Часть I
2002 год.
- А что, у нас здесь хорошо! Кормят вкусно, медсестрички красивые. А по пятницам у нас ДИСКОТЕКА!!!
- Ой, Дрон… - осматриваем с недоверием его растянутую на вытяжении ногу – а ты-то туда как?
- А что как? Меня туда прям на кровати отвозят! И мы зажигаем АЖ ДО ДВЕНАДЦАТИ!!!!
Катюх, а Катюх…а ведь мы с тобой тогда повелись, помнишь? Он нам заливисто врал, а мы велись…
Царство тебе небесное, Дрон. Ты был веселым другом, и нашел-таки свою дорогу.
2009 год. После.
Капельница быстро капает. Оттарабанивает. Вливает в меня жизнь? Движений в моем арсенале немного – чуть-чуть повернуть голову, ну и шевельнуть руками. Правда жутко болят кисти, поэтому шевелить не хочется. Раскадровка – открыла глаза, закрыла. Когда открываю в следующий раз, отмечаю, что бутылка на капельнице уже другая. Поворачиваю голову – на соседней койке тяжело, задыхаясь, дышит мужчина. Без сознания. Опять закрываю глаза.
Следующий кадр – мужчину, накрытого с головой, перекладывают на каталку. Опять новая капельница. Закрываю.
Через несколько минут... часов… или лет? На соседней койке опять человек. Женщина. В коме. Веки тяжелые… закрываются сами. Сквозь сон? полузабытье? тихий разговор врача с медсестрами. Та, которая была в коме, теперь уже тоже умерла.
Я лежу в каком-то сюрреалистическом мире смерти. В мою палату привозят умирать. А я еще жива? Шевелю рукой. Остальным я просто шевелить не могу. Чувствую боль в кисти. Боль есть. Жива. Вообще-то боль есть всегда. Фоном. Даже непонятно где. Точно жива.
1996 год.
- Саш, а как мы можем попасть в мотоклуб? Мы права уже получили!
Высокомерно оглядывает нас, фыркает.
- Девки, вы в мотоклуб только сидя сзади попасть можете. Кончали бы ерундой заниматься, честное слово. А ты – обращается ко мне – у тебя Макс вообще знает, какой херней ты маешься?
- А что я? – притворно возмущаюсь. Макс, естественно, про мотошколу не знает. Это, типа, для него сюрприз. Не уверена, что приятный.
- Короче, отыбитесь обе, а? – Саня демонстративно отворачивается к разобранному моцику.
Пожимаем плечами. Выходим из гаража. Не хотите по-хорошему, будет по-нашему…
- Ну что? У тебя сколько?
- 300 тысяч. Но в принципе папа добавит…
- У меня тоже триста. Поехали?
- Успеем сегодня?
- Хрен знает.. а вдруг? Да поехали…
Он был безумно красивый. Зеленый и с коляской. Блестящий. Ухоженный. Ирбит 1973-го года.
- Сколько?
- Миллион двести..
Ох… Расстроено переглядываемся.
- Вы для себя, что ли?
- Ну да.
- А ездить-то умеете?
Светка аж краснеет от удовольствия.
- А то! Мы и права уже получили!
- Ай молодцы… только в деревне баб на мотоцикле видел… Девчонки, у вас денег сколько?
- Шестьсот…
- По триста с каждой, что ли?
- Ну да…
- Ну сегодня-завтра еще четыреста найдете? И по рукам.
Откуда-то выныривает парень в косухе, с длинным хвостом:
- Начальник, почем Урал?
- Продано – мужик подмигивает нам – ну продано же?
Макс, конечно, в бешенстве. Когда в бешенстве 110 килограмовая туша, которую до этого не видела ни разу даже просто повышающей голос - это страшно. Но я уверена в своей правоте и в своем праве. А вот Светка правильно сделала, свалив из гостей до его прихода.
Через час страсти улеглись. Улеглись и мы. Обиженные друг на друга, повернувшись друг к другу спинами. Минут через двадцать Максим пнул меня попой.
- Ладно, хочешь голову себе свернуть, сворачивай. Но без меня. Ко мне даже с просьбой поменять масло не подходи.
Это победа! А масло я уж найду где поменять…
2009 год. После.
Светило из Липецка еще раз посмотрело на свет мои снимки, почитало историю моих переломов и внутренних разрывов. Я с врачами общаться не хочу, делаю вид, что сплю. Но все равно подглядываю из-под полуприкрытых век. И подслушиваю. Я уже знаю, что принимать меня отказались в Склифе и в Бурденко. И знаю, что перевозить меня скорее всего нельзя по причине возможности образования каких-то там тромбов, так что их отказы в общем-то мало что значат…
Светило наморщило лоб, пожевало губами, и изрекло:
- Нет, я за нее не возьмусь. И вам не советую.
Сложило снимки, и, сопровождаемое местными врачами, под стихающий разговор и гул от топота ног, удалилось.
Распахиваю глаза. Мелькает мысль - Вот и все. Безумно жаль себя. Плакать навзрыд не могу. Мешает боль в груди. Поэтому ограничиваюсь катящимися по щекам слезами…
Возвращается один из врачей. Я уже знаю, что он заведующий травмой, хирург.
- Чего ноешь?
- Ну, вам же сказали меня не брать…
- Мне только Господь Бог может сказать, кого брать, а кого нет. Так что я сам как-нибудь решу. Ты давай, приходи в себя, заберем тебя из реанимации и прооперируем. И не ной.
Капельница быстро-быстро капает. Закрываю глаза. Засыпаю.
1996-1997 гг.
Вообще-то мы со Светкой собирались купить старушку Яву или Ижака. Но раз уж подфартило с Уралом, то какие могли быть разговоры. Полгода мы его любовно чистили, натирали наждачками, и наблюдали за волшебными превращениями, которые творились с ним с помощью чудесных рук нашего учителя и сенсэя – Женьки Харлика.
Сначала из него сделали одиночку – нафиг убрав коляску. Потом распилили и разварили по ширине бак. Чуток выдвинули вперед вилку, и сварили новые крылья – глубокие и низкие – наполовину закрывающие колеса. Руль гордо изгибался, намекая на родственные отношения с харлеем, да и вообще мотоцикл получился даже лучше, чем мы ожидали. Последними штрихами стали подаренные папой кофры, отделанные козьим бело-рыжим мехом, и отрезок белой кожи, пошедшей на сидушку. Ну и стоит ли говорить, что мотоцикл разумеется был Розовым.
Претерпел капремонт и движок, теперь мягко взрыкивающий при газовке… В общем, не мотоцикл, а девчачья мечта.
В тот ясный день мы пришли к Харлику, что бы забрать у него свою Розовую мечту. И наконец-таки гордо уехать на ней. Школьные Мински и Явы сидели глубоко в глотке.
Не терпелось доказать – мы могём! Вот мы какие!
Пришли.
Женька вывел нашего красавца из гаража, и аккуратно, не выставив подножку, положил на бок.
- Поднимайте.
Естественно, мы не смогли. Во мне на тот момент было килограмм 50, в Светке от силы на пяток больше. А в нашем лежачем красавце – килограмм 300 сухого веса. Ну ладно, пусть немного меньше.
- Девчонки. Мне не жалко, но мотик я вам не отдам, пока не научитесь поднимать. Да и осень уже, сезон заканчивается. Просто свалитесь где-нибудь, и что, ждать будете, когда поднимут? А если это на пустой трассе случится?
Примерно с такими словами нас и провели до тренажерного зала, где мы благополучно и отзанимались следующие полгода. Пока не подняли-таки Урал. А потом нам показали пару рычаговых мест, с помощью которых можно поднять байк и потяжелее и без полугодовых рваний пупка на тренажерах.
А Женя, оказывается, пошутил.
2009 г. После.
Живые. Вокруг живые, не собирающиеся умирать люди. И пусть это в большинстве своем стонущие бабульки, но они не захлебываются в собственном вздохе, и их не собираются наутро отвозить прикрыв простыней голову. Я впервые лежу с немного приподнятым подголовником, и от подключички не тянется трубочка к осточертевшей капельнице.
С интересом рассматриваю ногу. Она изгибается под каким-то странным углом и вообще в районе бедра похожа на полумесяц. Мое тело перестало быть моим. То, что сейчас лежит, это уже что-то не мое. Мелькает мысль – если бы я умерла, это был бы крайне некрасивый труп. Боль везде. Но уподобляться соседке и тихо выть не хочется. Я отказываюсь от дневных уколов, и занимаюсь самообманом, втихую сжирая упаковки обезболивающего в таблетках.
Здесь открыто окно. Свежий воздух.
Смс-ка. «Гостей ждешь? Уже проезжаю Воронеж. Скоро буду».
