1.
Удобное кресло. Или диван, ты лежишь и отдыхаешь. Читаешь, лениво перелистывая страницы. Или так: переполненный вагон метро, утро, книга. Ты едешь на нелюбимую работу, и кто-то чихнул на эти строки и не извинился. Тебе всё равно сейчас легче, чем мне, ты просто читаешь, водишь глазами туда-сюда. Тебе не надо ничего выдумывать.
А мне надо. Ворд, бесконечный кофе, обгрызенные ногти – я хочу написать рассказ. Детективный. Кто-нибудь кого-нибудь убьёт, не знаю, почему, но будет точно интересно. Захватывающе, интригующе, с неожиданной развязкой. Когда я закончу его писать, при знакомстве с людьми буду говорить: Кай Каренин, писатель. Или так: Кай Каренин, знаменитый писатель. Я пытаюсь сосредоточиться.
Я пытаюсь сосредоточиться, но девушка в соседней комнате кричит:
– Ты скоро?
Она слушает почти на полной громкости Лилу Джеймс и сквозь песню кричит:
– Мы уже опаздываем!
Она кричит сразу после второго абзаца, потому что это рассказ в режиме реального времени. Здесь всё происходит прямо сейчас, на твоих глазах. Всё по-настоящему, даже герои – реально существующие люди. Я их взял из своего окружения, это мои друзья и знакомые. Не вымышленные, живые сегодня. Как эта девушка в соседней комнате.
Моя девушка. Инна, она очень красивая. Конечно, было бы странно, если бы в моём собственном рассказе моя же девушка была уродиной, но она правда красивая. Честное слово. Она умеет готовить суши и вовремя промолчать. Не требует многого, но знает себе цену – может обидеться, если совсем не обращать на неё внимания, и тогда извиняться придётся долго и дорого. Она любит меня. И Лилу Джеймс.
Музыка – тоже черта характера. Вот Лена слушает исключительно классику, ведь только её можно назвать настоящей музыкой. Зануда. Она совершает исключительно правильные поступки. Принимает исключительно верные решения.
Она звонит мне и спрашивает:
– Ты пойдёшь на день рождения?
Она даёт только дельные советы:
– Не дари ему какую-нибудь бессмысленную безделушку.
Она всё про всё знает и всегда права.
– Как в прошлый раз, когда ты подарил ему туалетную воду, которая закончилась через месяц. Подарки должны быть не только приятными, но и полезными.
Я пока не решил, какова её роль, но если она ещё хоть раз что-нибудь мне посоветует, я убью её. В литературном смысле.
Местом действия будет Питер. И его набережные, и мосты. И даже фонари. Мой любимый город, со своими настроениями и переулками, запахами и окнами – он будет почти одним из героев. Харизматичным и, может, более одушевлённым, чем некоторые действующие лица. Чем Модя, у которого сегодня день рождения.
Мы его так прозвали за то, что он вечно гонится за модой. Не столько гонится, сколько бегает. Безуспешно.
– Я надену розовую майку и классические брюки, – звучит в трубке его голос, – Как думаешь, нормально?
А мода, как пафосная суперзвезда, не обращает на него внимания, иногда лениво оборачивается, презрительно фыркает и идёт дальше. Поэтому его спортивные шорты не подходят к кожаной сумке, а вся одежда в целом не сочетается по цвету.
Я отвечаю:
– Нет. Это ненормально.
Вобщем, не модник, а Модя. Не назову его совсем бездушным, но временами кажется, что какая-нибудь вельветовая кепка для него важнее любого из друзей.
Школьная подруга Моди, Катя, тоже придёт. У неё в плеере вся дискография группы «Ранетки», и… и всё. Она очень милая. Такая милая, что дальше про неё даже написать нечего.
Надо не забыть взять подарок. Не забыть позвонить Тохе.
Он у нас творческий неряха, говорит:
– Чего?
Я ещё раз повторяю про день рождения Моди, и он отвечает:
– Я снимаю!
Видеокамера уже давно стала частью его руки, приросла. Если он не снимает, не придумывает сюжет для нового видеоролика, то его мозг где-то отдыхает. Если он не создаёт концепцию какого-нибудь арт-проекта, то его мозг как будто выключен. Тоша спонтанно одет, случайно пришёл или категорически не помнит того, о чём ты рассказываешь ему последние двадцать минут.
Он говорит:
– Чего?
За это его тоже подчас хочется убить. Хотя в целом он забавный и безобидный.
