Белый силуэт чайки
Не знаю, можно ли словами описать то, что наблюдаю сейчас из окна. Вдоль кряжа яйлы на запад стремится белая гряда облаков. Она задевает выступы гор, сглаживает неровности и растворяет бесформенные нагромождения скал. Из ущелья поднимается мягкая, пушистая, нежно-сизая пелена тумана; метастазы тумана тянутся вверх и густеют. Со склона Могаби, подсвеченного солнцем, сползает грязно-серая, клочковатая мгла. Не дойдя до дворца эмира Бухарского, который как бы обозначает границу города, она расползается по небу черной, налитой тучей. Видно, как ветром ее тянет к ущелью, как вливаются в нее струи сизого тумана. Ни гор, ни белой гряды облаков – нет ничего, лишь густеющая мгла, стремительно наступающая на город. На мрачном, клубящемся фоне вдруг вспыхивает белый силуэт чайки. Все нереально, неправдоподобно, напоминает скорее киномонтаж, чем живое движение природы.
Не проходит и пяти минут, как мгла неизвестно куда растворяется. Снова нежная лазурь неба, сверкающая белизна облаков, мягко обнимающих горный кряж. На склоне гор проступила теплая охра скал и осыпей; по ним лениво ползут тени облаков. На Могаби, однако, снова сгущается мгла. Видно, как она втягивает серые нити испарений. Из ущелья снова поднимается туман - он напоминает известку, подцвеченную синькой. Синька заливает стену гор, грязными пятнами ложится на белизну облаков.
Цикл повторяется, а жизнь идет своим чередом. В саду художественной школы поют дрозды. Прозаический голубь планирует на балкон в поисках корма. Стремительный стриж по диагонали прорезает картину. Покой и тишина. Ветра нет, недвижна нежная зелень тополя, фонтаном взметнувшегося среди плотной массы кипарисов и кедров. Как будто все, что происходило там, на границе неба и гор, в сизом ущелье за пятнистым склоном Могаби, - не более как игра воображения, мираж, иллюзион. И вправду: солнце разогнало остатки тумана; по кудрявым склонам Могаби, высвечивая поляны, пасутся солнечные пятна; на фоне пестрого бархата - белый силуэт чайки, неторопливо летящей к морю.
9 мая 1988. 8 часов утра.
* * *
Брату Алексею
ПРИЗНАНИЕ
Много раз на пути к Совершенству
Я сбивался с пути, увлеченный
Очевидно никчемной задачей.
Мне казалось неправильным, что ли,
Оставлять недокрученной гайку,
Недопитой - бутылку портвейна,
И уж точно казалось кощунством
Не набить охамевшую морду.
Много раз, облекаясь мечтами,
Воспаряя к чистейшим чертогам,
Я, не в силах сдержать омерзенья,
Драил кафели сраных сортиров,
Красил пол или клеил обои,
Лил фундаменты, мазал картины,
Матерился при факте обмера
Да обвеса; и за листьями леса
Исчезало сиянье вершины...
И теперь я, признаюсь, не знаю,
Что важнее: идти к Совершенству
Или, встав у истока порока,
Подавать проходящему руку
Говоря: «Осторожно, канава»...
Май 1988.
* * *