Сокол

Нодар Хатиашвили
И сидел вдалеке от родимых вершин
Красный сокол на белой перчатке.
             Расул Гамзатов


После пасмурных, холодных дней выглянуло солнце. И как обычно в горах, выглянув, преобразило всё. Снег чуть подтаял, но ещё светился в солнечных лучах. "В такую погоду грешно сидеть дома", – подумал Георгий, вставая с тахты. Он с трудом выпрямился. "Эх! Старость не радость", – пробурчал он себе под нос, но, несмотря на эту фразу, довольно ловко набросил на плечи бурку, снял со стены ружье и вышел на веранду. Окинув взором до зуда родной пейзаж, вскинув ружьё на плечо, начал спускаться по деревянной лестнице небольшого, но  ухоженного дома. Не успел он ступить на землю, как рядом уже вертелся его любимец, громадная кавказская овчарка.

– Ну что, Зарбазан, и ты рад? – спросил он своего красавца так, как будто ждал ответа. И, не дождавшись, продолжил, гладя по голове своего любимца: – пойдем дружок, возможно, сегодня нам больше повезет.  Пёс, виляя хвостом, лизал руки Георгия, и всё норовил  хоть как-то лизнуть его  щёку.
В этот день им действительно повезло. Георгий сразу подстрелил двух зайцев, больше ему и не ненужно было, но и возвращаться домой не было желания. Уж очень хорошо было сегодня, как в давние времена, легко дышалось и свободно двигалось.

Он с любовью смотрел на вершины гор, окутанные в снежные шубы, и так стало ему хорошо, что захотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. "Зарбазан", – позвал он. И не успел он закончить слова, как пёс уже стоял возле хозяина и смотрел на него. "Хорошо, не правда ли!?" – сказал Георгий, беря в свои ладони голову собаки. – Был бы ты человеком,  не было бы тебе цены… Ну хорошо, пошли ".
 
На обратном пути, ещё в горах, он нашел умирающего соколенка.
 С большим трудом привыкал соколенок к дому и Георгию, но к лету он настолько окреп, что Георгий начал его учить помогать в охоте. Сокол оказался на редкость способным, и вскоре стал великолепным помощником. Георгий любовался его работой и когда сокол, после выполненного задания, садился на белую перчатку, надетую на руку хозяина, он часто с радостью и гордостью, говорил  Зарбазану: "Эх! Что бы я делал без вас!".

Зарбазан и в этот раз слушал Георгия как обычно: сначала вздохнул, затем повернул голову, как бы стараясь не пропустить  ни малейшей интонации в голосе хозяина, и только в конце фразы, после недолгой паузы, начал вилять хвостом, до тех пор, пока Георгий не погладил его по голове. В такие минуты Сокол ёрзал на белой перчатке, снисходительно поглядывая на Зарбазана. И хотя он уважал Зарбазана за преданность, отвагу и ещё за многое другое, но то, что пёс всякий раз искал ласки и ждал похвалы Георгия, птицу раздражало. Он никак не мог понять, как в таких мощных, отважных бойцах, как Георгий и Зарбазан, могло быть место для сюсюканья. "Наверное, это присуще всем, кто не может летать, – думал сокол, – иначе я бы их понял". Кроме охоты, мало что интересовало сокола, очевидно, поэтому он мало знал о мире, но в то немногое, что он знал, он верил.

ОН ЗНАЛ, что рожден для схваток, недаром он томился перед схваткой и весь дрожал от  счастья после неё.
ОН ЗНАЛ, что схватка не игра, поэтому всегда был предельно собран.
ОН ЗНАЛ, что это приносит  людям пользу, поэтому он так презрительно смотрел на всяких пташек, мечущихся по небу только ради своего живота.
ОН ЗНАЛ, что кроме Георгия никто даже не пытался, да и не смог бы, вернуть его к жизни.   
ОН ЗНАЛ, что кроме Георгия и Зарбазана у него никого нет, да и не нужен ему никто на свете, кроме них.
 
Правда, иногда смутное чувство какой-то неполноценности  мучило его, но оно быстро проходило.
Он не помнил ничего, что было до Георгия, поэтому долгое время думал, что он единственный сокол на земле, но когда приехали к Георгию друзья охотники со своими соколами, он понял, что он не единственный, но на охоте показал всем, что он первый. 

