1
Осень была по обыкновению сырой и промозглой. Резкие порывы ветра срывали последнюю листву, а та, что еще оставалась на ветвях раздетых деревьев, одиноко созерцала происходящее угасание природы. Упавшие же листья с жертвенной безысходностью расстилались по сырому асфальту, приставуче налипая на подошвы прохожих. Еще одна осень, как и еще один плаксивый день. Настроение было соответствующим погоде – никаким.
Я шел, переступая лужи и стараясь переступить опавшую листву. Думать не хотелось, да и о чем, собственно, нужно было думать – пустота, вот что прочно заняло все пространство внутри – там, где должны гореть чувства и идеи. С того самого дня, как…
Я шел по утреннему осеннему бульвару навстречу спешащей толпе, казалось бы, только я один шел наперекор судьбе, куда-то в обратном направлении. Хотелось курить, вернее дождь располагал к этому, но мокнуть с сигаретой в руке не было желания.
Кафе приглянулось как нельзя кстати. Можно и покурить, и напрячь остатки мыслей, и принять каплю кофеина.
/…Ты была необычайно живой и яркой. Когда мы познакомились, совершенно случайно, то были смущены и обрадованы одновременно. Как будто приятная волна разом накрыла обоих и понесла, понесла,… а мы и не сопротивлялись ей, зная уже, что только ей, волне, и можно было доверять, и она не обманет, не утопит в бурной и лихорадочной окружающей действительности, а вынесет на далекий спокойный островок, где мы сможем наслаждаться голосами друг друга. И казалось, нас свела сама судьба, просто так, желая проверить свою разборчивость и удовлетворить собственную прихоть. Или кто-то сверху нам подарил этот шанс…/
- Да, девушка, именно чашечку эспрессо с молоком и пепельницу, - ответил я молчаливому утреннему взгляду барменши, - Спасибо. И вам доброго…
/Мы были несвободны, оба. Вернее, у тебя был фиктивный брак, у меня самый настоящий и крепкий. Я был «царем» и хранителем своего жилища, оберегая его и всех его обитателей от бурь и невзгод, и никак не предполагал, что на сороковом году судьба сделает такой реверанс и наградит меня неведомыми чувствами и красивой сказкой. Можно сказать, приоткроет еще одно из множества своих таинств, как дверь в совершенно иной, удивительный мир. Ты была на семь лет моложе, ни жалости к годам, ни возраста, ни стыда первого общения мы не чувствовали – а сразу в один миг бросились в бурную реку новой жизни, став родными и самыми близкими людьми.../
Кофе был сегодня горьким. Как погода, как дождь, как упавшая слеза. Я жил, а вернее и не жил вовсе – существовал, пытаясь как-то общаться с миром. А он по-прежнему был жив и не зависел от меня и моих чувств к нему, моему желанию быть и радоваться его наличию, он был где-то рядом, наверное, но я не знал и не понимал, где? Где тот спасительный ручей с живой водой, где та истина в ответах на любые вопросы, где тот Бог, что помогает все преодолеть? Я не знал.
2
А начиналось все три года назад. Кавказ. Сочи. Пансионат...
/- Привет. Я Роман, а как зовут тебя?
- Привет. А разве мы на «ты»? С чего это?
- Увидев тебя впервые, я почувствовал, что знаю тебя очень давно, потому и «ты». Как ты здесь оказалась?
- Приехала по санаторной путевке на десять дней. Вы меня пугаете…
- А я решил вывалиться на пару выходных, чтобы отдохнуть от московского шума, подышать горным воздухом. Я иногда так делаю, просто улетаю, уезжаю, чтобы привести мысли и себя в порядок. Так кто ты?
- Странно все. Весь этот разговор, знакомство. Как-то неправильно. Меня зовут Катя, я из Москвы, мне 33, есть дочь. Такой расклад вас устроит? А вы, раз так пошло, или… ты?