Черт, я же наверное выгляжу как чушка. Мне пытались дать зеркало в реанимации. Я отказалась в него смотреть, хотя конечно же успела глянуть краешком глаза. Это было где-то неделю назад; и увиденное крайне не понравилось.
Напряженно думаю, что надо бы расчесаться, как-то привести себя в порядок. Потом расслабляюсь. Ну его. Не хочу. Кому это нужно, в самом деле?
Стас старый знакомый. Хороший знакомый. И очень большой. Следующие пару часов пытаюсь представить, как под ним ломается стул, на который он попробует сесть, когда придет ко мне. Стул выглядит хлипко, но другой мебели тут нет. Потом задумываюсь о том, что он скорее всего не поместится между кроватями. Палата десятиместная, но с обоих сторон втиснули по дополнительной койке, и поэтому проходы очень узкие. У старушек очень хрупкие кости… а палат так мало… а Стас такой большой…
Я научилась думать очень подробно. Сначала я думала о многом, но потом поняла, что кроме слез это ничего не приносит. Я стала думать мало и подробно. Разжевывая каждую мелочь. Вспоминая.
2009 год. До.
Море, солнце, вино. Опять море, солнце, вино. Непонятно с чего начинается день. Хотя нет. Все логично. Вылезаю из палатки под палящее солнце, ползу к морю, а уже там кто-нибудь из присутствующих дает глотнуть относительно прохладного вина. Отличный отдых. Искупаться, пойти в «цивилизацию», где можно поесть, встретить очередную партию москвичей (зачем москвичи приезжают в Тамань? Чтобы побухать с москвичами), опять искупаться, опять выпить, поискать приключений на вечер (где найти того парня на квадрике и как уговорить его дать покататься?), вытащить приныканную с последнего цивилизованного магазина бутылку текилы, выпить с друзьями уже ее, и покупаться уже голышом в ночном море. Несложная программа.
В кабаке на побережье Стас. Ах, Стас. Мечта. Два метра ввысь. Богатырь. Его громадный двухколесный круизер под ним выглядит макси скутером. Как всегда собрал вокруг себя толпу почитателей и почитательниц. Кто-то действительно любит его, а кто-то любит выпить на халяву. Стас известен неумеренной щедростью и большим уважением к хорошему спиртному.
- Леська!!! И ты тут?! - Стас каким-то образом замечает меня в толпе, и машет рукой, подзывая. Обреченно вздохнув и покрепче сжав в руке пластиковую бутыль с вином, непоколебимо двигаюсь к его столу. Опять нажрусь.
Через пару бокалов пьяная байкерня начинает отплясывать на столе. Понимаю, что я ничем не лучше их и тоже очень хочу потанцевать. И вообще прикольно. Все кто внизу, на самом деле стоят, пьют, смотрят и завидуют. Что им не хватает смелости вот так вот залезть на стол.
- Стасик… - пьяно шепчу на ухо. Это не сложно. Потому что Стас сидит рядом. А я сижу на спинке этой скамейки. Головы у нас как раз на одном уровне. – Стас… я тоже туда хочу… - киваю на соседей.
Улыбается, подхватывает меня на руки, поднимается, ставит на стол. Пьяно волнуюсь:
- Я в клубной жилетке!! Я не могу!!
- Так снимай. – протягивает руку.
И правда. Чего это я сама не додумалась.
Через час опьянение накрывает уже плотно. Пора, наверное, спать. Выхожу из кабака, прохожу по темному побережью, и ясно понимаю, что не представляю, в какой ВООБЩЕ стороне мой лагерь, и уж тем более как там найти мою палатку… проносится шальная мысль позвонить на нее. Нет, пожалуй не катит. Да и телефон тут не берет.
Возвращаюсь в кабак. Опять к Стасу. Стас большой, сильный, взрослый, сейчас со всем разберется. Наклоняюсь, приобнимаю, и жарко шепчу:
- Мне негде спать!
Непонимающе-ошалело смотрит.
- Я потерялась… - чуть не плачу.
- Ох ты господи…Детка… успокойся… не брошу я тебя…в гостиницу поедем. У меня двухместный номер, уж как-нибудь, - смеется - коврик для тебя найдем какой-нибудь...
Минут через десять уже сижу на заднем сиденье его мотоцикла. Стас разговаривает с каким-то знакомым. Знакомый спрашивает, кивая на меня:
- Жена?
Стас оборачивается, оценивающе смотрит:
- Не, старая подруга.
Ну и хорошо, ну и ладушки. Лишь бы поспать. Поехали уже скорее, а?
1999 год.
Я совершенно счастлива. Мой мотоцикл влажно поблескивает синими боками, и послушно трогается от легчайшего давления на ручку газа. И я сама очень стильная в Дайнезовской куртке, обтягивающих джинсах, и высоких мартинсах до колена. А главное, даже в шлеме народу в соседних тачках понятно, что на байке девка! Некоторые опускают стекла и показывают большой палец.
Кутузовский по дневному не загружен, а мне надо обязательно блеснуть в Байк-ленде новым долгожданным моциком. Ну и купить подшлемник, чего уж там.
При выезде на Минку тормозят на посту. Документы не спрашивают, не. Интересно вблизи посмотреть на девку на байке. Я уже привыкла.
- Давно ездишь?
- Лет пять уже.
- Ого, молодцом. А сколько жрет?
- Литров пять
- А бак какой?
- 9.
Блять. Надо давно уже повесить на спину ответы на вопросы – сколько жрет и сколько прет.
- А прет сколько?
Так, Детка, спокойно.
- Я больше 110 не пробовала. Неприятно, заносить начинает. Это же не спорт.
- Ну понятно, молодец, бывай. А, кстати, это у тебя что? Харлей?
- Ага – бурчу я, трогаясь.
На влажных синих боках моего красавца написано – Honda.
2009 год. После.
Надо каким-то образом раздвинуть кровати. Ну правда же не влезет. Эта мысль настойчиво бьется в голове уже минут сорок, но более-менее внятного выхода из ситуации все равно не наблюдается. Потом приходит другая. А кто ж его пустит в больницу-то? Двенадцатый час ночи. Звонит.
- Палата какая?
- Шестая, Стас, ты где? Я попрошу медсестру тебя провести.
- Да я в отделении уже…А. Вот твоя шестая.
Заходит. Ой, какой же он огромный и родной. Ну кто ж его может не пустить-то?
А между кроватями помещается.
Хватаю его руку, и начинаю жаловаться. Молчит, слушает.
- Детка… Все будет хорошо…потерпи.
- Стас…не могу уже… я уже с ума схожу.
- Не сойдешь. И потерпишь. Я квадрик купил, нам еще кататься на нем в следующем году.
- Стас…не могу… сил нет…
- Да как нет? Прекрасно выглядишь, держишься молодечиком. Солдатик ты наш… мы молимся все за тебя.
Перешептываемся уже минут сорок. Он так и не сел, нависает над кроватью, наклонившись. Держит за руку, аккуратно, не сжимая. Поглаживает другой рукой по голове.
Бабулька с соседней койки:
- Да говорите вы нормально. Все равно не спит никто.
Опа. Вот она, радость коммунальных квартир.
Стас спохватывается.
- Лесь, у меня самолет рано утром из Москвы. Вернусь и заеду опять, хорошо?
С сожалением отпускаю его ладонь.
- Стас… почему так всё?
Провел рукой по голове.
- Судьба, Детка. Ты ведь осталась жива. Вот и подумай, зачем.
Кое-как выбирается из узкого пространства между кроватями, затем возвращается, что бы поцеловать в щеку еще раз, и уходит, оставляя меня наедине со старушками, больничными запахами и страхом.
Хотя нет. Страха нет.
Я впервые засыпаю без снотворного.
2005 год.
Серым потоком стелется асфальт, разбитый разметкой на два течения, по обеим сторонам дороги леса и горы, а прямо передо мной широкая надежная спина. Иногда я тихонечко поглаживаю куртку, ощущая как Роман напряжен, но чаще верчусь на своем заднем сидении и фотографирую едущую колонну. Роман ворчит, чтобы я лучше держалась, но в зеркале вижу, как он улыбается.
Уже ощутимо пахнет морем…
Наконец успокаиваюсь, откидываюсь на спинку заднего сиденья, и опять поглаживаю его спину. Забираюсь руками под куртку.
У нас впереди неделя. Целая неделя вместе. Просто быть.
И колонна впереди и сзади едущих мотоциклистов не в счет. Наши вещи в кофрах перемешаны, и это повод счастливо улыбаться…
Начался дождь. Колонна останавливается, достают дождевики, у кого есть. Я свой не взяла. Рома предлагает не мокнуть, и пересесть в машину. Вот еще. Пусть хоть снег идет, я тогда тем более буду засовывать руки ему под куртку и греть их там… Шлем мешает плотно прижаться к его спине, но я очень стараюсь. Он иногда отпускает одну руку с руля, и гладит по ноге…
Вечером сидим с друзьями в прибрежном ресторанчике. Мужчины пьют коньяк, мы шампанское. Уже постреляли в тире, и под столом стоит пакет, набитый выигранными мягкими игрушками. Между столиков проходит женщина с цветами, навязчиво предлагает подарить «спутнице», но до нашего столика не доходит. Рома срывается с места, идет вслед за ней, но она уже успевает выйти.
