Мегаполис душ
роман
«Мы редко до конца понимаем, чего мы
в действительности хотим»
Франсуа де Ларошфуко
Пролог
«Я думала, ничего в этом мире меня не сможет уже волновать. Самое страшное я пережила, и все что мне осталось – это просто быть. Быть здесь, среди людей, делать то же, что они. Так я думала раньше.… Мне было все равно, что чувствуют люди, даже те, которым я дорога. Любовь, которую они дарили мне, я отвергала, транжирила как только могла… Неблагодарная. Мне казалось, что я потеряла способность испытывать какие-либо эмоции. Если бы меня сбила машина, я не обратила бы на это внимания. Ощущения ненависти, гнева, жалости или симпатии – все пропало, все исчезло, растворившись в бездне ночи, смыто тусклым светом круглолицей луны. Я разрывала все связи с людьми, старалась держаться подальше от них. Я долгое время провела в одиночестве, наедине с полотнами пейзажей и портретов, и, рисуя каждый раз, мне заранее было известно, что ничего из этого не изменит мой образ жизни, а лишь добавит новую порцию боли. Боль – это единственное, что было доступно для моего сердца.
Так я думала раньше. До тех пор, пока не столкнулась с Ним. Он ждет, когда я загадаю желание, готов исполнить все, что я захочу. Он мой раб на сегодняшний день и мой хозяин в будущем. Он – мой рок, моя судьба, мое проклятие. В Его огненных глазах собрано мировое зло, Его черные губы не раз окрашивались в багровую человеческую кровь, Его лукавая улыбка сулит конец всему свету.
Я думала, что для меня все закончилось еще два года назад. Но я заблуждалась. С Его появлением моя жизнь только начиналась».
Из дневника Анастасии Заозеровой
Глава 1. Цвет альмандина
I
Черный цвет, как можно больше черного цвета на полотне… Нужно, чтобы черный цвет оттенил красный и выделил белый, который так и останется тусклым, даже если добавить больше краски. Нужно? А кому нужно? Неужели действительно кому-то будет интересно взглянуть на пейзаж ночи, неукротимой и безжалостно равнодушной, скрывающей под своим покровом пролитую кровь невинных людей? Черный цвет сходил с полотна и насквозь пропитывал душу художницы. Ее глаза, покрасневшие от бессонницы, метались по картине, кисточка в руке штрих за штрихом воссоединяла осколки зеркала, отображавшего внутренний мир юного творца.
Ася провела тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу. Труд над произведениями отнимал много сил и времени, порой ради покорности перед вдохновением приходилось жертвовать учебой и вовремя выполненным домашним заданием. Другой бы человек выбрал не картину, а университет, благополучно поехав на лекции, но Ася не относилась к тем людям, которые говорят себе раз от раза, что получение образования превыше всего, а остальное – утеха и от увлечений можно отказаться. И она бы отказалась. Отказалась, будь другой.
Будь она как все.
Девушка бросила усталый взгляд на изображение ночи. Да. Все так, как было, все так, как она видела два года тому назад. Кровь ее близких, темнота и тусклый лунный свет, льющийся из окна. Только страх не изобразить. И раздирающую боль.
Сейчас ее волновал только один вопрос: сколько времени пройдет до того, как хлынет ее собственная кровь?
Из раздумий Асю вывел звонок мобильного телефона. Отложив кисточку, она взяла трубку и посмотрела на светящийся экран. Звонил Игорь. Следует ли ответить на его вызов, девушка не знала. Ей не хотелось его обманывать. Ровно как и саму себя. Телефон продолжал настойчиво вибрировать.
Сказать, что Игорь был хорошим парнем и замечательным человеком - это ничего не сказать. Бывает, что иногда встречаешь того, кто в силах изменить всю твою жизнь, и за тобой остается решение, стоит ли позволить ему вершить судьбу. Игорь, как ангел – хранитель, следовал за Асей по пятам и всегда был в курсе относительно того, чем занимается девушка и где находится. Он пристально следил, чтобы она не попала в дурную компанию, проверял наличие денег на телефоне, помогал с домашними заданиями, терпеливо переносил ее истерики…. Асе не хватило бы пальцев, чтобы пересчитать, сколько всего он для нее сделал. Порой, особенно долгими зимними ночами, ей казалось, что Игорь всегда присутствовал в ее жизни, с самого рождения. Но то была лишь иллюзия, порожденная страхом перед блуждавшими тенями, ведь человек, когда боится, часто себе говорит, что его ангел рядом и никогда не оставит.
Однако Ася точно помнила, когда в ее жизнь ворвался Игорь. Это произошло сразу после смерти родителей. Она тогда окончила школу и вдруг осталась совсем одна. Люди, которые были во всем мире для нее самыми близкими, чудовищно погибли. В семнадцать лет она получила серьезный удар по психике. Отныне все, что Ася видела перед глазами – это море крови и туман, а еще темноту, из которой не могла выбраться, сколько бы ни пыталась.