- Все, что должно произойти, произошло. Не стоит искать объяснения этой ситуации. Мне кажется, что я тебя уже люблю… Катюша…
В тот самый день нашего знакомства ты была неожиданно разговорчива, после некоторой скованности в фойе, и лучезарна, ослепляла так, что все вокруг растворялось и исчезало, горел лишь твой ореол, который вызывал ожоги глаз, сердца, всего тела. И смеялась в тот первый день, ты почему-то нашла меня застенчивым и странным, даже смешным и нелепым, такого гордого и уверенного до тебя, зрелого и даже вполне интересного мужчину. Я чувствовал себя каким-то хулиганом под острым взглядом служителя правопорядка. И ты все замечала, всю мою внутреннюю скованность на фоне отвязной бравады…
Я был просто уверен, что ты не одна, что ТАКАЯ женщина не может быть свободна, что обязательно рядом красивый и сильный партнер. Ну, куда мне до нее? Это же другая планета, мечта, Женщина другой пробы, не то, что я, начинающий бизнесмен и художник без опыта и образования, провинциальный, наивный, почти сорокалетний, глубоко застрявший где-то в своей юности, парень…/
Дождь еще моросил. Еще немного и пойду, надо еще заглянуть в офис, раздать необходимые команды руководителя неповинному ни в чем коллективу, забрать машину из сервиса, купить дочке сладостей, и, наконец, мне нужен разговор с другом. Не забыть бы очередность всего этого.
/После той встречи в Сочи и моих нелепых первых фраз я и предположить не мог, что такая красавица и умница еще раз мне позвонит. Я закрутился с делами, но скучал, вспоминая те два чудесных солнечных дня, и даже не предполагал, что ты так сильно меня ждала. Как и того, что мимолетная встреча сможет все в нашей жизни круто изменить.
Ты позвонила почти через год, снова неожиданно, и мы тут же встретились, утром на кольце. И я снова чувствовал себя нашкодившим ребенком, не выучившим урок школьником перед строгим учителем, и боялся словами попасть впросак и попадал, и выкарабкивался, чтобы попасть вновь, поправляя неудачно выбранную, как казалось мне, одежду и пряча утреннюю невыбритость куда-то вглубь лица. А ты все это замечала и смеялась, и говорила что-то неосмысленное и непонятное мне, как будто на чужом языке…/
Скрипнула дверь, зазвенел привязанный над ней колокольчик. Очередной посетитель и творец нового дня. Ему везет, он еще может творить. А я? Кто я, кем стал без тебя – тенью прошлого, отголоском улетевшего эхо, осенним дождем.
/Ты вошла в мою жизнь бурным водным потоком, смывающим все сомнения, всё ранее построенное прошлое и настоящее, словно придуманное когда-то кем-то и совершенно не мое. Как тайфун, как цунами, не оставив ни щепочки на моем уютном острове, ни спасительного круга в твоем неспокойном океане. И где все былое, где вся моя прошлая жизнь?... И не было страшно – наоборот, захватило и увлекло с такой силой, что сам мир ограничился тобой, как Вещее слово – буквами твоего имени. Я произносил его молча и крича, я звал тебя ночами, в которых ты была не со мной, я ломал свою устроенную жизнь, не понимая этого и не жалея ее, все мое прошлое разлеталось мелкими острыми кусочками по кругу, раня когда-то любимых и дорогих. Я рисовал тебя всегда: в мыслях, на клочках бумаге, мокром песке – ты всюду была со мной, как лучшая моя картина, стих, роман. Нам было хорошо. Весело. Интересно. Мы в первый раз и по-настоящему любили и осознавали это. Сердца бились при каждом взгляде, вздохе, поцелуе, мы любили плотски, зверски и жертвенно. Страстно и глубоко. И жили одной созданной жизнью, только нашей и ничьей больше, куда вписались и наши дети, и родители, друзья и знакомые. Все было в наших руках. Все было так близко…/
Дождь вроде бы прекратился, я потушил прикуренную и забытую в пепельнице тлеющую сигарету, надвинул ворот плаща повыше на шею и вышел снова на тротуар. Москва гудела и говорила со мной, а я не слышал ни гула мчащихся машин, ни голосов прохожих, ни шороха редкой листвы.
Слово… Человек стал таковым благодаря речи, упорядоченному набору слов, идущих от разума. Иначе мы так и остались бы молчаливыми или рычащими носителями каменных топоров и осиновых копий, не достигнув прогресса в науке, медицине, промышленности, литературе, наконец, будучи неспособными выражать свои чувства образно и красиво...