- Девушка, постойте!
Женщина прижимает к себе корзину цветов, и начинает идти быстрее. Ромка смеется, прибавляет шагу. На самом деле я вполне понимаю бедную женщину - ничего смешного в том, что ее по ночному пляжу догоняет долговязый длинноволосый татуированный мужик, действительно нет. Через пару минут приносит всю корзину. С сомнением смотрю:
- Надеюсь, не ограбил? Сама все отдала? Со страху...
- Ну что ты... - смеется - Я же честный. Купил. Оптом дешевле!..
Неделя пролетает быстро, дорога в Москву кажется гораздо короче, чем хотелось бы.
А уж работать вообще нету сил.
С ночи хочется спать, монтаж уже закончен, озвучка тоже, гоню на мастер и бегом в предэфирку. Первая орбита уже через полчаса, опять не успеют оцифровать… Полдвенадцатого. Звонит телефон. Катерина.
- Алло, привет Кать, перезвони попозже.
- Але, Олесь, ты как? А? Боже, как же страшно…
- Кать, что случилось?
- Лесь, ты что, не знаешь?..
- Кать, не пугай меня, что случилось?
- Рома разбился.
Молчу.
- Лесь, Леськ? Не молчи!?
- Кать, я с ним с утра говорила…Когда? Как… ничего не понимаю…
- Я не знаю точно. В 10 утра, кажется. Тебе что, не звонили еще?
- Я… я не знаю…я в монтажке была… там не ловит телефон… Кать, прости, до свидания.
- Да, да… держись.
Зачем-то набираю его номер. Абонент недоступен. Не временно. Навсегда.
- Чай с сахаром? Без? – я даже пытаюсь улыбаться. Механически поворачиваюсь, наливаю кипяток, бросаю пакетик чая.
- Кофе? С сахаром?- ложка растворимого кофе, кипяток, помешать. Чайника хватает на десять стаканов, прошу очередного подошедшего помочь налить воды из 10-литровой канистры. Очень много народу приехало проводить Рому, и всем надо налить чаю.
- Лесь, ты как?
- Вань, тебе тоже чаю?
- Лесь, мне не надо, пойди, посиди в комнате, на тебе лица нет…
- А оно у меня должно быть? Чаю, кофе? – поворачиваюсь ко вновь подошедшему.
- Иди, правда, посиди, отдохни. Не спала ведь ночь. – Ваня отбирает у меня стакан и чайник, подталкивает к двери.
Захожу, закрываю плотно за собой дверь. Минуту стою, а потом сползаю по косяку на пол, до крови кусаю запястье, вою…
2009 год. После.
Я постоянно плачу. Просыпаюсь, упираюсь глазами в потолок персикового цвета и начинаю плакать. Я лежу в отдельной палате в ожидании операций. Рядом с моей кроватью поставили еще одну – для мамы. Мама сходит с ума от моих бесконтрольных рыданий.
- Олесенька, болит что-нибудь?
Отвечать не хочу, просто мотаю головой.
- Может, скушаешь что-нибудь?
Опять мотаю головой.
Слезы душат, но сильно вдохнуть не получается, сразу режущая боль. Там, где сломаны ребра. Мама вытирает слезы кусочком ватки, присаживается рядом, и сама начинает плакать. Тихо. Беззвучно.
- Маам…Мама.
- Что?
- Мне не больно, мам. Мне страшно. Я боюсь.
- Чего? Чего ты боишься?
- Операций.
- Не бойся… Все хорошо сделают.
- Да нет, мам. Я не боюсь, что сделают плохо. Я боюсь самих операций.
- Ну что делать, Детка…я тоже боюсь…
Когда родители обращаются ко мне ласково, они тоже начинают называть меня Деткой… Странно. И на улице, и дома… Раньше раздражало, теперь греет.
Мы с мамой много говорим об аварии, и о жизни до нее.
Мы были близки и раньше, но теперь, эта бесконечная боль объединила еще больше.
- Ты должна по другому к этому относится. Тебе сделают операцию, и ты пойдешь на поправку. С каждым днем всё будет уже срастаться.
- Да я понимаю. Но от этого не легче…
- Ну держись, милая… Выбора-то нет...
Да это-то понятно. Выбора у меня и правда нет.
Звонок.
- Аллё… - характерное давление на Л, и полный похуизм в голосе. Димка. – Ну чё ты, как ты?
- Лежу…
Это уже стало коронной шуткой.
- Это ясно, новости какие?
- Да вот… завтра операция.
- Чё, ссышь, наверное?
Вот тут не могу сдержаться, и начинаю всхлипывать…затем рыдать.
Подождал, помолчал.
- Ну, ну… Поплачь. Легче будет. А то, что боишься, ты думаешь, мужики не ссут? Все перед операциями боятся. Так что нормально все. И хорошо все будет.
- Дим, страааашно….
- Да ладно тебе. Забей. Все хорошо будет. Поплачь. И это, держись там давай.
После обобщения с ссущими мужиками стало и правда легче. Нет, страх не ушел. Но вместе боятся как-то веселее.
1996 год
Я нашла Светку в слезах, с бутылкой пива в одной руке, и с хотдогом в другой. Так как очень хотелось жрать, хотдог отобрала. Она, правда, несмотря на рыдания, уже успела объесть почти всю корейскую морковку, но идти выстаивать огромную очередь к палатке с сосисками нет никаких сил.
- Если ты хочешь сказать, что твой Игорь опять вырвался из твоих рук, то эта шутка уже была на прошлой неделе.
Светка уже несколько месяцев сходит с ума по записному красавцу Игорю Седову. Шутка и правда начала надоедать, потому что Гарик, известный своим беспринципным ****ством, в упор не обращает, так сказать, мужского внимания на Светку, при этом очень нежно и мило с ней общаясь. Учитывая то, что на алтарь своей любви она решила принести девственность, ситуация и правда складывалась обидной.
Светка еще пошмыгала носом, вытерлась рукавом, и ловко вытащила сосиску.
- Я сегодня у тети Иры была. На массаже. Но она занята была, Гарик делал… Какие у него руки…
Мама Гарика в свободное от работы время массажистка. Впрочем, он сам тоже. Родители Светки и родители Гарика знакомы еще до рождения их обоих, и это притом, что Игорь старше нас лет эдак на 10.
Когда Светка решила, что она влюблена в Гарика навеки, она сразу же придумала какие-то проблемы со спиной, и довольно скоро была отправлена родителями на сеансы массажа, получив довольно призрачную возможность видеть редко бывающего Гарика дома.
- Ну ладно про руки уж - похотливо улыбаюсь – Чё, теть Иры совсем не было?
Светка дожевывая сосиску опять начинает всхлипывать, в паузах продолжая:
- Да была… не было… какая уж тут разница? - делает паузу и большие глаза, смотрит на меня – Я сейчас тебе расскажу, но между нами!
- Знаешь что! - делаю вид что возмущаюсь и обиженно закуриваю.
- Ну ладно, ладно… В общем, я ж с утра на массаже была, а еще вчера папа звонил, и просил что бы я к нему на работу зашла в течении дня. Сегодня. Ну я счас и зашла.
- Ну и? – я знаю Светкиного отца. Веселый кампанейский мужик, не пропускающий ни одной юбки даже в своем весьма почтенном возрасте. Что и послужило причиной их развода со Светкиной мамой еще лет 10 назад. Впрочем, это не мешает ему любить, и всячески опекать единственную дочь.
- Ну что ну и? Ну зашла я к нему. Он в гавно… Говорит, иди, доча, посиди с папой, выпей наркомовские…
- Ну и? Выпила бы, и че?
- Да ну тебя, не перебивай, коза, блин. – Светка беззлобно матерится, пытаясь раскурить сломанную сигарету. К тому же последнюю. Без сожаления смотрю на ее попытки. Пока сама не попросит, не дам.
- Дай сигарету.
- На, рассказывай уже.
- Ну короче, налил он мне коньяка, и за жизнь начал разговоры. Типа, тоже молодой был, такое все. Бывало, что не в тех влюблялся… Потом рассказал что маму до сих пор любит.
- Ну это он всем и всегда рассказывает. Тебя-то что растрогало?
- Да слушай же ты…
- А ты мхатовские паузы не ставь!
- Я слова подбираю! Заткнись и слушай. В общем, потом начал про службу свою в армии с Седовым старшим. Потом как они пришли из армии, и оба в теть Иру влюбились. А потом про Гарика меня начал спрашивать…
- А ты что?