Игорь понял ее сразу, с первой же встречи. Ася тогда ни на что не обращала внимания – ни на окружающих, ни на саму себя. После того, как умерли родители, девушке стало все равно, что с ней произойдет в дальнейшем. У нее не было планов на жизнь, не было желаний. Пустота в голове, хаос в душе…
Они встретились в кафе два года назад. Два года, которые теперь казались двумя вечностями. Тогда был февраль, и снег сыпал с неба огромными хлопьями. На улице стоял собачий холод, и Ася забежала в первое попавшееся на глаза кафе. Отдышавшись, заняла столик у окна и заказала горячий чай. Стекла были покрыты причудливым морозным узором, который лишь навевал скуку. Кожаные перчатки снимать не стала – она сильно замерзла, пока гуляла. Та зима была особенно холодной.
Ей принесли заказ, и Ася уткнулась в чашку, уныло наблюдая за паром, возносившимся ввысь и выделявшим тепло. Девушка радовалась такой простой, совершенно обыкновенной вещи, как чаю – в тот момент он был ей особенно необходим. В голову приходили самые разные мысли, по большей части глупые. Ася не знала, куда пойдет после того, как выпьет чай и согреется, не знала, чем займется дома, когда вернется, не знала, что будет делать завтра. Внутренности больно сводило от какого-то безрассудного, невероятного равнодушия, не менее холодного, чем этот февраль.
Другой бы сказал, что так не бывает. Не бывает, чтобы молодая девушка загнала себя живьем в гроб и закопала на три метра под землю. На что, словно в ответ, с ее губ срывалась презрительная усмешка.
Рядом со скрипом отодвинули стул, и Ася быстро подняла взгляд. За ее столик подсел парень весьма приятной наружности. Впрочем, девушка его лицо особенно разглядывать не стала. Все, что запомнила в его внешности – это чуть отпущенные светлые волосы и голубые искрящиеся глаза, смотревшие на нее с какой-то непонятной теплотой, согревающей не хуже горячего чая.
- Я могу с вами познакомиться? – спросил он. Ася кивнула в ответ, переведя взгляд с его лица обратно на дымящийся чай.
- Меня зовут Игорь.
- Анастасия.
Так и произошло их знакомство. Неожиданно, но просто. Возможно, ей нужно благодарить судьбу за столь прекрасный подарок, беречь и ценить то, что пришло в холодный февральский день, но Ася не была бы собой, если бы запрыгала от восторга и искренне влюбилась в человека, по воле рока взявшего на себя ответственность заботиться о ней. «Я его не заслуживаю», - эту фразу Ася твердила едва ли не каждый день. Игорь любил ее. Влюбился, когда увидел в кафе одинокую грустную девушку, одержимую призраками прошлого, до сих пор не отпускавшими ее измученный разум, и нес это чувство на плечах, как тяжелый деревянный крест, понимая, что его чистая, не испачканная гордостью любовь обречена.
Глядя на полыхающий ярким цветом экран телефона Ася не знала, отвечать ли на вызов. Давать ложную надежду, обманывать, изо дня в день произносить ложь и травиться ею, травить его, травить окружающих, вдыхать ядовитый аромат гадких слов, прошептанных в оправдание собственным действиям – так не могло продолжаться вечность. Игорь сам ненавидел ложь, но проглатывал ее, потому что не мог сопротивляться надежде однажды разделить с Асей совместную жизнь. Следовало бы сообщить, что отношения зашли в тупик, что любви нет и не будет, но вместо этого Ася снова лгала ему.
Видит Бог, она не раз пыталась преодолеть себя и сказать правду, но отчего-то когда надо было открыть рот, дар речи пропадал, и девушка упрямо молчала.
Поток воспоминаний резко оборвался, когда на мобильном мелодия заиграла во второй раз.
- Алло, - Ася наконец нажала на кнопку и приняла вызов.
- Ты куда пропала? Я волновался, - раздался его голос.
- Мне нужно было закончить работу над картиной.
- И для этого ты пропустила пары? – продолжил парень. - Понимаю, что тебе больше нравится рисовать, чем слушать нудную речь профессора, но сессия не за горами, сама знаешь. Да и могла предупредить, что не приедешь.
Девушка представила, как Игорь сидел у компьютера с трубкой у уха, закинув ногу на ногу, и смешно хмурился.
- Извини, что заставила волноваться, - Ася прошла на кухню и, прижав телефон к уху плечом, достала кружку и налила себе воды. – Надеюсь, профессор ничего не сказал про меня?
- Нет. Слушай, я тут подумал… Может, ты покинешь свое гнездышко и приедешь ко мне? Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, - в голосе Игоря слышалась надежда.
Снова сделал попытку вытянуть ее из панциря, в который она спряталась по собственной воле.
- Нет, - ответила она твердо. – Извини, но я не в настроении видеть кого-то.
- Ладно, ты мне звони, если что не так, - Игорь будто бы успокоился.
- Хорошо. Пока, - Ася бросила трубку и залпом выпила прохладную воду.
Пока по животу распространялось ощущение, как жидкость разливается по внутренностям, голову навестили знакомые мысли. Бесцельная жизнь, отсутствие желаний, постоянная скука, наводнявшие чувства, окрашенные в черный цвет, делали ее несчастной, хотя Ася не любила признаваться в этом. Говорить о себе, как о человеке, который потерял счастье и даже не ищет его, похожем на недвижный камень, наблюдавшем, когда миру придет конец и нить, связывающая с землей, оборвется, все равно что посмотреть в зеркало и никого не увидеть в отражении – тяжело, больно, безысходно. От этого не спасало ничего.
