Глава 2. Бог?
Придет тот час, и ласковый рассвет
Вдруг превратится в пламень раскаленного заката,
И гордый мрак окутает весь мир,
Преподнесет на блюдце результат расплаты.
Весы судьбы, отмерив душу дюйм за дюймом,
Склонятся к злу, наполнившему сердце.
Увидишь, человек, как падает звезда с небес,
Когда крылатый бес утащит в преисподнюю.
Записи из дневника Анастасии Заозеровой
15 мая 2001 год
«Мелодия на мобильном телефоне известила меня о прибытии смс-сообщения. С трудом разлепив глаза, я взяла телефон в руки и взглянула на экран. «Привет, прости что беспокою, но мне нужна твоя тетрадь по геометрии. Можешь передать ее завтра?» - буквы сливались, смысл вопроса не сразу дошел до моего сонного сознания. Я стала нажимать на кнопки, чтобы написать ответ: «Я на даче, приеду послезавтра», как вдруг услышала вскрик внизу.
Моя комната находилась на втором этаже, родители спали подо мной на первом. Сначала я подумала, что мне показалось. Время на телефоне показало, что сейчас полвторого ночи, мама с папой видят девятый сон. И я тоже видела бы, если бы не этот проклятый телефон и не эта проклятая тетрадка с решением геометрических задач. «Ненавижу математику», - подумала я уже в миллионный раз за жизнь и откинулась на подушку, сладко зевнув.
И снова шорох внизу. И снова вскрик, слабый, но уловимый.
«Я понимаю, что заниматься любовью чертовски приятно, но не в том случае, когда это мешает спать детям».
Губы сами собой растянулись в улыбке. Родители любят друг друга – и это главное. Ни ссор, ни скандалов. Спокойная, размеренная жизнь в окружении любящих взрослых. Мне уже шестнадцать, но все еще думаю как ребенок.
С первого этажа раздался вскрик, на этот раз настораживающий. Как будто от ужаса или… боли.
Что заставило меня подняться с постели? Новый крик, от которого мне стало жутко, охватившее беспокойство, удивление или простое женское любопытство? Не обув тапочки, я встала с постели, открыла дверь и вышла в холл, ощущая, как голые ступни врезаются в шершавые холодные деревянные доски пола. Передо мной располагалась лестница, но я не осмеливалась спуститься вниз. Нагнувшись через перила, я попробовала заглянуть в комнату родителей с высоты.
Дверь была распахнута, и от меня не могла укрыться высокая человеческая тень, скользящая по стенам. Я услышала чьи-то хриплые стоны, и могла поклясться, что все происходящее мне только кажется.
Я думала, что это сон. Даже ущипнула себя, чтобы проверить. Но так и не проснулась, чего ожидала с большой надеждой.
- Ненавижу! – крик матери привел меня в состояние, близкое к панике. Пришлось убедиться, что я не сплю.
Никогда не слышала, чтобы мать так кричала на отца. С такой злостью, болью в голосе, издавая хрип, будто бы задыхаясь.
Последняя мысль меня испугала. Может быть, мама действительно задыхается? И черная тень человека, блуждающая по стенам, совсем не напоминала фигуру отца, который был низкого роста и крупного телосложения.
Я услышала холодный, леденящий душу смех, звучащий в ответ маме. Только тогда я поняла, что там, в комнате, был третий, и мама кричала вовсе не на папу.
Незваный гость продолжал смеяться, ему внимали слабые стоны. Мне казалось, что меня сейчас вывернет или я потеряю сознание. Страх накатил волной, не позволяя даже двинуться с места. Горло щемило, мешая дышать, ладони сжались в кулаки, ногти впились в кожу до крови. Я понимала, что нужно было спуститься и помочь матери, но что-то меня удерживало от этого поступка… какая-то неведомая сила держала меня на лестнице, лишив сил даже на крик.
- Мерзавец, - это снова говорила мама. Почему папа молчит?
Гость продолжал смеяться. Зло и беспощадно, наслаждаясь тем, что причиняет боль. Я с ужасом наблюдала за тенью, нависающей над кроватью, которую мне не удавалось увидеть, сколько бы я ни наклонялась.
Вдруг эта тень подняла руку, и я успела заметить длинный нож. Рука резко опустилась, и новый вскрик добил меня окончательно. Рука поднималась и опускалась, поднималась и опускалась – и так было несколько раз, я не считала количество ударов, - но проклятый нож раз за разом вонзался в тело, и стон, который я слышала, сливался с моим собственным. Ноги не слушались, следовало бы спуститься вниз и врезать мерзавцу, возможно, даже убить его, но такое желание, порожденное в душе пробудившимся гневом, так и осталось всего-навсего желанием.
Нет, нет, нет… Я кусала кулаки, не чувствуя, как по рукам течет кровь, размазывала ее по лицу, тяжело дыша, стонала, не находя в себе сил на крик. Нож продолжал делать свое дело, руководимый твердой рукой таинственного убийцы, а я наблюдала за тенью, которая отчетливо передавала мне все совершаемые им действия.
Наконец все прекратилось. Нож был брошен на пол – я определила это по звуку упавшего предмета. Тень двинулась, а вместе с ней двинулась и я.
Не знаю, как объяснить это, но силы словно вернулись ко мне, и я почувствовала, что ноги могут меня держать. Поднявшись, я аккуратно стала спускаться по лестнице вниз, стараясь не делать шума, и меня сопровождала глупая надежда на то, что с мамой не случилось ничего смертельного. Надежда остается в человеке до последнего…
До последнего – того момента, когда понимаешь, что свет погас, что ничего уже не вернуть. Когда видишь, как весь ужас, который ты не хотел признавать, воплотился в реальность, в окружающие тебя объекты.
Пол под моими ногами был залит кровью, и я едва не поскользнулась. Но все-таки удержалась на ногах. Я уже не помню, как оказалась на пороге комнаты, как увидела обмякшее тело отца, лежащее в углу, увидела распростертое на постели тело матери. Белоснежные простыни были окрашены в темные пятна, и хотя я сразу поняла, что это ее кровь, осознать тот факт было почти невозможно.