- Ну что я… сказала, что он мне нравится. Пошутила, что это, типа, семейное наверное.
- А он?
- А он еще выпил и расплакался. И прощения просить начал.
- Че-та не похоже на твоего папу…
Светка уже не плачет. Она смотрит куда-то вдаль, поверх моего плеча и задумчиво курит. Я молчу. Светка делает еще одну затяжку, вздыхает:
- В общем, Седов-младший по ходу мой братец. Чуть инцеста, блин, не вышло.
А вот теперь мне как бы и сказать нечего. Санта-Барбара, бля…
2008 год.
Моему номеру телефона уже лет шесть. Сто раз теряла, ломала, просто меняла сами аппараты. Номер сохранялся. Десятки раз херила записные книжки, и не восстанавливала контакты. Номер сохранялся.
Звонит.
- Алло, это Олеся?
Незнакомый голос пожилой уже женщины.
- Да, здравствуйте.
- Олеся, я ваш телефон в записной книжке сына нашла... не знаю зачем-то полезла и нашла... У вас же этот номер давно?
- Да, очень давно...
- Вы знали Кирилла?
- Кирилла?... Сложно сказать.. - но я уже понимаю... я ненавижу глагол "знать", произносимый в прошедшем времени.
Женщина называет фамилию...
А я тут же вспоминаю смешного, высокого, нескладного мотоциклиста в очках, работавшего сисадмином в каком-то банке. Он трогательно за мной ухаживал, и даже пару раз дарил цветы. И еще мы раза три ходили на какие-то концерты.
- Да...я знала Кирилла...
- Близко?
- Нет, вовсе нет...так, немного общались...
- Он погиб.
- Разбился? – не знаю зачем уточняю, все же и так понятно.
- Да…
- Давно?
- Да. Я не знаю, зачем вам звоню.
- Ну как зачем. Кирилл был хорошим. Мои соболезнования... – понимаю, что мелю какую-то чушь.
- Да-да… спасибо... простите...
- Ну что вы...
- До свидания.
- До свидания...
2008 год.
Я только с одним человеком могу болтать по телефону часами. И даже не смущают километровые счета за межгород. Мы звоним друг другу по очереди.
- Что у вас завтра с погодой? Солнышко будет?
- Не знаю... - лениво лезу на гизметео.
- Слушай, пообещай мне, если будет солнце, ты выйдешь на улицу, поднимешь к нему лицо, пожмуришься, и скажешь - все будет хорошо!
Сайт загрузился, смотрю погоду.
- Хрен вам, а не солнышко! Дождь завтра.
- Ок. Пусть дождь. Значит, выйдешь на улицу, подставишь ладошки, поднимешь мордочку, и скажешь - все будет хорошо. Поняла? И сразу мне отзвонись.
- Представляю себе эту картину - во дворе многоквартирного дома стоит чокнутая, и че-та там себе говорит.
- Так, что-то я не слышу обещаний.
- Ладно, ладно...обещаю...
- И сразу отзваниваешься мне!
- Хорошо, отзвонюсь...
Я выхожу на улицу и сразу же попадаю под противный холодный дождь. Тихо матерюсь, вжимаю голову в плечи, и бегу к дороге ловить машину.
Где-то на середине пути резко останавливаюсь. Стою, думаю. Выпрямляюсь. Вытаскиваю руки из карманов, поднимаю лицо навстречу холодным каплям, и громко говорю - "Все будет хорошо!".
2009 год. После.
Какие-то бесконечные виражи в темно-бордовых тонах, и в высшей точке нехватки воздуха выныриваю; задыхаясь, жадно дышу, открываю глаза. Операционная. Передо мной простыня, надо мной галогеновая лампа. За руку крепко держит Михал Борисыч, анестезиолог. По ту сторону простыни идет работа. Видимо, надо мной. И над моим совершенно чужим телом.
- Как ты? Проснулась? Все нормально? Поговори со мной. – Михал Борисыч беспокоится. Он вышел из отпуска, что бы самому проследить за анестезией на моей операции.
- Да… все в порядке?
- Ты хорошо поспала – чуть-чуть осталось, самое главное уже сделали. Не бойся только, давай поговорим?
Один из хирургов подхватывает:
- Да, расскажи нам что-нибудь. Ты, говорят, на ТВ работала?
Я как-то резко успокаиваюсь, и сажусь на любимого конька – рассказе о любимо-противной работе. Минут через сорок тот же хирург вежливо просит немножко заткнуться. Ну и ладно, ну и фиг с вами. И мне даже ничуточки не страшно. Слышу звук дрели, шепчу:
- Михал Борисович… Это меня сверлить будут?
- Да тут чепуха! Не бойся!
- А наркоз не пройдет? Точно? Усыпите меня, а?..
Михал Борисыч сердится:
- Ты что, мне не веришь? Все хорошо будет. Все уже хорошо! Сейчас вот последнее доделывают и в палату тебя. Там мама ждет. Не бойся! Минут пять потерпи еще.
Становится смешно. Как будто от меня что-то зависит. Нет, скажу я вам сейчас, терпеть я больше не намерена. Встану и уйду.
Трамал с димедролом не забивают низкой тянущей боли. Когда начинаешь подвывать, переносить ее гораздо легче. Мама мечется и не находит себе места. Врач разводит руками и говорит, что сейчас только терпеть, завтра будет уже легче…
Боль уже поменяла тональность, или я уже к ней привыкла, но я даже не прошу укол кеторола между дозами ставшего привычным трамала.
Мама теребит дежурного врача:
- Ну почему она постоянно плачет? Ведь все же хорошо, правда? И уже не так больно?
Доктор пожимает плечами, сочувственно морщится.
- Да устала она просто. Просто устала…
Я просыпаюсь. Не в четыре утра, и не от боли. Я просыпаюсь часов в десять от того, что солнечный свет мягко греет веки через распахнутое окно. Одновременно в палату входит папа с огромным букетом роз.
- С днем рожденья, дочка. Со вторым.
2001 год.
- Але, мам… слушай, я тут, кажется, работу потеряла, и меня с квартиры выгоняют… Можно я в вашей поживу?
- Конечно можно. Только там же даже мебели нет. Может, тебе денег выслать? Хотя бы диван купишь, стол, стул…
- Не, спасибо. У меня матрац есть и компьютер, это самое главное. А остальное найду по мелочи…
- Ну я все равно немного вышлю тебе почтовым переводом.
- Спасибо, мам.
Меня окружают бетонные стены. Вместо пепельницы консервная банка, вместо бокала туристическая кружка. Термокружка. В ней вермут. Я пью чистый вермут и курю красный Мальборо. И не помню. когда в последний раз ела. И сплю на матраце, кинутом на линолеум на столь же бетонном, как и стены полу…
Родители купили эту квартиру, но переезжать в нее, как впрочем, и в саму Москву, пока еще не собираются. Кажется, примерно месяц назад я потеряла работу, но деньги пока еще есть. Правда, имеются определенные сложности с Интернетом. Его тут нет. Ломка по виртуальности была первую неделю, и я бегала в инет-кафе. Потом расслабилась и стала читать книжки. В какой-то момент начала читать и пить. Сначала вино, затем вермут. Потом перестала читать, продолжая пить.
За окном унылая осень, мотоцикл на зимней парковке, и большинство знакомых, насколько мне известно, на данный момент точно так же пьют, пьют, и пьют. Разве что в кабаках. У меня на кабаки денег нет. Лучше купить полуторалитровую бутылку Сальваторе, чем 100 грамм текилы на том же Арбате.
Да и не хочется толпы.
Правда, сначала часто приезжали гости. Но со временем поток иссяк, превратившись в тоненькую струйку, проявляющуюся в одном-двух посетителях в неделю. Мне очень хорошо одной.
Смотрю на часы. Половина четвертого утра. Погромче «Пикник», еще вермута в кружку. Бессонница уже перестала быть проблемой. Мы с ней сроднились и вполне понимаем друг друга.
Просматриваю последнюю нераспакованную коробку. В предыдущей я нашла шахматы, и неделю играла сама с собой. Разыграла три партии. Потом надоело, да еще и разозлилась. Потому что так и не поняла, кто выиграл.
В этой коробке два альбома Валеджио, акварель, мольберт, бумага и набор графического угля.
Е-мое. Я совсем забыла о том, что когда-то рисовала…
Еще вермута, уголь, бумага на стол…
Часам к двенадцати дня перехожу на стены. Первой серьезной работой становится единорог в натуральную величину. В принципе, хрен его знает, какой там величины единорог, и я ориентируюсь на размер обычного коня. Только с рогом. Пока еще угля много, поэтому приходит светлая идея сделать единорога черным. Уголь кончается где-то на задней части крупа вместе с вермутом.
Но деньги еще есть.
Вместе с углем и вермутом покупаю цветные мелки.
