(Редактируемая версия)
- Я просил разделить всё мирно и по закону! О, я очень смиренно взывал её проявить ко мне хоть чуточку милосердия! Тебе, как другу, могу даже признаться - я в душе надеялся, что она лишит меня повода для вражды. - Жаловался Ирсенен своему собутыльнику. - Смотри! - он вытянул указательный палец, на котором красовался большущий золотой перстень с затейливым и очень изящным орнаментом. - Это всё, что мне удалось у ней выклянчить из всего состояния, которое оставили нам родители.
- Так ты что же, совсем нищий, получается? - спросил Гирвинд у приятеля.
- Эх-х! - С болью и всхлипами вырвалось у Ирсенена.
Собутыльники допили остатки пива из кружек и громко велели принести ещё. Пиво незамедлительно оказалось у них под носом и они отхлебнули свежую пену. Ирсенен продолжил жаловаться:
- Сестричка моя - злодейка, каких мало на этом свете! Она выскочила замуж за своего плюгавого прихлёбыша за несколько месяцев до смерти матушки, как чувствовала, чертовка. А отец вслед за маменькой в несколько недель сник, да и следом за нею на небеса отправился. А сестрица моя со своим муженьком только этого и дожидались - сразу всё к рукам прибрали!
- Вишь ты! - Гирвинд присвистнул с искренним сочувствием.
- Я тогда был слишком молод и никак не мог претендовать называться законным наследником своего отца. Мне было всего пятнадцать лет, а среди членов моей семьи имелся мужчина в правильном возрасте... Как же, мужчина! Смех глянуть! И этот плюгавый осёл стал законным наследником моего отца, а я вынужден довольствоваться теми подачками, что он отщипывает от моего же, по сути, пирога!
- Да, твой пирог должен был быть очень жирный! Твоё серебро, пропитое нами здесь за последний месяц красноречиво подтверждает твои слова! - Согласно поддакивал Гирвинд своему приятелю.
- Вот видишь, каждому сразу видно, как подло обходится со мной собственная сестра, - с горечью вздохнул Ирсенен.
- А сестру за что ты коришь?
- Она подлая! Это она всегда выдаёт мне эти жалкие крохи на содержание и вечно твердит, что я должен быть благодарен ей за это. Она вечно приговаривает, что мои доходы - это всё её заслуга. Она старается меня убедить в том, что если бы не её муж-прохвост, которому досталось право на наследство, то у меня уже давно ничего бы не осталось. Дура! Что она знает о наследствах? И что она знает о своём прихлёбыше? Если бы не он, то я увеличил бы своё богатство в сто раз, а может и больше! - Воскликнул Ирсенен, переполненный негодованием.
- Надо же! - Снова присвистнул Гирвинд.
Хмельные гвардейцы вдохновенно прильнули к кружкам. За соседним столом тихо склонившись над своим пивом, сидел мужчина и внимательно прислушивался к повести Ирсенена. Боллигер - старший офицер королевского гарнизона, размещённого в замке, хорошо знал обоих говоривших, поскольку они находились на службе в том же гарнизоне. Эти двое, младшие офицеры, ничем не выделялись среди всех остальных таких же солдат. Но буквально минуту назад Боллигер узнал об одном из них нечто такое, что сразу же выделило его из толпы. Это нечто называется завистью, а зависть, как известно, является отличным рычагом в умелых руках. Сейчас пока неизвестно, как применить внезапно выплывшие на явь сведения, но, возможно, уже завтра молодой и глупый Ирсенен окажется полезным. "Буду иметь тебя в виду, дружочек и на всякий случай прикармливать понемножку," - принял обычное для себя в подобных обстоятельствах решение умудрённый опытом мужчина. Старший офицер Боллигер ехидно ухмыльнулся в усы. Он вспомнил своего отца, который когда-то научил его захаживать в места, подобные этому кабаку, и внимательно прислушиваться к разговорам, которые ведут подвыпившие солдаты и другие посетители. Его отец перенял эту науку, вероятнее всего, от своего отца, а тот всегда слыл необыкновенным умником. Боллигер хитро посмеялся, не привлекая, однако, ничьего внимания. Он подумал, что его сегодняшняя вылазка оказалась удачной и что можно со спокойной душой отправиться на отдых. Принятые решения Боллигер старался выполнять в меру скрупулёзно, а поэтому через несколько дней утром он подозвал к себе жестом Ирсенена и почти шёпотом, но очень повелительно приказал:
- Бригадный Ирсенен, ты, кажется, сегодня отдыхаешь?
