I
Алый шёл по улицам Стерлинга, и мысли сыпались с него, как листва с осенних деревьев.
Почему так происходит? Почему?! Он же ничего не крал! Между тем стремительные болезненные слова слетали с губ Эмили, коверкая её лицо, а он стоял и молчал, оглушённый. Молчание говорило вместо него, а он не мог заставить его заткнуться. «Это потому, что тебе нечего сказать! Нечего сказать!» - она срывалась на крик. Глаза начертили на её щеках две мокрые идеально параллельные линии. И вот молчание наконец-таки замолкло, и на языке запрыгала первая буква человеческой речи, начало начал – буква «я». По легенде, эта буква была очень горда и всегда стремилась занять первое место в предложении. За это во многих языках она была сослана в середину алфавита, а в русском так и вообще в самый конец. Итак, «Я…», - произнёс Алый, но связку слов, готовых реализоваться, прервал резкий хлопок двери прямо перед носом. Эмили вышла из зоны доступа. Он ещё постучал, покричал, – напрасно.
Почему я не оправдался? Почему? Мне и в голову не приходило брать кольцо… Дурацкая ссора, предательская бессловесность! А ведь я люблю её по-настоящему. «Любить по-настоящему» в понимании Алого значило «любить больше, чем себя». Снежная зима лезла под одежду бесстыжими руками; Алый поёжился. Наверное, это всё подстроил Нэш! Какой-то суетливый прохожий загадочной кособокой внешности обогнал Алого, слегка задев локтем. Снег плавно посыпал; приманиваемый тёмными пальто пешеходов, начал облеплять манной кашей. Нэш давно имеет виды на Эмили, чтоб ему пусто было! Если бы я был понапористей и порешительней, я бы объяснился и показал ему, кто действительно достоин её сердца. Я бы отыскал вора любой ценой. Эх, почему меня так по-дурацки назвали?! Дело в том, что в той части Стерлинга, откуда происходил Алый, людей называли не по имени, а по оттенку цвета. Ведь «Алый» нисколько не соответствует моему характеру! «Алый» - это дерзкий, смелый, волевой… А я даже не могу за себя постоять! Нет, я сейчас же вернусь и добьюсь оправдания! Сейчас же! Движимый порывом, Алый, к сожалению, не очень-то следил за своими ногами, которые были уж куда своенравнее него. Поэтому он жестоко оступился, снёс собой заграждение и гулко плюхнулся в небольшую придорожную канаву. Вот ведь, понагородят Бог весть что в центре города! Всю шею себе так переломаешь. Он встал, по-джентельменски отряхиваясь и не потрудясь даже посмотреть себе под ноги. Впрочем, его внимание от обстановки канавы тут же отвлёк человек кособокой внешности, любезно протянувший ему руку. Человек выглядел старомодно, густо присыпанным пылью веков.
- Спасибо! – поблагодарил Алый, выбираясь с помощью незнакомца.
Прохожий загадочной внешности принял благодарность молча. Снег набился в его брови и волосы, как табак в трубку. Он пристально отсканировал Алого, сделал неопределённый жест рукой и суетливо понёсся вперёд, строча что-то в блокноте на ходу.
Алый ощутил странное. Город вдруг сделался гулким, а Алый почувствовал себя эхом,
отдающимся в непривычной трёхмерной гулкоте. Стряхнув с себя наваждение, он
огляделся. На противоположной стороне улицы призывно поблескивала, чуть искрясь в ледяной дымке, вывеска. «Таверна Белый Вереск».
Хм. Впервые вижу таверну в этих краях. Откуда она здесь только взялась?
Любопытство схватило его за обе ноги и потащило в уют, неожиданно возникший посреди холодной улицы.
- Приветствую, молодой человек. Вот вы и здесь. Может, кофе? – залюбезничал официант, подоспев к столику Алого. На мгновение шум и гам, царивший вокруг, стих, словно общество парализовалось прибытием нового гостя. Слышалось лишь одушевлённое бульканье воды да попискивание стаканов, которые протирала костистая как камбала девица за барной стойкой. Алый смутился.
- Мне, пожалуйста, пива, - робко промолвил он.
- Вот, наш парень! - шепнул бородач за соседним столиком, толкая своего соседа локтем в желейное брюхо.
- Вам восемьсот тридцать второго года розлива или посовременней? – спросил официант, хитро подмигнув левым глазом Алому, а правым костистой девице.
- На ваш выбор, - буркнул тот.
Официант ретировался лунной походкой, и общество вновь зашумело.
- Представляешь, - загоготал бородач, - она каждый день варила мне суп из собственных снов! Я исправно ел эту гадость, то приторную, то перекисшую, и что же в благодарность? Она вылила мне на голову это проклятое варево!