В это время на небольшой хрущёвской кухне поёт Тото Кутуньо. Здесь ему подпевает ещё один персонаж, Модина мама, Анастасия Васильевна. Она – домохозяйка советской закалки, и сейчас, пока я пишу эти строки, она достругивает тазик салата «Оливье», параллельно жарит курочку и моет извлечённые из серванта фужеры. Она готовится ко дню рождения сына. Может быть, это не детективный рассказ, а кулинарная книга, потому что она фарширует перцы и запекает рыбу в сметане. Готовит селёдку под шубой, варит картошку. Нарезает копчёную колбасу и красную рыбу. Шампанское и торт «Птичье молоко» в холодильнике.
Пока праздник не начался, все живы. Инна кричит из соседней комнаты:
– Тебе ещё много писать? Мы так действительно опоздаем!
– Осталось чуть-чуть! Про Правдина, и пойдём. Сама знаешь, про него много не напишешь.
Это мой друг детства, Сашка Правдин. Мы выросли в одном дворе, теперь он следователь, вроде бы в звании майора. Просто мне в рассказе нужен тот, кто будет вести расследование. Кто-то из милиции, чтобы всё было законно, как надо. Чтобы официально. Конечно, Правдин не блещет умом, не страдает дедуктивными способностями. Прямо скажем, туповат. Но он добрый, и у него есть интуиция. Он тоже приглашён к Моде.
2.
Пока ты читаешь, мы все на дне рождения. Пока ты наливаешь себе чай, не отрываясь от книги, пока ищешь свободной рукой пачку сигарет на столе, мы тут изображаем счастье. Говорим тосты. Пьём. Едим, травим истории, хвалим кулинарные способности Модиной мамы и снова пьём. В воздухе пахнет мандаринами, как в Новый Год, и «Блю де Шанель», который я подарил Моде.
Он счастлив, улыбается мне, говорит:
– Спасибо!
У Ленки раздражённое лицо, это лицо говорит мне:
– Бесполезный подарок.
Лицо пережёвывает кусок рыбы в сметане и повторяет:
– Бесполезный.
Анастасия Васильевна громко спрашивает:
– Кому ещё салату?
И это не опечатка.
Настроение лёгкое и свободное. Модя в стильной розовой майке, которая не подходит к брюкам, Катя милая, Ленка не ест жареного, потому что это вредно для желудка. Инна со мной. Антоха не забыл придти, и на том спасибо. Правдин жуёт.
Катя рассматривает очередной подарок – бледно-зелёную спортивную куртку, и Модя спрашивает её:
– Ты помыла руки после курицы? Испачкаешь – убью!
Инна шепчет мне в ухо:
– Я бы убила свою маму, если бы она положила мне такую огромную порцию.
– А я дело сегодня закрыл, представляете, мужик задушил жену за то, что она не давала ему смотреть матч Зенит–Осер, – говорит Правдин, – Задушил и выбросил в окно с тринадцатого этажа…
– Если я завтра не закончу рекламный ролик, клиент меня убьёт… – откуда-то из глубины сознания возник Тоха.
И Ленка добавила:
– Объелась, сейчас умру!
Надо поддержать тему:
– Я сегодня начал писать детективный рассказ. Про убийство. И вы все там есть, вы все – мои герои. Кто-то из вас умрёт, а кто-то окажется убийцей.
Катя шутит:
– Только не убивай меня, я ещё такая молоденькая.
Ленка одаряет меня испепеляющим взглядом и говорит:
– Лично мне это неприятно, участвовать в твоём рассказе. Ты не мог бы меня оттуда вычеркнуть?
– Нет уж, если участвуем, то все, – смеётся Модя, – Не забудь, что я в розовой майке. И про мой новый шанель не забудь!
– И про курточку, – добавляет Катя, – Бледненько-зелёненькую!
Похоже, у этой Кати всё уменьшительно-ласкательное.
– Я серьёзно, вычеркни меня! – Ленка занервничала, – Я не хочу!
Инка улыбается, обнимая меня. Правдин воодушевился больше всех:
– А я, а я, можно я там буду всё расследовать?!
– Чего? – снова очнулся Тоха, – Я что-то задумался, чего расследовать?
После застолья мы решили прогуляться по центру. Набрали пива и отправились к Эрмитажу, потом вышли на набережную, и теперь медленно бредём в сторону Марсова поля. Этой ранней осенью погода ещё ласковая; фонари только начали зажигаться, и Нева нежно ловит их несмелые отблески. Светло-фиолетовое небо слегка краснеет за Петропавловской крепостью. Город идёт рядом с нами.