- Да, господин. - Звонко ответил тот, вытянувшись по стойке смирно.
- Не шуми так. У меня к тебе есть дело. Если выполнишь его хорошо - это может повлиять на твою дальнейшую карьеру.
- Слушаюсь! - Воскликнул очень тихо бригадный.
- Отнеси вот это письмо в заведение Папаши Гоба. Там уже ждёт человек. - Сказал Боллигер, передавая Ирсенену маленькое запечатанное письмецо. - Передай любому, кто откроет дверь и скажи: "Это для папаши Гоба. Конфиденциально". И сохраняй молчание даже, если тебя будут пытать.
- Слушаюсь. - Ответил Ирсенен, чувствуя, как холодеют его ладони.
- И помни: нашему королю нужны храбрые и мужественные офицеры.
Ирсенен развернулся и помчался исполнять приказ. Он не задумывался над тем, что письмо следует оставить в притоне, прославившемся грязными развлечениями, каким является заведение Папаши Гоба. Ему так же не досуг было призадуматься над содержанием послания, так как призадумываться, а тем более анализировать, не является его любимым занятием. Но даже если бы он узнал, что в письме содержится лишь заказ на организацию разнузданной вечеринки для нескольких гвардейских офицеров, то и так проявил бы максимум рвения в исполнении приказа. Старший офицер упомянул о возможном продвижении по службе - этого вполне достаточно для исполнения любых, даже самых никчемных его приказов. Боллигер был мастером придавать значимость даже самым бестолковым вещам. Ирсенен же по своей душевной простоте поверил, что в его жизни, наконец, произошли такие изменения, которые приведут его на вершину благополучия и славы.
С того момента, хорошо запомнившегося Ирсенену и совершенно забытого Боллигером, прошло несколько месяцев. Боллигер всё это время держал юношу, как на привязи, используя своё красноречие, служебные поблажки, а иногда даже расщедриваясь и на мелкую монету. Таких молодых простаков на побегушках он имел ещё несколько человек и они постепенно начали объединяться в группку разнузданных забияк, внушивших сами себе чувство привелигированности. Кроме того Боллигер, потомок очень знатного и могущественного рода, сколотил вокруг себя так же кружок приятелей, которые имели скромную родословную и слабую материальную поддержку своих семей, всвязи с чем легко поддались искушению принадлежать к числу близких друзей очень знатного и привелигированного сослуживца.
- Я поднимаю тост за нас! Мы все сделаны из той же глины. Нам не к лицу кичиться своим происхождением. Я потомок знатного и древнего рода. Но я лишь мелкая рыбёшка среди десятков подобных. Не раз мне приходилось влазить в шкуру обычного пахаря или каменщика, а даже голодал из-за бедности. Так чем же я лучше других? Я такой же как все вы и мне дорога ваша дружба! Выпьем за настоящую мужскую дружбу, друзья! - Боллигер любил поднимать тост за тостом, сопровождая их подобными речами, укрепляя и расширяя круг своих преданных друзей. Друзья внимали ему с широкими октрытыми улыбками, одаривали его доверием и хвалили на каждом шагу. А что же им оставалось делать, коль их знатный приятель не только приравнивал их к себе, но и щедро угощал вином во время дружеских застолий? Дружба есть дружба - у неё свои правила!
К чему применить эти свежерожденные структуры и как распоряжаться ими, Боллигер пока ещё не знал. Он пока только следовал наукам своих предков, которые гласили, что каждый знатный и занимающий хоть какую-то позицию дворянин должен стремиться иметь как можно больше преданных ему подчинённых из числа менее знатных и обеспеченных сограждан.
На службу в королевский замок он попал довольно давно, ещё при прежнем монархе. Тогда он был совсем желторотым юнцом. Первые несколько лет Боллигер провёл под покровительством отца, так же служившего в королевской замковой гвардии и бывшего в те времена одним из главных начальников. При отце Боллигер постигал в теории всё то, что теперь стремился осуществить на практике. Ему приходилось видеть не раз своего знатного предка в кругу разгулявшихся простаков, веселящегося вместе с ними, да и самому приходилось принимать участие в этих загулах. Бывал Боллигер вместе со своим отцом и на роскошных приёмах и торжествах в среде персон, родовитостью не уступающих им. Пообтёрся он так же и в королевской свите. Отец всегда учил его присматриваться ко всему что происходит вокруг, прислушиваться даже к самому незначительному вздоху, а затем оценивать и обсуждать всё это где нибудь в укромном месте и придумывать, как все эти сведения можно использовать с выгодой для себя.
