Сергей Прокудин
Несчастный случай
Все действующие лица и события вымышлены.
Любой совпадение с реальными лицами или
событиями являются случайными.
Глава 7
1.
Солдатский телеграф работает стремительно, так что еще до того, как курс собрался после занятий для построения, все совершенно точно знали, что произошло в комнате Валеры Вялова. И нельзя сказать, что люди восприняли эту новость спокойно. Плитки были запрятаны буквально во всех комнатах и все невольно примеривали случившееся на себя. Примеривание это никого не оставляло спокойным.
-Нет, ладно там плитку раскурочили, хрен бы с ней! – возмущался кто-то в толпе, - Но на хрена же одежду портить?
-А полки ломать? – вторил ему другой.
-Да козлы они, козлы и есть! – кричал еще кто-то, - Им лишь бы поиздеваться над людьми. Им на эти плитки плевать. Черный вообще садист!
В этих словах была доля правды. Не то, чтобы капитан Чернышов был каким-то там абсолютным отморозком, но властью своей, а также доставляемым им неприятностям и страданиями подчиненных он упивался. И всякий, кто видел его в такие моменты не мог отделаться от мысли, что все, что он делает, ему нравится до самозабвения. Ибо ничем иным объяснить некоторые события было просто нельзя. Чего стоил один только сегодняшний кетчуп!
Курс волновался. Всем было понятно, что очередную выходку курсовых нельзя оставлять. Ведь проверки продолжатся, а если они так будут громить каждую комнату, то вскоре даже в город будет выйти не в чем. Да и не большое удовольствие после каторжного курсантского дня заниматься ремонтом комнаты. Однако что могут сделать люди в армии против своего начальника, которому они всецело подчинены. Которому, согласно устава, дана над ними огромная власть, неподчинение которой является как минимум дисциплинарным проступком, а в более серьезных условиях – воинским преступлением со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как могу подчиненные воздействовать на своего командира?
Но вот, неизвестно откуда родившись, неизвестно кем выдуманное или просто случайно произнесенное, по рядам пронеслось, сначала несмело, а потом все более утверждающе одно слово: «Голодовка!». Курс загудел. Было время обеда. Обед всегда проходит в училищной столовой. За обедом тщательно наблюдают все дежурные, начиная от дежурного по училищу и заканчивая дежурным по обеденному залу. Если целый курс откажется от обеда это ни в коем случае не останется незамеченным. Это может дойти даже до начальника училища и Черному, из-за которого это произошло, может и вправду не поздоровиться!
-А ведь и правда, братва, если мы есть не станем, так все сразу зашевелятся! – выкрикнул совсем уже было расстроившийся Валера.
-А как сделать голодовку-то? – спросил кто-то из толпы.
-Как, как?! – крикнул Сергей Тюрин по кличке Серый, - Не пойдем в столовую, да и всего делов!
Серый был один из группы неизбежных для всякого воинского подразделения забияк и неформальных лидеров. Такие всегда хорошо дерутся, но мало думают и все проблемы предпочитают решать без особых раздумий, преимущественно при помощи силы.
-Ага, блин, в столовую мы не пойдем, - выкрикнул Добрый, - Вы не пойдете, а сношать потом меня и сержантов будут. Охрененно вы придумали!
-А Добрый-то прав, - поддержали старшину сержанты, - Отвечать-то по любому в первую очередь нам. Надо что-то еще думать!
Тут, совершенно неожиданно вперед к Доброму протолкался Леха Коншов.
-Добрый, слушай, а если нам в столовую пойти, рассесться там, как обычно, но не есть, а минут через пять встать и выйти. Формально мы ведь все по правилам делаем, по Уставу: пришли, сели, встали, ушли. Все по командам, как обычно. А вот есть нас Устав заставить не может. И никто не может, ни Черный, ни генерал!
Приунывший вроде бы народ повеселел. Идея всем показалась вполне разумной. Даже сержантский состав, поначалу скептически отнесшийся к затее с голодовкой, теперь был совсем не против проучить зарвавшихся курсовых.
2.
Следуя мудрой задумке Лехи, творчески обработанной Добрым и сержантами, курс двинулся в столовую. В курсантской столовой было два входа, но реально в открытом состоянии постоянно был только один из них. Обычно тот, что ближе к КПП. Через другой вход впускали преимущественно летом и в течение недолгого времени, чаще всего во время абитуры. Почти все остальное время года этот вход был закрыт. Почему это было именно так, никто толком объяснить не мог, но положение вещей не менялось из года в год, так что, в конце концов, стало одной из хороших воинских традиций, многие из которых непонятны, но от этого соблюдаются не менее свято.
