Пасхальная история в галицийских декорациях

Игорь-Франтышек Сидоренко
А не потешить ли вас пасхальной историей (благо - ко времени)?

Как правило, чудеса случаются под Рождество, но, в этой пасхальной истории речь тоже пойдет о чуде. Чудо состояло в том, что, хоть и изрядно помятый и умученный, но, все же, живой и, даже, не оконфузившись (а дело шло к этому), я таки добрался до места назначения (можно сказать, что чудо вышло двойным, этаким чудом в квадрате).

Впрочем, чудо в этой истории не одно, их, как минимум, два. Вторым чудом являюсь я сам – то еще чудо!

Случилось все несколько лет тому назад, в один из первых моих визитов на Западную Украину, на Львовщину. Угораздило меня прибыть в славный град Лемберг аккурат в самый «светлый праздник Пасхи». Но, это еще полбеды (почему беды, хоть и пол, поймете из дальнейшего повествования). Настоящая беда состояла в том, что, кроме опрометчивого решения ехать на Львовщину в канун Пасхи, я также умудрился а) истратить еще в поезде имевшийся у меня небольшой запас поменянных денег б) подхватить в том же поезде какую-то гадость, от которой меня дуло и несло (бегал в сортир, верно, через каждые минут десять). Основную массу отведенных на эту поездку деревянных я решил обменять на гривны уже во Львове (там курс обмена гораздо выгодней, нежели в Питере, во всяком случае – тогда это еще было так). Однако, я не учел одной местной специфики: Западная Украина – регион с очень высоким уровнем религиозности населения. Иными словами, когда я вышел из поезда и подался в город, то обнаружил, что все вокруг радикально позакрыто – честной лембергский народ вовсю праздновал Пасху, и не собирался ради шлимазлов, вроде меня, брать грех на душу – работать в день седьмой, день воскресный, да еще, к тому, и пасхальный. Понятно, что закрыты были и ВСЕ (в пределах досягаемости) обменные пункты, включая (sic!) привокзальный. Не знаю, уж, как с этим обстоит сейчас, но тогда было именно так. При учете, что деревянные во Львове никому нахрен не сдались (Украина – не Беларусь, впрочем, и там не все так просто), про мысль сесть на маршрутку (их там кличут «бусами», видимо от аглицкого “bus”, или тут отметились немцы и австрияки?) и спокойно доехать до Борислава (городок подо Львовом, где я и должен был встать на постой у радушного семейства лемков-баптистов, близких родичей моего хорошего питерского приятеля, разумеется, тоже лемка, но, давно уже не баптиста), можно было даже забыть.

Тут небольшое отступление-размышление: по вероисповеданию большинство лемков – я так думаю, хоть и не вполне в том уверен – униаты. Есть, впрочем, и католики, и православные. Но, самое главное, именно среди лемков, по моим наблюдениям, как-то особенно распространенно сектантство: тут тебе и баптисты, и адвентисты, и иеговисты, и субботники, мормонов, разве что, не достает. Связано это, видимо, с тем, что в начале ХХ века многие лемки отправились в США и Канаду в поисках счастья, но, большинство из них, так и не обретя оного и в заветной «ГамерЫци» («ГамерЫка» - так лемки называли обитель дядюшки Сэма), вернулось восвояси, притащив с собой, заместо мешков с «долярами», эту заморскую заразу, обещавшую им a pie in the sky (или, говоря по-нашенски, пай в некоем заоблачном концерне под загадочным названием «Скай»).

Но, вернемся к нашим баранам, точнее к единственному во всей этой истории барану – моей скромной персоне.