Ася и не желала спасаться.
Она ничего не желала.
Воспоминания о родителях толкали девушку на смерть. И смерть, как единственная дверь, через которую можно пройти в другую комнату, встречалась повсюду – на улицах мегаполиса, в выражении серых лиц незнакомых людей, в звоне церковных колоколов, в наскоро сплетенной в углу комнаты паутине… Каждый раз, когда девушка всовывала ключ в замочную скважину двери, ее слух обострялся, и ей казалось, что вот-вот услышит голоса родителей. Когда она стояла на пороге квартиры, не осмеливаясь войти внутрь, в ней просыпалось некое ожидание… Скорее инстинктивное. Ожидание услышать мелодию из очередного сериала, любимого матерью, почувствовать аромат приготовленных пирогов с мясом или яблоками, шуточно - сердитое ворчание отца. Но когда заходила на кухню, видела выключенный телевизор, черный экран которого с жестокостью сообщал, что ничего подобного он не показывает, а отцовский голос лишь послышался. Духовка также была выключена – пирогов мама не изготовила. Да и мамы-то нигде нет. Квартира Аси переполнялась дорогим прошлым и бестолковым, извращенным настоящим, будущее же осталось за порогом и сиротливо поджидало, когда его погонят еще и из подъезда. Ее квартира – это персональный ад девушки, откуда сбежать нет сил.
Кошмары преследовали каждую ночь. Чтобы от них избавиться, Ася пила снотворное, хотя отдавала себе отчет в том, что однажды придется отказаться от помощи лекарств, попробовать самой справиться с наваждениями. Когда она не пила на ночь снотворное, каждый раз слышала пугающие шорохи, ей казалось, что кто-то стонет, а опустившаяся ночь ассоциировалась с темнотой двухлетней давности…. Черные тени, играющие при лунном свете, ввергали Асю в такой ужас, что приходилось с головой накрываться одеялом и не высовываться до того момента, как зазвонит будильник, извещая о наступлении утра. Закрывая глаза, она видела перед собой кровь…. И чтобы не видеть, не ощущать ничего, бежала на кухню, доставала таблетки, размешивала в воде и залпом выпивала, после чего бросалась обратно на постель и отключалась…. Так ей было легче. Так было проще.
Два года назад рухнул мир.
И каким-то образом Ася жила сегодняшним днем, в полном одиночестве, закрывшись за железной дверью от человечества, отрешившись от шанса создать собственную семью и начать заново. Учеба в университете, исполнение песен собственного сочинения на ресторанной сцене, работа над картинами, прогулки с Игорем – все эти занятия являлись ширмой, неким прикрытием истинного положения вещей. Люди должны знать, что где-то работаешь и что-то делаешь, и Ася давала им повод так думать, чтобы избавиться от лишних назойливых расспросов и проблем.
Чтобы начать жить заново полной жизнью, достаточно было лишь утвердительно ответить на вопрос Игоря: «Ты за меня выйдешь?» Заботиться о молодом муже, родить ребенка, возиться с повседневными делами и решать повседневные проблемы – разве не к этому стремятся все люди? Казалось бы, для счастья не надо ничего другого. Но почему-то Ася морщилась, когда подумывала о перспективе такого избавления от одиночества. Создание семьи с Игорем вызывало в душе отвращение, словно это было нечто чересчур ужасное и недопустимое.
Однако, чтобы не причинить влюбленному в нее человеку боль, она беспощадно скармливала очередную порцию лжи, устало наблюдая, как Игорь терпеливо проглатывает.
Ася подошла к картине, работа над которой так и не была закончена. Чего-то не хватало в пейзаже ночи, что-то не получалось. Ася не могла понять, почему не может передать всю экспрессию на полотне. Может, нужно добавить больше черного цвета?
II
Мобильный зазвонил снова. Девушка сперва думала не брать трубку, но после пятого сигнала все же сдалась и соизволила взглянуть на экран.
Она почти не удивилась, когда увидела высветившееся имя дяди. Брат ее отца – профессор в университете Москвы, археолог и историк в одном лице, вел свой образ жизни, постоянно находясь то на лекциях, то на раскопках, тратя жизнь на познание древности, на открытие какой-то тайны, неведомой никому из смертных. Ася уважала его любовь к науке, она знала своего дядю как холостого трудолюбивого человека, которому успело исполниться пятьдесят. Дядя всегда был занят для того, чтобы обзавестись собственной семьей, его не заботила личная жизнь, но племянницу любил, всегда давал ей деньги, даже когда она об этом не просила, время от времени навещал. Не имея собственной семьи, дядя считал семью брата и своей семьей тоже, к племяннице относился как к родной дочери. Асе особенно необходима была денежная помощь после смерти отца и матери в тот период, пока еще не знала куда податься и что делать в жизни. До тех пор, пока не встретила Игоря…. После той встречи парень стал для нее новой опорой.