Из-за этого закупоренного входа возле оставшихся в единственном числе дверей каждый день, по три раза скапливалось колоссальное количество подразделений, курсовыми коробками подходившими для приема пищи. Строи толкались и тяжко маневрировали, словно автомобили на стоянке в час пик. Дело сильно усложнялось тем, что согласно Устава и сложившихся традиций каждый старшина, подведя свой курс к столовой, был обязан подать команду «Смирно» и доложить о прибытии дежурному по училищу, стоявшему истуканом на высоком крыльце столовой. После доклада и беглого осмотра сверху прибывшего курса дежурный подавал команду «Вольно» и разрешал вход в столовую. Именно это и создавало пробки, особенно когда наиболее твердолобый дежурный по училищу не разрешал курсам вход в столовую в два потока.
Но вот, наконец, Добрый доложил о прибытии и курс довольно быстро втянулся в прожорливые, распахнутые настежь двери столовой, которая поглощала строевые коробки с потрясающей скоростью. Почти взбежав на второй этаж, где располагался их обеденный зал, 43 курс, не дожидаясь команд, расселся за столами. Все, в общем-то, было как всегда. Однако сегодня ситуация была нестандартна. Рассевшись за столами, курсанты не стали разливать суп из бачков, расхватывать хлеб и делить кружки с компотом. Вместо этого все тихо переговаривались, поглядывая то на Доброго, то на растерянно взирающий на все это безобразие наряд по столовой, который не знал о случившемся в общаге, а следовательно, был не в курсе общего замысла. Им объяснили и надо отдать им должное за понимание, если учесть тот факт, что после ухода курса им предстояло куда-то слить потрясающее количество отходов, которых в обычное время, конечно же, оставалось значительно меньше.
Минут через пять Добрый встал и скомандовал:
-Курс! Встать! Выходи строиться на улицу!
Люди встали и начали выходить из столовой. Все были взбудоражены и многим неожиданно приятно щекотала нервы угроза грядущих неприятностей, в неотвратимости которых практически никто не сомневался. Ведь в истории любого училища не много можно найти фактов, когда курсанты осмеливались напрямую противодействовать командованию курса, тем более в форме голодовки. А последствия этого могли быть самыми непредсказуемыми, несмотря даже на то, что формально курс не нарушил никаких уставных правил: на обед приходили, за столами сидели, а что есть не стали, так насчет этого устав ничего не говорит, а значит и придраться, вроде бы, не к чему.
Реакция последовала незамедлительно. Не успел курс даже приблизиться к общаге, как в задних рядах увидели стремительно нагонявшего их Чернышова, позади которого поспешал Калмыков.
-Добров! Остановите курс! – заорал Чернышов, не останавливаясь.
-Курс! Стой! – Добрый отдал команду и двинулся к начальству.
-Постройте курс возле торца столовой. – Чернышов не стал дожидаться обычного доклада.
Добрый повернулся к строю:
-Курс, разойдись! В линию взводных колонн, становись!
Ситуация была напряженной и люди выполняли команды быстро. Уже через пару минут четыре взводные коробки стояли у торца столовой. Над курсом сгустилась напряженная тишина, все ждали реакции курсовых офицеров.
-Старшина, объясните мне, что происходит. – Чернышов попытался успокоиться, но нервная нота в его голосе показывала, что он вот-вот сорвется на крик.
-Люди отказались принимать пищу. - Добров напротив выглядел хладнокровно, заранее приготовившись к любому повороту событий.
-По какой причине?
-По причине погрома, учиненного сегодня утром в комнате Вялова и Снеткова.
Чернышов замолчал на несколько минут, видимо переваривая такой неожиданный ответ. Как и большинство людей, пытающихся установить свой авторитет, вселяя страх в подчиненных, он панически боялся даже малейших признаков неповиновения. В тех редких случаях, когда доведенные до отчаяния и ярости отдельные курсанты начинали высказываться на повышенных тонах, отстаивая свое мнение, капитан тотчас же шел на попятную. В данном же случае дело обстояло значительно хуже. Чернышов почти физически ощущал ненависть, исходящую от людей. И сейчас ни ему, ни стоящему чуть сзади Калмыкову, затея с разгромом комнаты за найденную плитку уже не казалась ни замечательной, ни поучительной. Однако из создавшейся щекотливой ситуации следовало как-то выбираться.
-Товарищи курсанты, - начал он, тщательно подбирая слова, - Я не очень понимаю, что послужило причиной отказа от приема пищи. Возможно, изъятие плитки из комнаты Вялова было проведено не слишком аккуратно, но ведь я предупреждал вас о таком исходе! Я и сейчас повторяю, что хранение электрических плиток в комнатах категорически запрещено. Их необходимо сдать в канцелярию, для последующей отправки родителям.
Курс зашумел. Голодовка явно удалась, ибо Чернышов не орал, хотя по его виду было видно, с каким трудом давалась ему спокойная речь. Более того, он был явно напуган столь явным выражением протеста и стремился поскорее вернуть события в нормальное русло, пока они окончательно не вышли из-под контроля.
Все загалдели разом. Трудно было разобрать отдельные выкрики среди общего шума. Каждый пытался высказать свое личное мнение по поводу происшедшего, однако ни к чему путевому это не приводило. Наконец вмешался Добров:
-Хорош галдеть! – рявкнул он, повернувшись к стою, - Пусть сержанты высказываются!
