Пронзительную синеву неба затягивает серыми расплывчатыми облаками. Они разбухают, темнеют и сливаются в одну сизую тучу, продолжающую разрастаться, падать рыхлым животом на купол вокзала и просачиваться внутрь…
И вот уже совсем темно, и вязкий туман обволакивает всё, что стоит и движется на перроне.
Утонув в сырой пелене, я пребываю в колышущейся толпе и вслушиваюсь в невнятное бормотание пространства, пытаясь разобрать отдельные слова и фразы – но слышу лишь чмоканье и глухой отражённый спектр звуков.
Невразумительность окружения и тяжесть нависших туч гнетут и наполняют меня безотчётной тревогой – влажной и зыбкой, как всё окрест. И ничего не видно. Я закрываю глаза и пытаюсь впитать в себя смысл происходящего, чтобы вовлечь в осмысление всё, чем располагаю, включая осязание и интуицию. И чую, что платформа качается, как дебаркадер. «Всё шатко и зыбко… – пробивается из подсознания первая мысль, – неустойчиво и бесполезно…».
Несколько минут я плаваю в окутавшем меня коконе безопасности и отрешённо осязаю мгновения – и тут что-то меняется. Сквозняк! Кожа мгновенно реагирует на изменение среды покалыванием – и я открываю глаза…
Разорванный на клочья туман рассеивается и позволяет разглядеть происходящее. Оказывается, подошла электричка. Ещё не понимаю, что в ней особенного – но уже настораживаюсь: странно…
Всё странно. Исключительно всё! И мерцающий свет, и замершая толпа, и то, что все мы вдруг оказываемся в круглом тоннеле с разверстыми в небо окнами, под которыми застыли перья ускользающего тумана. Будто стоп-кадр смотрю…
Перевожу взгляд на электричку: какая красивая! Обтекаемые формы, вагоны цвета индиго мягко светятся и над каждой дверью вспыхивают надписи. Читаю те, что перед глазами: «СВ для любящих пар», «Купе для друзей», «Вагон для случайных попутчиков»… Рядом ещё один такой же вагон. А в хвосте вагон без надписей. Всего их пять, все двери плотно закрыты…
Я никуда не собиралась, но раз уж я тут оказалась, машинально пытаюсь определить: какой же вагон тут мой?
По-видимому, эта же проблема возникает у ожидающих пассажиров. Толпа зашевелилась – и сразу оживает всё вокруг. Струится и тает под потолком туман, покачивается платформа, гомонит люд и неведомо откуда вспархивают птицы. Я поднимаю голову и угадываю их вид: соколы, пустельга. От созерцания бьющихся об застеклённые окна птиц меня отвлекает характерный звук. Так и есть: зазывно, с шумом, раздвигаются створки дверей электрички, обнажая зев просторных тамбуров. Но только в вагонах для случайных попутчиков. Остальные двери заперты…
И народ приходит в движение, определяясь в статусе. Интересно, как это всё будет? Выхожу на свободный пятачок и начинаю наблюдать…
Вот от толпы отделяется пожилая пара, наверняка, семейная, и неторопливо направляется ко входу в СВ для любящих. Двери распахиваются и, впустив супругов, мгновенно застёгиваются наглухо. Среди пассажиров ропот, но через минуту из массы выходит ещё несколько пар и исчезают в гостеприимном вагоне.
В гостеприимном? Ан, нет! Похоже, некто ведёт отбор, что-то вроде фейсконтроля. Вот перед этими голубками – парнем и, явно, упирающейся девушкой – двери не открылись. Однако!
По непонятной мне логике сей инцидент вызывает ажиотаж на перроне и начинается почкование толпы на влюблённые пары и четвёрки друзей. Волнение заражает и меня, я начинаю лихорадочно вглядываться в готовящихся к посадке людей… и нахожу знакомые лица. Лица своих друзей в окружении неизвестных. И никто из них не видит меня. А может быть я невидимка? Да как же это? Не может такого быть! Я тут, я с вами!
Мне хочется бежать к друзьям, но ноги словно прирастают к платформе. Более того, они наливаются свинцом, когда я замечаю ставшее почти родным лицо одного из них. Друг скользит по мне равнодушным взглядом и улыбается. Не мне, а трём окружившим его подругам. Те, весело щебеча, ведут его к вагону – и тут я слышу из-под потолка призыв пустельги: «Кли-кни! Кли-кни!».
«Кликнуть?.. – сомневаюсь я, наблюдая, как безразмерный вагон проглатывает моего бывшего друга, довольного своим новым обществом. – Зачем, если ему без меня хорошо? Дружба – дело добровольное. И безответственное по нынешним временам…».
Я хочу додумать эту мысль, но вместо этого вдруг вспомнились йоги, умеющие останавливать сердце. И я жалею о том, что не знаю йоги, а то бы легко справилась со щемящей неутихающей болью в груди…
Небольшая пауза после посадки в электричку влюблённых и друзей истекает под аккомпанемент птиц, и оставшийся люд бросается на абордаж вагонов для случайных попутчиков, словно не понимает ещё, что в этом волшебном составе места несчитаны и сам он бездонный. В какой-то момент я поддаюсь стадному инстинкту, желая влиться в отряд свободно определившихся пассажиров, но вовремя останавливаюсь: нет! Это не моё!
Я, конечно, люблю путешествовать, люблю новые встречи и задушевные беседы с людьми, с которыми сводит дорога, и с которыми больше никогда не увидишься. Короткие знакомства без взаимных обещаний и обязательств, без разочарований и предательств. Я всегда готова выслушать истосковавшегося по общению человека и помочь ему советом – если спросит. Всегда – но не теперь!
Не желаю я больше никуда ехать и ничего не ищу. Я органически не выношу большого скопления народа, где теряешься в массе себе подобных и истекаешь тоской от обострения чувства одиночества. И новых знакомств и друзей я не ищу. Не готова. Или устала? А может быть, боюсь довериться и снова обмануться? Неважно.
А друзей у меня достаточно – просто пока они во мне не нуждаются. Они в пути, уехали незнамо куда на этой электричке без оглашения пункта назначения. И у них свои остановки. И, может быть, мы ещё встретимся – я буду ждать каждого на известной только нам с ним остановке. На остановке по требованию. Потому что я в ответе за каждого, кто меня приручил. А мне никто ничего не должен…
Пока я уговариваю себя на осознанное одиночество, электричка трогает с места…
Нет! Это не поезд едет! Это мчится платформа, на которой я стою, крепко упершись ногами в её твердь. И в полном одиночестве. Куда она меня увозит?
Почему-то я уверена, что там, в конце пути, обрыв. Да! Там непременно должен быть обрыв. Ну и пусть! Мне ничуть не страшно. Потому что я буду летать, как парящая надо мной пустельга – моя последняя попутчица. Пусть недолго – но разве не стоят мгновенья полёта почти прожитой жизни?
Я расправляю плечи и, вздохнув всей грудью, усмиряю сбившееся с ритма сердце. И жду приближения к конечному пункту этого странного путешествия, не отрывая взора от линии горизонта.
И впереди разливается пронзительная синева неба…