Сказка

1

Вот идёт парень. Простой, совершенно обычный, парень цвета города. Чёрная крутка, грязные джинсы – ничем не примечательный. Бейсболка надвинута на глаза, а в них – безразличие. Он идёт не слишком быстро, не слишком медленно, вдоль поребрика, вдоль проспекта, вдоль сотни других таких же людей – этот парень ничем не выделяется из толпы. Это я.
Просто я не люблю выделяться, честно. Я иду в сопровождении своих мыслей и не хочу, чтобы кто-то мешал мне думать.
Какой-то бомж протягивает в мою сторону свою грязную руку:
– Сынок, выручи рублём?
Я надвигают кепку ниже, я уже почти весь в кепке, но ещё один бомж догоняет меня:
– Угости сигареткой?
Я мечтаю просто дойти до метро, хочу, чтобы меня оставили в покое. Чтобы никто не пытался заговорить со мной, ни о чём не спрашивал.
– Братишка, можно тебя спросить? – от этого пахнет спиртом и нечистотами, и я отрицательно киваю головой.
Я прохожу мимо магазина, до метро осталось двести метров. Здесь, у входа в магазин, прямо на асфальте сидит ещё один бродяга:
– Подайте христаради!
Что может знать о Христе бездомный, живущий от бутылки до бутылки?
Осталось сто метров:
– Приятель, помоги, трубы горят!
Трясущиеся руки, жалобный взгляд. Я говорю:
– Нет.

Это моя проблема: я притягиваю бомжей как магнит. Где бы я ни находился, что бы ни делал, ко мне обязательно подойдёт кто-то, кто скажет:
– Не хватает на хлеб, помоги, а?
Даже если вокруг меня толпа народа, нищий выберет именно меня, чтобы спросить:
– У вас не будет рубля? А пятьдесят копеек?
Даже если я вижу, как этот персонаж приближается ко мне, если я поворачиваюсь спиной и захожу в метро, даже если одной рукой уже толкаю вперёд входную дверь, он всё равно успевает спросить:
– Хоть какую-нибудь мелочь, а?
Иногда они спрашивают что-нибудь странное и бессмысленное, например:
– Вы не видели Алексея Семёновича?
Или:
– Какое сегодня число? Скоро всё будет хорошо?
Но в любом случае они спрашивают это именно у меня. Это моя карма.

Хорошо, что дома тихо. Никто ничего не просит. Я живу один уже много лет, и даже кота не стал заводить. Чтобы совсем никто. Совсем ничего, совсем не просил. Только иногда звонит телефон.
– Привет, как дела? – моя сестра, старшая и потому всегда заботящаяся обо мне, – Как проходит ваша операция?
– Привет. Ты же знаешь, мне нельзя ни с кем обсуждать свою работу.
– Знаю, – она по-матерински вздохнула, – но, поскольку ты занят только работой, я не знаю, что ещё с тобой можно обсудить.
– Расскажи, как у вас дела?
– У нас отлично. Уже заказала Деда Мороза для Катюши.
Моя маленькая племянница, смышленая и очаровательная.
– Зачем заказывать, попросила бы меня! Костюм несложно взять в прокат.
– А вдруг тебя вызовут, и ты не сможешь? К тому же, она захочет, чтобы ты посмотрел, как она будет рассказывать Деду Морозу стишки.
– Ну, да..
– Так что мы тебя ждём в пятницу.
– Хорошо!
– С подарком!
– Конечно!
– Не забудь!
– Я понял, понял! Думаешь, я могу такое забыть?
– Думаю, можешь!
– До пятницы!

Я выглянул в окно. За стеклом действительно зима, снег летает вокруг фонарей, красиво до банального. Время летит: только недавно была весна, и вдруг сразу Новый Год. Как будто кто-то просто рассыпал зиму прямо поверх травы. Прямо поверх деревьев и машин. Поверх города.