/«В начале было слово…» Мы много говорили, познавая себя и друг друга. Никогда не утомляясь беседами, болтали часами напролет; даже не спорили и всегда думали одинаково. И радовались своей похожести. И смотрелись подолгу в счастливые лица… Мы были юны… душой. Возраста не было, и в сравнении с неопытной молодежью упивались подаренным нам мгновениям и ценили каждое из них, смакуя и наслаждаясь. И нам завидовали, видя счастливую пару, нас оберегало что-то свыше… Ссорились? Да, как без этого, но любые ссоры, да и не ссоры вовсе – больше недоразумения, не стоили нам каких-либо усилий к примирению, и мы гордились тем фактом, что никто и никогда не сможет расстроить нашу жизнь как и разлучить нас... Но если вдруг рождается непонимание, значит, сказано было недостаточно в начале…/
Направляясь в офис, я решил пройтись пешком, не на метро. Пусть тяжесть мыслей выльется на тротуары дождем, пускай утренний шум заглушит такой же непрекращающийся шум в моей голове. Пройти несколько кварталов просто награда, и выветрить все ненужное из головы, раньше я бы не смог и подумать так бездарно тратить жизнь и время. Теперь же, кому была нужна моя жизнь и на что мне столько времени, когда её уже нет…
/Мы любили твою осень, как и мою весну. Мы много путешествовали и искали чуда, а оно жило в нас самих. И все светилось только от одного нашего присутствия и наполнялось смыслом и душой, как нам казалось. Но где я ошибся и как мог тебя потерять? Видно уверовал, что счастье, данное нам, вечно, и нет угроз как внутри нас, так и извне? Я потерял тебя, даже не понимая, когда и где. Я мучаюсь этими вопросами ежечасно и ежеминутно, мысли просто высушили мой мозг, вырвали душу и остановили сердце, превратив мою жизнь в какое-то никчемное прозябание, несравнимое ни с болью физической, ни с крахом всей вселенной. Я просто умер, живя как призрак…/
Ну вот, меня и обрызгала в первый раз машина – все когда-то начинается. Сам виноват, задумался и не заметил лужи, а оделся вроде прилично. Конечно, офис поймет, шеф без авто, но, автосервис, магазин со сладостями, дочка – неудобно как-то. Я дождался красного для транспорта и перешел улицу. Еще с пол километра и Семеновская, а там рукой подать.
/Ты искала стабильность. А в чем она? Не в надежности ли партнера, не в искренности ли его чувств? Разве брак когда-либо удерживал от нерадивых мыслей вершителей его? Нет. Мы жили одной жизнью, или мне казалось, что так, дышали одним воздухом и пили одно целебное вино. Мы были единым организмом. Какой к черту брак и цепи могли бы все это сохранить – только наша любовь! Все самое святое – на небесах. Да и сейчас там твое фото, запечатлевшее улыбку, глаза... Я гляжу ввысь, в эту безжизненную пустоту, и вижу тебя, вокруг и всюду, словно сумасшествие нашло на меня. Гляжусь в ночь как в зеркала… в пустой комнате… в надежде утром не проснуться. Нет ничего стабильнее чувств, мыслей и желаний, с которыми мы желаем засыпать и просыпаться, когда любим. Я художник, нам свойственно витать там, в облаках, мы не видим ни дна глубоких водоемов, ни потолка открытого неба, нам свойственно жить образами, представлениями. И, наоборот, сложно существовать в тисках собственных ограничений, выстроенного здания под названием «брак-барак». Я верен уже одним тем, что люблю, что хочу это делать завтра и всегда. И мой брак – на небесах, где нет штампов и свидетелей – ничего, кроме него, Господа. Я доверил свою жизнь тебе перед ним и перед ним отвечу за любую измену. Но измена живет в мыслях, сердцах и душах наших, и ты это всегда понимала, и никакой штамп, кричащий о стабильности, здесь ни причем.../
Иду. Куда, зачем? С какого-то дня, я даже не помню точно с какого именно, я перестал понимать, что происходит. Что с миром, в котором я живу, что вокруг меня? Картинки изменили цвет, и стало идти совершенно чужое, неинтересное мне, черно-белое кино. Мне некуда стало спешить, не стало той цели, которую непременно хотелось достичь. Ради чего все? Я каждый день задаю этот вопрос. Я каждое утро просыпаюсь и с трудом ищу смысл и причину, чтобы прожить очередной день, заставляя себя куда-то идти. С кем-то о чем-то говорить. Тело мое живет отдельно от мыслей, совершая привычные ему движения, словно физзарядку, пытаясь само сохранить себя.
/Я бы очень хотел тебя возненавидеть и забыть, но не могу. Я бы нашел тысячу причин себя оправдать, но не хочу. Я б возжелал, чтобы ты страдала как я, но сердце и этому противится. И если тебе не дано все это пережить сейчас или почувствовать потом, ощутить всем своим маленьким женским сердцем данную потерю, я радуюсь этому, потому как невыносимо больно это носить в себе, как и в высшей степени несправедливо это принять в свой адрес. Хорошо, что твой бог бережет тебя. Ты женщина, и ты призвана хранить дом, семью, воспитывать детей, тебе нужны недюжинные силы для всего этого, сама природа тебя защищает от избытка эмоций и чувств, от психических расстройств и болезней во имя твоего высшего предназначения…/
Снова рванула с места своим многосильным мотором осень, бросив мне под ноги очередную груду листьев. Того и гляди, скинет с себя последние лохмотья и останется совсем нагой, но будет родней и ближе мне своей открытой душой, пустыми ветками с недавно осыпавшимися листьями смелых желаний и имперских планов. И я предстану перед ней одиноким грустным тополем, живущим отражением в чьем-то стекле, может быть и ее.