И вот теперь дядя звонил. Ася не могла сказать, что обрадовалась этому – она ощущала потребность в одиночестве, хотя бы во временном, - а его звонок все менял.
- Алло, - Ася приняла вызов.
- Ась, у меня к тебе есть дело, - из трубки послышался громкий, радостный голос, который мог означать лишь одно: дядя в прекрасном расположении духа.
- Что за дело? – заинтриговавшись, спросила девушка.
- Приезжай ко мне. Я обнаружил вещицу, которая пришла к нам, в двадцать первый век, из глубокой древности!
- И что это за вещь? – Ася напряглась. Дядя иногда показывал ей свои находки. Причем всегда было интересно увидеть что-то необыкновенное, что не относилось к этому миру, полному технологий и новшеств.
- Приезжай! Сама увидишь! – воскликнул дядя.
- Хорошо. Через полтора часа буду.
«Очевидно, не судьба сегодня завершить над тобой работу», - сказала она картине, бросила телефон в сумку и пошла переодеваться.
III
Заозеров Павел Михайлович большую часть жизни отдал научным исследованиям, касающимся истории. Он уже много лет проводил раскопки в разных уголках необъятного мира, и на своем веку повидал немало. Ничто его так не интересовало, как археология и история, и за то время, что он подарил важным открытиям, ему казалось, что вряд ли его можно удивить. Павел Михайлович любил и жил работой и наукой, и все пытался найти ключ к какой-то тайне…. Чем больше он тратил на это времени, тем больше ему казалось, что все происходящее в мире подчинено единому, общему для всех закону… словно бы что-то высшее управляет судьбами миллионов людей. Павел Михайлович считал, что он просто обязан совершить открытие, которое способно перевернуть все мировоззрение о действительности.
И недавно ему это удалось. На раскопках, проводившихся на Украине, в горах Карпат, он и его команда археологов обнаружили одну очень странную вещь.
И сейчас, сидя на диване у телевизора в гостиной, Павел Михайлович смотрел на свою находку, держа в одной руке стакан с холодной водой, а на коленях – тяжелый том с пожелтевшими страницами.
Эту книгу, которая была ему ровесницей – судя по тому, что корешки потрепались, а буквы выцвели, - он листал с семи часов утра. И нигде не мог найти хотя бы похожее описание предмета.
Что это был за предмет по виду, опытный археолог знал – старинная лампа. Фиолетово-красный камень, хорошо образованный кристалл, прекрасно сохранившийся и не утерявший свою красоту за необычайно долгое пребывание под землей, блестел при неярком освещении. Лампа из альмандина…. Кто бы мог подумать…. По форме она напоминала чайник, только выглядела приплюснутой, низенькой, подобные ей лампы делали азиатские племена.
Павел Михайлович усмехнулся. Для него эта лампа была самой настоящей загадкой, и он готов был душу отдать, чтобы узнать, какой народ изобрел ее, из каких она мест родом…
Но ему не хотелось узнавать это в одиночку. И позвонил единственному родному человеку на всем белом свете – племяннице, наследнице его состояния, - присоединиться к исследованию. Ася любила рассматривать его находки, которые он приносил домой и часто ей показывал…. Когда-то это было часто.
После смерти брата он стал общаться с Асей меньше. Перечислял деньги на счет, помогал как мог…. Но что-то внутри оборвалось, когда узнал, что его брат был зверски убит в собственном доме…
Павел Михайлович хотел бежать от этой трагедии, надолго стал уезжать из Москвы. Ему не хотелось в очередной раз сожалеть о том, что за пятьдесят лет он так и не создал семью, а глядя на Асю, мечтал о такой же, как она, дочери…. За раскопками и упорной работой он на время забывался, и у него получалось не чувствовать себя одиноким. Но это было недолго…. Рано или поздно возвращаться в Москву все же приходилось, и Павел Михайлович с грустью осматривал пустые просторные комнаты своей квартиры, где стояла тишина. Он нашел такой странный предмет, который, возможно, даст на культуру прошедших тысячелетий новый взгляд. И даже не с кем было разделить предвкушение внезапного открытия. Не с кем больше, кроме как с Асей.
Павел Михайлович отложил книгу, поставил стакан с недопитой водой на столик, поднялся с дивана и медленно приблизился к альмандиновой лампе. Мысли услужливо подсказывали, что альмандин можно добыть на Карпатах, однако что-то все равно не сходилось. Не менее странная особенность лампы заключалась в том, что она не открывалась. В том месте, где должна была располагаться крышечка, были изображены странные буквы и символы, значения которых он не мог определить. Ни в одном издании, которые перелистал за последние несколько часов, не было обнаружено даже похожих знаков.
Очевидно, народ, который изобрел этот предмет, знал письменность, возможно, не имел никакого отношения к славянским племенам, был малоизвестен, а его язык ушел в небытие, так и оставшись неизученным.
Игра неяркого света в гостиной отражалась бликами на фиолетово-красном альмандине, и мужчина завороженно уставился на каменное создание. Фиолетовый – цвет, олицетворяющий загадку и тайну, - вполне подходил старинной лампе.