2

Следующий день – выходной. Время, когда я подолгу лежу и молчу. Отключаю мобильник и ничего не делаю. Смотрю в стену и слушаю молчание. Разгадываю судоку.
Но сегодня надо было идти по магазинам. Сегодня – единственная возможность до Нового Года купить подарки своим близким, и я уже предчувствую толкотню и давку и нехотя собираюсь. Уже предчувствую встречу с обезумевшими от скидок покупателями и надеваю куртку. Предчувствую очередную бомж-атаку и выхожу из дома. Тут, у моего подъезда, в заснеженных кустах сложены домиком картонные коробки. Они иногда шевелятся и кашляют.

Люди в торговых центрах действительно обезумели. Проходя по залам, я не решаюсь зайти ни в один из отделов. Иду мимо кондитерской, где женщина интересуется, какие шоколадные конфеты помягче. Мимо отдела «фрукты-овощи», где мандаринов сейчас больше, чем в Марокко. И – да, я вижу бомжа, который направляется ко мне.
– Уже скоро! – Он улыбнулся и пошёл дальше, ничего не попросив.
Я не решаюсь зайти в отдел упаковки подарков, где две дамы выясняют, кто раньше стоял в очереди.
Бездомный в рваном пуховике дёргает меня за рукав:
– Всё изменится!
Я выхожу покурить у входа в торговый центр и вижу бомжа, сидящего на грязном сугробе как на троне.
Он не стреляет у меня сигарету, а говорит:
– Ещё чуть-чуть, и всё будет хорошо!
И улыбается. Как-то мечтательно-загадочно.

Наверно, от предстоящих праздников посходили с ума не только покупатели, но и бродяги. Даже когда я иду своей обычной дорогой к метро, бомж, который сидит около магазина, не спрашивает мелочь, а говорит мне:
– Дед Мороз, красный нос, он подарки нам принёс.
И ещё один бомж, прячущий замёрзшие руки в складках своих лохмотий, бормочет под нос:
– Время почти пришло! Спасибо Алексею Семёновичу!
Они просто сбрендили от холода.

Домик из картона по-прежнему кашлял в кустах у моего подъезда. Я подхожу к двери и свободной от покупок рукой пытаюсь найти ключи. Но их нет в привычном кармане, и в каком-нибудь другом, непривычном, тоже. Пришлось даже сложить сумки на землю и поискать как следует, но ключей всё равно нигде не оказалось. Потерял.
Звоню сестре:
– Можешь привезти ключи от моей квартиры?
– Что случилось?
– Я свои потерял. Не могу даже в подъезд войти.
– Ну ты даёшь! Может, ты сам ко мне приедешь?
– Да я не могу, я за подарками ходил, и у меня с собой не осталось ни копейки. Только дома.
– Ладно, приеду минут через сорок. С тебя за такси.

Я перенёс все пакеты на скамейку. Придётся ждать, и я уже знаю, что сейчас произойдёт. Я закуриваю, и коробки в кустах зашевелились. Выпускаю дым кольцами, и из домика выползает бомж.
Тощее тело, замотанное в огромное просаленное пальто, смеющиеся морщины в уголках глаз, слипшиеся седые волосы под остатками лыжной шапки – вот портрет старика, который спрашивает:
– У Вас не найдётся сигаретки?
Я с угрюмым видом достаю из пачки сигарету и протягиваю ему.
– А огоньку?
Протягиваю зажигалку:
– Возьмите себе.
– Благодарю, не надо. – Его аккуратная речь не похожа на бормотание пьяного бродяги, – Прошу прощения, что потревожил Вас.
Он дышит на руки в дырявых перчатках, смотрит на огонёк сигареты и щурится. Из-за этих маленьких складок у глаз кажется, будто он сейчас смеётся.
Я решаюсь спросить:
– А что у вас скоро должно произойти?
– Простите, что?
– Ну, у вас, у… бомжей? Что-то должно произойти? Я видел сегодня в центре нескольких, и все бормотали про какие-то перемены.
– А! – теперь он действительно улыбался, стало видно, что одного переднего зуба не хватает, – Видите ли, новогодние дни для нас особенные. Волшебные.
– Почему?
Он закашлялся и торопливо затянулся сигаретой, словно это могло помочь.
– Потому, что только в эти дни бомжи всей страны могут исполнить своё предназначение.
– В чём может быть предназначение бездомных людей?
– Приносить людям радость, вот в чём. Делать их счастливыми в Новый Год.