Завороженно глядя на два трупа, я даже не подумала посмотреть на человека, разрушившего мой мир. Я подняла на него глаза лишь тогда, когда он выпрыгнул из окна в сад.
Пол медленно превращался в багровый бассейн, мои ноги хлюпали по крови, когда я приблизилась к матери. Ее глаза были широко распахнуты, рот открыт, лицо, которое чертами напоминало мое собственное, искажено ужасом, длинные волосы разметались по подушке, пальцы выпустили простыни, которые до сей поры сжимали.
«Мам», - сказала я, глядя на нее. – «Мам, вставай».
Зачем я так говорила? Наверное потому, что мое сознание не могло принять окружавшую меня действительность. Я навсегда потеряла маму. Так быстро. Так несвоевременно.
Луна выскользнула из-за темных облаков, и ее тусклый свет залил комнату. Из открытого рта мамы вытекла кровяная струйка и сползла по подбородку. В стеклянных глазах не было никакого выражения.
«Мам», - я протянула руку и осторожно коснулась ее ладони, легкими движениями поглаживая мягкую кожу. – «Мам, не молчи… Мам!»
Жизнь вышла из ее расслабленного неподвижного тела, но поверить в то, что я никогда больше не увижу маму, было невозможно. Я отказывалась верить, отказывалась воспринимать происходящее… Все было как в тумане… Мне казалось, что через несколько мгновений мама вздохнет и даст понять, что она со мной. О, как мне хотелось увидеть ее живой, почувствовать, что в ее теле еще есть силы!
Я повернула голову и взглянула на отца. Он лежал на полу в углу, облокотившись на стену, его залитая кровью рубашка едва не свела меня с ума.
Впрочем, в ту ночь я действительно сошла с ума…»
(запись обрывается)
17 мая 2001 г.
«Что я помню? Какие-то отрывки, где я лежала на полу, перекатываясь с боку на бок, что-то остервенело кричала, хватала пальцами свои длинные волосы, пытаясь выдрать их от оглушающей боли, сжимавшей мне сердце… Потом появилась соседка в нелепом халате, и ее безудержный крик разрезал горячий воздух, которым я дышала и от которого задыхалась…
Я пришла в сознание и стала воспринимать реальность только тогда, когда мне в лицо плеснули ледяной водой. Что было до этого момента мне неизвестно. Какие-то люди, представившиеся милицией, задавали мне вопросы, а я смотрела им в глаза и молчала, не понимая ни слова из того, что они говорили.
Когда появились следователи – а это произошло спустя пару часов, - я уже могла что-то сказать. Они заставили меня одеться и забрали в отделение, где задавали вопросы.
Я почти ничего не знала из того, что они хотели от меня услышать.
- Вы были в комнате?
- Была.
- Вы видели убийцу?
- Да.
- Вы запомнили его лицо?
- Нет. Было темно.
- Как он выглядел?
- Не знаю.
- Как он был одет?
- Не знаю.
- Вы можете назвать хотя бы одну примету?
- Нет».
(следующая страница дневника оторвана)
28 февраля 2002 г.
«Льющийся лунный свет, рассекающий темноту и озаряющий багровое озеро крови, надолго засел в моем сознании. Картина той ночи стала преследовать меня во снах, и я не могла избавиться от наваждения, несмотря на то, что месяц переваливал за месяц, и время быстро текло в своей плоскости, сменяя дни на ночи и ночи на дни.
У меня никого не было. Дядя собрал вещи и уехал из Москвы, словно бы желая сбежать от постигшей нас трагедии. Подруги отреагировали каждая по-своему: некоторые даже не позвонили мне, чтобы предложить провести со мной хотя бы несколько часов… Мне нельзя было в тот момент оставаться в одиночестве, наедине с раздирающей болью и воспоминаниями, возникавшие даже на пустом месте.
Возможно, люди просто не знали, как отнестись к этой ситуации. Может быть, они чувствовали себя неловко, считая, что жалость лишь вызовет во мне гнев. Или они просто боялись притянуть беду на свою сторону… Мне это не было известно.
Но я сумела приспособиться к новой жизни, которая состояла из одиночества. Научилась мириться с болью, привыкла к бессоннице, смирилась с надвигавшейся пугающей тьмой, которая каждую ночь рождалась в моей спальне и заставляла меня прятаться под одеялом.
Детские страхи о том, что за шкафом прячется чудовище, а под кроватью живет злобный дух, появились словно бы ниоткуда. Все, чего я когда-либо боялась, вернулось ко мне и окружило, не давая спокойно жить, не давая мне чувствовать себя свободно. Странно, но я привыкла к этому. Привыкла, как привыкают к мужу, к детям, к домашним животным, к укладу жизни…
А когда я встретила Игоря, мне стало все равно, что меня любят и хотят. Я отгородилась от внешнего мира, защитилась от посторонних интересов к моей личности, спрятавшись под толстым слоем панциря, созданным мною из недоверчивости, пугливости и, конечно же, равнодушия.
- Зачем ты от меня прячешься? – спросил однажды Игорь по телефону, когда я в очередной раз проигнорировала его предложение отправиться погулять с ним.
- Я не прячусь, - мой ответ прозвучал менее уверенно, чем я чувствовала себя в ту минуту.
- Тогда в чем причина?
И снова меня просят отвечать на неизбежные вопросы.
- Много дел, - воспользовалась типичной отговоркой.
- И эти твои дела мешают тебе со мной встречаться?
- Нет, - я не могла лгать.
- Тогда почему?
«Не хочу с тобой встречаться. Не хочу видеть твои глаза, не хочу наблюдать за твоей улыбкой. Не хочу держать тебя за руку. Ты войдешь в мою жизнь, а потом исчезнешь внезапно, как это обычно и происходит. Уйдешь и не вернешься, забыв обо мне, будто ничего и не было. А я снова останусь одна».
