Ходят рядом боль, надежда, любовь

Зинаида Письман-Проза
               
                Как я потеряла своё счастье

Что я сделала, как я могла, - стучало в моей голове, - что теперь будет? Я бежала по улице. Сердце моё учащённо билось, плакало, сжималось от жалости и не пускало вернуться и исправить всё. Я не могла, я не могла. Слёзы лились у меня по лицу, а в горле стоял какой-то комок. Я села в автобус и поехала, но куда? Куда лучше ехать? К подруге Нине или к родителям? Надо  решиться, еду к родителям. Да и куда я уехала, пройти всего несколько остановок от улицы Гарибальди до улицы Хантке, где мы с Вадимом сняли двух комнатную  квартиру. Мебель купили на подаренные деньги. Я думала, как всё хорошо, мы будем счастливы. Так думала я тогда. Но прошел всего год.
А сейчас, Боже мой, что я скажу  своим родителям. Надо говорить всё. Нет, не могу дальше ехать, надо выйти и посидеть где-нибудь. Вот скверик, скамейка.
В голове мелькает все, как лента в кино. Вот мы с Вадимом сидим в школе, разговариваем, а он смотрит на меня и  тихонько гладит по голове, а то по руке, но это последний класс. Потом, мы ссоримся,  из-за Рони, мальчика из другого класса. Окончили школу, и я ухожу служить в армию, и Вадим тоже уходит в армию. Мы служим в разных частях, не встречаемся. Но, вот прошло полгода, Вадим звонит и говорит: «Ну, как, Зайка, скучаешь, я очень соскучился, пойдем на дискотеку».
Так, мы снова вместе, видимся, когда отпускают домой. Иногда раз в неделю, или через две, как получается. Мы встречаемся, наши родители знают, у нас всё серьёзно. Его мама Соня и дедушка очень хорошо ко мне относятся, называют доченька.
Но надо отслужить в армии, а потом будем вместе. Но нет, мы не можем, нас так влечёт друг к другу. Мы решили снять квартиру и встречаться на  нейтральной территории. То он приезжает, то я, ох, как мы любим друг, друга.
Я приезжаю пораньше, куплю что-то вкусненькое, а потом вместе что-то приготовим.
Кушаем, сидим в обнимку, рассказываем обо всём. А потом, целая ночь любви. Вадим черноглазый, на щеке родинка, нос прямой, брови вразлет. Когда улыбается, всё лицо смеётся, а в глазах бегают хитринки. Ему нравиться меня смешить, расскажет что-то смешное, а я смеюсь, Не могу успокоиться. Вадим говорит: «В тебе смешинка сидит,
покажешь палец, а тебе смешно». На душе так радостно, всё время хочется улыбаться.

Наконец я отслужила, а Вадиму немного осталось, мы уже заказали зал для свадьбы.
Но, вдруг, случилось-то, что перевернуло нашу счастливую жизнь. Вадим ехал на патрульной машине вдоль границы с товарищем. Палестинцы обстреливали этот район снарядами. Снаряд попал в машину, водитель погиб, а Вадиму осколки попали в ноги.
Из Армии позвонили маме Вадима. Его положили в больницу Адасса.
Мама Вадима Соня позвонила мне: «Вот, деточка, какие дела, Вадиму сделали операцию, ампутировали ступни ног, много осколков,  повреждены сухожилия, но ноги сохранены. Как ты, Зоечка, будешь его навещать? Подумай, он инвалид».
Что вы такое говорите, - сказала я. Я люблю Вадима, ничего, справимся. Слава Богу, что жив остался. Я еду, еду к Вадику. Ему сделают протезы, и все будет хорошо.
Так я тогда думала, жалела и любила ещё больше Вадима. Почти полтора месяца Вадим  лежал в больнице. Потом реабилитация в другой больнице. Я приходила к Вадиму, возила на коляске и мечтала, когда он сможет ходить. Через три месяца он уже мог ходить на костылях. Через полгода он уже мог ходить с палочкой.
Прошел год, и мы решили пожениться. Перед свадьбой мама Вадима мне сказала:
« Зоечка, ты подумай, Вадим инвалид». Что вы, какой он инвалид, он ходит, мы любим друг, друга, он даже меня поднимает. Мои родители тоже говорили: «Подумай, дочка». Ну, что там думать, мы женимся.