Собеседник захихикал неслышно, поскольку его желейный живот поглощал все шумы, вбирая их в себя и раздуваясь ещё больше. Алый обратился взглядом к девушкам справа.
- Предположи только, - с возбуждением рассказывала одна из них, - штырь прошёл через голову насквозь!
- И тебе было ничуточку не больно? – удивилась вторая. От удивления её брови подпрыгнули до чёлки и, заблудившись, остались там.
- Да-да, ничуточку! – подтвердила первая. – Когда я себя увидела, я чуть не двинулась со страху!
«На двинутую она похожа больше, чем на человека, которому штырь прошёл через голову насквозь», - мрачно подумал Алый. Посмотрев на карточку меню, стоящую на столике, он вдруг заметил, что вверху на карточке крупными буквами написано его имя, точнее, оттенок цвета, который он носил вместо имени. Официант снова возник перед ним, не дав времени на тревожные размышления.
- Пиво Гастингское, тысяча шестьдесят шестого года розлива, между прочим, любимое пойло Вильгельма Завоевателя, - отрекомендовал официант, ставя на стол кружку с тёмным пивом бордового цвета. Алый поблагодарил и задумчиво затянулся напитком. Он в жизни не пил ничего вкуснее.
«Небось, это какой-то редкий сорт пива, и стоит кучу денег!» - спохватился он и подозвал официанта, чтобы оплатить заказ.
- У нас всегда платит заведение. Угощайтесь, - осклабился официант. Движения его губ не поспевали за словами, которые он говорил.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Алый, поднимаясь.
В таверне опять наступила кромешная тишина. Даже девица-камбала перестала протирать стаканы.
- Ну, ступайте! – иронично подбодрил официант.
Алый вытащил себя из-за стола и пошёл к выходу.
- Правильно говорят, что бессмертен лишь тот, кто умирает хотя бы дважды, - шепнул бородач своему соседу. Это последнее, что услышал Алый, закрывая дверь у себя за спиной.
Гулкость и неприветливый холод улицы встретили его. Так. Срочно к Эмили! Объясниться. Сказать, как я люблю её. Забыться и забыть. Алый бодрыми шагами приблизился к дому, где жила девушка. Постучал. Дом ответил безмолвием на стук и зов, так же, как Алый ответил тогда молчанием на упрёки Эмили. Не колеблясь более, он распахнул дверь и вступил в тёмное убранство. Создавалось впечатление, будто дом покинут самой жизнью, настолько он был тих, угрюм, необитаем. Вещи стояли, брошены, одиноки. Свет не работал. И ни намёка на присутствие человека.
В непонимании вышел Алый из дома. И только сейчас заметил, что город растерял машины и яркие огни светофоров. Небо заплыло млеком, снежно-фиалковым, и ни в одном доме не горел свет. Мимо Алого суетливо проплыл человек кособокой внешности, обронив блокнот. Алый хотел окликнуть его, но тот слишком быстро скрылся. Блокнот был только начат; там значилось всего две записи.
Алый Джонсон, 25 лет, вытащен из канавы, 5 декабря 15:40;
Кевин Тач, 43 года, найден беспробудно пьяным, настолько, что, даже оказавшись здесь, ходил зюзелями, 5 декабря 16:37;
Алый вернулся к таверне «Белый вереск». Она уютно играла светильниками на окнах, магнитом притягивая и искушающе пульсируя в безлюдных сумерках.
Он гневно вошёл в таверну, швырнул блокнот на барную стойку и рявкнул:
- Сейчас же верните меня обратно! Я хочу домой!
- Не шуми, парень. Ты и так дома, – добродушно и примиряюще бросил ему бородач.
II
Эмили сосредоточенно ковырялась в носу. Она предавалась этому занятию крайне редко и потому с невероятной тщательностью. Также редко она предавалась размышлениям, поэтому эти два процесса часто совпадали во времени. Иногда ей даже казалось, что, ковыряясь в носу, она одновременно ковыряется и в своих мыслях. Возможно, так оно и было.
Нет, всё-таки я переборщила. Бедный-бедный Ал! И далось мне это кольцо?! Конечно, оно мне дорого, но мы могли бы выяснить все и без ругани. Зачем я устроила эту дурацкую ссору?! Ведь я люблю Ала по-настоящему! «Любить по-настоящему» в понимании Эмили значило «хотеть видеть как минимум раз в день».
Размышлять было гораздо труднее, чем ковырять в носу. Однако запихивая в ноздрю добрую половину пальца, Эмили неизбежно запускала порочный механизм сомнений, предположений и умозаключений. Чтобы развеяться от всего этого, она заставила себя вернуть ладонь в исходное положение, одеться и выйти на улицу.