Мы шутим и вспоминаем какие-то истории. Ленка говорит:
– В Петербурге триста сорок два моста.
Может, это не детективный рассказ, а Большая Советская Энциклопедия, потому что она говорит:
– Даже если ты немного пьян, твои нервные центры уже перестают нормально функционировать.
Мы смеёмся, это даже забавно, то, что она говорит:
– А вот морковка помогает при нарушениях функций почек и печени.
Она делает большой глоток пива.
– А пересадка почки стоит шестьдесят тысяч.
Ещё один глоток.
– Долларов.
Настроение позитивное и немного озорное. Весёлое, даже ржачное. Было таким, пока алкоголь окончательно не добрался до мозга Ленки. Пока она не начала пороть правду-матку. Про каждого из нас.
– Кай! Писатель ты наш! Когда мы будем читать хоть какую-нибудь твою книгу? Я уже не говорю про что-то достойное, – это она мне, – Тебе вообще не стыдно что-то пытаться писать после Толстого? После Чехова? Не стыдно после Пушкина?
Я смотрю в её мутные глаза.
– Ну, что молчишь? Стыдно или нет? Вычеркивай меня из этого литературного позора!
Она тычет бутылкой в Модю, проливая пиво на его стильную розовую майку:
– С днём рождения, дружище! Хоть ты и дурачок, я всё равно тебя люблю!
Модя молча взбесился из-за майки.
– Правда, иногда мне кажется, что ты всё-таки голубой!
Она, шатаясь, останавливается, закрывает глаза, словно обдумывая следующую реплику, и, наконец, произносит:
– Катя! Ты такая милая! Ты слишком милая! Это же очевидно, что ты не обременена интеллектом. Недалёкая.
Катя затихла. Правдин торопливо подхватил Ленку под руку и увёл её на несколько шагов вперёд. Было слышно, как он тихим голосом пытается успокоить её, а потом до нас донеслось:
– Но ты ведь реально слишком тупой для следователя!
Вобщем, ему тоже досталось.
Мы пришли на Марсово поле, проходим мимо Вечного огня. Здесь сидят скинхеды, греются бомжи. Здесь боязливо фотографируются парочки и играют чьи-то дети.
Ленка бежит к огню, размахивая своим шейным платком как флагом, и кричит Тохе:
– Эй, камерамэн, сними меня на фоне пламени! Только красиво!
Мы неспешно двигаемся по дорожке, и она кричит вслед:
– Инна, скажи, как можно столько выпить и при этом остаться такой красивой?
В ещё зелёных кустах уютно спряталась свободная скамейка. Все сели, Правдин усадил нашу захмелевшую подругу посередине, чтобы не упала.
– Ну, что, мы сбегаем ещё за пивком, – Модя игриво обнимает свою Катю.
– Правдин, не сходишь со мной обратно до Вечного огня? – спрашивает Тоха, – Я хочу поснимать скинхедов, которые там сидят, но одному как-то страшновато.
Я споткнулся и пролил немного пива на Инкины светлые джинсы, она раздраженно на меня посмотрела.
– Тут недалеко есть кафе, пойдём, замоешь пятно в туалете?
– Пойдём. Тем более мне уже нужно… ну, ты понимаешь.
Все посмотрели на Ленку. Она еле слышно засопела, откинув голову назад. Наконец-то она молчала.
– Ну, что с ней может случиться? Мы же с Правдиным будем недалеко, да и вы все ненадолго уйдёте.
И мы разошлись.
Минут через пятнадцать-двадцать, возвращаясь обратно почти одновременно, мы ясно видели: Ленка на месте. Она всё также сидела с запрокинутой головой, её юбка немного задралась. Подойдя, мы даже начали разговаривать, подшучивать над ней, и настроение вроде возвращалось на праздничную волну, как вдруг Антоха говорит:
– Она не дышит.
Катя завизжала и уткнулась в Модю, Инна ахнула. Правдин стал проверять пульс, но мы уже ясно видели: шейный платок был слишком туго завязан. Туго до смерти.
3.
Так бывает: пока ты в туалете, кто-то из твоих друзей может умереть. Пока ты стоишь в очереди за пивом или снимаешь скинхедов на видео, твою подругу могут задушить. Даже если у тебя сегодня день рождения, убийцу это не волнует. Пятнадцати минут достаточно, чтобы лишить человека жизни.