Открываю альбом Валеджио. The Born. Обожаю драконов. Впрочем, у меня тут целых три комнаты, коридор и кухня. А драконов у Валеджио валом. Главное, что бы спиртного и угля хватило. Ну и денег на них, ясен пень.
Кстати, что бы уголь не сыпался со стен, его проще всего заливать лаком для волос «Прелесть». А что бы еще и не мазался, двойной дозой лака для волос «Прелесть».
Приходит Архип. Его в очередной раз выгнала жена и негде жить.
Архип 15 лет прожил во Франции. Мы пьем, слушаем Notre Dame de Paris и плачем. Архип плачет, пьет, и исписывает стены моей кухни текстами из мюзикла на французском.
Плачет он на самом деле не над текстами, а над собой, и над тем, что развелся со своей первой французской женой Мадлен. Она никогда не выгоняла его из дома.
Я перечитываю Блейка и пью. Пью и рыдаю над совершенством его песни о Тигре. Рисую тигра. Естественно в натуральную величину. Рядом переписываю стихи.
Меня убивает эта осень. Каждый сходит с ума по-своему. И уж лучше по моему. Например, одна моя дальняя знакомая шесть раз развлекалась, пытаясь покончить жизнь самоубийством. Разумеется, из-за любви. Каждый раз новой. Она, наверное, действительно этого хотела, но каждый раз что-то не получалось, и серьезное намерение превращалось в дешевый фарс. В седьмой раз у нее все сложилось. И она вполне добилась своего. Лежа сейчас под всеми теми, кого когда-либо желала.
Когда-нибудь потом мои родители сделают ремонт.
Но мои драконы, тигр и единорог будут жить под слоями штукатурки.
2000 год.
Ключи от моцика на месте, сам моцик на парковке перед вчерашним кабаком. Черт. Столько пить нельзя. Чья это была светлая идея? Смутно помню бесконечное мельтешение перед барной стойкой, потом за столом. Решение запивать водку пивом конечно же было гениальным. Надо ехать забирать мотоцикл от бара…
Что-то не дает покоя. Вроде и упсу выпила, и зубы три раза почистила, и за антиполицаем в аптеку решила заскочить, но что-то гложет… Чего-то не хватает. Еще минут через 30 доходит – нет сотового телефона. Тяжелого кирпича Эриксона. С****или. Вспоминаю, как был разговор о том, что в этом кабаке кто-то профессионально подрезает мобилы.
Звоню на свой номер. После 10-го гудка трубку берут.
- Але, дружок, это мой телефон у тебя в руках. Вернешь?
Слышно, как на другом конце несуществующего провода собеседник ухмыляется.
- Так терять вещи свои не надо, красавица.
- Ладно, сколько?
- Тысяча.
- Обалдел. И у меня не больше шестисот сейчас есть.
- Ладно. Там же жду, часов в семь.
Бросил трубку.
Ну что ж, надо собираться. Если в Логово мне к семи, вполне успею заскочить на Арбат.
На Арбате уже полно народу. Кто-то опохмеляется, кто-то отпаивается горячим чаем.
- Леська, ходи сюда, смотри что есть – Вадик из-под стола высовывает фляжку. А на столах у них чинно чай. Ага, ну понятно.
- Не, спасибо. Мне в Логово счас.
- Гыгыгы… вчера не хватило? Ты хоть помнишь, как уезжала?
- Не помню, и не дай Бог кому-нибудь из вас мне подробно это все рассказать!!!
- Куда-куда ты счас? – подошел Леха. По жизни вообще-то джипер, но не без моей помощи обратившийся в мотоциклисты. По крайней мере его первый моцик выбирали вместе.
- В Логово. Тебе не в ту сторону? Я без колес… там байк вчера бросила…
- Народ, а поехали в Байк-центр сьездим? – Лешка оглядывает присутствующих на предмет более-менее адекватного состояния для посадки за руль. Таковые имеются. - Глянем много ли там сделано… Что-то они с открытием совсем уж задержались… Вон, вчера уже закрытие отпраздновали…
- А что? Поехали. – парни начинают подниматься, собираться. Правильно, не фиг жопы на Арбате просиживать, байкеры они или кто, в конце концов.
Леха поворачивается ко мне, подмигивает:
- И тебя отвезу. А то, что в ту сторону просто так кататься.
Подъезжаем к Логову красивой колонной мотоциклов в двадцать. Мотик на месте, все в порядке. На входе в кабак меня чуть не сбивает с ног странная парочка.
Захожу. Охранник захлебывается от смеха.
- Эй, девушка, твой телефон?
Смотрю, действительно мой.
- Ну да, вернуть хотите?
- Да забирай. Эти у окошка стояли. Тебя ждали. За бабки вернуть хотели, что ли? Увидели вашу колонну и сдриснули. Не там подрезали…Хахаха…
Беру телефон, выхожу.
А я ведь правда за него заплатить собиралась.
2008 год
Опять осень. Как быстро заканчивается лето… и надо ждать целую осень до зимы. Зимой есть снег, снегоходы и снежки. А осенью все как будто замирает.
- Хватит депрессовать. Приезжай. Я тебя в баньке попарю.
- Сережка, ну я сейчас опять наобещаю, а потом у меня по работе не получится.
- На выходные! Что у вас там, бесконечный трудовой процесс? Я тебя знаю. И не верю. Ты лентяйка.
Разговоры по межгороду уже стали практически еженедельным ненавязчивым, но обязательным атрибутом. Удивительно ненапряжно говорить обо всем. И заранее знать, что всегда поймут, пошутят, и предложат какой-нибудь выход.
- Ну давай, думай скорее. Ехать семь часов всего.
- А ты знаешь… приеду! Сейчас, билеты закажу и перезвоню, скажу в котором часу буду.
- Когда будешь-то?
- Как когда? Завтра. Готовься встречать.
Странно все.
Вроде вот только что сходила с ума, не спала ночами, находилась на грани, на нерве. И вдруг, пара слов по телефону, и все кардинально меняется.
За пять минут до прибытия поезда уже торчу у окна в тамбуре. Серегу издалека видно, возвышается над всеми встречающими, натянул капюшон на голову. Видит меня, и улыбается. Пока еще уголками губ. А когда я выскакиваю из поезда, уже улыбается полностью, и как будто светлее стало. И глаза карие светятся. Понимаю - вот теперь все будет хорошо. Его же любимая присказка, кстати.
Я первый раз у него в гостях. Обычно он наезжает в Москву. Немножко страшно.
- Как ты меня представишь?
Бросает мимолетный взгляд, опять возвращает свое внимание на дорогу, улыбается:
- Как подружку.
- Как, как?
- Ну а что? Ты против?
- Нет... не против.
- Ну ты сама пойми… дольше объяснять.
Проводит по дому:
- Здесь спальня. Здесь ванная, тут кабинет. Пользуйся всем, что найдешь и чем посчитаешь нужным.
- Спасибо...
- Ничего не бойся, никто не обидит. И помни - ты - дома. Поняла? Переодевайся и спускайся вниз... Мы тебя ждем.
- Сейчас... Спасибо.
Останавливается в дверях, глаза смеются:
- Сочтемся...
Через пару секунд заглядывает опять:
- И помни, банька уже топиться. Сегодня же! Не отмажешься. Я и веников купил.
В его прикосновениях нет секса.
Я стою к нему спиной.
Одной рукой он льет теплую воду из ковшика, а ладонью другой руки убирает с меня мыльную пену. Тело, разгоряченное паром и веником, нервной дрожью отзывается на каждое касание. И с каждым разом становится все спокойнее и спокойнее.
Вместе с мыльной водой куда-то в деревянный пол уходят отчаяние и злость, тоска и печаль, никому не нужная любовь и ревность. Я как будто очищаюсь и освобождаюсь. Поворачивает меня к себе лицом, и приподнимает мне подбородок, что бы заглянуть в глаза. Я стою перед Сергеем на скамеечке, но мне все равно приходится задирать голову вверх. Всматривается в глаза, улыбается одними уголками рта. Кажется, что он очень хочет улыбнуться, и из-за всех сил себя сдерживает. Прищурившись, вглядывается мне в глаза, слегка кивает, отпускает подбородок, и продолжает смывать мыльную пену...
А в доме меня уже ждет кружка клюквы с медом.
А в его прикосновениях и правда нет секса.
Мы ложимся спать в его спальне. Я на кровать, он на пол.
Все именно так, как и должно быть.
2003 год.
Проходят дни, похожие друг на друга, в сумерках сменяясь вечерами-близнецами.
При огромном количестве знакомых иногда не знаю, кому позвонить. Перебираю телефонную книжку, в которой вечно не хватает мест для новых номеров, и ощущаю пустоту. Весной, как и осенью, тяжело найти забавы.
Приехала в клуб. Подскочил знакомый официант:
- Как обычно?