У меня зазвонил мобильный, сестра:
– Тебе повезло, пробок почти нет. Я приеду через пару минут.
Я повесил трубку, но бомж уже уполз в свои кусты. Мне хотелось ещё спросить его, как могут бомжи принести радость, но я побрезговал залезть к нему «домой». Приехала сестра.

3

Вот идёт парень, неприметный, такой же, как сотни других. Да, это снова я, снова иду тем же путём с работы до метро, в окружении тех же людей, не обращающих друг на друга внимания. Но чего-то не хватало. Я шёл наедине со своими мыслями и боялся, что кто-то снова помешает мне думать, но никто не мешал. Боялся, что кто-то о чём-нибудь будет просить меня, но никто не просил. Никто не стрелял мелочи или сигарет. Я даже оглянулся. Я даже остановился, чтобы убедиться в этом.

Бомжей не было. Нигде. Ни одного. Я направился к торговому центру и, не встретив по пути ни одного попрошайки, заглянул на задний двор магазина. Здесь всегда тусовалось трое-четверо бродяг, они собирали коробки и искали в помойке еду, но сегодня их не было. Только рабочий из магазина с пакетами мусора.
– А где бродяги? – удивлённо спрашиваю я.
– Не знаю, – тот пожал плечами, – с самого утра не было ни одного.

Я весь вечер звонил друзьям и знакомым, но никто не видел бомжей. Вернее, сразу никто не мог точно вспомнить, но, задумавшись, все подтверждали: ни одного попрошайки у метро. Ни одного забулдыги у винного магазина.
– Ты же их терпеть не можешь! А теперь тебе без них скучно, что ли? – шутит сестра.

Нет, не скучно. Может, непривычно. И точно странно.

Полночи я не мог уснуть. Весь следующий день искал их. Странно, что они исчезли все разом, одновременно и повсюду. Что за новогоднее предназначение, из которого они ушли? Куда ушли? В чём тут радость людям, в том, что их больше нет, и никто не пристаёт к прохожим?
Снова звоню сестре:
– Сегодня тоже не видела?
– После разговора с тобой я специально обратила внимание. Реально, ни одного. Что с ними случилось?
– Не знаю.
Я понятия не имею.
– Помнишь, когда я ключи потерял, а ты мне их привезла? В тот день все бомжи, как сговорившись, ждали чего-то хорошего. Старик, живущий в кустах рядом с моим домом, сказал, что новогодние дни для всех бомжей волшебные. Какие-то особенные дни.
– Может, просто они Новый Год справляют все вместе? Собираются где-нибудь, вроде туристического слёта.
– Где?
– Да не знаю я! Ты не забыл, что Новый Год завтра?
– Не забыл, не забыл…
– Мы тебя ждём в три.
– Точно, старик в кустах!
– Что?
– Старик, который мне рассказал про волшебные дни! Пойду на улицу и спрошу у него, куда все делись.
– Завтра в три, и чтоб без опозданий! – она повесила трубку.

Одевшись, я выскочил на улицу. Преодолел отвращение и залез в кусты. Судя по снегу на картоне, здесь уже сутки никого не было. Я всё равно встал на колени и наполовину заполз внутрь, в нос удалил сильный гнилостный запах. Куча тряпья, рваные пакеты и никакого старика. Пусто.

Новогоднее утро ничем не отличается от остальных. Только в воздухе суета, и тишину заменил нескончаемый приглушённый гул. Взрываются петарды, каждые три минуты кто-нибудь кому-нибудь обязательно кричит:
– С наступающим!
Как издевательство надо мной, в ответ слышно:
– И вас!