Сокол часто возвращался мысленно к тому дню, который приоткрыл ему завесу, которая отделяла его от жизни людей, таких непохожих на Георгия.  Он не мог даже для себя определить, хорошие они или плохие, но Георгий в его глазах ещё больше вырос. Он часто вспоминал этот День и разговор соколов под конец охоты.
 – Когда же, наконец, кончится эта охота? – повернувшись очевидно к своему приятелю, сказал, стареющий сокол, сидящий на потертой перчатке.
– Когда наступит мгла. Ты что не знаешь своего хозяина? У него аппетит приходит с едой, – ответил ему сокол, сидящий на жёлтой перчатке.
–Я уже делаю грубые ошибки...
–Тогда пролетай мимо добычи или делай вид, что не видишь её...
Но я не могу так...

В это мгновение хозяин выпустил сокола, тот тяжело взлетел и...
Сокол Георгия сидел на белой перчатке, свежий, с нетерпением ожидающий разрешения на взлет, но Георгий почему-то редко давал ему показать своё мастерство, хотя сейчас оно ещё ярче засверкало бы, на фоне уставших, потухших к бою соколов. А соколу так хотелось блеснуть ещё раз. Он даже обиделся на Георгия, а тот всё настойчивей уговаривал кончить охоту. После того, как потертая перчатка опустела и, стареющий сокол не вернулся, Георгий не вытерпел и сказал:
– С меня достаточно, я кончил охоту. Кто закончил охоту, прошу ко мне в гости.
Вскоре у дома Георгия жарили шашлык, ели, пили, пели. Утром следующего дня все уехали. Стало привычно тихо. Прошло несколько дней. Соколу не терпелось выйти на охоту. Во время "большой охоты", так её стал называть сокол, он приметил у старого сокола, несколько прекрасных приемов, и ему не терпелось их опробовать. Наконец, этот день настал.

В первый же свой вылет сокол решил испробовать прием старого сокола. Заметив добычу, он весь собрался и вдруг почувствовал, что его внимание раздваивается. Он никак не мог понять, что же происходит с ним. Он преследовал добычу, но чувствовал, что кто-то летит рядом и мешает ему. Не успел он оглянуться, как прекрасная птица промелькнула перед его глазами и стремглав помчалась прямо на его добычу. Он просто оторопел, от этой наглости. Такого с ним ещё никогда не было. Первая реакция была догнать и проучить наглеца, но что-то ему мешало исполнить это.

И только тогда, когда в его добычу вонзились когти незнакомого соперника, он понял, что это была самка. Её движения были не совсем отточенные, но в них чувствовалось столько остервенения, что вряд ли кто-нибудь осмелился отнять у неё эту добычу. Но самое интересное то, что у сокола даже и не возникло желания отнять, а наоборот, ему хотелось ей помочь. Он подлетел ближе к ней, но она так взглянула на него, что он почувствовал, что сейчас подлетать ближе не следует.  Но и покинуть её он не мог. И тогда сокол решил: " Буду сопровождать её, чтобы защитить от посягательств  других, – а в душе теплилась мысль, – узнаю, где это чудо живет".

Георгий с волнением наблюдал за этой сценой, но когда увидел, что сокол полетел за соколихой, вскинул ружьё на плечо и, повернувшись к Зарбазану, сказал: – Рано или поздно, это должно было случиться, мой  дорогой Зарбазан.
Зарбазан, как обычно, выслушал Георгия, вильнул ему хвостом и, повернувшись в сторону улетевшего сокола, незлобно залаял.
 
Птицы  летели всё выше и выше. Так высоко сокол ещё никогда не летал. Неизведанное прекрасное чувство зарождалось в нем, но он ещё не мог понять, откуда и почему ему так хорошо. Не то от высоты и открывшегося вида, не то от воздуха, не то от присутствия незнакомки. Она часто оглядывалась на него, вначале с опаской, но почувствовав, что он не собирается отнимать добычу, с удивлением, затем с кокетством.
 