- Мне сложно решиться на новый шаг.
Он, конечно же, все понял. Игорь всегда все понимал».
7 марта 2002 г.
«Можно, пожалуй, продолжить свои записи со слов «дорогой дневник». Но я не стану писать эту чушь, потому что ненавижу свою жизнь и ненавижу черную книжку, которую держу в руках. Дневник… идиотская затея запечатлеть на белых листах в линеечку свои эмоции. Зря я начала сюда все это писать.
Дневники, как правило, ведут люди, у которых нет друзей, люди, которым есть что сказать, но некому. Я как раз отношусь к числу таких неудачников. Да и вряд ли кому-то взбредет в голову читать то, что я здесь пишу.
Впрочем, мне все равно.
Разве можно назвать жизнью тот отрезок времени, который я провожу на Земле? Каждый день одно и то же… Ничего нового, ничего интересного.
Марина снова затевает вечеринку и зовет меня. Пойти? Да, обязательно схожу. Она говорит, что мне нужно быть как можно больше на людях.
Надо было раньше об этом думать. Пока я носила траур, никто не стремился со мной даже разговаривать. А теперь все жалеют меня, как потерявшуюся собачку. Они не знают, что мне безразличны их чувства. Марина собирает компанию из девчонок и парней, среди них будет и Игорь. Подруга надеется, что я все-таки начну с ним встречаться и стану его девушкой, а затевающаяся вечеринка поможет ей сблизить нас.
Неужели она не понимает, что ее идея обречена на провал? Я ровным счетом ничего не испытываю к Игорю. Добрый парень приятной наружности… не более того. В нем нет ничего особенного.
А я ничего для себя и не ищу. Мне никто не нужен.
Жаль, что я не могу сказать Марине это вслух. Она обидится, если узнает о том, как мне надоели ее подачки. Надеюсь, вечеринка не будет чересчур шумной».
10 марта 2002 г.
«Ну здравствуй, мой любимый ненавистный дневник!
Вчера состоялась та самая вечеринка, на которую я все же пошла. Не могу сказать, что все было так плохо.
Я надела свое черное платье, в котором смотрелась как мертвец из-за бледной кожи, контрастирующей с ярким цветом темно-рыжих волос. Впрочем, мой внешний облик вполне соответствовал состоянию души.
Вечеринка проходила в родительской квартире Марины. Подруга, воспользовавшись отсутствием старших, устроила прием близких знакомых: пассий, которым строила глазки, девчонок с их ухажерами, и просто друзей.
Она открыла дверь, и я почти сразу оценила ее внешний вид. Шелковое короткое красное платье сулило кое-кому продолжение встречи, но уже в другом месте, опьяневший взгляд узковато-кошачьих глаз сообщило, что Марина перестала отвечать за свои действия, а искренняя радостная улыбка слегка растопила нагулявшийся лед в моей черствой душе.
- Как хорошо, что ты пришла, - Марина схватила меня за руку и втянула в квартиру, прошептав на ухо. – Твой поклонник здесь.
- Игорь? – уточнила я.
- А у тебя есть другой поклонник?
Нет, конечно. И было бы лучше, если бы его вообще не было.
Марина проводила меня в гостиную, где под музыку, бьющей из колонок, танцевали несколько пар. Учтиво поздоровавшись со всеми и отделавшись от них искусственной улыбкой, я взяла со столика бутылку вина с бокалом и отошла в темный угол, присев в кресло. Мне не хотелось ни с кем общаться, а уж тем более сразу попасть на глаза Игорю. Конечно, рано или поздно все-таки придется сегодня с ним столкнуться, только хорошо, если это будет поздно.
Я плеснула в бокал красного вина и сделала несколько глотков, позволив себе расслабиться. Рядом в соседнее кресло плюхнулась Марина.
- Ты не пойдешь к Игорю? Он на кухне, - сказала она.
- Он знает, что я здесь?
- Пока нет.
- Значит, не пойду.
- Почему? – Марина взяла пустой бокал и тоже налила вина. – Он тебе нравится, разве нет?
- Нет.
- А я думала обратное.
Она была права, в чем я боялась признаться самой себе. Игорь мне нравился, но только как друг, и поэтому мне не хотелось с ним сближаться. Я столько времени возводила преграды, отделяющие меня от окружающего мира, и позволить какому-то парню разрушить их… Нет, так не пойдет.
- Я не хочу с ним встречаться, - ответила я, глядя в карие глаза Марины.
- Ну кого ты пытаешься обмануть? – ее теплая ладонь накрыла мою руку, и это дружеское прикосновение создавало между нами связь взаимопонимания. – Я слишком хорошо тебя знаю.
- Ты меня совсем не знаешь, - жестко перебила я подругу.
- Ошибаешься. Ты отвернулась от всех.
- Хочешь сказать, что дело во мне?
- Именно. Ты должна раскрыться миру, стать ближе к людям.
- Раскрыться миру? Зачем?
- Чтобы стать счастливой.
- Когда-то я была счастливой, - мой голос даже не дрогнул при упоминании о родителях.
- Так надо снова стать…
- Мне это чуждо, - я выдернула руку из-под ее ладони. – В мире, о котором ты говоришь, нет ничего такого, что подарит мне то, что я хочу.
Внимательный взгляд Марины остановился на моем лице.
- Твоих родителей не вернуть, Ася, - сказала она. – Нужно жить дальше.
- То есть существовать?
- Нет, я сказала «жить».
- А что ты понимаешь под этим словом? – я сделала глоток вина и откинулась на спинку кресла, пробуя сбросить с себя напряжение.
- Что я понимаю под словом «жизнь»? – переспросила Марина.
- Да.
- Ну… заниматься любимым делом, знакомиться с людьми, много общаться, проводить время так, как нравится, добиваться того, чего желаешь…
- А еще спать с мальчиками и устраивать вечеринки, - мрачно добавила я. – Разве это и есть отличия «жизни» от «существования»?
