Юрку верхние зубы в ментовке выбили, а нижние как-то сами по себе выпали, осталось ровно два посередине, как у бабы Яги. И ходил он с зубами на присосках, которые сделаны были кое-как, и после второго стакана красного, вызывали нестерпимые приступы тошноты. Так что, ближе к вечеру, давясь и отплевываясь, он верхнюю челюсть вынимал, а нижней сроду не носил, так только по большим праздникам.
-- Ну, их – отвечал – на Пасху вставлю.
На ночь, вместо того, чтобы как все нормальные люди, класть зубы в стакан с водой, завел он привычку прятать их под подушку, пугая жену. А утром, второпях, шарить рукой, материться и находить челюсть завалившейся за диван к стене. То есть утром Юрок, мать-перемать, шарит, а жена сразу руку в щель и вытаскивает зубы. Юрок их прищелкивает на место и бегом на трудовую вахту: электриком на завод шанцевого инструмента.
В семье все привыкли, бывало, когда жена не находила, дочка – нырк под диван, и все опять довольны. Так бы и жили, не зная горя, если бы в один прекрасный вечер, Юрок не пошел блевать в туалет и не выплюнул челюсть в унитаз. Выплюнул и забыл по-пьяни. Утром пошарили всей семьей, где только могли – нет зубов, хоть плачь. Жена ему говорит:
-- Иди – так, ирод, рот только поменьше открывай.
Так и пошел. Похмелился с мужиками, без зубов оно даже ловчее получалось по стакану заваливать, отработал смену и домой. А дома, сосед коммунальный, Колёк-опойка, пошел днем, как проспался, в туалет по своим нехитрым делам, заглянул в унитаз и слегка обомлел.
На что деликатный человек, а выругался.
Юрок-то с женой особо содержимое унитаза не разглядывают, не привыкли, а Колёк человек любознательный, внимательно всматривается в детали, потому как живет с этого.
Шарит целыми днями по окрестным помойкам, приносит домой много чего интересного, загрязняя и без того тяжелый воздух коммуналки. Вот он и обратил внимание на непонятный предмет, искаженный преломлением воды. Вынул, стряхнул, удивился, мерить не стал, а отнес на кухню, где у него была база, протер тряпкой и тяжело задумался.
Вечером предъявил Юрку с женой.
-- Ваше?
-- Ой.
-- Наше.
Приняли челюсть, сполоснули под краном, Юрок на радостях примерил – встала как родная. Ну, налил Кольку стакан как полагается.
-- Где – спрашивает – нашел?
-- Там.
-- Где там?
-- Где-где…
Не стал в рифму отвечать, хотя очень хотелось.
А жена перед сном Юрку посоветовала:
-- Ты бы, Юра, поаккуратнее с зубами-то, честное слово.
Но Юрок, пацан битый-перебитый, отвечает:
-- Нормально все.
Вынимает челюсть и засовывает ее под подушку.
Утором просыпается, шарит рукой – нет челюсти. Матерится – нет. Жена ищет у стены – тот же результат, дочка под диван – пусто. Плюнул Юрок вязкой слюной, пообещал жене рот не открывать и отбыл на производство. На работе похмелился с мужиками, отработал смену, пришел домой, а жена ему докладывает:
-- Нашла.
-- Где?
-- В пододеяльнике, только она того…
И протягивает на ладони челюсть, аккуратно сломанную ровно пополам.
Что за напасть, ей-богу с этой челюстью, боевая какая-то деталь, и в унитазе тонула, и под диваном валялась в пыли, и в пододеяльнике страдала от излишнего давления. Сосед, Колёк-опойка, только повздыхал сочувственно и пообещал что-нибудь придумать.
-- Оно конечно.
С того дня началось в семье Юрка, в частности, и в коммуналке, вообще, новое развлечение. Что ни день, Колян, прожженный профессионал, появлялся по утрам на кухне, в неурочное для себя время, и, застенчиво, из-за спины, протягивая руку с найденной накануне челюстью, предлагал:
-- Померь, может, подойдет.
На мат беззубого Юрка реагировал спокойно:
-- Да что «говно»? Нормальная вещь, почти новая, ты померь, а потом ругайся.
На истеричный хохот жены, отвечал:
-- Чего вы ржете, Люба? Скажите, пусть примерит… Ни с какой не помойки, в траве лежали, вчера драка была, вот и оставили.
Жена с визгом убегала в комнату. А Юрок летел на работу побыстрее опохмелиться.
Вечером, Колёк, кумаря на кухне, перебирал свои запасы и сетовал зажженной газовой конфорке:
-- Как же это, зубы-то новые. Крепкие почти. Вот люди.
Его коллекция челюстей, достигла внушительных размеров, и была выставлена на кухне на радость окружающим. Особенно заинтересовав дочку Юрка, которая, иногда, играла ими в Бармалея.
А Юрок, кое-как слепив сломанную челюсть клеем «Момент», по вечерам заботливо прятал ее в ящик платяного шкафа, прежде чем пойти блевать в туалет, где, похожий на пьяного кролика, сплевывал сквозь два оставшихся зуба нижней челюсти, повторяя через раз:
-- Эх – еб твою, эх – еб твою.
А по утрам, автоматически, шарил под подушкой, матерился, и ничего не находил.