На дворе стоял март 1910 года. Максим, возвращаясь с заработков из дальнего села, бодро шагал по обочине дороги, где земля ещё не была разбита колёсами телег и конскими копытами. Полный задора и сил, парень легко перепрыгивал через проталинки, он спешил засветло вернуться домой к молодой жене Варваре. Разгорячённый быстрой ходьбой, он скинул старенький армяк и перебросил его через плечо. Сквозил лёгкий ветерок, однако мужчина не обращал на него внимания, забыв о том, что весеннее тепло на Урале обманчиво.
Внешне они были полной противоположностью друг другу. Максим – невысокого роста, но складный, весёлый кучерявый парень, острый на язык, постоянно шутил. Варвара – девица высокая и статная, была сдержанна во всём. Без особой суеты она передвигалась по избе, однако успевала быстро управиться с нехитрым хозяйством. В ответ на побасенки и шутки мужа она лишь ласково улыбалась. Несмотря на крайнюю нищету, которая и погнала Максима на заработки, супруги были счастливы. Из этой чистой и светлой, словно весеннее небо любви, появилась на свет дочка Нюронька.
Давно забылась неприятность, случившаяся во время их свадьбы, но почему-то именно сейчас она припомнилась Максиму.
Молодые после венчания возвращались из церкви, украшенный лентами и бубенцами горячий конь, сдерживаемый крепкой рукой, рвался вперёд. Максим не отводил влюблённых глаз от ненаглядной Варварушки. Когда она поднимала стыдливо опущенные ресницы, он буквально тонул в её тёмных очах. «Желанная! Моя!» – стучало сердце, готовое выскочить из груди.
Неожиданно конь встал, как вкопанный – дорогу перегородила женщина: «Да будьте вы трижды прокляты!» – произнесла она горько, окинув молодожёнов ненавидящим взглядом, и освободила дорогу. Глаза невесты наполнились слезами:
– Кто это? За что, Максим?
Мужчина подстегнул коня и, пряча глаза, ответил:
– Откуда мне знать… не в себе, наверное.
Варвара никогда не напоминала эту досадную встречу, а Максим старался навечно забыть короткую вспышку чувств к уже немолодой, вдовой женщине, у которой недолгое время жил в работниках.
Как часто, оказавшись во власти случайных порывов, мы принимаем их за настоящие чувства, но позже, встретив настоящую любовь, понимаем, что ошибались. Только однажды увидев Варвару, парень навек потерял покой и разом охладел к вдове. Женщина умоляла его остаться, цеплялась за одежду, но он ушёл, не оборачиваясь и не взяв заработанных денег.
Сейчас он гнал от себя эти неприятные воспоминания, но они всплывали в его памяти с упрямой настойчивостью и оседали в душе тяжким грузом.
Как ни спешил парень, но до дома он добрался только глубокой ночью, свет в оконце уже не горел. «Спят… не стану будить», – решил Максим и присел на завалинку. Натруженные ноги гудели от усталости, он только сейчас это почувствовал. «Подросла, поди, Нюронька… а Варварушка-то как обрадуется…» – мысли его блуждали от жены к дочери и обратно. То представлял, как прильнёт к его груди жена, а он отыщет спокойные и ласковые глаза и поцелует эти лучистые звезды, то – как он возьмёт на руки махонькую дочурку и бережно прикоснётся к румяным щёчкам, таким родным и тёплым. Тёплая волна нежных чувств накрыла Максима, он привалился к стене и забылся тихим и спокойным сном.
– Давно ли ты пришёл? Почему не постучал? – разбудил его бархатный голос Варвары.
– Да нет, недавно… задремал тут, маленько, – поднял полный любви и ласки взгляд Максим.
Их изба стояла на окраине села, возле леса. Рассвет уже золотил макушки сосен, пробирался сквозь раскидистые ветви, отчего стволы их казались розовыми. Нежно-голубой купол неба раскинулся шатром над головой, а воздух был хрустально чистым и свежим. «Боже! Какая красота…» – отметил Максим и, обняв жену, вошёл в дом. Не знал он и не ведал, что видел всё это в последний раз.
Нюронька спала, разметав тёмные кудряшки по подушке. «Милушка моя…большая-то какая стала!» – восхищённо прошептал Максим и опустился на лавку. Варвара засуетилась было около печи, но он остановил: «Не надо, устал я что-то, обними меня покрепче, Варенька...» Озноб охватывал весь организм изнутри и снаружи, немощь и слабость овладевали телом, туманя разум и увлекая душу в неведомое пространство. Максим проболел только одну неделю и в горячке скончался.
После похорон Варвара долго сидела в опустевшей разом избе, женщине казалось, будто вместе с гробом вынесли все пожитки. Она бережно поглаживала рукой большой обеденный стол с резными ножками, Максим сделал его своими руками вскоре после свадьбы. «Детей будет много, Варварушка! – говорил он, посмеиваясь, – чтобы всем места хватило». Муж был скор и искусен в работе, любое дело в его руках спорилось. Будь то стол, или ложки, или плетение корзин, которыми он, вдосталь, обеспечивал деревенских баб. Одно слово – мастер на все руки, а уж балагур, каких свет не видывал.
Слёз не было, только чувство безысходности и одиночества тисками сжимало сердце, женщине казалось, что течение жизни остановилось навсегда, а также исчез смысл её существования на земле.
В колыбельке забеспокоилась Нюронька, Варвара подошла к девочке, та улыбалась и тянула к ней пухленькие ручки. Горячие слёзы, наконец, обильно полились, застилая глаза. Малышка вопросительно, как-то по-взрослому, вдруг посмотрела на мать. Варвара, вздрогнула от этого взгляда: «Как же ты похожа на отца…» Она прижала девочку к себе, словно прячась от этого пронзительного взгляда, такого странного и необычного для крошечного ребёнка: «Жить! Надо как-то жить дальше».