню взгляд. Я глаза могли быть хоть серыми, хоть зелеными, хоть голубыми.
Я отвык от её глаз…
И потом дались мне все эти бредовые воспоминания.
Долгая память хороша в определённой области.
По стенкам моего внутреннего сосуда гуляет волна всплеснувшегося хмеля.
По мозговым извилинам какая-то музыка.
Где я мог слышать раньше эту мерзкую мелодию?..........
Я сам исследователь. И мне совершенно ясно, что открытия и приходят со звезд
Здесь уже больше нечего исследовать и открывать.
Старая грёбаная планета.
Под вторичной звездой. Солнце нам не мать, а мачеха.
Воспойте свою настоящую мать – об этом настойчиво напоминала мелодия.
Вот только, что этот музыкант знает о настоящей прародительнице.
Видимо, жажда любви и сострадания.
Я отвык….
От таких назойливых напоминаний о себе прошлом. Раз уж здесь где-то хранилась эта запись – вероятно, я предпочитал её чему-то другому. Сейчас я уже далёк от этого бессмысленного заклинания.
Мы не умеем возвращать жизнь – так и не научились. Её невозможно воскресить ни под какой звездой.
Тот умник так и остался не превзойденным мастером.
Если бы меня спросили: как бы это выглядело? У меня был ответ на вопрос.
Но здесь спрашивают только по теме. И наши с ними темы не совпали.
А навязываться я отвык….
Все равно примут в расчёт только свои выводы. Тем более, что исследования стоят денег. А на тот миг у меня их просто не было.
Я видел женщин умирающих ради любви….
Насколько это сообразуется с необходимостью не мне судить.
Почему-то вспомнил приятеля. Всю жизнь кувыркался по конфликтам на разной почве – советником.
- Слушай, столько лет на грани риска. Мудрым стал как змей. Ну, вот ответь, какую самую толковую мысль ты родил на свет.
- Самую…… самую…….. положим, советовал этим сосункам, как остаться в живых.
Не находишь, что тривиален?
- За это не могли платить деньги. Это противоречит условиям контрактов.
- Значит, я надул их ……... не находишь?
Я отвык удивляться…….
Пусть бы у неё были чёрные глаза.
Видимо, я тоже тривиален.