Мы растерялись, молчим. Правдин вызвал медиков и ментов, тело увезли. Мы просто обалдели. Мы протрезвели. Менты разбрелись по Марсову полю, чтобы допросить возможных очевидцев. Правдин говорит, надо идти в милицию, и мы пошли. Как овцы, ничего не понимая. Правдин говорит, отделение тут недалеко, на Лиговском. Он говорит, нас будут допрашивать обо всём, в подробностях. Поэтому нам надо пройтись, проветрится, собраться с мыслями. Он говорит:
– Держитесь!
Допросы были утомительными и почти до утра. Мы дождались друг друга у входа в отделение и отправились к Моде завтракать. Он пытался пошутить:
– Салат наверняка ещё остался!
Настроение тяжёлое, немое. Настроение – «не понимаю, что делать» и «не знаю, что сказать». Анастасия Васильевна спит на диване в гостиной, и мы не стали её будить. Она ворочается, и никто не горит желанием сообщить ей, почему нас на одного меньше. Модя притащил бутылку водки, мы пьём, не чокаясь.
Я разбавляю водку соком, Катя вдруг спрашивает меня:
– А в твоём рассказе кого должны были убить?
Я тереблю край скатерти, смотрю вниз, смотрю на Катю, потом снова вниз и говорю:
– Её.
– А кто?
– Не знаю. Я не придумал ещё. Но это был бы кто-то из нас.
– Да бросьте! – Правдин даже привстал, – Я вас всех, кроме Кати, знаю уже сто лет. Вы не смогли бы!
– Мне кажется, Инна смогла бы, – говорит Катя, – Ей бы хватило смелости.
Инна говорит:
– Я не дура.
И смотрит на меня.
– Это точно, – говорю я и смотрю на Правдина.
– Не говорите ерунды! – он залпом осушил стопку водки, – Это же уже не рассказ, это реальность! Ни за что не поверю, что Ленку задушил кто-то из нас. К тому же – юбка! Вспомните про юбку! Она была задрана, это наверняка какой-нибудь маньяк проходил мимо. Их по городу шастает целая куча. А мы, мы ведь все были с кем-то, мы друг у друга алиби! Тоха, скажи!
– Ты был со мной, это точно.
– Мы с Катей всё время были вместе, – говорит Модя.
– Мы тоже, – я смотрю на Инну.
Все оправдались. Все выпили. Никто из нас, конечно, не мог задушить Ленку, но для этого рассказа мне нужно, чтобы убийца всё-таки сидел сейчас за столом.
И я говорю:
– Она каждого достала. И все были пьяными. Пьяный человек способен на убийство, особенно если его достать.
Наверное, я бесчувственный, потому что я говорю:
– Модя, ты ведь хотел её убить за испорченную майку? За то, что назвала тебя голубым?
Модя растерялся, и я говорю:
– Она обозвала Катю дурочкой.
Пусть все сомневаются друг в друге.
– Вы точно всё время были вместе?
– Ну, Модя отходил по нужде, пока я стояла в очереди, – тихо произносит Катя, – Но буквально на пару минут!
Нужно, чтобы невозможное стало казаться возможным.
– Она назвала Правдина тупым.
– Но он же был со мной! – психует Антоха.
– А есть вероятность того, что ты увлёкся съёмкой и некоторое время даже не замечал, был ли он рядом?
– Есть, – видеогений опустил глаза.
Нужно, чтобы подозрение пало на каждого:
– Конечно, больше всего она обидела меня.
И Инна обнимает меня:
– Когда она сказала про литературный позор, я, правда, была готова её убить.
Правдин расхохотался:
– Ты со своим рассказом всех достанешь. Ребята, не валяйте дурака! Не сходите с ума! Ну какие из нас убийцы?
Этот хохот говорил о том, что зерно сомнения посеяно.
В комнату вошла сонная Анастасия Васильевна.
– Есть что-нибудь новое по поводу Лены?
– А ты откуда знаешь об этом? – удивился Модя.
– Так, это…
Возникла небольшая пауза, мы удивлённо смотрим на маму.
– Это… звонили из милиции.
Город просыпался и светлел, улицы покрывались людьми. Мы зазевали.
Тошины глаза красные:
– Я пойду. Мне сегодня ещё ролик доделывать.
