Заветы художника
Художник – это понятие, которое обсценивается последние 500 лет, но слово это пока звучит гордо и уважительно, хотя бы в среде бомжей и алкоголиков. Любой уважающий себя мелкобуржуазный пьяница считает себя художником. Тем более, на Академической даче – каждый второй, и может и даже каждый первый – художник.
В день 8 марта метровый слой белоснежного снега искрился весь день, и остался на многих холстах художников, для которых дни государственных праздников – это рабочие будни, и когда они могут блаженно окунуться в свою жизнь, и подумать о будущих шедеврах, например о картине «Единая Россия».
Женщин-художниц, которые могут с удовольствием мерзнуть весь день в казенной телогрейке, при желании можно найти в укромных уголках Академической дачи. И вот мэтр Академической дачи, Валентин Михайлович Леонтьев вышел сегодня «в художественный народ», чтобы поздравить их с Международным днем 8 марта.
***
Художник – понятие растяжимое. Понятие обязывающее, относящееся и к художнику слова и к художнику топора. Это увлеченный своим делом, своей духовной подпиткой, художник - наркоман, и он точно знает, что ему нужно. Эта наркомания продлевает жизнь, по крайней мере до того момента, пока художник не сделает задуманное.
Художник и власть –эта проблема вечная – на эту тему даже любил говорить Сталин с каким-нибудь Горьким или Булгаковым. Тогда давайте и сейчас назначим тему «Художник и Медведев»- так начал Валентин Михайлович речь перед художницами в телогрейках.
До станции Леонтьево можно доехать на перекладной электричке, которая идет от Твери, за который крупнее станции Вышний Волочек и Бологое. Через две остановки от Вышнего Волочка станция Леонтьево, построенная, надо думать с размахом, и дошедшая до нас в помоечном виде. Из окна проносящегося со скоростью 200 км поезда Сапсан станция Леонтьево просматривается просто как грязное полотенце. Но сказала же Анна Ахматова, что поэзия вырастает из сора. Так и возле Леонтьева создаются шедевры русской живописи.
-Друзья мои, мне много нельзя, но одну выпью. На мой взгляд, лучшая работа Репина – «Бурлаки на Волге». И вы как бурлаки - тяните свою веревку. Красота - это все хорошо, небо писать, отношения искать нужно. Помню себя: солнышко светит, а краска стынет при 28 градусах мороза. В салазках везешь керосинку. Керосинку зажигаешь, и ставишь на нее огромную сковороду. Такая увлеченность была. Куда это все делось? Тогда у всех был восторг, в послевоенный период все жадно работали - и Валентин Михайлович позволил себе первую стопку.
- За восторг, за восторг! Ну ладно, глоточек позволю себе. Я целый день сегодня ни чего не сделал. Мне предстоит еще исправлять. Будьте все здоровы, и за восторг. Я всегда, когда возвращаюсь к Леонтьевской березовой роще, полон восторга.
- Мы со студентами год начинаем всегда с поклона. Набивается полный автобус. Первая остановка Городня. Там прекрасный храм, сохранность замечательная. Потом едем в Домотканово. Где Серов писал Девушку, освещенную солнцем, Заросший пруд. Шикарно туда ездить.
- Да, надежда есть, что наступит выздоровление в обществе. Сейчас вокруг компьютер. Компьютеризация -она нанесла коллосальнейший вред. Конечно это цивилизация, но я считаю цивилизация должна была остановиться где-то на лошадках. Когда была последняя война 12-года. При Наполеоне, какие они были красивые были солдаты, как они падали, какие были мундиры.
- И у французов, и у наших красота была. Друг на друга смотрели в подзорную трубу. Вот и остановиться нужно было на лошадках. Ну хорошо, последний глоточек.
***
...- Теперь лошадок нет. Кукарекает у меня только телефон. У нас на Академичке ни одного петуха, ни одной курицы нет. Только мой телефон кукарекает.
- А лошадку на Академичке рисовали все время. Как можно было с лошадью расстаться? Раньше у нас была корова Василиса. Свиньи были, поросята. Когда всё повернется другой стороной? Раньше ведь работали беспрерывно. Жили в том домике, где музей. Койки стояли плотно. Дорвались до искусства. Никакой политикой не занимались. Вот тогда выстроилась такая линия – правда, правда и красота.