Семеновский вал. Офис. Третий этаж и пешком. Ну, вот и «дома», легкие кивки родному народу на встречное «Здрасьте, Роман Аркадьевич» и сразу в маленький уютный кабинет. Да, надо еще почиститься, но доверю это секретарше - Саша была внимательной и аккуратной сотрудницей, близко принимающей неудачи мои и компании, как и победы, конечно, которых было сравнимо больше, особенно сразу после той судьбоносной встречи на юге. Зазвонил телефон, я опередил всех (а вдруг она?): «Да, ало?.. Да, это художественная мастерская, что вам подсказать?.. Портрет с выездом?.. Это ко мне… Президента вашей фирмы ко дню его рождения?.. Месяц до него?.. Знаете, сейчас много работы, никак. Я прошу перезвонить через неделю, мы успеем, или оставить свой контакт по телефону через секретаря…», и перевел звонок на Александру. Как все это раздражало! Какой портрет, когда мне мерещится только один образ как какое-то наваждение. Что вообще я способен написать? Только собственное горе в ее переменчивом облике.
Еще звонок, и снова я взял трубку первым.
- Да, привет, это я. Собрание? Ты ничего мне не говорила, и это, соответственно, не было в моих планах. А твой нынешний не мог бы?.. Ну не кипятись... Я знаю, что я плохой отец, ты просто не даешь мне забыть об этом, хорошо, что малышка пока иного мнения. И я знаю, ты великая женщина, многое смогла вынести, но… не сегодня, прости. Я зайду в школу завтра, обещаю, а собрание – это лишь форма сбора пожертвований и выплескивания негатива, я же с классной поговорю лично. Не трудись меня понять, ты не сможешь. Пока. – И я резко прервал начинающий раздражать меня разговор.
Да, досталось ей от меня, видно, радости от меня было мало, почему Наталья и заводилась при любом разговоре с отцом ее дочери, как она любила меня называть – не по имени, а именно «отец ее дочери». Ну да ладно, что ж теперь, всего не исправить, надо когда-то и платить за приятые тобой решения. Или совершенные ошибки?..
В окне играла порывом ветра по кронам раздетых деревьев торжественная осень, словно звучал струнный оркестр, а она – дирижер. Все было в такт музыки вальса, да и сама музыка была слышна. Постой, а кто же автор? Автором была сама Осень, и музыки, и танца. Осень пришла и в наши души.
/А помнишь, мы купили маленькую, неказистую с виду, халупу на морском побережье и встречали там свою первую осень, теплую и даже жаркую, с обилием фруктов и красок, теплого моря и красивых гор. Наше первое совместное жилье. Встречали утро с крыльца вместе с плывущими по волнам белыми лайнерами, махали им рукой. А потом много путешествовали, удивлялись и радовались как дети увиденному и незнакомому доселе. Но сегодня у тебя другие планы, ты уже не путешествуешь, не удивляешься - ты строишь, программируешь свою новую жизнь, без меня, прагматично, основательно, рационально, стараясь избежать прошлых ошибок, заслонившись от эмоций. Пусть еще одно образование, оно как-то отвлечет тебя, пусть новая работа или какие-то домашние хлопоты, вдруг возникнувшие дела и бурная забота о будущем дочери – так легче. Тебе легче. А наш дом? Что дом? Он – пуст, как холодильник во время отпуска хозяев, и никому теперь не нужен, он перестал жить нашей жизнью, а стал, как и его хозяин, жить прошлым и памятью, еще сохранившей запах и звук ушедшего навсегда последнего лета. Мне и сил-то нет посетить его, навестить как старого друга или продать как ненужную вещь. И радости он уже не приносит, и тепла не прибавляет.