Так они долетели до гнезда на скале, откуда торчали головки соколят с разинутыми ртами. И как только она завидела своих птенцов, она сразу позабыла о соколе и деловито принялась кормить их.  Сокол парил над гнездом, любуясь, как проворно работает Она, и с какой радостью и умением запихивала в разинутые пасти, своих детенышей куски мяса. И, как те, не успев проглотить пищу, снова открывают рты. Но вдруг скала как будто двинулась на него. Сокол от неожиданности резко взмахнул крыльями, перестав парить.

И только спустя некоторое время, когда к нему подлетело множество соколов, он понял, что они сорвались со своих гнезд, чтобы прогнать его, незнакомца, на защиту своих очагов. И тогда он им крикнул:
– Вы простите меня, что сидел я на белой перчатке.
        Но в ответ он услышал:
– Ты не наш, ты чужой, и сиди ты на белой перчатке. 1
Он, отвергнутый себе подобными, долго летел без всякой цели, куда глаза глядят, не думая ни о чем, кроме того, что случилось. Впервые он почувствовал себя никому не нужным, чужим среди своих соплеменников. Там, на "большой охоте", он был свой, но не родной среди своих. А здесь – ЧУЖОЙ среди родных. Там, на "большой охоте" Георгий..., и вдруг он вспомнил Георгия, Зарбазана, ему стало стыдно за себя: "Вот кто родные, – подумал он, – а не Эти, которые только и думают о себе и своем желудке"...

Ещё долго сокол ругал своих соплеменников, хвалил Георгия и Зарбазана, но не спешил лететь  к ним. Его вдруг стали раздражать бубенцы, он несколько раз пытался от них избавиться и в воздухе, и на ветке, но не мог. Только поздно вечером он прилетел домой.
 На привычном месте была еда и вода, но сокол не притронулся к ним.
 Поздно ночью Георгий пришел к соколу. И хотя ему было приятно увидеть радость в глазах Георгия, но он, сделал вид, что спит. Увидев, что сокол не притронулся к еде, Георгий постоял возле него, потом тяжело вздохнул, и, выйдя на веранду, закурил. Сокол чувствовал, как мучается Георгий, но упорно продолжал притворяться спящим.
 
Утром Георгий снял с сокола бубенцы и выпустил его. Сокол с радостью взлетел, но не улетел, а сел на большое дерево возле дома. Весь день просидел он на одном месте, наблюдая за Георгием и Зарбазаном, и они  тоже часто посматривали в его сторону, но сокол боялся встретиться с ними взглядом. Только сегодня сокол обратил внимание, что Георгий часто употребляет слово "Хорошо". Впервые сокол задумался над этим словом: "Хорошо. А что такое хорошо?  Когда всем хорошо, тогда хорошо? Но ведь так не бывает.

Бывает так: Кому хорошо – кому плохо. Кость  для Зарбазана хорошо, а для меня плохо, но мясо и мне и ему хорошо. Значит, мясо – это хорошо. Мало мяса – плохо, но больше – лучше, много – хорошо, ещё больше – хуже, очень много – плохо. Вот это да! Как странно, одно и то же может быть и хорошим и плохим, в зависимости от количества.

Дождь, ветер, тепло, солнце, еда – всё  это крутится, переходя от хорошего к плохому. Всё зависит от количества. А что не зависит от количества? А есть на свете вещи, о которых, правда, можно сказать: чем больше их, тем лучше?  Вещей, возможно, нет..., а как говорит Георгий, чем больше Добра и Добрых людей, тем лучше. И вообще лучше Георгия никого нет на свете. С ним спокойнее, увереннее, на него можно положиться. Он не то, что эта стая оголтелых соколов, он выслушает, поймет и простит, если ты ошибся. Он не набрасывается как они, а постарается помочь, конечно, если сможет, но обязательно постарается. Он всегда всем помогает, не то, что ОНИ... 

Но, взмахнув мощными крыльями, сокол полетел к НИМ. Он взлетел с таким шумом, что разбудил дремавших под деревом после обеда Георгия и Зарбазана. Они долго смотрели соколу вслед и только тогда, когда он скрылся за горизонтом, Георгий сказал: – Да поможет ему Бог.
Зарбазан, выслушав Георгия, вильнул хвостом, подняв пыль, и, положив свою голову на вытянутые ноги Георгия, вздохнул.
 

Этот рассказ, в переводе, опубликован в венгерском  литературно-критическом журнале ELETUNK №7-8, 2001 г