Мне нужно заскочить на пару минут на работу, и я иду своим обычным маршрутом, только наоборот. От метро, мимо того магазина, где обычно всегда сидел бомж. Где теперь никто не сидит. Мне навстречу идёт Дед Мороз, улыбается, произносит своё неизменное «С Новым Годом!», какая-то весёлая компания отвечает ему вместо меня. Никто не ищет бездомных. Возможно, никто даже не заметил, что они пропали. Мне стало их жалко. Никто не спохватился, ведь это люди без крыши над головой, а значит без семьи. Значит, просто некому за них волноваться. Весь город в праздничном настроении, людям просто некогда беспокоиться об исчезновении бомжей, и ещё один Дед Мороз говорит мне:
– С Новым Годом! С Новым счастьем!

4

Вот сидит маленький светловолосый мальчик. Розовые щёки, яркая зелёная рубашка. По-настоящему цветной, этот мальчик сидит на коленях у Деда Мороза и рассказывает стишки. Все, какие в голову придут, чем больше, тем лучше. Это ради велосипеда, о котором он писал в письме Деду Морозу, этот мальчик ещё верит в волшебного дедушку. Это я.
На самом деле мы с сестрой всегда знали, что Дед Мороз – это наш переодетый папа. После чудесного исчезновения Деда Мороза наш папа появлялся из ванной, хотя до этого его нигде не было. Мне всегда было обидно, что у нас такие гости, а его нет. Первое время мы его искали, и только через пару лет всё поняли.
Но в тот год он был рядом. Вместе с мамой сидел на диване и страшно гордился стихотворными способностями своих детей. В тот год я долго не мог поверить, что Дед Мороз настоящий, даже дёргал его за бороду, но она не отваливалась и не отклеивалась. В тот год Дед Мороз исчез так же неожиданно, как и появился, оставив в коридоре велосипед.

Сегодня мы уже не маленькие. Нам на смену пришли другие дети, более циничные, их уже так просто не удивишь. Не проведёшь.
Катюша говорит:
– Дедушка Мороз, а у Вас есть удостоверение, что Вы – Дедушка Мороз?
Теперь она сидит у него на коленях и дёргает его за бороду. Та, слава Богу, держится.
Полчаса стихов. Я наблюдаю всё это вполглаза, с полуулыбкой. Слушаю вполуха. Думаю о бомж-пропаже, провожаю Деда Мороза до коридора.
Что-то в его глазах было знакомым. Беззвучный смех, морщинки у глаз.
– Мы не знакомы?
В коридор входит сестра:
– Алексей Семёнович, огромное спасибо! Всё было чудесно, Катюша в восторге!
– На здоровье! – отвечает он, я уже где-то слышал этот голос, – Ещё раз с наступающим!
Он выходит из квартиры, и в этот момент до меня доходит. Я хватаю куртку и выбегаю за ним:
– Это Вы?
– Простите?
Тот бомж, который жил в кустах у моего дома. Тот, со смеющимися морщинами.
– Это Вы?
Тот, который стрельнул у меня сигарету, пока я ждал сестру с ключами.
– Что ж, Вы правы, – он продолжает спускаться по лестнице, я за ним, – Это действительно я.
– И Вы – Алексей Семёнович?! Это Вас все бомжи так ждали? Что вы с ними сделали, куда они исчезли?
– Молодой человек! Слишком много вопросов, я сейчас очень занят.
Мы вышли на улицу.
– Вы верите в чудеса? – спрашивает он, и его глаза снова улыбаются.
– Не особо.
– Тогда Вам будет странно услышать то, что я сейчас скажу. Я – Дед Мороз. Настоящий.
– Да, конечно. А я – Снегурочка. А теперь давайте устроим хоровод вокруг ёлки, и гирлянда загорится без помощи электричества.
– Мне некогда шутить, у меня ещё много адресов на сегодня. Так что если Вы настроены скептически, разговаривать дальше бессмысленно.
Я умолкаю.
– Просто я не таю с приходом весны, как это принято считать. Я снимаю красную шубу и живу дальше, до следующей зимы. И нас таких много.
– То есть, бомжи не пропали, они просто переоделись и пошли на работу?
– Ну, вроде того. Понимаете, Дедам Морозам не дают регистрацию и жилплощадь. В Новый Год все хотят нас видеть, но проходят праздники, и про нас забывают. Никто не думает, куда мы уходим, чем весь год занимаемся, где живём и на какие средства существуем. А мы – нищие, ведь мы не умеем делать ничего другого, кроме как быть Дедами Морозами. Это – наше единственное предназначение.
– Замечательная история, только очень похожа на сказку. Если Деды морозы существуют, почему никто в это не верит? Может, если бы в вас верили, то вам бы и квартиру дали?!