Разлука – великая несправедливость и ошибка, надеюсь, ты это когда-нибудь поймешь. Я же изучал тебя все эти годы, пил, как вкусное шампанское или старый коньяк маленькими глоточками, было интересно и любопытно. Умела ли ты любить? Скорее – привязывалась, отдавалась полностью, зависела, смотрела в том же направлении, как верный и надежный друг. Или - позволяла себя любить и умела быть благодарной за это. Я же хотел разбудить в тебе настоящее чувство, о котором знал не понаслышке, водопад ощущений, безумство, неистовство и страсть, когда невозможно было дышать по отдельности, и я все это познал с тобой. Наверное, нельзя было требовать от тебя невозможного, но и без такой полноты чувств ты все равно была очень хороша и раскрылась бы позже, после свадьбы, что очень важно было для тебя, но я медлил и ждал. Боялся убить мечту – а вдруг сказка исчезнет с нашим замужеством, и птица счастья улетит? Или боялся потерять тебя такую: взбалмошную, смешную, беззаботную, жадную до открытий и приключений, живую и яркую и приобрести взамен поросшую в быте и заботах основательную даму. Ты же устала ждать меня и ушла вперед… одна. Хотя мы прошли все фазы любви: от первой симпатии и влюбленности через страх потерять друг друга к полной уверенности в нашем завтра, я так и не решился отрезать последнюю тесьму, крепко связавшую меня с прошлым, как стропу спасительного парашюта. Ты ушла, однажды тихонечко прикрыв за собой дверь. Ничего не объяснив… А я ждал, стараясь не думать о худшем, ждал, когда ты войдешь снова. Но упрямая дверь поделила нашу жизнь на до и после…/
Быстро раздав указания коллективу, взяв с усердием почищенный плащ, я выскочил на улицу. Все-таки столько дел. Осень не унималась в своих слезах. Сервис был недалеко, но я взял такси – не мокнуть же и не пачкаться снова. Авто мое уже дожидалось меня на улице, сохраняя для хозяина внутренний уют и тепло салона, как порядочная женщина берегла бы убранство дома для мужа. Расплатившись, я оставил ее на стоянке автосервиса, и на том же такси поехал уже не в ближайшую кондитерскую, как и планировал, а на важный разговор. Я спешил. Друг не даст ложных советов, или промолчит, не будучи уверен, или выдаст по полной, жалеть не станет. Ехать по московским пробкам предстояло с час, не менее. Но в метро не хотелось, было, что погонять в голове и о чем поспорить с собой.
3
Я спешил в маленькое кафе на Углу Тверской и проездов, именно там меня ждал старый друг, правда сегодня безработный и не всегда безупречного вида, он объяснял это протестом против общества, семьи и законов, но думающий и честный. А это важнее. Не сказать, что мы были закадычными друзьями когда-то в прошлом, в дни его благополучия, и меня не особо тяготило и его нынешнее положение в обществе, мировоззрение и прочее, но я всегда получал ответы на свои вопросы, где бы мы не встречались, на скамеечке в любимом Царицыно или в его зачастую неубранной и непроветренной квартире. Вот и сегодня, я шел туда, где он меня ждал, в кафе. Недорогом и уютном, куда пускали народ разного сословия, и где можно было просто согреться, ничего особенно не заказывая.
Входная деревянная дверь кафе по-прежнему скрипела, ее не брало время, и старинный вид явно дисгармонировал с окружающей помпезностью центральной улицы. Как оно, кафе, вообще там сохранилось в период капитализма островком прошлого?
/Дверь… Мы многое потеряли, мы даже не открыли и десятка дверей в удивительный мир, в прекрасную сказочную страну, где царят покой, наслаждение, любовь. А могли бы познать абсолютное счастье и прожить долго. Но время распорядилось по-своему. Строить что-то подобное и идти по жизни с другой нет сил и веры. Если повезет тебе, я буду рад. Только на сколько далеко с другим ты сможешь уйти, пройти такой же путь и так же глубоко окунуться в озеро чувств? Сможет ли тебе тот, другой, показать нашу сказочную страну, да и нужна ли она тебе теперь? Господи, как же без тебя пусто и одиноко…/
Внутри было скромно и тепло. В дальнем углу у окна сидел мой Серега, борода ему шла как женщине лысина, и внимательно читал какую-то рекламную газетенку. Одет он был довольно приемлемо для выхода в свет, но мне важнее было, что он носил в голове, а не на ней…
- Вижу по глазам и походке, что тряхануло тебя, брат, - начал он, даже не поздоровавшись.
- Что правда, то правда. Привет! И рад тебя видеть. – Мы обнялись.
- Выкладывай, что любовь может наделать с человеком, не получив выхода? Это как песня без души, открываешь рот под фонограмму, а не сердце слушателю. Фабрика псевдо талантов! Вон, почитай газеты. Любовь - она же слушать хочет и чувствовать, что ее слышат в ответ.