- Хочешь сказать, что жить и существовать – одно и то же понятие?
- Пока я вижу только это.
- Жаль, - Марина обвела взглядом гостиную, где парочки приглашенных обнимались, ритмично двигаясь под медленную мелодию. – Посмотри на них. Они счастливы. Они живут, разве нет?
- Они? – я посмотрела на танцевавших. – Не уверена.
- Почему?
- Они все пришли к тебе, чтобы забыться, - ответила я, глядя поочередно на каждого. – Глянь на Машу. Ты правда думаешь, что она на твоей вечеринке только потому, что хочет поближе узнать Дениса?
Я указала Марине на девушку в короткой джинсовой юбке и белом топе, танцевавшей с парнем, не отрывая глаз от его лица, словно видит его в последний раз.
- Конечно, - кивнула Марина. – Всем известно, что она влюблена в Дениса.
- И он тоже это знает.
- Еще бы. В него многие влюблены.
- И он дает Маше ложную надежду, танцуя с ней и улыбаясь, делая вид, что ее присутствие здесь для него дороже всего остального, - прокомментировала я. – А бедная Маша считает, что раз он так обходителен с ней, значит, она ему хотя бы немножко, но все-таки нравится.
- Ну да, - ответила Марина. – Ты это к чему?
- К тому, что Денис проделывает это с каждой из своих поклонниц, а Маша навсегда останется дурочкой, обведенной вокруг пальца, пока в конце концов не поймет, что красивые глаза – это далеко не все, что нужно мужчинам, - продолжила я свои рассуждения, чувствуя, что меня начинает затягивать в область философии (так всегда случалось, когда я немного выпью). – Все эти игры в кошки-мышки являются частью человеческого существования. Маша пришла сюда не только для того, чтобы понравиться этому казанове. Она устала от повседневных проблем, устала от учебы, от того, что мать ее без конца грузит своими выходками… Маша думает, что здесь, среди сверстников, в кругу друзей ей удастся отдохнуть, расслабиться хотя бы ненадолго. И отдыхает она здесь именно от образа существования, которое ведет.
- То есть от жизни?
- Не от жизни в целом, а от образа. От дел, занятий, проблем…
- А от чего здесь отдыхаешь ты? – поинтересовалась Марина.
- Наверное, от самой себя, - я слабо улыбнулась. – Мне нравится быть одной, но порой меня это утомляет.
- Надоедает одиночество?
- Не одиночество, а собственные мысли, от которых иногда голова идет кругом.
- Вот я и говорю: тебе надо сближаться с людьми.
- И что это даст?
- Ну, по крайней мере, ты избавишься от гнета своих мыслей, потому как будешь больше разговаривать, чем думать.
- Никогда не любила много разговаривать, - поморщилась я. – В чем толк говорить о том о сем и ни о чем в целом?
- Наверное, чтобы не сойти с ума, - Марина пожала плечами.
- Не сойти с ума? – я не могла удержаться от смеха. – Знаешь, люди и так немного сдвинутые.
- От того, что живут одним и тем же?
- Да.
- Тебе надо что-то поменять в своей…, - Марина хотела сказать «жизни», но вовремя себя исправила. – В своем существовании. Игорь – это лучший способ начать существовать заново.
- Жить заново, существовать заново…, - я до дна осушила бокал и налила еще вина. – Мне кажется, это бесполезно.
- Почему?
- Мне все равно.
- Тебе безразличен Игорь или безразлична твоя жизнь?
- И то и другое.
Марина покачала головой.
- Я помню другую Асю, - разочарованно прошептала она тихим голосом, но я услышала то, что она говорит. – Та Ася, которой ты когда-то была, любила свою жизнь и ценила ее превыше всего.
- Люди меняются, - я равнодушно пожала плечами. – Я тоже изменилась.
- Не в лучшую сторону.
- Не лучшими были события, которые я пережила, - я несколькими глотками разом выпила вино в бокале и почувствовала, как кружится голова, пол гостиной завертелся перед глазами. – А знаешь, что самое паршивое? Знаешь?
- Что?
- А то, - я глубоко втянула воздух, пытаясь прийти в себя. – Паршиво то, что мне ничего не хочется. Понимаешь? У меня нет ни одного желания. Ни одного!
- Этого не может быть, - Марина поставила бокал на столик и взяла меня за руку. – Да и зачем ты это говоришь?
- Чтобы ты меня поняла.
- Ася, я знаю тебя достаточно много времени, но мало понимаю. То, что у тебя нет желаний, мне чуждо.
- Мне самой странно. Но я ничего не могу поделать. У меня нет мечты, нет цели, к которой я могла бы стремиться, - я погладила руку подруги. – Знаешь, когда мама с папой умерли, у меня в душе что-то оборвалось. Как будто сердце разбилось на маленькие кусочки. Неприятное ощущение, но у меня не было сил побороть его. Это все равно что увидеть, как твой парень целует другую девушку, и ты чувствуешь, как волна ревности накрывает с головой рассудок, как становится душно, будто воздуха не хватает…
- Да, эпизод с ревностью мне знаком, - кивнула Марина.
- Я потеряла нечто ценное, кое-что, что вернуть невозможно. Родители… пока я жила с ними, мне казалось, что мир яркий и жизнь – все, за что должен держаться человек. Но я ошибалась. Смерть предстала передо мной в темных тонах, и я узнала, как легко потерять то, что имеешь, потерять в одно мгновение, в один час все и сразу. Тогда я поняла, что жизнь является всего лишь существованием на этой планете, в этом чудовищном мире, где недостойный злой человек может обладать властью и богатством, а благородный – лишь коркой хлеба и койкой в тесной комнатушке. И оба человека умрут, потеряв, что имели, только один лишится виллы у моря, а второй – единственной рубашки.
- А что потеряешь ты?