Я сам понимаю, насколько глупо звучит то, что я сейчас сказал. Мы шли по двору к одному из домов; Алексей Семёнович посмотрел на меня и прямо на ходу трижды ударил посохом о землю. После третьего удара пошёл снег. Реальный, настоящий снег. Я даже поднял голову, но небо было абсолютно чистым. Он ударил ещё раз, и снег прекратился.
– Теперь Вы мне верите?
– Нет. Может у Вас там устройство, выстреливающее снегом от удара? – я бегло осмотрел посох, который он мне протянул – обычная палка, дерево, потрескавшееся от времени.
– Помните тот Новый Год, когда Вам было пять лет? А Вашей сестре, кажется, восемь.
Не может быть!
– Вы так долго дёргали меня за бороду, что она уже начала болеть, – он рассмеялся, – Вы тогда никак не хотели поверить, что я настоящий. Не поверили, пока не увидели свой велосипед.
Мой детский велосипед был красного цвета, и Алексей Семёнович добавил:
– Красный, если не ошибаюсь.
Я онемел. Он достал из кармана длинный пожелтевший список и развернул его, сверяясь с номером дома.
– Мне сюда. До свидания!

5

Город был полон Дедов Морозов. Трудно поверить, что эти милые старики с подарками в мешках – вчерашние алкаши и бродяги. Откуда вообще берутся подарки? Что там насчёт внучки Снегурочки, эту роль играют бомжихи? Столько вопросов было в голове, я не успел их задать, я так растерялся, что упустил своего Деда Мороза и теперь не знал, где его искать. Вернулся ненадолго к сестре, а потом долго бродил по улицам. Останавливал почти каждого встречного Деда Мороза и спрашивал:
– Вы не знаете, где я могу найти Алексея Семёновича?
Мне казалось, что они должны знать, ведь они так ждали его. Но все только пожимали плечами в ответ или снова поздравляли с праздником.
Я по-прежнему не мог поверить в эту сказку и спрашивал:
– Как Вас зовут?
– Дед Мороз! – отвечали одно и то же каждый раз.
– Нет, а на самом деле?
И они снова пожимали плечами, снова поздравляли. Загадочно улыбались.
Сколько же им должно быть всем лет? Неужели они помнят каждого ребёнка, к которому приходили? Каждый подарок, который дарили? А сами они были когда-нибудь детьми?
Некоторые отвечали:
– Геннадий Александрович.
– А фамилия?
Не рождаются же они сразу пенсионного возраста, с бородой и старческим голосом. А пенсия? Они получают пенсию, или государство действительно не заботится об этих стариках? Но как оно будет о них заботиться, если каждый человек старше десяти лет знает, что их не бывает? Что это сказка?
Продолжая бродить по улицам, я спрашивал их:
– Сколько Вам лет?
Сделал несколько телефонных звонков друзьям:
– А вы верите в Деда Мороза?
Снова заехал домой к сестре:
– Как ты его нашла? Этого Алексея Семёновича?
– По телефонному справочнику.
Я вырвал жёлтую страницу – там был адрес и телефон. «Деды Морозы России». Забежал на три секунды на работу и поехал по указанному адресу.