Итак, оказался я в весьма затруднительном положении: в чужой местности, где ни друзей, ни родственников, ни, пусть даже шапочных, знакомых у меня не было, практически без средств, хоть карманы и были набиты хрустящими бумажками – увы, на данный момент они значили немногим больше конфетных оберток, да еще и с жуткой резью в животе. Дело шло к вечеру (поезд прибывает во Львов – не соврать бы – в шестом часу), скоро и маршрутки на Борислав перестанут ходить, к тому же, пока я метался по городу в поисках обменника, прошло не то, что десять – три раза по десять – минут со времени моей последней отсидки на вагонном толчке, так что я почувствовал: еще немного, и непременно оконфужусь (опростаться же прямо на улицах исторического центра славного града Лемберга мне не позволяли ни совесть, ни врожденная стыдливость – это я только кажусь развязным наглецом, ни полуинтеллигентское мое воспитание, ни, наконец, почтение к национальным святыням). И тут мне на ум пришло спасительное решение – таксисты! Уж они-то, несомненно, возьмут у меня мои фантики, еще недавно считавшиеся деньгами, а потом сами их поменяют на деньги НОРМАЛЬНЫЕ! К тому ж, я уповал на их человеческое сострадание. Таксист, к которому я обратился, фантики мои гребанные гербовые брать наотрез отказался, но, пообещал доставить к единственному, вероятно, тогда действовавшему обменному пункту – на автовокзале, а после БЕЗ ПРОБЛЕМ (запомните это обещание!) доставить и в Борислав. Это, конечно, должно было мне влететь в кругленькую сумму, но, винить таксиста тут было не за что – странно винить охотника, когда дичь сама ломится в руки. Тем более, что таксист, сжалившись, отсыпал мне немного мелочи на сортир. Оказав самому себе первую – посильную – медицинскую помощь: сбросив за борт очередную порцию жидкого дерьма, и успешно обменяв фантики на НОРМАЛЬНЫЕ деньги, я снова уселся в такси, в наивной надежде, что на этом моим мучениям конец. Как бы ни так! Сегодня был явно не мой день. Это был день Иешуа Га-Ноцри. Это его крестный путь, к вящей радости всего доброго христианского люда, победоносно и жизнеутверждающе завершился. Мой же – только начинался. Сначала, вместо того, чтобы сразу мчать в Борислав, мой возница заехал к себе домой (Пасха – нужно похристосоваться с чадами, домочадцами, соседями и кумовьями), а заодно забрать с собой одного из этих кумовьев, ибо ему, оказывается, с нами по пути. Когда усатый, бритоголовый, с бычьей шеей и с косою саженью в плечах вуйко - таксистов кум - подсел в авто, таксист, видимо, решив меня успокоить, сказал: вы, мол, не бойтесь, мы люди МИРНЫЕ и ничего вам не сделаем. До этих УСПОКОИТЕЛЬНЫХ слов, я, признаться, и не думал бояться (единственное, что меня беспокоило, и чего я действительно боялся – не испортить бы таксисту сидение, ибо чувствовал приближение очередного позыва), но, после них, в воображении, время от времени прерываемые приступами колик, стали рисоваться всякие жуткие сцены ограблений, убийств, и, ей богу, чуть ли не изнасилований (это я себе, конечно, льстил, засранцу). Уже ударив, было, по газам, таксист, вдруг что-то вспомнив, выскочил из машины и снова рванул к себе на хату. Спустя несколько минут ожидания (живот у меня опять начал вздуваться и я сидел в салоне в полуобморочном состоянии, обливаясь липким потом), улыбающийся шофер вернулся, и, торжественно возложив мне на колени объемный бумажный сверток, сказал: «Це Вам, вiд дружини, прошу пана». В свертке оказалась то ли «паска», то ли какой иной «пляцок» (выпечка). Наконец мы тронулись. Но, видно, в этот день против меня сговорились все насельника пекла, решив сорвать на мне злость за свой глобальный проигрыш Сыну Человеческому в извечной борьбе сил Тьмы и Света (Иисус воскрес – воистину воскрес!). Только мы выехали за город, как такси, подпрыгнув на какой-то ямище (кто помнит, что представляла собой дорога из Львова в Борислав несколько лет назад, тот меня поймет) сломалось. Таксист, отчаянно ругаясь (а, может, и меня кляня – в душе) отправился на поиски другого такси. Последнее, правда, было найдено довольно быстро. Переговорив с его водилой (не знаю, какую сумму ему назвали, и остался ли мой первый возница в накладе, или нет), меня передали ему на руки, словно роженицу, вот-вот готовую разрешиться (от бремени поноса), со всем моим нехитрым скарбом, прижимающего к груди, как великую драгоценность, сверток с пляцком. Но, вы не поверите! – я и сам с трудом в это верю, такое совпадение случается, верно, раз на сто лет! – уже на ближних подступах к Бориславу, новый мой экипаж, в очередной раз подскочив на очередной яме...

Я готов был разрыдаться, тем более, что на пустынной уже, к тому времени, дороге, следующую карету ждать пришлось довольно долго, плюс, пришлось также выложить из своего кармана еще 5 гривен (примерно тридцатник на российские – не так уж и много, но, все же).

 Когда меня, наконец таки, доставили до места, на дворе стояла непроглядная тьма. Но, я был жив, как-то сумел дотерпеть и не обделаться, к тому же, появился перед моими славными лемками не с пустыми руками, а, как и надлежит порядочному человеку, посещающему чужой дом в «светлый праздник Пасхи» – с пляцком. Крашенок с писанками, вот, правда, не было. Зато в моих недрах воняло сероводородом, думаю, не лепше, чем от какого-нибудь тухлого яйца.