Спустя несколько минут Павел Михайлович поймал себя на том, что, не отрываясь и не моргая, смотрит на лампу. Альмандин притягивал к себе взгляд, коварно овладевая мыслями, маня подойти ближе и прикоснуться…
Из размышлений Павла Михайловича вывел внезапный звонок в дверь. Тряхнув головой от наваждения, мужчина поспешил открыть.
Покидая гостиную, он не заметил, как ярко сверкнул альмандин, хотя из-за тусклого освещения камень был на это просто неспособен.
III
-Здравствуйте, дядя Паша, - сказала Ася, вошла на порог квартиры и, приподнявшись на цыпочках, чмокнула мужчину в щеку. Тонкие губы Павла Михайловича расплылись в довольной улыбке.
Так необычно было смотреть на племянницу после разлуки. По его мнению, за время его отъезда девушка нисколько не изменилась внешне, однако в ее зеленых с голубыми крапинками глазах стояло незнакомое ему прежде выражение, которое он не сумел определить сразу. Впрочем, подумал Павел Михайлович, это могло лишь показаться, и все из-за находки, странной лампы и того открытия, что ему предстояло сделать. Конечно, он мог справиться с этой вещью самостоятельно, но все же надеялся на поддержку Аси, желал, чтобы она была с ним в такой, несомненно, великий момент.
Проще говоря, Павел Михайлович боялся остаться один на один с альмандином.
- Так что за вещь вы хотели мне показать? – спросила Ася, снимая пальто и приглаживая свои рыжие волосы, яркий цвет которых подчеркивала черная ткань блузки.
- Моя исследовательская группа обнаружила в горах Карпат одну лампу, - мужчина облокотился о стену коридора и, сложив руки на груди, стал следить за реакцией Аси, которая должна вот-вот произойти, когда она увидит альмандин. Любопытный взгляд племянницы встретился с его взглядом из отображения зеркала, через которое она еще мгновение назад разглядывала себя.
- А подробнее?
- Лампе две тысячи лет, и на камне, из которого она создана, выгравированы неизвестные слова, а их я прочесть просто не могу, - ответил он, пожав плечами. – По форме она похожа на те лампы, что делали на Востоке, такой камень добывается на Карпатах и в Малой Азии.
- Лампа из камня? – с удивлением уточнила девушка.
- Именно. Из альмандина, сорта граната.
- Где она? – по лицу Аси пробежала судорога, и Павел Михайлович понял, что сумел заинтриговать племянницу.
- В гостиной на письменном столе.
Ася сразу бросилась в гостиную. Среди привычных, хорошо знакомых вещей – подпирающего стену кожаного дивана, столика, заваленного огромными томами книг, телевизора, рядов книжных полок, на которых то тут, то там встречались подарочные статуэтки, - располагалась низенькая пухлая лампа с длинным толстым носиком, отверстие которого отчего-то было закрыто. Переливавшийся фиолетово-красный цвет заставлял любоваться собой, и лампа на фоне обыденной обстановки квартиры являлась настоящим сокровищем.
Медленно шагая, девушка приблизилась и опустилась на колени так, что загадочная лампа оказалась прямо перед ее носом. Быстрым движением языка облизнув губы, Ася, задержав дыхание, протянула руку и указательным пальцем провела по поверхности древнего камня. Холодный и шершавый, он оказался приятным на ощупь. Глубокий фиолетовый цвет твердил о таинственности, которым обладала лампа, а темно-красный говорил о… крови.
- Дьявол, оно восхитительно, - прошептала Ася, постаравшись выровнять дыхание.
Ей ответили перебегающие блики на камне.
- Да, - тихо, как-то неуверенно произнес Павел Михайлович, стоявший у девушки за спиной. – Восхитительно.
Некоторое время они молча разглядывали лампу, минута текла за минутой, а Ася и ее пожилой дядя даже не подозревали, что их широко распахнутые глаза, в которых отображался цвет камня, не моргали. Невероятно красивая, таинственная, пережившая множество столетий, имевшая неразгаданную историю, лампа поражала воображение.
- Я пойду, чай заварю, - наконец нарушил молчание Павел Михайлович, который все же сумел взять себя в руки и вспомнить, что он находится у себя в доме, а не внутри старинной лампы.
Ася лишь кивнула в ответ, не произнеся ни слова.
Мужчина покинул гостиную, и Ася, не отдавая отчета за свои действия, обеими руками схватила лампу и уселась на диван. Теперь сокровище лежало на коленях, приятно надавливая тяжестью. Там, где должна была располагаться крышечка, находились выгравированные символы и знаки, похожие на слова. Наклонив голову и прищурившись, Ася вглядывалась в написанное на прохладном шершавом камне, который она нежно поглаживала десятью пальцами обеих рук. В душе проснулось желание понять хотя бы малую часть из увиденного.
Тонкий кинжал пересекал глаз, находящийся в окружности солнца, откуда выходило множество лучей. Воображение рисовало глаз, кинжал и солнце – три символа, создающие между собой единое целое.
«Кинжал», - подумала девушка, – «символ Смерти. Глаз как способность лицезреть, а единство с Солнцем делает его всевидящим оком».
Припоминая все то, что она читала из символики, Ася сделала неутешительный для себя вывод: во-первых, лампу не использовали как столовый прибор, изображенное на камне подсказывало, что в ней хранили нечто…. Просто нечто, чего боялись. Яд?