Вадим никаких вопросов не задавал. Всё было готово для свадьбы. Написаны приглашения, снят зал - ресторан, назначен день свадьбы. Всё хорошо, я рада, мне сшили шикарное платье, повели в салон, там сделали макияж, прическу, я красавица.
И вот мы стоим под Хупой, нас венчают, мы счастливы. Когда всё кончится, и мы останемся одни в нашей квартире. Вадим еще слаб, и мы решили никуда не ехать.
Наконец мы в нашей съемной квартире, уютно, вот наша спальня: стоит красивая, двуспальная кровать, белая с резными листиками и позолотой. Красивое бельё, расшитое кружевами, халатик, рядом кресло, пуфик. Я побежала в душ, а Вадим стал раздеваться. Вот, я выбежала из душа, а он сидит, снял протезы и руками подтягивается, чтобы лечь на кровать. Я никогда до этого не видела его ног. Это были две искореженные, все в рубцах
без ступней ноги. Мне стало страшно, вдруг, сделалось нехорошо, голова закружилась,
потемнело в глазах. Вадим увидел, что я побледнела, и сказал: «Иди, потуши свет».
Я так и сделала, мы легли в кровать, Меня била лихорадка, я ничего с собой не могла сделать. Я не могла проронить ни одного слова. Вадим сказал: «Вот, Зоя, теперь ты всё увидела, надо было раньше увидеть и понять». Я не могла ответить, только плакала, плакала.
Утром я оделась и ушла. Вадим меня не остановил. Что теперь будет?         

Прошло три года, Боже, как время летит. Автобус ехал по улице Хантке, я сидела, вспоминала свое недавнее прошлое. Выйду, посижу в скверике. Я села на скамейку под деревом, была осень, листья падали, их было много под ногами. Было тепло, солнце золотило и ласкало, а мне было холодно. Какая-то тоска не отпускала меня. Я не могла завести новый роман или просто с кем-то встречаться. Всё напоминало Вадима, я жила какой-то странной жизнью. Работала, всё казалось монотонным.
Что-то замерзло внутри и не давало жить.

               Все невзгоды можно и нужно победить

Утро такое ясное, солнечное, лучики играют в зеркале, отражаются. А на душе так противно. Зоя ушла, что теперь делать? Мама была права, она все твердила: «Спроси Зою, понимает ли она, что ты инвалид». Я боялся спрашивать, да и как спросить?
Вот увидела и испугалась. Позвоню родителям. Без протезов я инвалид. Самому страшно, но, а как другие живут? Находятся люди и просто любят. Ведь много примеров, но это с другими людьми, а у меня не получилось.
Не надо раскисать, не надо, а откуда слёзы? Что я маленький? Столько пережил операций, друзей хоронил, а так больно.
Что же мне делать? С Зоей всё кончено, это ясно. Но, как, как мне жить, ведь я её люблю?
Нет, надо смотреть правде в глаза, всё кончено. А, что делать с квартирой, придется платить. Всё, всё рушится проклятый террорист, чтоб ты горел в аду. Совсем раскис, но я живой, а вот Рони убит.
Ало, мама, что делаешь? Готовишь завтрак, я скоро приеду. «Ой, как хорошо, сынок, а то вот звонили из больницы, тебе надо ехать на физиотерапию, лечить ноги».
Мама, я еду, скоро буду. «Что у тебя голос такой, что случилось?» Ничего не случилось, скоро буду, тогда поговорим.

                Леночка - мое рыженькое солнышко

Время, время оно быстро бежит, а может, мчится. Что это я задумался о жизни?
Прошло три года, как ушла Зоя, больно. Но, что это сегодня вспоминается, да потому, что этот день, эта дата.
Быстро пробежало время,  а боль осталась. Думал больно, когда трут протезы, но, когда душу перевернули, больней. Думал, запью или рехнусь, все было больно и противно. Но я счастливый, встретил свое солнышко, рыжую, замечательную Ленку.
Боже, какой я счастливый, вот у нас с Ленкой маленький Мишка, тоже рыжий, наверно, это счастливый цвет. Солнышко мое все хочет лечить меня своей физкультурой, массажем. Она любит меня лечить. Сегодня суббота, а Ленка уже покормила Мишутку
и кричит мне: «Ну, ты, как справляешься»? Справляюсь и еще поношу тебя на руках,
чтоб ты меньше бегала. «Вадим, не выдумывай, у меня много дел».
Какой, я счастливый даже и не думаю, что у меня, что-то не так.
Дорогая, ты моя, Леночка, нет, не Леночка, а рыженькое моё солнышко, длинноносенькое и всё в веснушках. Бегает, напевает и все что-то мне рассказывает.
Я самый счастливый человек, нет ни у кого такого ясного, рыженького солнышка.