- Нет. Чай. Я за рулем, – почти извиняющийся тон. Ужас. Надо было поехать ужинать куда-нибудь в другое место. Где не так часто происходят мои пьяные оргии.
Последний раз мы напились здесь совместно с хозяином заведения. Илья прогнал стриптизершу, и мы танцевали на шесте до утра...
Да, надо менять место «обитания»...
После ужина можно поехать послушать куда-нибудь музыку, можно домой, а можно к Максу. Мы вдруг опять оказались вместе, и теперь периодически даже собираемся пойти в ЗАГС.
Позвонил старый друг. Друг, в общем-то, Макса, но давно и тайно влюбленный в меня. Всегда приятно иметь рядом с собой кого-нибудь «очень влюбленного». Особенно, когда нет собаки и возможности ее завести. Попросил разрешения приехать. То, что мы с ним иногда встречаемся в кафе и клубах, наша большая тайна. Впрочем, кажется, известная всем. Я трогательно поверяю ему все проблемы. Ну, не все. На самом деле очень выборочно. Что бы он не разглядел мою банальность.
Приехал минут через 15 после звонка.
Вдруг захотелось напиться.
Он пил заказанный мною чай, а мне официант принес «как обычно». Машину можно оставить тут. Саша отвезет.
Когда подъехали к моему дому, уже опустошила и прихваченную из своей машины фляжку коньяка. И захотелось продолжать.
- Поднимешься?
Саша безопасен. После стольких лет. Я даже пыталась его провоцировать. Пьяное желание любви простительно. Но он друг. И оставался другом и в такие довольно скользкие моменты. Довольно редкое качество.
Дома в баре всегда есть спиртное. Если бы оно было дешевым, я бы считалась алкоголичкой. А так считаюсь человеком, который разбирается в спиртном.
Мы сначала допили весь виски, который нашли в баре, потом перешли на самбуку. Потом на кровать…
Когда проснулась, Саши уже не было...
Смутные воспоминания, смятая постель и отсутствие одежды. И все. Многолетняя любовь не оставила больше никаких следов своего кратковременного присутствия. Ну, кроме нескольких пустых бутылок, конечно.
Ничего не помню, так что можно считать что и не было.
Из-под одеяла вылезать лень. Непослушными пальцами набрала подругу. Рассказала.
Выслушала ее возмущенное утверждение в том, что я дура.
Она радела не за верность, нет. Самым веским аргументом было то, что неужели я не могла потрахаться с кем-нибудь другим, а не с другом Макса? Нет. Не могла. Рядом просто больше никого не было...
Не стала дослушивать ее очень громкий в трубке голос, и отключила телефон. Попыталась заснуть. Уже не получилось. Очень хочется пить. И очень не хочется вылезать из-под одеяла.
Но надо. К тому же неплохо съездить на работу. Там иногда интересно.
За своим столом в редакции я не сидела уже года полтора. Последние полгода за него и сесть-то нельзя. На нем чашки, принтер, чьи-то сумки. Даже одна куртка. На эту куртку кинула пальто, подхватила ноут, и пошла в бар. Там, в углу, мое рабочее место. С сигаретой в зубах, и чем-нибудь вкусным в бокале всегда и удобнее и приятнее писать очередную чушь. О том, что надо бы забрать машину, брошенную у вчерашнего кабака, я вспомнила уже после первого бокала коньяка. Черт с ней. Не угонят же. Эти машины вышли из моды на угон лет пять назад.
Подсел редактор. Притащил с собой чайник.
- Опять пьешь?
- Коля, не начинай.
- Если бы я был твоим мужем, уже давно надавал бы по рогам.
- Ты не мой муж и наличие рогов у меня тебя не касается. Я сдаю материалы вовремя?
- Да.
- Ну так какие вопросы?
- Но ты же спиваешься.
- Я сдаю материалы вовремя?
- Не начинай.
- Ты не начинай. Последние дни были очень тяжелыми.
- Что, шест устоял?
Черт, уже известно. Интересно, Илья растрепал? Илья вряд ли. Он и сам, скорее всего, ничего не помнит.
- Ваня заболел. А через час приедет человек интервью давать. Сделаешь?
- Что за человек-то?
- Спортсмен. Чемпион какой-то. Точно не знаю. Позвони Ване.
- Ладно.
Коля грузно поднялся, прихватил с собой пустой чайничек.
- Сегодня и сдай. И ты путешествие еще обещала. Когда начнешь ходить на летучки?
- Когда их перестанут проводить в 9 утра. Вся моя творческая натура восстает против будильника, звонящего в семь. Будешь проходить мимо барной стойки, скажи, что бы мне плеснули еще коньяка.
- Хоть до интервью не напивайся.
- Коля, я все сегодня сдам.
Я все-таки опять напилась. Правда, уже после интервью. Вместе со спортсменом. Есть люди, которые все делают основательно. Этот чемпион как раз оказался из таких. Профессиональный автогонщик. Приехал на Carrera, оставил ее на редакционной стоянке. Уехал на Cruiser с водителем. И со мной. Основательно продолжать пьянку.
Мое интервью и редактору и спортсмену очень понравилось.
Я сижу перед окном, развалившись на мягком стуле, и положив ноги на подоконник. В небе зависла полная луна, и несколько звезд, сумевших прорваться через смог большого города. И меня даже не особо мучает та проблема, что при огромном количестве знакомых некому позвонить…
2009 г. После.
- Ну что, тебя сегодня забирают? – Ник Ник, мой лечащий и заведующий отделением садится на стул у кровати.
- Ну да, сейчас машина подъедет… - если честно, то не знаю толком, что сказать этому человеку, по сути спасшему мне жизнь. И так много, и нечего.
- Ну, срастайся, потом в гости приезжай. Мы ждать будем… Выписку я тебе сделал, маме уже отдал, вместе со снимками. У тебя большой такой фотоальбом получился.
- Это да, будет что внукам показывать – улыбаюсь.
- Да не дай Бог такие фотоальбомы внукам показывать…хотя… в общем, выздоравливай! Бодрости духа, сил, и все такое – Ник Ник поднимается, собираясь уходить, перед дверью на секунду задерживается.
Я спохватываюсь:
- Спасибо, Николай Николаевич… Огромное спасибо…
Кивает:
- Удач.
Выходит.
В московской клинике меня уже ждут. Тут не предусмотрено отдельных палат, но я в уютной двухместной. Симпатичный ординатор сообщил, что ноутбуком пользоваться можно, а вот своими лекарственными препаратами ни в коем случае. Перепрятываю обезболивающее под матрац.
Здесь заведующий отделением из наших, байкер, Антон. Поэтому по ушам, если что, мне будут давать сильнее, по-свойски.
Интернет есть, соседка не говорит по-русски, поэтому молчит и читает, медсестры приходят поахать над моей судьбой, и заодно просто поболтать. Почти курорт. Ощущаю себя немного «блатной», но это только радует.
По уже сложившейся привычке ночами, запивая боль заныканными таблетками, продолжаю вспоминать.
1997 г.
Гоблин поймал меня на входе. Отозвал в сторонку.
- Слушай, ты там без фанатизма… Валя неожиданно приехала.
- Ха. Ну ладно… Хорошо.
- Ну, попросил тебя предупредить, правда, не подставляй…
- Кеш, да хорошо все, что я, зверь, что ли?
Валя – жена Макса. Я – любовница. Мы живем так уже год. Мы с Максом, и Валя в другом городе. Макс раз в неделю ездит к семье, и пока что у него вполне получалось обходить острые углы. Валя сюда к Максу не приезжает, так как он ей говорит, что обитает якобы при клубе.
Наш случай – клинический. Он живет со мной, не бросает ее, все про всё в курсе, но при этом Валя ни о чем не подозревает. Удивительно.
А мои родители, к примеру, даже и не знают, что он женат. К чему их расстраивать?
Макса не видно, зато Валю сразу замечаю за общим столом. Рядом с ней пустующий стул. Мы с ней не знакомы. Вернее, она меня не знает. Пора, наверное, исправить? Да и просто интересно, в конце концов.
- Тут свободно?
Валя отрывается от изучения своего бокала, окидывает меня взглядом, а я понимаю, что этот бокал далеко не первый.
Валя тем временем принимает решение, отодвигает слегка стул:
- Да-да, присаживайтесь…
За столом начинается шушуканье и шебуршение, не замеченное Валей, и вполне понятное мне. Всем интересно, что же будет дальше. Толпа просит хлеба и зрелищ. Макса пока не видно. Еще не успели найти и доложить.
- А вы, наверное, Валя, жена Максима? – радушно улыбаюсь, наливаю себе вина.
Валя радостно оборачивается ко мне:
- Ой, а вы меня знаете? Вы простите, если мы знакомы, а я вдруг забыла…
- Нет-нет-нет. Меня Олеся зовут. Мы не знакомы… Я вас просто пару раз видела, ну и так, наслышана…
Видно, Вале лестно оттого, что о ней, оказывается, говорят. Она мило смущается, и мне становится стыдно… Но ненадолго.