Правдин потягивается, хрустит суставами:
– Мне тоже пора, скоро на работу.
Инна наклоняется ко мне и почти беззвучно шепчет в ухо:
– А в твоём рассказе кто-нибудь ещё должен умереть?
И я шепчу ей в ответ:
– Антоха. Потому что он случайно заснял, кто из нас возвращался к скамейке. Это видео у него на карте памяти в видеокамере, но он ещё не смотрел его. Он ещё ничего не знает.
Может быть, это не детективный рассказ, а какая-то видеозапись – день пролетел так, как будто кто-то нажал на кнопку перемотки. Инка смогла ненадолго уснуть на диване, а я всё это время просидел за компьютером. Думал. Грыз ногти, пил кофе. Смотрел то в окно, то снова в монитор. Я не думал, что кто-то умрёт на самом деле, я всего лишь хотел написать об этом. Конечно, это реалити-текст, настоящие люди, но убийство должно было произойти только на страницах этой книги. Странное ощущение, выдумка стала реальностью. You got it bad, пел Ашер в моей голове.
Вечер, мы снова собрались у Моди – Правдин обещал рассказать о расследовании.
Он говорит:
– Смерть в результате асфиксии.
– Что? – спрашивает Катя.
– Задушили её.
Тоша потерянно молчит.
– Это и так было видно, – говорит Модя, – А кто?
– Пока неизвестно. Опрос возможных очевидцев ничего не дал. Она была такая пьяная, что задушить её смог бы даже ребёнок. Но есть одна деталь – на ней не было трусиков.
Тоша закрывает лицо руками и громко вздыхает.
Правдин что-то рассказывает про похожие преступления, а Тоша встаёт со стула и снова садится. Правдин рассказывает про маньяков, которые недавно освободились, про уровень раскрываемости, а Тоша снова вздыхает, закрывает лицо руками, снова встаёт и садится обратно.
– Что с тобой? – спрашивает Инка.
– Вдруг это действительно кто-то из нас?
– На самом деле Моди не было минут десять. Если не больше, – еле слышно промямлила Катя, – Я уже купила пиво и вышла на улицу. Мне пришлось ждать его около магазина.
– Между прочим, мне позвонил друг, чтобы поздравить с днём рождения. Он может это подтвердить. А что ты делала в это время? – Модя подозрительно смотрит на неё, но видно, что он не всерьёз, – Очередь в магазине была не такая уж большая.
– Был один момент, когда Правдина действительно не было со мной, пока я снимал, – вдруг совершенно спокойно произнёс Тоха. – Я позвал его, и он почти сразу появился. Но, сколько времени его не было до этого, я не знаю. Теперь у меня тоже нет алиби, да?
4.
Так бывает: друг подозревает друга в убийстве друга. Или: так бывает??? Всю ночь я нервно спал, тревожно ворочался, мне снился Тоха. Утром в моём мобильнике обнаружилось ночное сообщение от него: пропала карта памяти видеокамеры. Я вскочил с кровати.
Странно, что карта пропала после того, как я рассказал о ней... Инне. Или до того? Может, Тоха на самом деле куда-то задевал её, у него ведь творческая дырка в голове. Через эту дырку он принимает вдохновение и теряет память. Всё равно, как-то не по себе. Ощущение, как будто этот рассказ начал выходить из-под контроля, и вот я уже подозреваю свою девушку.
Она заглядывает в комнату:
– Проснулся? Кофе будешь?
Буду ли я кофе?
На секунду я запаниковал. А что если моя девушка моя любимая Инна она знает как сильно я хочу написать этот рассказ в стиле он-лайн решила помочь мне и совершила реальное преступление чтобы всё было действительно по-настоящему и прямо сейчас или её очень сильно задело Ленкино оскорбление в мою сторону она так сильно любит меня что если пока я ждал её в баре она незаметно выскользнула из туалета сбегала задушила Ленку потом так же незаметно вернулась что если это именно она украла карту памяти просто не стала убивать Тоху он всё-таки наш друг и может он ещё не видел что на карте а откуда она знает видел он или нет только с моих слов но ведь это выдумка или уже не выдумка что если она поняла что совершила ошибку и что я могу обо всём догадаться что если теперь она хочет меня отравить этим кофе?
Стоп. Это полный бред.
Я говорю:
– Да, буду.
Она улыбнулась.
Всё утро Инна была странно-молчаливой; я пытался дозвониться до Тоши, но он не отвечал. Поэтому сейчас мы и Правдин едем к Тоше домой.