- Ничего, - я посмотрела на бутылку вина, раздумывая, налить ли еще или остановиться на том, что я уже успела выпить. – У меня ничего нет.
- А как же твой дядя? – спросила Марина.
- Дядя? Он опять на раскопках. Его больше интересуют найденные артефакты, чем семья.
- Значит, тебе надо найти человека, который стал бы для тебя самым дорогим и близким.
- Чтобы потом лишиться его?
- Необязательно.
- С меня хватит родителей. А Игоря я не хочу втягивать в свои проблемы. Ему будет намного лучше без меня.
- Ты так думаешь? – Марина кивнула на вошедшего в гостиную светловолосого парня.
Игорь на фоне веселящейся толпы казался попавшим «с корабля на бал». Одетый в простую футболку и джинсы, со взлохмаченными волосами, немного бледный, он был погружен в свои мысли и не обращал ни на кого внимания. Взгляд его голубых глаз остановился на углу гостиной и сосредоточился на мне. Отрешенное выражение на лице в одно мгновение сменилось радостно-возбужденным.
- Он очень ждал тебя, - шепнула Марина на ухо. – Знаешь, если ты не можешь самой стать счастливой, дари счастье другим. Позволь Игорю приблизиться к тебе, и вполне возможно, что его чувства вызовут в твоей каменной душе хоть каплю сострадания… А от жалости до любви один шаг.
С этими словами она забрала свой бокал и освободила кресло, уступив его подошедшему Игорю.
- Привет, - я натянула на губы улыбку, подумав, что Марина может оказаться права.
В конце концов, все равно придется в том, что она называла жизнью, что-то менять.
- Я не знал, что ты уже здесь, - он присел в кресло, не отрывая заинтересованный взгляд от моего лица. – Ты не отвечала на мои звонки. Мне даже казалось, что ты и на вечеринку не придешь.
- Ты звонил? – я сделала вид, что услышанное для меня откровение.
- Да.
- У меня мобильный телефон на беззвучном, - обыкновенная ложь всегда сводится за правду. Игорь подарил в ответ добродушную милую улыбку, но от меня не укрылась тень, пробежавшая по его лицу… Он сердцем чувствовал, что я вру ему в глаза, и это было неприятно Игорю, но я продолжала играть свою безжалостную игру. Давать ему надежду, при этом все время уходить в сторону и сбегать в нужный момент, со стороны наблюдая за его страданиями…
Почему я решилась на это? Зачем мне нужно обманывать его доверие?
Раньше я никогда бы не опустилась до такой низости, ни за что бы не причинила душевные муки человеку, которому я дорога. Но то было раньше… Тогда все было по-другому, и моя жизнь не представлялась мне черной отравой, плавно перетекающей в яд для других людей.
- Давай выйдем на балкон? – предложил Игорь. – Здесь душновато.
Я кивнула, ничего не ответив, и поднялась вслед за ним. Мы пересекли гостиную, прошли через темную спальню Марины и оказались на просторной лоджии, уставленной разнообразными растениями. Я слышала, что мать подруги увлекается выращиванием цветов, и их балкон являлся тому подтверждением. Оглядевшись, я обнаружила фикус, кустарник роз, пионы, герань… В растениях я не сильно разбиралась, и потому не могла определить названия других.
Игорь открыл окно, и прохладный свежий воздух ворвался в квартиру, становясь бальзамом для легких. Я глубоко вдыхала уличный ветерок, прилетевший на лоджию и игравший в моих волосах.
- Ася, - Игорь позвал меня по имени, и я повернула голову и взглянула в его голубые чистые глаза. – Ты очень красивая.
Зря он мне это сказал. Если он думал смутить, то у него ничего не вышло. Меня уже давно перестало волновать чье-то мнение, будь оно даже комплиментом.
- Спасибо, - ровно ответила я, не отрывая взгляда от его лица, на котором читалось легкое, но уловимое волнение.
- Ты мне нравишься, - продолжил он в том же духе. – Очень нравишься. Не проходит и дня, чтобы я не подумал о тебе.
Какие банальные фразы. Где-то я это уже слышала.
- Я хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь рассчитывать на меня, - он даже не замечал, как меня начали раздражать его слова, облаченные в любовное признание. – Если тебе нужна будет помощь, ты можешь обратиться ко мне, я сделаю все…
Наверное, он собирался сказать «все, что захочешь», но вовремя остановился.
- Игорь, - я взяла его за руку, делая вид, что все сказанное приятно удивило и обрадовало. – Спасибо за то, что ты рядом. Должна признаться, ты тоже мне нравишься, но я не могу… Не хочу торопить события или…
Не хватало сил сказать «не собираюсь становиться твоей девушкой».
- Я понимаю, - он положил руку мне на плечо. – Я ничего не буду от тебя требовать. Тебе виднее, как лучше поступать.
Он думал, на меня все еще давит гнет смерти родителей, и из-за этого у меня нет желания с ним встречаться. Наивный. Если бы он знал, что мне никто не был нужен…
Но я решила играть в эту игру до конца. Решила мучить его и получать от вида его по-собачьи покорного взгляда удовлетворение.
Мы вернулись в гостиную вместе, держась за руки. Марина, увидев нас, широко улыбнулась, довольная тем, что ее совет был принят и реализован.
Мы с Игорем присели на диван и о чем-то заговорили. О чем? Да о всякой всячине, это был пустой разговор, на который уходит довольно много времени, но который быстро забывается. Помню только, как рука Игоря раз за разом касалась моей руки, то ладонью накрывая ее, то ложась на локоть.
- С прошедшим восьмым марта, - где-то через полчаса сказал он, когда пришло время дарить подарки, и после завершения песни небезызвестного Элвиса Пресли парочки окончили танец, девчонок начали поздравлять.
Игорь протянул мне серебристый пакет, в котором лежала какая-то увесистая толстая книга. Я улыбнулась ему и вытащила подарок.
- «Демонология», - прочитала я название и с удивлением посмотрела на парня.