- Выпьем за знакомство? – ненавязчиво доливаю ей вина.
Чин-чин. Мы живем в современном обществе, где жены и любовницы вполне могут напиваться в кампании друг друга…
Макс уже минут пять сидит за другим концом стола, общается с друзьями и нервно поглядывает в нашу сторону. Да, собственно, и все равно. Поделом ему.
Валя через полчаса начинает называть меня лучшей подругой, и просит отвести в туалет, где долго и натужно блюет. Я поддерживаю ее за талию, и подаю салфеточки.
Выходим, Макс делает страшные глаза и знаками просит отойти.
- Ты с ума сошла? Я когда вас вместе увидел, думал, сердце прихватит!!!
- Ну а что? Все в порядке, ты же видишь…
- Ты точно ничего не задумала?
- Да успокойся… не боись. Я еще даже не пьяна.
- Ой, Максим, Олесечка… Вы знакомы? – Валя пьяно повисает на Максе – А я ищу тебя… ищу – обращается ко мне – Думаю, куда это пропала моя милая…
Двойственные чувства меня разрывают при виде этой картины.
- Ну так, чуть-чуть уже знакомы, теперь думаю, будем знакомы больше, пойдем пить?
- Да-да, пойдем. Максик, а ты веди себя хорошо – грозит ему пальчиком, и целует в щеку. Подхватывает меня под руку, направляемся к столу.
Продолжаем пить. В основном я подливаю Вале. А сама уже третий час сижу с практически необновленным бокалом вина. Впрочем, адреналиновый выброс пьянит сам по себе.
Очень интересно, что Макс придумает, когда придет пора ехать домой. К нам домой. Не думает же он, что я поеду ночевать в гостиницу? Впрочем, ладно, буду доброй. Максим уже полностью расслабился, и сидит рядом с нами. Народ уже отчаялся ждать хлеба и зрелищ и воспринимает создавшуюся ситуацию, как нечто само собой разумеющееся.
- Максим, а ты же вроде при клубе живешь, где вы с Валей сегодня-то будете?
Макс еще не понимает, к чему я веду:
- Ну... Наверное, в гостиницу…
- Гостиница это так дорого… я одна живу, поехали ко мне! Винца еще возьмем!?
На Макса жалко смотреть. Зато Вале идея безумно нравится:
- Если честно, то мне уже тут надоело. Может, прямо сейчас и поедем?
- Ну а почему бы и нет? Максим, ну ты как? Только у меня там такой бардак… Я вас по дороге отправлю в круглосуточный, а сама хоть немного приберусь, хорошо?
По пути к дороге Макс подхватывает за локоть и шепчет:
- Хрень из ванной не забудь убрать тоже.
- Да ну не переживай ты так… Всё я уберу…
Пьем дома. Огромный плюс в том, что пьяная Валя не поняла, почему я даже не удосужилась объяснить Максу, где живу. И еще один не менее огромный плюс – что он не попробовал открыть дверь своим ключом, а все-таки позвонил.
Довольно скоро Валю начинает срубать.
Она засыпает прямо за столом.
Макс относит ее в комнату. Возвращается. Долго молчит, потом достает из холодильника бутылку водки, наливает сразу полстакана. Выпивает одним махом.
- Ну ты и стерва…
- Ничего подобного… все же нормально… и налей мне еще…
Через год они развелись.
2009 г. После.
Наташка уже полчаса выкладывает в холодильник принесенные продукты. Естественно, все четко по запрещенному списку – быстро портящиеся салаты, нарезка, торт, пирожные, творожки и прочее, прочее, прочее. В общем-то, можно накормить все отделение, чего уж там.
Медсестры нашли красивую вазу, и теперь на подоконнике у меня красуется огромный букет всяких разных цветов. Цветы декорированы какими-то мелкими игрушками, похожими на жевательный мармелад. Мы попробовали - нет, не мармелад. Рядом с вазой стоит только что подаренная громадная модель мотоцикла. После небольшого совещания решено, что это все-таки не Харлей, а какая-то туристическая Ямаха. Остальной народ, еле забившийся в палату, радостно развешивает шарики, оставшиеся от моих упражнений с легкими.
Лежу и офигеваю.
- Ребят… э-э-э-э… а чего вы цыган не привели?
Дэн ухмыляется:
- Дошутишься. Она – кивает на Наташку – может и цыган привести.
- Да я знаю…потому и интересуюсь… что же остановило? Меня бы прямо сегодня тогда выписали. Зашел бы Антон, и сказал – встала и пошла!
Ржут гады.
Как же я рада их всех видеть.
А цыгане, да и фиг с ними.
Наташка заканчивает с холодильником, поворачивается ко мне:
- Так, а чё тут за разговорчики? И вообще, чего это ты чаю нам всем еще не организовала?
Ну да… сейчас встану и пойду. Чай организовывать. Ох уж эти шуточки…
Прием посетителей заканчивается в семь, но мы сидим относительно тихо, и нас никто не трогает. С гордостью показываю друзьям, как умею поднимать ногу и подтягиваюсь на руках. Ну а демонстрация новоприобретенных шрамов – это вообще премьера века. Щенки. Ни у кого больше такого нет.
2001 год.
- Я ненавижу твою Москву! Мне здесь душно… - Макс меряет комнату широкими шагами, иногда останавливается, что бы стряхнуть пепел. Терпеть не могу, когда курят в комнате. Тут же еще спать. – Ты перетащила меня сюда, что бы самой свалить в Питер?
- Я не свалила в Питер… просто часто туда езжу… - вяло оправдываюсь. Только что с поезда, и очень хочется спать. А тут еще так накурено…
- Ты приезжаешь только на выходные!
- Ну, милый… еще месяц…
Макс резко прерывает:
- Ты это говорила два месяца назад!
Делаю над собой усилие, встряхиваю головой в попытке проснуться.
- Максик, а меня сегодня ребята приглашали… «ЧО». У них новый альбом, такое все. Пойдем? Много наших будет. И после презентации альбома просто вечерина.
- Ну тебя… - отмахивается. Уходит на кухню.
С облегчением стаскиваю джинсы, шлепаю босыми подошвами в сторону душа. Когда включаю воду, в ванную всовывается голова Макса.
- Во сколько там начало?
- Часов в девять… - игриво показываю язык – Не хочешь ко мне?
- Не… По телефону говорю… - уходит.
Как-то странно. В принципе предложила из вежливости, но от отказа все равно обидно.
Уже подходим к машине, когда Максу звонят. Слушает, пару раз говорит «Да». Выключает телефон. Смотрит мученическим взглядом.
- Что, в мастерскую надо?
- Ага… Знаешь что, ты поезжай на такси, а я освобожусь, и приеду?
- Ну давай… Я тебя в списки внесу… только, пожалуйста, ты, когда подъезжать туда будешь, позвони мне, а?
- Зачем?
Смеюсь:
- Ну, что бы я успела надеть майку, и слезть с шеста…
- Стерва… – пытаюсь увидеть в глазах отблеск былого желания, приобнимает, целует – Конечно же не позвоню…
Приехали утром. Как - не помню...
Просыпаюсь, смотрю по сторонам. Лифчик на телевизоре, один носок на компьютере, второй не обнаружен, трусы на полу, строго посередине комнаты. А вот вещи Максима аккуратно сложены на стуле.
Расталкиваю:
- Это что?
Начинает ржать:
- Алкашка… правда ничего не помнишь?
Хочу посмеяться вместе с ним:
- Ну давай уже рассказывай, что вчера было-то?
- Ну сначала ты меня попробовала изнасиловать прямо в лифте…
- И? – слегка напрягаюсь.
- Не получилось, не справилась с болтами на джинсах… А дома потребовала включить красивую музыку, и медленно тебя раздевать.
- И что? Что дальше-то?
- Да что-что… Тебе постоянно что-то не нравилось, ты говорила, что это не сексуально, и опять одевалась…
- Ого. Ну а чем кончилось? – В голове, правда, абсолютно черная дыра с присвистывающими пустотами.
- Ну чем, чем… Я поссать отошел, когда вернулся, ты уже спала… Насмотрелась в своем Питере херни всякой… Девять с половиной недель, бля…
Теперь уже смеюсь я.
В кои-то веки я в воскресенье дома, а Макса опять тащат в мастерскую. Бедный мальчик, как он тут? С вечно пустым холодильником. Уже в дверях по пути в магазин сталкиваюсь с Аленой. Так, подружка из категории хороших приятельниц. Любительница потусить и посмеяться. Давненько с ней не виделись. Сейчас как-то бледна и невесела. И удивлена.
- Олеся? А что ты тут делаешь?
Вопрос ставит меня в тупик.