Боллигер частенько наблюдал, как простолюдины, совсем недавно фамильярно общавшиеся с его отцом, приходили к нему взять денег в долг или попросить о какой-нибудь услуге, а тогда отец без тени милосердия мог вить из них хоть верёвки, хоть в бараний рог закручивать. Со знатными же людьми отец поступал обычно очень осторожно и старался не нарушать суббординации, но, по правде сказать, и зантные иногда увивались ужами под его тяжёлой пяткой. Друзей из числа знати отец использовал, как правило, в качестве большого и преданного себе сообщества в достижении своих целей для того чтобы показать своим противникам, как много достойных людей поддержат его по первому требованию. Противники, как правило, покупались на эту фикцию легко и просто.
Когда же Боллигер чуть продвинулся по службе и был произведён в должность старшего капитана, стал исполнять волю своего отца, как и подобает послушному сыну. Иначе говоря теорию, полученную у отца, он начал применять на практике и испробовал свою способность влиять на других людей. О диво! С сослуживцами, равными по званию это выходило легко.
- Эй, Райнер, выпьешь со мной вечером? Я ставлю! - Предлагал Боллигер приятелю, точно копируя формулы своего отца.
Отказа не было.
- Варред, а ты пойдёшь с нами? Нам как раз третьего не хватает!
- Не откажусь от чести! - Следовал ответ от Варреда.
Можно было хоть целый отряд собрать таким простым и действенным призывом. Младшие офицеры, старшие офицеры, даже старшие по званию всегда были только рады.
- Варред, дружище, помоги мне одно дельце провернуть. - Негромко и с прозрачной тенью смущения просил Боллигер.
Варред настораживался и, глядя Боллигеру в глаза с признаками собачьей преданности, спрашивал:
- Что-то серьёзное?
- Нет, сущий пустяк. - С усмешкой, буд-то извиняясь именно за пустяковость дельца, Боллигер объяснял - поговорить надо с одним лавочником. Просил у меня взаймы, а отдавать долг не хочет.
- Всего-то? Пойдём, поговорим! - Тут же рвался в бой Варред.
- Райнер, подсобишь нам? - Боллигер давал знать Райнеру, что ценит его не меньше Варреда.
- Конечно, хама надо проучить, как следует!
Втроём лихо и внезапно врывались в какую-то запузялую лавчонку где-нибудь в предместьях города. Там Варред и Райнер узнавали суть дельца, которая состояла в том, что лавочник уже отдал половину долга, а со второй половиной и процентами просил обождать несколько недель. Но вникать глубже в происходящее не являлось приоритеной задачей. В такой ситуации важнее всего сохранить свой статус-кво верного друга. Поэтому лавочник оставался валяться избитым и разорённым под прилавком собственного заведения, а всё, что только представляло ценность с точки зрения новоиспеченных мужей справедливости, размещалось в сумках, пристёгнутых к сёдлам.
Когда же Боллигер попробовал силу своего влияния на подчинённых низкого звания, то удивился ещё больше. Те подчинялись его прихоти не моргнув глазом, а самое главное, что это вообще не требовало никаких ощутимых затрат - обещания были основной квотой, а обещанья, как известно, можно раздавать направо и налево без ограничений.
Когда Боллигер увидел на аллее, ведущей к замку, юного долговязого эльфа, кровь жгучей волной прошибла его от пяток до самой макушки. Неужто случилось то, чего так опасались его отец и дядьки? Хоть их предположения были настолько несуразны, что даже смехотворны, всё-же в жизни случаются самые невероятные неожиданности, как бы нелепы они ни были. Когда эльф проходил своей размашистой походкой мимо Боллигера, у того сузились глаза, как у тигра, готового вбить клыки в горло жертвы. "Я как чувствовал, как чувствовал!" - Пронеслось у него в голове и он окинул молниеносным взглядом своих дружков.