- Мне говорили, что ты увлекаешься мифологией, - ответил он, пожав плечами. – Я подумал, что демонология тебе будет интересна.
Он оказался прав. Я безумно любила мифы, легенды, фольклорные сказки…. Когда я была маленькой, мама купила мне книжку в яркой обложке «Мифы и легенды Древней Греции». Рассказы, написанные в книге, пустили свои корни в моей душе и зародили любовь к древним сказаниям. У меня было море книжек по греческой мифологии, потом я переключилась на древнеегипетскую, после нее – на славянскую, скандинавскую и индийскую. Когда я училась в начальной школе, я зачитывалась народными сказками, повествующими о добре и зле, истине и кривде, справедливом суде и обмане. Такие простые на взгляд вещи – справедливость, истина, добро, - впоследствии превращались в куда более масштабные объекты, приобретали глобальный смысл. Эти слова изначально понимались в единичных ситуациях, в каких-то мелких происшествиях, в личной жизни одного человека, а потом, разрастаясь, становились оплотом государства и характеристикой его органов.
Даже теперь, несмотря на то, что детство давно минуло, вечерами я частенько открываю одну из книг и, лежа в постели перед тем, как заснуть, читаю. Не знаю, зачем я это делаю. Чтение старых, наизусть выученных историй приносило мне удовольствие, в героях и ситуациях, в которые они попадали, я находила для себя утешение.
Как зрелые женщины читают дамские романы, где главный герой – обворожительный красавец мужчина, а героиня – юная прекрасная девушка, так и я читаю древние сказания, где персонажами являются боги и герои – порочные, неидеальные, находящиеся в поисках отнюдь не любви, а самих себя.
Игорь сумел задеть одну из струн моей души. Я знала, что демонология – раздел теологии, рассматривающий вопрос о демонах и их отношениях с людьми. И меня очень интересовала эта тема, как и любая другая, связанная с представлениями об ином мире. Тот мир, который мы не видим, и который придумываем в силу своей веры и страхов, является своеобразным зазеркальем, где все, что люди отвергают из-за личных принципов или пороков, развивается в геометрической прогрессии и становится средоточием могущественной силы. Ту же любовь, воспринимаемую нами как мимолетное увлечение или временную страсть, нельзя перепутать ни с чем из перечисленного, потому что любовь там – это что-то вроде божественного начала, а Бога, как известно, победить невозможно, а значит, и любовь становится непобедимой. В нашем же мире все иначе: любовь продается как товар, возникает на пустом месте или приходит со временем, выработанная из привычки…. Извратили ли люди свой мир настолько, что основные определения и законы легко поддаются изменениям и превращаются в исключения, или наоборот, усовершенствовали мир так, что Божий промысел гнется в человеческих руках, становится податливым, как пластилин?
- Почему именно демонология? – спросила я. – Странный выбор.
- Честно говоря, именно эту книгу я выбрал отнюдь не случайно, - признался Игорь.
- Да? Ты расскажешь?
- Конечно. Только не сейчас.
- Не сейчас? Почему?
- Давай я расскажу о своем выборе на следующей встречи? – он улыбнулся.
- Хорошо, - я согласилась с его предложением.
В конце концов, так даже интереснее».
13 марта 2002 г
«…
- Так почему ты выбрал именно демонологию, а не что-то другое? – спросила я Игоря, когда мы сидели с ним в суши-баре и ожидали заказ.
Суши-бар был почти пустой. Оглядевшись кругом, я заметила женщину с ребенком в другом конце зала и двух мужчин за соседним столиком, которые с загадочным выражением лиц о чем-то шептались.
- Кое-кто посоветовал, - ровно ответил он, пожав плечами, давая понять, что говорить на эту тему не желает. Но я не смогла унять любопытство. Такая мелочь вдруг показалась мне важной, и я осторожно спросила:
- Ты не скажешь, кто это?
Игорь окинул меня внимательным взглядом, решая, говорить ли правду или отделаться от вопроса. Но все-таки признался:
- Странная женщина, скорее всего цыганка.
- Цыганка? – ответ меня удивил.
- Да, она была смуглая, черноволосая, в длинной цветастой юбке…. В общем, цыганка, - сказал Игорь.
- И что она тебе сказала?
- Ну, она уже была в книжном магазине, когда я вошел. Я стал выбирать книги, а она встала рядом, а потом спросила, для девушки ли я подбираю книгу. Я ответил, что для одной своей знакомой, и цыганка тогда вытащила с полки книгу по демонологии и протянула мне.
- Зачем ей это было нужно?
- Откуда мне знать? Она сказала напоследок, что эта книга «моей знакомой очень пригодится». И я купил, вспомнив, что ты увлекаешься мистикой и прочим…
- Это действительно очень странно, - я повернула голову и увидела, как к нам приближается официантка, держа в руках поднос с заказанной едой. Пока девушка расставляла принесенное на столе, мы с Игорем молчали, бросая друг на друга задумчивые взгляды.
- Ты веришь в судьбу? – спросил Игорь, когда официантка ушла.
- Сложный вопрос, - я придвинула к себе чашку горячего кофе. – С одной стороны, сбывается то, о чем говорили великие предсказатели: Нострадамус, Ванга…. Но с другой стороны, мне неприятно думать, что вся моя жизнь уже кем-то прописана, и я всего лишь следую по указанному…. Зачем тогда жить, в чем смысл?
- Не знаю, зачем цыганке нужно было давать мне совет, но мне все это не нравится, - сказал Игорь. – Наверное, я зря подарил тебе эту книгу.
- Нет, не думай об этом, - я ободряюще ему улыбнулась. – Мне понравился твой подарок, и я с удовольствием почитаю о демонах.
- Глупые сказки, - усмехнулся Игорь. – Демонов не бывает.
- Ты не веришь в Бога?
- Я атеист.
- Почему?
- Просто не нашел доказательств Его существования.
