У одного очень уважаемого мною психолога и экстрасенса я вычитала, что клетки мозга омолаживаются, если человек мысленно проживает от начала до конца самый счастливый день своей жизни.
Но какой же он был, этот день?
Я перебираю свою жизнь по косточкам. Как и у всех были у меня и горести, были и радости. Были счастливые мгновения. И все-таки — какой же день остался в памяти как самый счастливый?
Вспоминаю. Прокручиваю в голове целые картины. И вдруг стоп-кадр. Жаркий июльский день. Утро. Мы собираемся в дальнюю прогулку. Мы — это я, мой милый, худой, высокий, по-мальчишески угловатый, его две маленькие сестрички и собака Тина.
Сначала мы идем по тропинке вдоль берега реки. С одной стороны обрыв, другой, почти вплотную, — сосновый лес. Внизу серебренной лентой извивается река. С высокого берега видна вся излучина. На противоположном, низком берегу — луга. Только в одном месте их пересекает темная полоса деревьев. Это старое русло. Мы как-то там плавали на байдарке. Деревья растут тесно, точно из воды. Их верхушки клонятся и почти сплетаются. Царствует зеленый полумрак. Кажется, вот-вот появится Офелия или русалки.
Наша тропинка постепенно спускается вниз. Сосны отступают. Невысокий косогор порос цветами. Белые ромашки покрывают его ковром. Когда я привожу сюда друзей, первый раз бывающих в этих местах, то заранее предвкушаю, как они скажут: «Ах!».
А тропинка подходит к самой реке. Она так и тянет к себе, хотя дно здесь илистое. Но очень жарко, и мы стягиваем с себя одежду и лезем в воду. Девчонки тащат отбивающуюся Тину — она не очень любит купаться и не терпит никакого насилия. Она вырывается, рычит и делает вид, что сейчас начнет кусаться. Девчонки визжат, брызги летят во все стороны. Мы кричим:
— Оставьте в покое бедное животное!
Наконец Тинка вырывается и выскакивает на берег. Она встряхивается, и вода наполовину с песком летит в нас. Приходится снова лезть в реку ополоснуться. А Тинка взлетает на косогор. Куда подевалась ее красота? Пушистая шубка висит сосульками и сама она превратилась в какого-то мокрого червячка. Тинка забирается повыше и зорко смотрит по сторонам. Дышит она тяжело, дрожит высунутый розовый язык. Но по всему видно, что вся эта суматоха ей очень нравится.
Двигаемся дальше, переходим по жердочкам ручеек, проходим маленький перелесок и выходим на широкий луг.
Слева — река. Широкая, спокойная. Тут и основное русло, и старое, и протоки, и даже маленькие островки между ними. На одном, говорят, есть озерцо, в которое ушла под воду целая церковь. Иногда оттуда слышится звон колоколов.
На другой стороне реки на зеленом пригорке виднеется дворец знаменитого Архангельского. А справа — луг, огромный, цветущий. Каких цветов здесь только нет. Девчонки тут же бросились собирать букеты. Торчали только их головенки. Тинка тоже скрывается в траве. Иногда она выскакивает наружу — видно охотится за лягушками, бабочками или учуяла мышек-полёвок.
За лугом — зеленый массив деревьев. Это цель нашего похода — Поповка. Туда через луг ведет аллея высоченных неохватных берез. Почва здесь песчаная и так хорошо валяться под ними на сухой земле, чуть-чуть поросшей невысокими травинками. Но нам некогда — впереди Поповка.
Когда-то, как говорили, это была церковная земля. Старые жители до сих пор называют ее — Поповский лес. Потом ее купила семья заводчиков Боткиных. Они насадили липовые аллеи, выкопали круглый прудик и построили четыре дачи, расположенные далеко друг от друга. Их снимали многие художники, в том числе известный Илья Остроумов, написавший здесь свою «Сиверко», которая находится в Третьяковской галерее. Поповка часто упоминается в переписке художников конца XIX века.
Сейчас в Поповке никто не живет — это водо-охранная зона. Дачи снесли, липовые аллеи заросли, стали тенистые, но некоторая запущенность и малолюдность придает этим местам особое очарование. Кстати, Поповка совсем не выглядит темной и грустной. На дорожках играют солнечные пятна. А воздух! Видно, близость большой реки придает ему особую чистоту. И опьяняющий запах зелени. И дорожки и тропинки, которые так и манят углубиться вглубь. По одной из них мы выходим на просторную поляну. Она вся залита солнцем. Видно, когда-то здесь были одна из дач. О ней напоминает бугор, поросший крапивой и бурьяном, которые часто вырастают на месте бывших строений. Мы располагаемся на привал под высоким раскидистым деревом. Еды у нас много, очень вкусной. Но жарко. Есть не хочется. Девчонки вообще почти не едят, несмотря на мои уговоры. Больше всего достается Тине. Она мигом сглотала всё, что ей полагалось, и теперь умильно смотрела нам в рот, горестно провожая каждый кусок. Она быстро поняла, что больше всего ей может перепасть от девчонок, и уселась рядом с ними, а они, несмотря на мои увещевания — «Тинка и так толстая. Собакам много есть вредно» — суют ей кусок за куском. Стоило мне отвернуться, как они втихую скармливают ей последнюю котлету.
После трапезы мы решили немного отдохнуть. Девчонки распотрошили свои букеты и стали плести венки, но это им скоро надоело и они куда-то убежали, видно, собирать ягоды. Мы растянулись прямо на земле в тени под деревом. Тихо. Где-то вдалеке кукует кукушка. Рядом посапывает Тина. Сенным запахом тянет от подвядшей на солнце травы. Воздух звенит от мошкары. Смотрю вверх, где в просвете ветвей медленно движутся облака. Лежать бы так без конца. Но нет. Прибегают девчонки, начинают тормошить Тину. Начинается веселая возня. Встаем и идем дальше.