- Ну да, наверное. Короче, плохо мне, погибаю, и выхода нет.
- Ну, зачем так? Выход есть всегда. Вон, веревку или пистолет никто ж не отменял, что проще?
- Не шути. Я попал в этой жизни. Не то чтобы тупик. Я просто рухнул вниз в Эйфелевой башни со всеми мечтами и чувствами, планами и достижениями. Я не могу без нее. То, что произошло, убивает меня. Я потерял любовь и надежду, и нет смысла жить.
- Ишь ты, смысла нет жить. Не можешь без нее. Небось, мог, когда жил на два фронта или когда определялся со своим будущим годами? Где-то ты жил все это время? Не на небе же? И мог. Но видно решил это чувство до гроба нести? Лучше любовь в соседнем квартале, чем в соседней комнате или варящей тебе, дураку, щи на кухне? Что скажешь?
- Да. Тянул, сомневался, боялся, опять же характер и гордость показывал…
- Гордыню – не гордость. И глупость. Дурак ты, Ромка, такая баба была рядом, волшебство просто, я же видел вас и не раз, ты, правда, не знакомил, тоже, видно, сомневался, но вы светились оба, как звездочки, и сияли одним цветом. Порхали как мотыльки. И что, упорхнула твоя пара, да? Вот и результат твоей нерешительности. Слабак ты! Хотя… Там дочь, жена… Та еще ситуация, но классическая. И надо было выбирать и делать больно. Иначе никак. И ты, небось, пришел совета просить, или ищешь слова в оправдания? А кому они нужны, слова-то, теперь? Не ей уж точно. Ну, потешь, потешь самолюбие, может и отпустит. Придумай ей вину или проказу какую-то, повод придумай для разрыва… Никак? Повод можно найти, облегчишься, но ты ничего не поправишь. Женщины тверды в решениях сердечных, не мы уж точно. И не прощают обмана.
- А я и не обманывал. Я строил жизнь и планы под нее, создавал будущее. Боролся с прошлым и внутренними табу… - я не унимался, но он отсек.
- Они не любят слабаков и ценят рыцарей. Пусть ты не рыцарь, но каждый день любовь в ее понимании доказывается не словами, а делами. Закажи мне водки лучше… У меня вот тоже был случай… - продолжил друг после паузы, но я перебил.
- Рыцарь – не рыцарь, да какая разница! Чувства – они не поддаются внутренней трезвой оценке, четкому определению, огранки, подгонки под какой-то шаблон или идеал. Они просто есть. Или их нет. Уж как ты их доказываешь, чем материализуешь или как реализуешь, зависит от фантазии, собственного эго, возможностей, наконец. Ведь человек, когда любит, просто горит, светится, и никакими благами этого не заменишь, не соврешь, играя недуховными материями. И я так думал: прежде чувства, потом все остальное. Дадим друг другу полностью испить сию чашу греховных падений и сладостных ощущений, а потом уж быт и все прочее, будет ему, на чем крепко стоять. Вот как я рассуждал. Но видимо, из разного теста замешаны наши тела, по-разному мужчина и женщина идут к одной цели. Мой шаг был не таким скорым и сбился с ее темпа. И она отдалилась...
Серега пытался настроить меня на дальнейшую борьбу за собственное счастье и не одобрил сделанный мной неутешительный вывод: надо жить дальше и не раскисать, мол, закончился этап – этапище! – жизни, перешагни и дальше в путь. Он прав в этом. Ведь сердце-то рвется мое, и грудь горит у меня. Да, видно, организм живет своей болью и памятью, разум своими силами и представлениями. Потом он что-то говорил еще, но я уже не слушал, мне хотелось остаться одному. Пережить свою слабость, как и поражение, в компании старого кореша оказалось еще труднее, его нравоучения только бередили рану, хотя и лечили мозги, но от этого было не легче. Я жил не разумом, а еще чувствами. Она лишила меня всего: дружбы и любви наших детей, работы, дома, счастья. Ну как он может этого не понять? Или я себя лишил всего?..
/Я так остался где-то посередине дороги (как был посередине своей юности при нашем знакомстве), посередине своих мыслей, жизни, судьбы, бросив на остывший асфальт все свои представления о них, как красивый кувшин, предназначенный для ее любимых цветов. Все разбилось на мелкие кусочки: и кувшин, и жизнь, и мысли. Ни малейшего понимания, зачем и от чего? Наверное, и правду говорил Серега, они не любят проигравших.../
Напиваться мы не стали. И, попрощавшись наскоро, разбежались по своим делам или, вернее, разбрелись по своим одиноким норам. Автосервис был от кафе далеко, да и не хотелось забирать машину в час-пик, и я снова решил прогуляться пешком до следующей станции метро. Пару кварталов.