Было около пяти часов вечера. Тротуары отплёвывались под натиском тысяч ног. Стерлинг плыл в пятнах огней, как огромный лайнер, и снег по-сказочному сыпал сверху. Эмили свернула на менее оживлённую улицу, поскольку беспорядочное мельканье лиц, тел и ног раздражало её.
Она шла довольно долго. Пальцы стали инстинктивно ёжиться, пытаясь сохранить тепло. Люди в этом квартале попадались реже и избегали прямых взглядов. В какой-то момент Эмили поняла, что с удовольствием бы вернулась в центр, если бы знала дорогу. Она оторвалась от созерцания асфальта, огляделась и увидела вывеску. «Таверна Белый Вереск».
«Зайду-ка, выпью чего-нибудь горяченького, а потом уже поищу выход отсюда», - подумала Эмили. Эта мысль тут же вызвала невольное движение ладони по направлению к ноздре, но Эмили, предвкушая наличие незнакомых людей в таверне, сдержала предательский импульс.
Внутри царила не умолкающая ни на минуту болтовня, у каждого столика своя. Отыскав свободное место, Эмили примостилась на стул.
- Чего желаете? – вырос перед ней официант. Его хитрые глазки сверкали недобро. Шум и гам вокруг мешали ушам Эмили улавливать его речь.
- Кофе, - ответила Эмили.
- Ладно уж. Пусть вы и совсем не из нашей клиентуры, но думаю, десяток зёрен колониального помола из Индии для вас найдется, - снисходительно сказал он, улепётывая к барной стойке.
Эмили не успела обидеться на его презрительную манеру.
- Алый! – воскликнула она.
Алый сел напротив неё, необычно улыбчивый и блестящий, словно солнце проглотил.
- Это – мой личный столик, - пояснил он с какой-то непонятной гордостью.
Эмили обрадовалась ему.
- Я думала о тебе почти весь день, - прошептала она, и на слове «думала» её рука непроизвольно дёрнулась.
- Не говори ничего. Не говори! - попросил Алый, взяв её за локоть. – Теперь моё время говорить. Я слишком часто позволял молчанию говорить за себя, а сейчас нужно действовать. Во-первых, я хотел сказать тебе, что люблю тебя по-настоящему, любил всегда и буду любить, и это моё чувство настолько же реально, насколько…насколько…я не знаю…насколько вот это!
Он крепко сжал её локоть, и по нему прошёл ослабляющий нежный ток. Эмили смутно показалось, кто-то кричит «Вставай! Эй, вставай!», но она целиком отдалась пьянящему дурману тока любви.
- Во-вторых, я не брал кольца, и ты сама это знаешь. Его взял Нэш, специально, чтобы расстроить нашу помолвку. Я ведь хотел просить твоей руки сегодня. Я не могу сказать тебе всего, но возможно мы…
Официант подошёл и резким стуком дна кофейной чашки об стол прервал беседу. Он многозначительно глянул левым глазом на Алого, а правым злобно на Эмили.
- Всё. Всё… - пробормотал Алый, не закончив фразу. Официант коснулся его плеча и змеевидно улыбнулся.
- А теперь пей, пей, пей!
Алый схватил кружку и пихнул её Эмили прямо в лицо.
«Пей, пей, пей!» – этот ритм жизни, созданный словом, забился в венах, отдаваясь в ушах. Эмили сделала первый глоток, горячий и жадный, потом ещё и ещё, и вдруг Алый начал таять, рассыпаться хлопьями снега у неё на глазах, и она увидела улицу, уже тёмную, хищную, демонически опасную, пластиковый стаканчик с кипятком, который судорожно, агонически сжимала посиневшими пальцами, и двоих – юношу и девушку – рядом.
- Ты видишь нас? Видишь? – спросила девушка, дыша ей в лицо теплом, казавшимся противоестественным.
Эмили закивала.
- Встать можешь?
Они помогли ей подняться и повели, поддерживая. Ноги хронически не слушались, набитые льдом. Кипяток медленно проникал внутрь, с болью по миллиметру отвоёвывая закоченевшее тело.
- Ничего не понимаю. Я же сидела в таверне, - с усилием промолвила Эмили.
- Ты сидела на ступеньках, когда мы нашли тебя, - возразил юноша.
- Да нет! Говорю же вам, я была в таверне! – запротестовала Эмили. – В таверне «Белый вереск»!
Кособокий мужчина, шедший впереди и, судя по виду, куда-то торопившийся, резко остановился и повернулся к ним.
- Что вы! – насмешливо сказал он, с видимой неохотой размыкая губы. – В городе нет таверны с таким названием!
Бросив эти слова в лица идущих, он ускорил шаг и стремительно понёсся вперёд, строча что-то в блокноте на ходу.