Правдин говорит:
– Модя будет нас ждать там.
Внутри меня всё дрожит, Правдин говорит:
– Почему ты думаешь, что с ним что-то случилось?
Просто Тоша – один из моих самых близких друзей, я действительно за него переживаю.
– Может, он просто пошёл гулять, а телефон дома забыл?
Узкий лифт, неприятный запах.
– Или не слышит звонка, у меня так бывает, – говорит Правдин.
Двери лифта открываются нереально медленно, мне назло.
– Или просто не хочет разговаривать.
Квартира, которую снимает Тоша, в углу лестничной площадки. Я уже вижу, что входная дверь приоткрыта. Я уже влетаю в эту квартиру.
То, что мы увидели в комнате, заставило меня онеметь. Инна охнула, Правдин огогокнул. Здесь повсюду были фоторамки. Самые разные, большие и совсем крохотные, на компьютерном столе, на журнальном столике. Даже на полу. На стеллаже, на каждой полке стояли фоторамки, красные, зеленые, с узорами и без. Десятки рамок, у них было нечто общее. Нечто единое во всём этом разнообразии, связывающее их, несмотря на декоративные различия – фотографии. На всех фото была изображена Ленка.
Это было звенящее молчание; мы ходили вдоль стен, вдоль мебели, рассматривая снимки, на которых Ленка сидит, стоит, улыбается, ест. На некоторых фотках было похоже, что она даже не знает, что её снимали. Некоторые были стоп-кадрами из видео. Ими завален стол, они слетели на пол, несколько ещё остались в принтере. Миллион фотографий. Это было такое молчание – предчувствие нехорошего. Мы так растерялись, что даже не заметили, как появился Модя.
– Какой-то урод оставил открытым выход на крышу. Оттуда так дует! Ой, что это? – Модя отклеил от стены клейкий жёлтый листик для записей, – Тут написано «я не могу с этим жить».
Я смотрю на Правдина, он смотрит на меня. Уже через секунду мы ломанулись к выходу на крышу, ещё через одну стояли над городом, борясь с бушующим питерским ветром. Я оглядываюсь, ищу, хожу вокруг вентиляционных дыр, пока не замечаю его на самом краю.
Тоха сидит действительно на самом краю крыши, свесив ноги вниз. Он плачет; в руке зажата какая-то тряпка. Я осторожно подхожу, стараясь не слететь на мостовую, я говорю:
– Тох, не надо!
Правдин идёт за мной, Инна и Модя остались у выхода. Я почти рядом с Тохой и вижу, что тряпка – это трусы. Маленькие женские трусики. Я говорю:
– Давай вернёмся в квартиру и обо всём поговорим.
Он смотрит то вниз, то вдаль.
– Не делай глупостей.
Не знаю, слышит ли он меня.
– Тох! Не делай этого!
– А что мне теперь делать? – он посмотрел на меня пустыми заплаканными глазами и снова отвернулся, – Я не знаю, что мне теперь делать. Да, вы её все недолюбливали, подшучивали над ней. А я её любил с восьмого класса! Как мне теперь жить?
Ветер тянет меня к краю, мне страшно здесь стоять.
– Из всех вас только она знала, как зовут Пазолини по имени. Только с ней я мог разговаривать о кино и только с ней я мог забыть о кино.
Он мне дорог, этот глупый парень, даже если он убил человека. Я подхожу совсем близко и сажусь рядом с ним. Свешиваю ноги вниз. Говорю:
– Пьер Паоло.
Он выдохнул.
– Она посмеялась над моими чувствами, но я надеялся, что когда-нибудь мы всё-таки будем вместе. Я собирался быть настойчивей.
Я держу его за руку; он говорит:
– А теперь этого никогда не случится. Какой я болван!
– Слушай, я знаю, что ты хороший парень. Правдин это знает, и все остальные тоже. Придумаем что-нибудь вроде состояния аффекта. Это лучше, чем умереть, спрыгнув с крыши. Жить в любом случае лучше.
– Подожди, ты что, думаешь, это я её задушил? – он отдёрнул руку, – Я же говорю, я её любил!
– Тогда откуда у тебя это? – я показываю на трусики.
– Я подходил к ней, пока никого не было, и нашёл их рядом. Не хотел, чтобы вы ржали, что она пьяная во сне сняла трусы. А потом не решился отдать их милиции, ведь все бы подумали, я её убил.