4
- А вы случайно не слышали сегодня по радио объявление о катаклизмах? – Меня, глубоко ушедшего в собственные мысли, напугал и одновременно застал врасплох неожиданный вопрос прохожего в маленьких темных очках и светлом длинном пальто, почти скрывающем белые кроссовки. Вид его был довольно странным. Я молчал. Но прохожий не останавливался и, видимо, не очень-то ждал ответа. – Знаете, порой слушаешь радиопередачу, а я часто слушаю новости на одной и той же станции, и представляешь себе, как выглядит тот или иной ведущий. Не задумывались? И я мысленно рисую себе этот образ – мужской, женский – по голосу. И уже вижу черты лица, даже… костюм… или платье, как только узнаю голос в динамике. Да-да… Он живет во мне, этот облик, слышите, я верю ему... И вдруг, его показывают по телевизору, этого человека, с той же фамилией, и он… не похож. О, боже, как странно и неприятно! Просто жутко... И страшно одновременно! Ошибиться в себе и своих представлениях. Я так ненавижу телевизоры… и боюсь слушать теперь радио... Извините, так вы не слышали по радио о катаклизмах сегодня?
Его вопрос снова остался без моего ответа, этот странный тип ушел так же внезапно, как и появился на полупустой улице. Действительно странно, почему мы многое представляем иначе, не видя, не принимая уже потом открывшуюся истину, сопротивляясь поверить в нее.
Размышления на тему, заданную случайным (или нет?) человеком, завели меня в какие-то незнакомые доселе места. Я шел, и что-то неведомое влекло меня, как будто моими ногами управляла какая-то странная невидимая влиятельная сила. Меня вели, это точно. Вот старый дом, какая-то темная улица, почему-то мало фонарей… Зачем мне сюда?
Подъезд. Наверное, меня ждут здесь, наверное, что-то объяснят?
Холодно. Холоднее, чем на улице. Лестница. Одинокая лампочка над дверью. Мне сюда?Открыто. Почему-то светлее, но ламп нет. Квартира, коридор и с закрытыми дверьми, видимо, в комнаты. Пар изо рта. Прохладно, однако, так можно и воспаление получить. Свет какой-то нереальный, непонятно откуда он идет.
- Эй, есть тут кто-нибудь?
И вдруг свет стал ярче сам по себе, как будто вылез из разных щелей, из темного окна в конце коридора, несуразица какая-то.
- Ничего не бойся и иди вперед. - Голос обрушился на меня отовсюду, как свет, напугав, окутав холодом и сковав мысли и движения.
- Кто здесь? – еле выдавил я из себя. - Кто говорит? Что здесь вообще происходит?!
Я бы ушел, убежал, если бы мог управлять своим телом, оно как под сильнейшем гипнозом упорно шло вперед, следуя команде властного голоса. Напуган? Нет, я был просто раздавлен происходящим, полностью парализован и подчинен невидимой силе, несравнимой ни с чем. Все мои прежние мысли, горести, переживания, чувства куда-то улетучились, освободив место для чужой власти. Я безрезультатно вертел головой, пытаясь найти хоть какое-то объяснение всему происходящему. И медленно двигался к последней двери у окна, она была приоткрыта, и из щели сочился более яркий, красивый, я бы сказал, свет. Неужели я умер? Но от чего? Всего пару минут назад, или больше, – черт, я даже потерял чувство времени – вошел в этот подъезд, и все перевернулось. Вся моя прежняя жизнь куда-то отошла в сторону, все планы на сегодня и завтра будто выпарились из моей головы… Меня манила та последняя дверь. Толкнув ее, я заглянул внутрь – белый густой свет заполнял все пространство и слепил, но я разглядел сквозь его густоту высокий деревянный стул и стол, тоже с виду из дерева и тоже выше обычного.
- Садись и не бойся ничего. – Голос был проникающим внутрь разума и даже тела и обволакивающим, команда была четкой – не подчиниться я не мог – сил уже не было. Холод исчез сам собой, стало теплее обычного, даже жарко. Я сел. На столе лежали какие-то исписанные листы и бланки, пачка фотографий.
Я посмотрел вверх:
- У меня вопрос: где я, и что это всё?