Это оказался заброшенный дом на Лиговском проспекте. Вернее, остатки сгоревшего здания, огороженные синим забором. Я нашёл лазейку в заборе и пробрался на территорию – здесь никого не было, никаких следов пребывания человека или сказочного персонажа. Только снег и обугленные доски повсюду. Запах гари.
Уже стемнело, мне стоило большого труда рассмотреть здание. Оно было разрушенным, входы и окна забиты железными листами. Едва различимая в темноте, к одному из углов дома вела узкая тропинка. Я двинулся по ней и дошёл до одного открытого входа. Снег здесь был вытоптан, откуда-то изнутри доносился приглушённый звук, похожий на разговоры или песню. От этого стало жутковато, но я всё-таки решил войти внутрь. С каждым шагом звуки становились громче; наконец, я упёрся в большую ржавую дверь, ведущую вниз, в подвал. В районе дверной ручки и замка металл блестел, было очевидно, что дверью пользуются. Было очевидно, что мне – туда.
Дверь открылась с жутким скрипом, из темноты донеслось: «Саныч, это ты?» Ещё несколько шагов, и разговоры можно было разобрать, несколько шагов, и я уже видел неяркий свет, разлившийся по большому помещению. Ещё шаг, и мне открылось по-настоящему волшебное зрелище.

Десятки Дедов Морозов суетились, раскладывая подарки по своим красным мешкам. Они шутили, смеялись, напевали незамысловатые песенки; здесь пахло мандаринами и шоколадом. На маленькой электроплитке варилась картошка, повсюду были списки, адреса, они обсуждали, кто по какому району должен идти. Это была настоящая рабочая атмосфера, процесс, в результате которого рождался праздник для миллионов детей.

– Вы всё-таки нашли наше убежище! – из толпы мне навстречу выходит Алексей Семёнович.
Ёлочные игрушки, куклы и мишки – трудно поверить, что снаружи обгоревшие развалины.
– Конечно, это не жилище, но, по крайней мере, есть крыша над головой. И места много.
Они торопятся, ловко сортируют подарки, наполняют мешки и выходят на улицу, улыбаясь как будто самим себе.
– Просто трудно выбить приличное помещение у государства, которое думает, что ты не существуешь.
В воздухе волшебное настроение, на лицах этих стариков настоящее счастье.
– Но скажите, зачем Вы здесь? Хотите ещё один велосипед?
Счастье от того, что они приносят людям счастье.
Я отвечаю:
– Я из милиции.
И достаю удостоверение.
– Из Отдела по борьбе с правонарушениями в сфере потребительского рынка.
Счастье от того, что они приносят счастье детям.
– Так что Вы арестованы, Алексей Семёнович Морозов, за осуществление коммерческой деятельности без лицензии. Вы и Ваши Деды Морозы. Знаете, я сегодня провёл на улице много времени, узнал несколько имён. Вот Геннадий Александрович Марин, тысяча девятьсот сорок восьмого года рождения, в две тысячи третьем году обменял свою квартиру на дом в Ленинградской области, но до дома так и не доехал. Деньги, полученные в результате обмена, пропил, восемнадцать раз задерживался за распитие спиртных напитков в общественном месте. В настоящее время является бомжом, встретился мне сегодня в костюме Деда Мороза. Или вот…

Алексей Семёнович смотрит на меня, его глаза по-прежнему улыбаются, только как-то грустно. Я продолжаю:
– А организовали этот бизнес Вы. Я Вас давно ищу, ещё в прошлом году начал собирать информацию.