«Смерть, за которой наблюдает Всевышний?» - спросила себя Ася. – «Нет, в те далекие времена ходила языческая вера. И это – языческие символы. Значит, не Всевышний. А кто-то другой, кто наблюдает за тем, что несет смерть. Или наоборот, не наблюдает, а направляет смерть».
Очень хотелось открыть лампу. Густой фиолетово-красный цвет скрывал от взгляда, что таилось внутри камня, но это лишь подогревало проснувшееся в душе любопытство.
Девушка осторожно погладила пальцем символы, слегка потерла их круговыми движениями несколько раз, словно бы это могло дать ей возможность понять их суть, после чего чуть-чуть надавила ногтем на изображение глаза.
Блик фиолетово-красного камня на мгновение ослепил ее, и Ася зажмурилась, прикрыв лицо руками. Мгновенное ослепление протрезвило рассудок.
«Что я здесь делаю? Зачем мне эта проклятая лампа? Зачем я вообще сюда приехала? Какое мне дело до его открытий? Какое мне дело до лампы?» - проносилось в голове тысяча вопросов.
Еще с утра ее не покидало ощущение неправильности происходящего, а теперь оно только усилилось. Что-то было не так, и Ася не могла побороть это странное пугающее чувство. Открыв глаза, она осмотрела гостиную. Кожаный диван, пара кресел, телевизор, темно-коричневый мягкий ковер, полки, на которых книги тесно были прижаты друг к другу – все вокруг, казалось, было в порядке.
Внезапно в глазах потемнело, и Ася быстрым движением поднесла руки к лицу, надеясь, что сейчас все пройдет. Но дикая боль ножом ударила в висок, лишив ориентации, по щекам потекли обжигающие слезы, лампа соскользнула с колен и с тяжелым грохотом упала на пол, и девушка не заметила, как та часть, на которой были изображены древние символы, отлетела в сторону. Стиснув зубы, чтобы не закричать от пронзительной, ослепляющей боли, Ася положила голову на подлокотник дивана, в защитном жесте обхватив голову руками. Невольно вырвавшийся из груди стон дядя не услышал.
Боль ушла так же неожиданно, как и появилась. Тяжело дыша, поглаживая пальцами виски, стирая слезы и беспокойно оглядываясь по сторонам, девушка, наконец, нашла силы приподняться с дивана.
Ее взгляд упал на опрокинутую на пол лампу. Фиолетово-кровавый цвет словно стал светлее, чем был, и продолжал манить ее к себе, умоляя взять находку на руки. Ася с непонятным для самой себя испугом заметила, что дьявольский альмандин заворожил ее. Ни один камень не вызывал прежде подобного эффекта.
С этой лампой что-то было явно не так.
Через мгновение девушка стерла со лба капельки пота. «Почему здесь так жарко?» - нагрянул новый вопрос, не имевший за собой достойного ответа. Дышать стало трудно, запахи горячего пирога и сладостей, доносившиеся из кухни, стерлись.
Нетвердой походкой Ася вышла в коридор, так и не притронувшись к лежавшей лампе. Ей овладело желание быстрее уйти отсюда, и единственное, что не позволяло взять пальто и хлопнуть дверью – это правила приличия. Кажется, он пошел чай готовить, собирался ее угостить ужином…. И заодно поговорить.
«Лампе две тысячи лет» - сказала себе девушка. – «Кто знает, что находилось внутри? Может, там яд хранили? В древности люди изобретали какие-то масла. Черт, да что со мной? Это всего лишь лампа… Лампа, из-за которой у меня едва припадок не случился… Я к ней больше не подойду».
Ася направилась на кухню с целью сообщить дяде о том, чтобы он надел на лицо повязку, когда будет осматривать лампу. Но, проходя мимо зеркала, девушка резко остановилась.
Поначалу не поняла, что ее встревожило. А потом до нее дошло.
Зеркало запотело. Толстая беловато-серая пелена покрыла поверхность.
«Что за…?»
Чтобы в коридоре потели зеркала, да еще так сильно, учитывая, что здесь самое прохладное место во всей квартире?
Тряхнув головой и отбрасывая накопившиеся мысли, она вошла на кухню, где Павел Михайлович уже разливал чай. Рукава его клетчатой рубашки были закатаны до локтей, очки съехали на кончик носа и вот-вот готовы были упасть, но дядя не позволил им этого, быстро вернув на переносицу. Он поднял голову и встретил ее взгляд.
- Чай готов, - с улыбкой сообщил он.
Ася увидела на столе тарелку с печеньем, пирожками, купленными в магазине, и шоколадными конфетами. Ужин обещал быть приятным.
- Вам следует обращаться с лампой осторожно, - произнесла она, сев за стол. – Когда я попыталась прочитать символы, у меня разболелась голова. С этой лампой явно что-то не то.
- Эх, Ася, древние вещи вообще не такие, как наши, - со снисходительной ухмылкой ответил Павел Михайлович. – Неудивительно, что тебе показалось…
- Я думаю, внутри лампы что-то есть, - перебила его девушка. – Может быть, масло или какая-то вода… Вы заметили, когда приближаешься к лампе, теряешь ориентацию в пространстве, и начинает казаться, будто бы ты внутри нее?