- Мне кажется, что доказательства не нужны, - я вертела в руках чашку, наблюдая, как движется в ней черное кофе. – Нужна лишь безоговорочная вера.
- А если человек останется обманутым, когда в итоге окажется, что Бога нет и никогда не было? – спросил Игорь. – Ты подумай, ведь люди в древние времена также верили в Зевса, Геру, или Амона-Ра, как сейчас мы верим в Господа. Оказалось, что никаких других богов нет, тогда почему мы так уверены в том, что Бог есть?
- Наверное потому, что людям нужно во что-то верить.
- Нужно? Для чего?
- Чтобы оставаться людьми, - я пожала плечами. – Вера в ад и рай помогает человеку отличать зло от добра, заставляет бояться за свою душу. Если бы человек знал, что его преступление не понесет наказания на том свете, он бы доставлял столько бед другим…
- Хочешь сказать, что вера является неким сдерживающим для человека фактором?
- Ну, наверное. Людского суда человек давно уже перестал бояться. Веря в то, что другой мир может готовить ему настоящую кару, человек еще раздумывает, идти ли ему на преступление.
- Некоторые люди видят в смерти избавление, - добавил Игорь. – Что ты на это скажешь? Ведь самоубийство – один из тягчайших грехов, но человек все равно идет на это.
- Ему хочется думать, что его ждет лучший мир, - ответила я. – Мир, где придется отвечать только перед Богом и самим собой. Мне кажется, что такой грех как самоубийство можно простить…
- Да?
- В нашей жизни слишком много разочарований.
- Ты имеешь в виду свою жизнь?
- И свою тоже, - кивнула я, не жалея о том, что пустилась в откровение. – Знаешь, на душе становится очень легко, когда в голову приходит мысль о том, что мои родители сейчас в лучшем мире, там, где можно сидеть за одним столом с Чарли Чаплином или кем-нибудь еще из знаменитых людей, распивая с ними кофе, как пьем его мы в эту минуту.
- Ты мечтаешь к ним присоединиться, - Игорь не спрашивал, а утверждал.
Я лишь кивнула в ответ.
Игорь понимает меня как никто другой. Нет, мысли о самоубийстве меня не посещают, мне просто кажется, что если я в один из ближайших дней погибну, то совсем не огорчусь смерти. С иным миром меня связывает намного больше, чем с тем, где я живу.
После того разговора я приняла решение встречаться с Игорем».
1 апреля 2002 г.
«Мой презренный дневник! Хотя, пожалуй, можно было начать со слов «любимый ненавистный дневник», но я не привержена к традициям, и потому буду начинать свои записи каждый раз с новых фраз. Итак, мой дневничок, сегодня я напишу в тебя о том, как моя жизнь приобрела некоторые изменения.
Я взялась за учебу на игре на гитаре. Марина обладает хорошим голосом, и ей в последнее время взбрело в голову попробовать себя в качестве певицы. Честно говоря, эта идея у меня особого энтузиазма не вызывает, но моя жизнь в последнее время казалась мне такой пресной, что слабый ветерок перемен ничуть не помешает разбавить этот отвратительный кисель. Итак, Марина решила создать музыкальную группу, но для этого нужны три вещи: первая – деньги, вторая – голос, третья – умение играть на инструментах. И если с первым и вторым еще все в порядке, то третье требует серьезного внимания.
Мы с Мариной ходили в отрочестве в музыкальную школу, занимались вокалом и играли на пианино. Но бардовские песни нас привлекали больше, мы с Мариной писали свои, и вскоре ее отец предложил нам привлекательное и выгодное дело: петь в его ресторане. Он был богатым, деятельным человеком, предприимчивым, склонным к креативным решениям, к тому же хотел заставить свою взрослую дочь заняться хоть каким-нибудь полезным делом.
Надеюсь, что мое новое увлечение принесет в будущем свои плоды. Иначе я окончательно разочаруюсь в том, что называю «существованием».
7 апреля 2002 г.
«Итак, мой дневничок, напишу о том, как приятно проводить время с Игорем. Приятно в том смысле, что прогулки с парнем доставляют моральное удовлетворение. Просто Игорь очень хороший человек – добрый, честный, открытый. Он умеет выслушать, пытается понять, дает советы. С ним интересно разговаривать.
Он отличный друг.
Но мне уже девятнадцать, и порой хочется большего, чем просто общение. Но я не представляю, как окажусь в объятиях Игоря, как он станет меня ласкать, как наши губы встретятся…. Я не хочу думать, что однажды мне придется лечь с ним в одну постель…
Целовать друга – все равно что целовать собственного брата. Отвратительно и ужасно…
Не знаю, что будет потом. Надеюсь, я приму правильное решение и выйду из этого жуткого положения, в котором оказалась по глупости.
Впрочем, девушки часто совершают глупости и идут на них легко, не задумываясь. Может быть, это наша общая характерная черта, отличающая от мужчин, а может быть, мы настолько обленились, что не хотим думать. А думать нужно, даже если это трудно».
8 сентября 2002 г.
«Во власти у сумрака, в ожидании стремительной пули
Вдруг время замрет, пропадут посторонние звуки.
Останется в памяти голос из нами забытого мира,
Где жизнь была не такой, где мы с тобой не знали о боли.
Там не властвовал гнев, не страшна была ярость богов,
Там колокол звонче гремел, чем гроза уходящего мая.
Как пятно крови на ткани, ничем не стереть мне из памяти
Голос – шипящий и тихий, - твой голос.
Кто ж судить меня станет за минувшие, как мгновение, годы?
За томные взгляды, ночные желания, пролитые слезы?
И вот тут, взирая на осколки от разбитого мира,
Я жмурюсь от упавшего луча воскресшего света.
Он сумрак лучами пробьет, темноту разорвет на кусочки,
Из тьмы лицо осветит, подарит желаний клубочки.
Сомненья развеются в прах, холод рассудок обвяжет,
И тонкая слеза огнем опалит прохладную кожу.