Он окидывает взглядом своих бездомных сказочных друзей, и я говорю:
– Вы отлично соображаете. Вы сразу узнали меня. А я узнал в Деде Морозе, которого заказала сестра, бомжа, живущего в кустах около моего дома, вдруг я пожалуюсь в милицию? Вдруг я останусь недовольным, что к моей племяннице пришёл не профессиональный Дед Мороз, а просто какой-то бездомный? И тогда Вы придумали свою сказку. Я спросил у сестры, оказалось, она рассказала Вам несколько историй из нашего детства, про бороду и велосипед. Велосипед красного цвета. А со снегом как удачно получилось! Я несколько раз сегодня проходил по той улице, прежде чем понял, что Вы просто задели посохом ветки деревьев. И с них посыпался снег.
– Семьдесят пять процентов петербургских бомжей имеют высшее образование.

6

Бомжи притихли, слушая нас.

– Никто не любит бездомных, они грязные, от них воняет. Они вечно что-то просят у прохожих. Но неужели Вы думаете, что все они пропили свои квартиры? Большинство из них просто обмануты своими же жёнами или даже детьми, внуками. Иногородними родственниками. Друзья спаивают их, агенты по недвижимости вводят в заблуждение. Бандиты просто приходят и вышвыривают на улицу. Всё ради жилья. Думаете, они пьют, потому что страдают алкоголизмом? Нет, чтобы заглушить боль. Ведь это взрослые люди, поколение, которое не мыслит своего существования без труда. Это люди, которые хотят работать и зарабатывать, быть полезными обществу, но общество не желает их видеть. Потому что у них нет квартиры. Общество не возьмёт их на работу, потому что у них нет прописки. Обществу не нужно их высшее образование. Хотите их арестовать?
Новый Год – это единственное время, когда никто не воротит от нас нос. Когда все нам рады. Посмотрите, – он показывает рукой на толпу молчащих стариков, – эти люди счастливы, потому что наконец-то заняты делом. Принюхайтесь к любому из нас, мы все трезвые. Новый Год – единственное время в году, когда нам есть ради чего быть трезвыми. Единственное время в году, когда люди нормально с нами разговаривают. Хотите нас арестовать?
Для большинства из нас это – единственное время в году, когда мы можем понянчиться с детьми, ведь своих детей мы больше не видим. Единственная возможность придти в дом, который когда-то был нашим, в семью, которая когда-то от нас избавилась ради этого дома. Придти и хотя бы недолго, хотя бы в этом дурацком костюме, но провести время с собственным внуком.
Это нельзя назвать бизнесом, это не миллионы долларов. И даже не сотни тысяч рублей. Это только для того, чтобы люди снова почувствовали себя людьми. Каждый Дед Мороз забирает свою выручку себе, часть уходит на общие нужды – на следующий год, чтобы привести себя в порядок перед праздниками. Мне ничего не нужно, я просто хочу дать им возможность снова почувствовать себя полезными, нужными. Почувствовать любовь людей.
– На этой фразе я должен слезу пустить? Вы нарушаете закон. Даже если мне вдруг станет вас очень жаль, моё мнение в этом деле ничего не изменит.
– Позвольте нам доработать хотя бы до Рождества? – жалобно просит Алексей Семёнович, и остальные умоляюще загудели, – А в следующем году Вы нас даже не найдёте.
– Я ничего не могу для Вас сделать. Через пятнадцать минут тут будет два наряда милиции. Кто не успеет, тот будет арестован.
Я разворачиваюсь и выхожу на улицу.

Вот идёт парень, самый обычный. Я. Кепка на глазах, я не хочу, чтобы кто-то мешал моим мыслям. Я не хочу, чтобы кто-нибудь о чём-нибудь меня спрашивал, но сидящий у магазина бомж тянет в мою сторону грязную руку:
– Спасибо!
Я не чувствую, что поступил правильно, но во всей истории было что-то ещё. Что-то, что мелькнуло перед глазами и пропало. Мне захотелось побыть с сестрой, посмотреть наши детские фотографии. В пыльном толстом альбоме была та старая новогодняя фотка. Я с Дедом Морозом и сестрой возле ёлки. Вглядываюсь в лицо – совершенно точно, это он. Алексей Семёнович.