- Ну, вообще-то я здесь живу. Кстати, привет.
- Ой, прости – Алена теряется, прячет глаза – А Максим дома?
- Нет, на работу поехал. Да проходи ты, не стой в дверях.
Алена недолго колеблется, потом уверенно проходит мимо меня в квартиру. Садимся на кухне. Молчим. Первой не выдерживаю я.
- Ну говори уже. Гавеная ситуация, но ты же пришла сказать, как вы сильно с Максом любите друг друга?
- Нет…
- Ну а что тогда?
- Да я вообще не ожидала тебя здесь встретить! Вы же расстались?!!!
- С фига ли мы расстались? – теперь уже растеряна я.
- Ну… он так сказал…
- Очень мило. А жениться не предлагал?
- Нет. Не предлагал. – замолкает. Выдерживает паузу в минуту, выпаливает:
- Я беременна!
- Ого. От него что ли?
- Ну да… - на нее нельзя смотреть без слез. Сидит, как будто в ожидании удара.
- А срок какой?
- 16 недель…
- Ого. – Больше и сказать-то нечего. Прикидываю. Это я как раз согласилась работать в питерской программе. Вот так мой стаж работы неожиданно стал исчисляться неделями.
- Ладно – Алена встает – я пойду…
- Да ну что ты, оставайся… - Боже, зачем я это ей говорю?..
- Нет, нет… я пойду… - проскальзывает мимо меня к двери, почти убегает.
Вещей у меня не очень много, две сумки и три коробки. Вызываю такси.
Уже в машине набираю первый телефонный номер – шефу:
- Привет, Коль. Я, пожалуй, откажусь от твоего предложения сотрудничать с питерцами дальше…
- Обалдела, что ли? Что случилось? Тебе разве плохо платят?
- Нет… что ты… Просто у меня… ситуация. Прости. – отключаю телефон.
Второй звонок – маме.
- Але, мам… слушай, я тут, кажется, работу потеряла, и меня с квартиры выгоняют… Можно, я в вашей поживу?
- Конечно можно. Только там же даже мебели нет. Может, тебе денег выслать? Хотя бы диван купишь, стол, стул…
- Не, спасибо. У меня матрац есть и компьютер, это самое главное. А остальное найду по мелочи…
- Ну я все равно немного вышлю тебе почтовым переводом.
- Спасибо, мам.
2009 г. До.
На Арбате как обычно тесно и людно. Ищу взглядом, за чей бы столик пристроится.
- Рыжая... Сюда иди, ага.
Саныч.
- О, привет, у вас здесь свободно?
- Да падай, конечно! Пиво будешь?
- Буду-буду. А ты думал, зарульная, откажусь? Фиг. Без руля сегодня…
За столом с Санычем сидит парень, от которого прямо веет иностранщиной.
- Знакомьтесь – Рыжая, а это Андреас.
Ага, понятно. Прибалт. Ну что ж, какая никакая, а действительно Европа…
- Вообще-то меня Олеся зовут, но можно и рыжая, да.
- Не можно, а нужно! Смирись!
Андреас интересный веселый собеседник. Три часа и пара литров пива проходят незаметно и на ура в его кампании. Кафе уже закрывается. Народ начинает расходиться. Саныч уже полчаса как сорвался домой. Андреас слегка зависает, видимо, желая что-то предложить, но смешно стесняясь. Решаю придти на помощь.
- Ну что, может, продолжим?
Радуется.
- Отличная идея! Только где? Я не ориентируюсь здесь…
В Секстон его тащить не хочется, впрочем, и здесь есть, где неплохо попьянствовать.
- Знаю тут местечко. Пойдем?
Просит счет. Я встаю попрощаться с пока еще не разъехавшимися. Около входа сталкиваюсь с приятелем. Причем, как обычно, смотрю в другую сторону. Приятель перехватывает за локоть:
- О, Леськ, привет. Давно ты тут?
- Ну, часа три уже…
- Не заметил… мы уезжаем уже. Ты с нами?
- Вы куда?
- В Секстон.
- М-м-м… я тут вроде не одна…
Прерывает:
- У меня на моте одно место, решай быстро.
Разрываюсь. Спасает союзмультфильм. Его я тыщщу лет знаю, а этого прибалтийского кота впервые вижу.
- Андреас, тут так получилось… Запиши мой телефон, позвони как-нибудь… извини.
Впрочем, я все равно пьяна и вины совершенно не чувствую.
В Секстоне обычная программа. Текила, какие-то девочки за столом, им текила тоже. А, нет, одна выпендривается, и заказывает мохито. Я почему-то сижу на коленях у приятеля, и постоянно ловлю полупьяную мысль о том, что мы друзья, хорошие друзья. Мысль ловится, гнездится. И даже заводит потомство. Друзей не нужно иметь, с друзьями надо дружить…
- Ой, ты как голливудский актер! Такой весь из себя! – хихикает и интимно наклоняется одна из девочек. Ее даже не смущаю я. – Волосы такие прям, и глаза голубые!
- У него синие.
- Что? – девочка пьяно фокусирует на мне взгляд.
- Синие у него глаза. – говорю даже без наезда, но девочка на всякий случай отодвигается. И правильно.
Так, наверное, пора домой, а то я ему тут всех баб разгоню.
- Проведи меня к такси…
- Пойдем…
Уже сидя в машине, машу рукой.
- А поцеловать?
Чмокает по-братски в щечку:
- Пока-пока.
Мы же друзья.
2008 г.
Чувствую руку на бедре. Теплую. Тяжелую. Поерзала задом. Рука придвинула и обхватила покрепче.
Открыла один глаз. Плотная гостиничная гардина сдвинута, и в глаза задорно светит июльское солнышко, нещадно просвечивая даже сквозь закрытые веки.
Балкончик… Перед внутренним взором пронеслись ночные бдения на этом балкончике…пили…долго целовались. Потом орали что-то пошлое со своего второго этажа семье иностранных туристов. Ну, собственно, нефиг ходить с детьми поздней ночью по улочкам незнакомого русского города. Еще и не на таких уродов нарваться можно. Мы хотя бы с балкончика орали. Не спускаясь.
Пожмурилась. Повернулась. И тут же наткнулась на спокойный взгляд синих глаз. Мысленно опять припоминаю, что было ночью. Пытаюсь сглотнуть. Во рту сухо. Во вчерашнем виски тонут все мысли, но спасательным кругом выныривает нарочито-задорное:
- О, привет!
Выражение спокойствия не меняется. Разве что насмешливое любопытство мерещится где-то в глубине этих бесстыжих глаз.
- Привет.
Мучительно думаю, что сказать еще. Приходит гениальная мысль подкосить под дурочку.
- А что вчера было?
- Всё.
- Бляяяяяяяять…
Подкосить не удалось.
- Пить очень хочется…
Ухмыляется:
- Только виски.
- Нет уж, спасибо…
О чем говорить с человеком, к которому так беспардонно и весело залезла в постель? Правда, я думала, что он очень пьян, да и сама делала вид, что перепила. А все сложнее. И не только у меня хорошая память… В голове прокручиваются сотни комбинаций, вроде как позволяющих выйти из этой скользкой ситуации, оставаясь милой, хоть и слегка перебравшей накануне девушкой, но ничего не подходит.
Синие глаза продолжают внимательно смотреть.
Вдруг становится легко, и все равно. Улыбаюсь, потягиваюсь:
- Давай потрахаемся? – Ловлю саму себя на немного просящем тоне. Да ну и что ж, собственно. Улыбается в ответ, подтягивает ближе:
- Давай…
Холодный душ пытается остудить жар тела. И непонятно, где жар от секса, от которого мозг еще не успел остыть, а где от сушняка после невероятного количества выпитого вчера. Хватаю струи воды ртом, отплевываюсь… Выключаю душ, отряхиваюсь. Выхожу, просушивая полотенцем волосы. Он, эдакий сибарит в гостиничном халате, заходит в ванную.
Выскакиваю в гостиную. Лихорадочно ищу шмотки. Льющаяся в душе вода еще сильнее провоцирует жуткую жажду. Я вчера совершенно точно была в полном комплекте нижнего белья. Лифчику на балконе не удивлена. Примерно где-то так всё и представляла. Натягиваю джинсы, продолжая искать трусы.
А! Вот же они. Чуть было не потерянный элемент гардероба в сумку, а так вроде все, одета. Главный вопрос, ждать, когда выйдет из душа, или сбежать так?
На ум приходит воистину соломоново решение, приоткрываю дверь в ванную:
- Ну, мне пора. Я пошла, удач!
Быстренько прикрываю дверь, рысю к выходу… Лестница, парадное, дорога. Эй, такси… Называю адрес, растекаюсь по пассажирскому сиденью и прикрываю глаза…
Я буду делать вид, что ничего не случилось.
Продолжение следует. :-)