Мы стараемся навестить все интересные и любимые места — и шалаш, прибежище туристов-пенсионеров, и маленький, заросший ряской пруд, и два почти свившихся дерева, которые при ветре жалобно скрипят, и земляничные лужайки, где можно разглядеть следы лосей.
Впереди бежит Тина. Удивительное дело. Дома — это лентяйка и сибаритка, не слезающая с кресла или дивана. Здесь, на природе, в ней пробуждаются первобытные инстинкты. Нос опущен до самой земли. Ноздри раздуваются. Она что-то, только ей ведомое, вынюхивает, старается поймать. Для нее такие прогулки — великое удовольствие. Хвост свернут бубликом. Трясутся на бегу пушистые штанишки.
За ней бегут девчонки. Их мордочки сияют от счастья. Одних их сюда не пускают, а домашние так далеко не ходят. Когда мы берем их с собой, для них это настоящий праздник.
Из коротких шортиков торчат тоненькие ножки-макароненки с расцарапанными коленками. На головах что-то несуразное с торчащими во все стороны травинками и головками цветов на длинных стеблях — они называют это венками. Время от времени девчонки ныряют в зелень, конечно, за земляникой.
Замыкаем шествие мы, изредка перекидываясь словами. Здесь столько хожено-перехожено, говорено-переговорено. Мы знаем Поповку наизусть. В июне, когда такие длинные дни, когда так радостно после долгой зимы снова окунуться в природу, мы бродим здесь допоздна — еще не темно, но уже не светло, курится река, а в низинах собирается туман. Когда никого не видно и не слышно, только кое-где виднеются отраженные в воде костерки рыбаков.
Однажды с высокого берега у самой воды мы увидели диковинную птицу — большую, снежно-белую, с хохолком на голове, похожую на цаплю. Видно, это была птица-лунь, о которой я знала из книг, но никогда не видела. И как она сюда попала? Все кругом не так, как днем, таинственно и нереально. Вечерний туман обволакивает все кругом, и из белой пелены выступают только темные верхушки деревьев и кустов. Он меняет знакомый пейзаж, скрывает наши любимые места и таит наши маленькие тайны.
Бываем мы здесь и летом, в такие же жаркие дни. Когда не хочется говорить. Хочется ощущать этот зной, впитывать в себя запахи леса и знать, что тот, кто рядом с тобой так же полон счастьем слияния с тем, что вокруг и в нас самих.
Дорожка становилась шире и светлее. Впереди показался просвет. Пройдя насквозь всю Поповку, мы вышли на поле или луг с другой стороны. Иногда здесь пашут и сеют. Бывает, что сажают кукурузу, и все окрестные жители приходят ею лакомиться. И мы тоже. Однажды на закате мы увидели, как из леса вышла лосиная семья — величественный лось с ветвистыми рогами, мама-лосиха и маленький лосёнок. Они стояли как изваяние в самом конце луга. Ну, и бежали же мы от них — я боялась, что Тинка начнет на них лаять и нам достанется от папы-лося.
Через поле можно вернуться домой. Тут наши дороги с девочками разошлись. Они побежали по протоптанной дорожке к своей даче, где их заждались мама и бабушка, а мы направились напрямик к деревне, видневшейся вдалеке в ложбинке.
Вечерело, но зной еще не спал. Мы шли усталые, голодные, опьяненные воздухом и солнцем. За нами едва плелась Тинка. Ее хвост почти волочился по земле. Войдя в дом, она полакала воды из миски и плюхнулась на пол, вытянув вперед все четыре лапы.
А мы, поужинав вареной картошкой, долго сидели на ступеньках крыльца, глядя в вечернее небо, где разгорались звезды.
Так закончился этот день. Покоясь долго на дне памяти, он отчетливо всплыл реальный и осязаемый с запахом воды и травы, смоляным духом сосен. Вижу, как сейчас, бегущую впереди Тину, счастливые мордочки девчонок, их сияющие глазенки. Ощущаю загорелую руку на своем плече. И как странно сознавать, что всё это осталось только в моей памяти.
Не стало Поповки. В недобрый час там решили строить госдачу. Местные жители рассказывали, как с той стороны доносился визг пил, рычание «камазов», как над Попопвкой стояло облако пыли — это пилили, корчевали и вывозили деревья, освобождая место под широкую дорогу к резиденции, строящейся за высоченным забором. Как вырубали подлесок, чтобы, упаси Бог, там не могли скрываться террористы, хотя в то время о них не очень-то было слышно. А с другой стороны Поповки, прямо через березовую аллею, чуть не до середины реки установили бетонный забор. Охранники гоняли местных, подходивших по старой памяти близко к ставшей закрытой территории, где они с малолетства собирали ягоды.
Я с тех пор там больше не была.
Нет больше Тинки. Я похоронила ее на краю Поповки под высокой приметной сосной с перекрученным стволом. Тогда здесь еще не ходили охранники с овчарками.
С милым моим мы расстались. Он теперь профессор. Исчезла мальчишеская угловатость. С годами обзавелся очками и лысиной. Говорят, что работает где-то в Штатах.
С девчонками мы как-то растерялись. А жаль. Мы были так привязаны друг к другу. Они уже большие и, наверно, замужем.
И я тоже вышла замуж за моего коллегу, достойного человека, интеллектуала и эрудита. Мы много ездили. Я видела прославленные красоты мира — Венецию, индийскую Агру с ее жемчужиной Тадж-Махалом, священную гору Фудзи.
Но почему-то тот ничем не примечательный день в родном Подмосковье остался в памяти как самый счастливый день моей жизни.