- Это все из-за альмандина, - махнул рукой дядя, сев напротив нее за стол и придвинув к себе кружку, из которой валил пар. – Цвет этого камня просто околдовывает.
- Я считаю, вам следует отнестись к этому серьезно, - ответила она, протягивая руку за шоколадной конфетой.
- К древности всегда нужно относиться серьезно. Только твои наблюдения… они не имеют под собой оснований, понимаешь?
- Интуиция меня никогда не подводила, - Ася пожала плечами. – Только меня стала пугать эта лампа.
- Человека всегда пугает то, чего он не знает, - дядя вновь усмехнулся. – Поверь, в этой лампе нет ничего, что могло бы угрожать нашему рассудку.
- Что ж, - вздохнула она. – Вам виднее.
Она положила конфету в рот и почувствовала, как шоколад теплом расходится по ее языку. Все-таки дядя прав. То, что у нее разболелась голова, вовсе не связано с лампой. Скорее всего, она просто утомилась за день.
С другой стороны, утомляться было нечему. Сегодня Ася ничем особенным себя не утруждала. Хотя мало ли что…
- Как дела у тебя в институте? – спросил дядя.
- Нормально.
- А в жизни вообще?
- Так, тоже.
- А как дела с Игорем? Вы с ним уже давно встречаетесь.
- Все как обычно, - ответила она.
Ей никогда не нравились подобные расспросы. Ася приложила ладони к чашке, раскалившейся от горячего напитка, и отдернула руки, обжегшись. Она понимала, дядю волнует ее жизнь и он хочет убедиться, что с ней было все хорошо в его временное отсутствие, но не могла не испытывать отвращения к разговорам, где все сводится к вопросам со стороны собеседника и ответам с ее. Ася не любила много говорить, а еще больше не любила говорить о себе.
- Как обычно? – черная бровь дяди изогнулась. – Знаешь, в жизни человека не должно быть «все как обычно». Иначе такая жизнь превращается в кошмар.
- Я просто… просто не хочу о себе говорить, - ответила Ася, опустив взгляд в чашку.
- Есть что скрывать?
Дядя был не лишен проницательности.
- Да, - Ася не любила лгать.
- С чем это связано?
- С Игорем. С моей учебой. С моим творчеством, - девушка пожала плечами. – Мне бы не хотелось вам ничего рассказывать. Я надеюсь самой разобраться в жизни.
- Скорее в себе, чем в жизни, - заметил Павел Михайлович.
- Для меня все едино.
Павел Михайлович подался вперед, отодвинув от себя чашку чая, глядя девушке прямо в глаза.
- Скажи мне, ты любишь Игоря?
Он спрашивал это с полной уверенностью, что она ответит честно. И Ася понимала, что уйти от ответа не сумеет.
Но молчание, которое Ася хранила, подразумевало совсем другое. Она думала, что такое любовь. И не могла найти ответа. Сколько книг было прочитано об этом чувстве, сколько великих людей воспевало любовь, называя ее высшей человеческой ценностью. Возможно, два года назад Ася и ответила бы, что такое любовь. Возможно, она даже сказала бы, что любит Игоря, если бы встретила его в то время, когда родители были живы. Но не сейчас. Мир рухнул, желания ушли, жизнь превратилась в существование, и ничто – ни опека единственного дяди, ни забота лучшего парня на свете, ни поддержка верной подруги, ни работа над картинами, ни увлечение музыкой, - не могло вернуть Асю в ту жизнь, которую она имела когда-то: жизнь, полную чувств. Жизнь, когда плачешь от радости, смеешься от шуток близких, наслаждаешься тем, что светит солнце или идет дождь, когда бегаешь по лужам и чувствуешь, как мокрые колготки липнут к телу…
Но ничего из этого Асю не трогало.
И, как она считала, уже не тронет.
- Я не люблю Игоря, - произнесла Ася твердо. – И никогда не любила.
Павел Михайлович приложился к чаю, сделав несколько глотков.
- Осуждаете меня? – спросила Ася, наблюдая, как дядя рассматривает конфету, лежащую у него в руке.
- Осуждать? – спросил он. – Нет, я не имею на это права.
- А если бы имели, то стали бы?
Павел Михайлович поднял на нее взгляд и внимательно посмотрел.
- В твоей жизни произошло несчастье, - сказал он. – И я понимаю твое состояние.
- Нет, не понимаете, - Ася покачала головой. – Смерть, постигшая нашу семью, изменила меня. Кажется, от прежней Аси не осталось ни капли. То, что я встретила Игоря, ничего не решило. Я одинока как никогда. Более того, мне не претит это одиночество. Мне никто больше не нужен. Я живу одна и… и довольна этим.
- Так не бывает, - сказал Павел Михайлович. – Человек не может жить один…
- Я могу, - перебила его Ася. – И ничего больше не желаю.
Некоторое время они сидели в молчании. Павел Михайлович жевал конфету, попивая чай, Ася к еде не притрагивалась. С одной стороны, она жалела, что рассказала дяде так много о себе. Это даст ему повод поволноваться. С другой стороны, она не могла промолчать о том, что ее гложет столько времени.