- Сейчас о шестидесятниках говорят. Но почему-то говорят, что главное - суровый стиль, бульдозерная выставка. А бурлаки - это не бульдозер?
- Да, красота – это правда, и чем проще, тем красивее. Интересная история такая: Федор Васильев, которые не учился в Академии, сказал Репину, посмотрев на эскиз «Бурлаков»: "Ну какие это бурлаки?" А у Репина была такая картина, что бичуг поднимает канат, чтобы барышня прошла.
- Васильев говорит: какие это бурлаки? Бурлаки – это народ, идут голыми ногами, по воде. Репин выслушал его, не обиделся, и пригласил его на Волгу. И Васильев был рядом с Репиным, все время поправлял. И Репин написал лучшую свою работу.
- Царь купил «Бурлаков». Когда Третьяков засуетился, она была уже у царя. Просил повторить. Репин сказал – нет, повторять не буду.
- Чем проще, тем художественней. Правда, правда определяет художественное достоинство. Например, написать портрет нового русского – его хамство, его наглость. Материал потрясающий. Посмотрите в телевизор – все они как будто на подбор – губернаторы. Все они повторяют Медведева. Тип абсолютный – ну никакой. Потрясающий. Все подражают президенту. Лужков у нас ходил в кепочке - все ходили в кепочках. Сейчас никто кепочку не носит – это плохой признак.
***
...- И увидеть, написать такой портрет – это потрясающе. Ирония – это же потрясающее качество для художника. Приехал один депутат в село. У него складка на шее как у быка, руки назад. А бабы женщины, даже не на 8 марта, лобызать его готовы. Это же социальная картина. Где автор, где художник? А потому, что он знает, что напишет эту картину, прокормит от семью? Востребована эта картина? Где он ее покажет, эту картину?
- Вот у нас Егор писал, писал картину, я ему позировал, Кутузова позировал. Я повязал глаз - вот так. И все бросились меня рисовать. Я вставал на колени и позировал. Ну и написал он Кутузова. Мы ему грамоту дали, в Париж послали. Ну и что? Дальше она куда-нибудь пошла? Я вот до сих пор помню дипломную работу у Тани Назаренко: шахтеры в шахту опускаются. Какой выразительный диплом был. Талантливый человек. И ну и что – какова судьба? Исчезла, неизвестна работа. Искусство нуждается в оценке, в поддержке. А у нас оценка только одна: Ника Сафронов, понимаешь ли.
- Он напишет вас в любом виде, в любом содержании, хоть босиком, хоть в тапочках. Напишет вашу головку как головку. Думаете, что Ника Софронов что-нибудь понимает в искусстве? Вот (бьет кулаком о стол).
- Так когда молодой художник рабство сбросит, когда у него ярость появится? Желание взять холст, и пятнадцать километров идти, чтобы нарисовать пейзаж какой-нибудь Воркуты и Рудник заброшенный, который весь пропитался потом замороженных там зэков.
-Да, ну в тюрьму не посадят, а вот что кушать будет? Поэтому надеемся на поддержку понимающих, любящих людей. Здесь общество должно принимать участие. Раньше, кроме Рябушинского, Морозова, были общества поощрения художников. Именно общество поощрения художеств посылало в Италию Александра Иванова. И это общество существовало до 23 года. Оно организовывало выставки, составляло коллекции. Занималось большой благотворительной деятельностью. А сейчас этого общества нет. У нас был Художественный фонд. Его изобрели умнейшие люди. Сосредоточили в единой организации всю работу по монументальному искусству, по составлению договоров по организациям, чтобы халтура не проходила.
- Какой художественный совет был в комбинате - уж Никас не прошел бы ни за что. Не только Никас, но и ему подобные, которые формируют дурновкусие. Я там в совете проработал лет двадцать. Школа была настоящая. Сейчас всего этого нет. Сейчас частные договоренности. Ты мне - я тебе. Тебе 20, тому 10, тому 15, автору остается 5. Глава государства должен потратиться на художников, на искусство. Так было. Так нация остается.
- Сейчас мы охаяли все. А разумного много было. Найти новые формы существования. Пока получается, что художники и не нужны. Ну ладно, выпью последнюю каплю и желаю вам всем доброго здоровья.
Валентин Михайлович позвал своего кота и по мартовскому снегу пошел дописывать небо на картине, где по весенним лужам бегут дети и гуси.