Прапорщик Степан Тандыкула ввалился в квартиру усталый, но довольный. Закончилось ночное дежурство, во время которого он лихо обыграл в карты прапорщика Безгрошева и оказался обладателем солидного капитала в размере пяти гривен и двадцати пяти копинок. «Распрягайте, хлопцы, кони!» – весело горланил Тандыкула, сбрасывая под ноги опостылевшую портупею с табельным оружием, гимнастёрку, китель, сапоги и оба носка: синий и зелёный. Оставшись в костюме Адама, Степан продолжал петь. Он открыл дверь в ванну и остолбенел.
Жена Степана, обладательница бюста номер пять и столь же широкая в бёдрах, принимала начальника склада ГСМ старшего лейтенанта Москаленко. В прямом и переносном смысле. Прелюбодеи оба склонились над раковиной в положении к Степану спиной. Увлечённые своим занятием они не видели как полнокровное лицо Тандыкулы стало белым, а в руках у него появился не весть откуда взявшийся багор. С гортанным посвистом Степан выбросил руки вперёд и загарпунил зад начальника ГСМ. Кривой металлический стержень глубоко вошёл в анус старлея.
– Шо це таке? – Тихо прошептал загарпуненный и без сознания рухнул на белый кафельный пол.
Жена Степана пронзительно взвизгнула, но очень быстро пришла в себя и накинулась на ревнивого мужа с упрёками:
– Ты же не про што человика забив!
Степан неотрывно взирая на затухающие колебания багрова черенка и стараясь унять нестерпимое желание опорожнить мочевой пузырь, не сходя с места преступления, спросил:
– Шо же мы теперь будем робыть?
– Шо-шо, – передразнила жена, не без труда и с явной неохотой натягивая трусы,– ховаться теперь треба!
– Та де же мы будем ховаться?
– Хде-хде, та в п . . . де, – грубо перебила жена. Потом она наморщила лоб, напряжено размышляя. – Так у бабки моей. В селе Засранка. Под Харкивом!
– До Харкива ешо добечь треба, – засомневался Степан, – нас же по дороге повяжут.
– Внешность менять треба! – Приняла решение многомудрая супруга. – Мы из тебя бабу изделаем!
– Из мени бабу?! – Рассверипел прапорщик. – Так я сам из тебя мужика учиню. – С этими словами он бросился на жену, но получив широким коленом между ног, охнул и покладисто согласился.– Це ты добре удумала. Бабу як бабу…
Когда жена Тандыкулы подтолкнула его к зеркалу, дабы он мог лицезреть яркий свекольный макияж, малоношеный женин халат с трудом удерживающий арбузоподобные груди получившиеся из аккуратно сложенной за пазухой шинелки и чалму свёрнутую из цыганской шали, прапорщик икнув, спросил:
– Хто це таке?
Супруга хрипло расхохоталась.
– Це ж ты, дурень!
– Це не я, – насупился Степан, – це урод из психодиспансера, як же я в таком прикиде на улицу выду? Меня ж хлопцы наши засмеют!
– Хлопцы тебе не признают, скажут гарна баба. Ты только титьки подтяни, а то до херу сползли…
* * *
Начальник склада ГСМ пришёл в себя, потёр ушибленную о кафель голову. С прищуром оценил в зеркале небритость лица, потянулся, широко зевнул и далеко не сразу заметил посторонний предмет глубоко застрявший у него в заднем проходе. «Багор что ли?» – подумал Москаленко после безуспешных попыток вызволить инородное тело из собственного. В поисках плотницкого инструмента он вышел в коридор и столкнулся с женой Тандыкулы вернувшейся с вокзала.
– О, Халя, а де Стёпа? Где у него тут пила, а то я тут чтой-то не то скушал.
– А Степан поехал до моей мамы, Мыкола Леоныдыч, попроведать, так што вы не стесняйтесь, не торопитесь, я вас сама полечу… И што же это вы таки скушали, я удивляюсь?
2003 год.