Твое имя я вспомню, и сразу лукавый струны сердца натянет,
Ослепляющий свет не дает мне свободы желанную ношу.
Твой голос не тонет в широкой забвенья реке,
А черный пистолет продолжает лежать предо мною…
Черты гордого, бесстрастного, но родного лица
Переплетают изгибы безучастного носителя смерти,
И слышу я заговорщицкий шепот ненавистного беса:
«Не любима ты им, так не думай о возможном спасении!
Проклятое имя Любви придумали лет сто тысяч назад,
Когда Бог из хаоса играючи мир сотворил,
Любовь не всем своим детям привил,
Превратив жизнь твою и других в сущий ад!
Забудь о свободе, что сердцу ты просишь так низко,
Не падай пред златой иконой, дитя молодое, колени не пачкай,
Будто грех непростительный ты совершила –
Ведь честную душу люблю я безмерно, а твоя мне мила,
Как музыка рокового органа, звенящего мстительно в стенах
Неприступного Господнего храма!
Ты лишь оступись на опасной развилке судьбы,
Окунись в зыбучий песок великого, страшного горя,
Что зовешь ты безответной несчастной Любовью!
Не заметишь, как пуля мгновенно влетит в твое сердце,
И не станет ни безмерного горя, ни боли, ни света!»
И какая-то сила вдруг дает на жизни краю устоять,
Не взять пистолет, не нажать на железный курок…
Впереди меня ждут испытания, а пока надо что-то понять.
И решить, довериться ли слепящему свету.
Когда я написала это стихотворение, то не знала, что однажды мне придется петь его под написанную Мариной музыку. Поначалу я вообще хотела забыть о том, что когда-то давно выводила в тетради эти строчки: они снова и снова напоминали мне о смерти, предвещая неминуемую кончину, а в глазах рождалась знакомая картина – тьма, тонкий луч лунного света и кровь. Смысл стихотворения очень прост: девушка, отвергнутая любимым мужчиной, желает покончить с собой, потому что не видит выхода, а демон открывает ей правду - ведь помимо любви есть и другие важные вещи, ради которых все же стоит остаться в этом мире и потерпеть невыносимую боль.
В моем представлении любовь ассоциировалась не как желание слиться с возлюбленным и принадлежать ему, а как отношение к Творцу – верить в Бога и любить Его, несмотря на посылаемые муки. Любить, даже когда кажется, что тебя отвергли. Любить, даже когда лежишь избитым в темном переулке, ограбленный Его детьми. Любить, даже если остался совсем один. Потеряй любовь к Господу – и лишишься защиты, а вслед за ней пропадет и вера, которая, в свою очередь, рождает надежду. Надежду на лучшее – на светлое будущее.
В который раз мне приходит в голову, что все в этом мире взаимосвязано с Богом. Ведь когда ты оказываешься в беде, непроизвольно произносишь Его имя, несмотря на то, что утверждаешь, что Его нет. Каждый раз, когда ты теряешь что-либо ценное, ты винишь в этом Бога и проклинаешь за то, что Он не помог тебе, хотя ты верил и преданно Ему молился. Почему? Никто не даст ответа на этот вопрос. Одни говорят, что все дело в стечении обстоятельств, случайности, другие – в предопределенности, третьи – в наказании за грехи. Ни одно из утверждений не нашло своих доказательств, поэтому человек старается ориентироваться на все сразу.
Меня все время преследует страх. Я очень боюсь, что когда-нибудь, через некоторое время, мне придется заглянуть в глаза Истине и узнать, что всю жизнь я ошибалась, и что все окружающее – либо проверка на прочность, либо глупое воображение, либо подстроенная действительность. Я не хочу думать, что шагаю по предписанному пути, я боюсь, что однажды нужно будет ответить за давно позабытые грехи.
Но больше всего я боюсь, что мне в скором времени придется принять решение, которое изменит всю мою жизнь. И не только мою. И жизнь Марины, и Игоря, и дяди Паши, и чью-то еще…. Как бы мне хотелось стать невидимкой, незаметной для мира, пережить человеческое существование и под конец слиться с чем-то большим и могущественным – отойти на тот свет, к родителям. Существование… кому оно нужно, если будущее определено Богом? Зачем стараться что-то делать, если Бог уже предписал, что кто-то из нас станет великим и прославится? Или надо стараться, чтобы доказать Ему, что мы этого достойны? Не кажется ли Богу, что Его дети – не подопытные хорьки, которыми можно забавляться и испытывать инъекции? Или люди только и созданы для этого?
Предписано ли для нас будущее? Или мы сами его строим? И если мы его создаем собственными силами, зачем нам Бог? Ведь в таком случае мы сами способны на все.
И все же я верю в Него. Хочется думать, что по ту сторону мира находится рай, где беззаботно гуляют мои бедные родители, а за ними присматривают небесные ангелы. Детские сказки, двухтысячелетняя вера и надежда одинокой девушки современного мира.
Если Бог есть, это значит, что мне стоит жить. Хотя бы ради Него».
9 сентября 2002 г.
«Улыбки, взоры, разные незнакомые лица…. Все обращены на меня, все смотрят, все слушают…. Так странно выступать на сцене, держа в руках гитару, чувствовать, как по всему телу разливается опасное волнение. Такое, что хочется все бросить и убежать. Но нет. Я не уйду, даже несмотря на то, что им может не понравиться мой голос или моя песня. Мне все равно, что они там себе подумают. Мне предложили петь и я пою.
И вот песня закончилась, я замолкла, затихла музыка, остановленная успокоившимися под пальцами струнами. Улыбки людей расширяются, глаза блестят, руки приподнимаются и…
Долгожданные аплодисменты. Хлопки, кто-то ободряюще просвистел…. Я поворачиваю голову и вижу, как Марина с покрасневшим лицом счастливо улыбается.
Не помню, улыбалась ли я в тот момент.
Ведь я пела о смерти».