– То есть, ты, придурок, решил спрыгнуть только от любви, и никого не убивал? – я резко встал, закружилась голова, и я вцепился в Тошин воротник, – Правдин, хватай этого Ромео и тащи к выходу.
– Я кое-что видел, – произносит Тоха, увлекаемый Правдиным подальше от края крыши, – Но вы ни за что мне не поверите.
5.
Ты ещё здесь? Ты ещё читаешь этот текст? Если да, то имей в виду: это последняя глава. Глава, в которой всё встанет на свои места, убийца будет найден, справедливость должна будет восторжествовать. Пока можешь расслабиться и поставить чайник. Или: не пропусти свою остановку метро, не опоздай на работу. Ещё есть возможность прерваться перед финалом. Мы ещё сидим в Тошиной квартире, заваленной фотографиями девушки, которой больше нет.
– Я даже не знаю, стоит ли говорить об этом, – он по-прежнему теребит в руках кружевные трусики, – Вы мне точно не поверите.
– Ты уже скрыл одну улику от следствия, – Правдин выхватил трусики, но, спохватившись, осторожно взял их двумя пальцами и положил в карман куртки, – Так что рассказывай.
– Вобщем, ты куда-то отошёл, и я решил вернуться к Ленке, хотел поговорить, пока никого нет. За скамейкой увидел трусики, подобрал их, а когда поднялся, заметил кое-кого в кустах напротив.
– Кого-то из нас? – спрашивает Модя.
– Ну, можно и так сказать.
– Давай не тяни! – меня вдруг зашатало, как будто я только сейчас понял, что сидел на краю крыши восьмиэтажного дома. Инка заботливо усадила меня на диван, скинув с него ворох фотографий.
– Там была Анастасия Васильевна.
– Что? – закричал Модя, – Что ты несёшь?
– Честно, я не вру! – Тошка обхватил лицо руками, – Она была там! Когда я пришёл, она отходила от кустов в сторону магазина. Туда, куда вы с Катей ушли.
– Ты не обознался? – спрашиваю я, – Уверен?
– Уверен! Она была одета так же, как на празднике. И потом, карта памяти пропала, а она ведь могла её забрать, когда мы вернулись утром. Может, она меня тоже заметила…
– С ума сошёл? Ты думаешь, моя мама Ленку убила? – Модя нервно заходил по комнате, – Она же… мама! Зачем ей это надо?
– Не знаю. Но, помните, мы пришли, а она уже знала про убийство.
Модя сел. Инна странно смотрела то в пол, то на меня. Правдин стал звонить в своё отделение, несколько раз сказал «ага», хмыкнул, повесил трубку и опустил глаза:
– Сказали, что ей звонили только на следующий день.
Настроение дурацкое, ужасное. Настроение «тупик», «что будем делать». Сразу от Тохи мы приехали на похороны Лены. Мы молчим. Мы скорбим. Краем глаза каждый из нас посматривает на Модину маму – она совершенно искренне плачет. Совершенно искренне размазывает тушь по усталому лицу.
Мы решили ничего не предпринимать, пока похороны не закончатся. Здесь Ленкины родственники и друзья, и совсем ни к чему устраивать арест пожилой женщины посреди кладбища. Она ничего не знает. Она же не убежит.
Сложнее всего сейчас Моде, он держит её под руку и говорит:
– Мам, успокойся.
Правдин делает ему знаки глазами, что-то беззвучно пытается сообщить, а Модя говорит:
– Мам, ты в порядке?
Он говорит:
– Если тебе плохо, мы можем уйти.
Всего несколько секунд, и они вдруг пропали в толпе плачущих людей. Правдин заметался, мы с Инкой вытянули шеи, пытаясь найти их среди одетых в чёрное фигур.
– Там! – Правдин указывает на большой серый памятник неподалёку.
Мы подходим к ним и слышим:
– Я просто хотела посмотреть, как вы отдыхаете! Проверить, чтоб ты не напился. Вдруг вы там наркотики употребляете? Я шла за вами до Марсова поля, а потом – за тобой в магазин. Ты ещё выходил, по телефону разговаривал. Потом вышла Катюша, ждала тебя. А потом появилась милиция, я услышала, что в парке убили девушку, и по описанию поняла, что это Лена.
Она сложила носовой платок вчетверо, пытаясь отыскать на нём чистое место.
– Вы, что, меня подозреваете?