- Слушай и не перебивай. Ты - наш первый опыт. Роман Сафронов, 43 года. Родился и вырос в Поволжье, учился в Москве, родители живы, семья, дочь. Ты был хорошим человеком, но тебе не везло. Ни в жизни, ни, как тебе казалось, в любви. Была успешная учеба, но не смог найти себя после нее. Пробовал рисовать, с переменным успехом. Ты не был полностью доволен собой и потому не был счастлив. Так и шла бы твоя жизнь, пока… ты не умер (я остолбенел, но ничего выговорить не смог). Ты летел тем злополучным рейсом три года назад в Сочи, что рухнул от взрыва на борту. Ты летел ей навстречу, своей судьбе. И мы сочли высшей несправедливостью отобрать у тебя жизнь, не дав тебе полностью испить ее и получить то, к чему ты стремился. Любовь, успех, счастье. Мы дали тебе шанс. Ваша встреча состоялась. Три года назад, в фойе гостинице города Сочи. Ты и Катя были созданы друг для друга, вас вели высшие силы, вы встретились и сразу же полюбили. Мы скорректировали немного и твою жизнь, спустя время после встречи появилась работа, успех собственного дела. Уверенность. Но ты все разрушил. Сам. Не дав ни себе, ни ей счастья, не соединив ваши судьбы в одну, предназначенную только вам. Но ты не слушал свой голос и ломал построенный нами мост. Ты не использовал свой шанс, пошел по иному пути, и мы решили забрать у тебя всё. У тебя вопросы к нам?
Голос утих.
- Да полно! Как это умер? Какой к черту шанс? Это я и моя жизнь, и я делаю с ней все, что хочу. Вы не имеете право ни отнимать ее, ни выдавать какие-то авансы ею. Я сам решаю, только я, всё и всегда. Да у меня была жена и дочь, я их тоже любил, но мы расстались, когда я ее встретил и полюбил. Это правда. Ну, почти расстались. Но дальше… я стал мучиться совестью и не решался испортить жизнь всем сразу, травмировать малышку, боялся ошибиться с Катериной. Мне и бояться было нельзя, что ли? А как же человеческая душа, ее сомнения и страдания, ее индивидуальность, а наша жертвенность, а заповеди божьи?.. Или мы совершенно бесчувственные люди, способные только на смелые эгоистичные шаги, не думая даже о самых близких? А я хочу жить и сам решать свои проблемы. И я бы все решил, будь у меня шанс, еще один, Её, шанс. А со своим пошли вы, знаете куда! И выключите этот чертов свет, глаза щиплет!..
- Поздно. Тебя нет. А значит, и шансов нет. Ты – лишь прошлое, твоя сегодняшняя жизнь – наш подарок. И спорить и торговаться нет смысла. Мы забираем то, что принадлежит лишь нам – не тебе. А теперь посмотри на фото этих трех лет, бланки эпикризов и свидетельства на твою смерть.
- Я не буду ничего смотреть и не хочу ни во что верить! Я ухожу. И все исправлю.
- Поздно. Ты не сможешь отсюда уйти, ты принадлежишь уже не себе.
Свет погас. Стало опять прохладно. И страшно. Значит, я еще жив. Вдруг что-то сдавило мое горло, словно спазм, я стал задыхаться и слабеть, сил пошевелиться и препятствовать этому уже не было, в кромешной темноте расплывались слегка видимые силуэты, пронеслись черно-белой пленкой картинки из моей жизни, но в обратном направлении: родители, дочка, самолет… (значит, он все-таки был!), и я окончательно погрузился во тьму и беспамятство.
5
Осень была по обыкновению сырой и промозглой. Резкие порывы ветра срывали последнюю листву, а та, что еще оставалась на ветвях раздетых деревьев, одиноко созерцала происходящее угасание природы.
Дождя не было. Я шел, спешил, летел, перепрыгивая лужи и стараясь перепрыгнуть всю опавшую листву. Дышалось легко. Думать не хотелось, да и о чем собственно было думать?.. Что со мной произошло, и настоящее ли всё происходящее сейчас или опять чей-то эксперимент? Как я выпутался из всего этого? Не было ответов.
Я шел по вечернему осеннему бульвару навстречу шумной толпе, легко, уверенно и радостно, казалось бы, только я один шел наперекор судьбе, в обратном направлении. Хотелось курить, очень хотелось курить… И хотелось все исправить. Ведь, она меня ждет? Наверное, ждет. Раз уж судьба нас свела тогда вместе и подарила шанс. Или кто-то там еще его подарил? Вот и сейчас, снова шанс. Только чей? Наверное, ее. Но уж теперь я его не упущу. Машина, конфеты, работа, даже малышка, родители – со всем этим разберусь позже. Я знал, что мне делать.
Я шел в дом, где меня еще ждали. Я шел к тебе.