Мысли беспорядочно витали в воздухе, в голове стоял хаос, но девушке не хотелось разбираться. На какое-то время стало все равно. Багровые реки крови преследовали ее во снах, стеклянные, невидящие глаза мертвых родителей все чаще появлялись в мыслях, и лицо Игоря, которого она собиралась отвергнуть в ближайшее время, превращалось для нее во что-то вроде судьи: нанося очередной удар по прожитому, Ася делала больно ему.
Она собиралась разорвать все связи, которые имела.
И Ася была уверена, что сделает это. Она не хотела больше страдать, не хотела испытывать боль от потери того, кто рядом. Лучше, если она сама устроит эту потерю, чем случится неожиданность, как та смерть, навестившая ее семью.
- Ася.
Девушка подняла голову, взглянув на сидящего напротив нее Павла Михайловича. Дядя смотрел в чашку, не обращая на нее никакого внимания. Странно, ей показалось, что он ее только что позвал по имени…
Она подумала, что ослышалась, и отвернулась.
- Ася.
Вздрогнув, она снова взглянула на Павла Михайловича. Тот был занят своими мыслями и не произносил ни звука. Ася подумала, что ей снова послышалось.
- Анастасия.
Нет, это говорил не дядя. Дядя молчал, продолжая над чем-то размышлять. Ася видела его замкнутые, поджатые тонкие губы, выглядывающие из-под пышных черных усов.
- Анастасия.
Кто ее зовет?
«Наверное, я схожу с ума», - подумала девушка. – «Уже голоса начала слышать. Черт, мне сегодня явно не везет».
- Ас-с-ся.
Голос прошипел над самым ухом, и она повернула голову по инерции, чтобы посмотреть, кто ее зовет. Но рядом никого не оказалось.
- Вы слышите? – спросила Ася у Павла Михайловича, который непонимающе на нее посмотрел.
- Слышу что?
- Голос.
- Голос?
Тишина.
- Анас-с-стасия.
Шипящий, будто змеиный, он пробовал ее имя на вкус.
- Вот, вы слышали?
- Нет. Я ничего не слышал, - дядя покачал головой. – Ася, здесь никого нет, кроме нас двоих. Наверное, это соседи за стенкой громко говорят.
- Кто-то позвал несколько раз меня по имени, - уверенно произнесла она. – Я не могла ослышаться!
- Ты просто переутомилась, - вынес вердикт Павел Михайлович.
- Вовсе нет!
И снова тишина. И снова…
- Ас-с-ся.
Девушка едва не пролила чай.
- Я опять его слышу, - прошептала она почти испуганно. – Дядя Паша, мне кажется, в квартире кто-то есть!
Раньше она никогда не слышала доносящиеся из ниоткуда голоса. Такое мог слышать разве что сумасшедший. Но Ася себя сумасшедшей не считала, более того, вполне осознавала, что голос может быть плодом ее воображения. Асе когда-то рассказывали про случаи, когда человек переставал управлять своими мозгами – обычно такое происходило под воздействием наркотиков, - из-за этого видел то, чего на самом деле нет. Асе были известны чудовищные рассказы о том, как дверь превращалась в кирпичную стену, как улицы Москвы становились улицами другого, неизвестного города, как мебель сама по себе передвигалась в квартире…. Эти рассказы были порождены иллюзиями, возникшими в голове наркомана. Голос тоже можно было счесть иллюзией. Проблема была лишь в том, что Ася не употребляла наркотики.
- Здесь никого не может быть, - ответил Павел Михайлович, слегка улыбнувшись. – Знаешь, тебе лучше сейчас отправиться домой. Но… ты можешь остаться у меня, если хочешь. Через всю Москву ехать в таком состоянии…
- Я хорошо себя чувствую. Только… голос.
- Что за голос?
- Не знаю. Он называет мое имя.
- Ты уверена, что действительно его слышишь?
Они оба замолчали на какое-то время. В соседних комнатах стояла тишина, и Ася ничего не смогла больше услышать. Голос словно бы исчез.
Возможно, это действительно ей всего лишь показалось.
- Ну что? – спросил Павел Михайлович.
- Пожалуй, вы правы. Ничего такого нет, я просто… да, я устала.
Ася воспользовалась обыкновенным оправданием, которым защищаются от подобных странностей. Устала, разболелась голова, хочу спать – когда человек пользуется ими, он сам начинает верить в свою ложь. Это так удобно.
Отодвинув чашку с чаем, к которому она так и не притронулась, девушка резко поднялась из-за стола и направилась в коридор. Подойдя к зеркалу, она невольно вздрогнула: на нем все еще сидела эта белесая пелена. Отчего зеркало запотело, Ася не знала. Проведя по нему рукой, ей открылось размытое отражение.
- Протрите зеркало, - сказала она напоследок дяде. Павел Михайлович нахмурился и ничего ей не ответил. Он тоже заметил странность.
Надев пальто, Ася попрощалась с родственником и в спешке покинула квартиру. Она желала как можно скорее оказаться дома. В единственном месте, где чувствовала себя в безопасности.