– Наверное, нет, – ответил Правдин, – Но Вам надо было сразу сообщить об этом следователю!
– Мне было стыдно… – она опустился оплывшие глаза, – Простите!
– Вы видели что-нибудь подозрительное? Или кого-нибудь?
– Нет, я без очков-то плохо вижу. А тогда так торопилась за вами выйти, что очки позабыла.
Тоха виновато вздохнул, Модя – облегчённо.
Мы с Инной идём по Лермонтовскому проспекту, Правдин с нами. Домой. Всю дорогу меня преследуют странные ощущения, подозрения и совпадения; я смотрю на неё. Преследуют мысли; она смотрит на меня. Если говорить о том, что убийца среди нас, то остался только один вариант.
Инна держит меня под руку и говорит:
– Это ведь здорово, что Антоха жив. А насчёт мамы – я не сомневалась, что она ни причём.
Она прижимается ко мне.
– А карту памяти Тоха, наверно, просто потерял.
Кажется, что люди глазеют на нас, как будто что-то знают, она говорит:
– Конечно, жаль, что всё уже не по твоему рассказу. Но рассказ ведь всегда можно немного изменить.
Кажется, прохожие словно хотят мне что-то сказать, но не решаются.
– Я уверена, что рассказ в итоге получится сногсшибательным. И захватывающим.
Кажется, Питер тоже что-то знает. Он то останавливает нас светофорами, то заставляет подолгу обходить те места, где здания огорожены в связи с ремонтом фасада. Солнце сбежало, и начался мелкий дождик. Проспект раскрыл зонты. Мы забежали в парк у Никольского собора.
Инна спрашивает Правдина:
– Что милиция теперь будет делать?
– Не знаю, наверно, прорабатывать версию насчёт маньяка. Всё-таки здорово, что никто из нас не причастен к этому. Хотя я и не сомневался!
Он улыбается как-то странно, почти жутковато. Или мне уже всё кажется странным и жутковатым?
– А то мои ребята говорят, вполне возможно, что это кто-то из нас. Кроме вас с Инкой, возможность была у каждого. Даже у меня.
Дождь обретает силу и просачивается сквозь листву.
– Но это они шутят!
Он снова улыбается. Я не выдерживаю.
– Господи, Правдин, ты и правда тупой, что ли? Это я её задушил, я! Ну, неужели не ясно? Я же её ненавидел! Ну? Ведь это очевидно! Я специально пролил пиво Инке на джинсы, она такая чистюля, я знал, что она будет долго с ними возиться в туалете. Десяти минут мне хватило на то, чтобы быстро вернуться на Марсово поле, сделать это и снова оказаться в кафе. Мне нужен был труп в рассказе! А эта скотина так достала меня, я был пьяный и злой, мне казалось, убить её – единственный выход. Отличный приём для рассказа. Я так торопился, я даже не был уверен, что задушил её как следует. Юбка, трусы – это просто так, чтоб сбить с толку. Я, это сделал я!
– Я так и знала, – Инна достаёт из внутреннего кармана куртки маленькую карту памяти, – Поэтому и украла карту. Я боялась, что Антоха тоже умрёт. Но на ней нет съёмки убийства, только наш праздник, Вечный огонь и скинхеды. Так что можно её вернуть.
Правдин заржал. Громогласно, истерично загибаясь от хохота.
– Ну вы даёте! Ха-ха! Ну вы, блин, с ума сошли с этим своим рассказом! Очумели совсем? Да я в жизни никогда не поверю, что это ты задушил Ленку! – Его всего трясло от смеха, – Да я тебя с детства знаю, мы же вместе футбик гоняли! Ха-ха! Убийца, блин! Слушай, ну я давно так не смеялся!
Вечер. Дождь закончился, небо заглядывает в комнату. Где-то стонет автосигнализация, в голове до сих пор эхом витает хохот Правдина. Это хорошо, что он не поверил мне, да и остальные вряд ли поверят. Идеальное убийство. Все подумают – невозможно убить ради рассказа, так не бывает. Только Инна мне верит.
Моя любимая, милая. Она единственная, кто знает правду и не сомневается в ней. Я пишу эти строки и периодически смотрю на неё. Она сидит в кресле, читает журнал, ловит мои взгляды и старается сохранить спокойствие. Сохранить уютную домашнюю атмосферу. Или, может быть, – сохранить себе жизнь. Кто знает, возможно, она станет героиней моего следующего рассказа. А этот рассказ, он закончен.