Шум постепенно затих, хотя и не прекратился вовсе.
-Товарищ капитан, - заговорил командир первого взвода, - Все понимают, что хранение плиток запрещено и поэтому, когда их отбирали раньше, и когда их будут отнимать дальше, проблемы не появились. Но у Вялова и Снеткова, кроме отнятой плитки, вы еще устроили в комнате погром, испортили личные вещи, которые к приказу о плитках никакого отношения не имеют!
-Да плитку-то, - выкрикнул командир третьего отделения третьего взвода, - Плитку-то вы не отобрали, а разломали так, что она теперь не подлежит восстановлению!
-А это тоже личная вещь! – подал голос Денис Градов, командир второго взвода, из которого и были пострадавшие, - За нее, между прочим, деньги заплачены. И как ее можно теперь отослать родителям?
-Товарищи курсанты! – прервал высказывания Чернышов, - Возможно мы с капитаном Калмыковым допустили некоторую неаккуратность и во время извлечения плитки повредили какие-то вещи. Но не следует забывать, что электроплитки запрещены к хранению, а значит наши действия были вполне правомерными.
Курс снова загудел. Такая иезуитская хитрость объяснений, после того, что многие своими глазами видели в разгромленной комнате, казалась издевательской.
-А зачем полки было рушить, зачем одежду выбрасывать, для чего все это было кетчупом поливать? – неожиданно для всех выкрикнул Леха Коншов, не являвшийся сержантом, но стоявший в строю сразу за командиром отделения, - Ведь это ни в каких приказах не указано. А просто это издевательство над людьми!
Воцарилась тишина. Так часто бывает, когда после массовой, но безликой акции протеста, необходимо объясниться с начальством. Вот именно на этом, последнем, этапе, никто уже не желает высовываться и подставлять себя под удар в будущем. Ведь начальник, припертый к стенке сейчас, имеет все возможности отыграться на смельчаке после, когда все уже успокоится. Но почти всегда находится человек, нашедший в себе силы, часто под влиянием обстоятельств, выступить с наиболее резким выпадом, который только и способен в такой ситуации нарушить хитрые ходы начальника, которыми он пытается выкрутиться и повернуть ситуацию в свою пользу. В данном случае таким человеком оказался Леха, своим эмоциональным выкриком нарушивший и обходные маневры Чернышова, и осторожные высказывания сержантов, сразу обострив ситуацию.
Первым нашелся Добров:
-Товарищ капитан, это – общее мнение. – развел он руками, - И курс ждет вашего решения.
-Товарищи курсанты, - после минутного молчания проговорил Чернышов, - Вполне возможно, что наши с вами взгляды на способ поддержания воинской дисциплины несколько разошлись. Я признаю, что несколько вышел за рамки обычного наказания виновных. Хотя я и настаиваю на том, что в этом все-таки виноваты проживающие в комнате курсанты. Нам необходимо разрешить этот вопрос: какие будут у вас пожелания на будущее?
Было видно, что эти слова дались Чернышову нелегко, но не произнести их у него уже не было никакой возможности – ситуация явно выходила из под контроля!
И вновь все загалдели разом. В этом гомоне с трудом можно было различить отдельные фразы. Чернышов поморщился. Заметив это Добрый снова заорал:
-Тихо! По одному!
Шум мало-помалу успокоился.
-Нужно просто по-человечески относиться к людям и к их личным вещам! – первым выкрикнул Леха Коншов, которого уже несло вперед с неудержимой силой.
-Точно! Здесь не казарма – вещи иметь не запрещено! – выкрикнул кто-то из задних рядов.
-Об обходах комнат нужно предупреждать! – выкрикнул кто-то, но тут же осекся, видимо сообразив нелепость такого требования.
Чернышов поднял руку, требуя тишины. Выкрики затихли.
-Я понял ваши требования, товарищи курсанты. Хотя думаю, что пожелания насчет предупреждений об обходах – просто неудачная шутка. У нас здесь не демократическая организация, чтобы решать вопросы коллегиально. Но впредь я обещаю, что я и капитан Калмыков не будем что-то ломать в комнатах, а также портить личные вещи. Но я так же заранее объявляю, что запрещенные к хранению в комнатах общежития вещи буду изыматься. Кроме того, будет усилен контроль комнат, в целях наведения порядка и укрепления воинской дисциплины. Я надеюсь, что на этом конфликт разрешен!
Добров оглянулся на строй:
-Я считаю, что да.
-В таком случае ведите курс в общежитие. Построение для развода на самоподготовку в четырнадцать тридцать!
3.
-Давай Леха, вон за тот столик. – Вадим кивнул головой в сторону стоявшего в дальнем углу стола, из-за которого как раз поднялись уже отобедавшие четверокурсники.
Друзья двинулись ту сторону, осторожно лавируя между столами и снующими взад вперед военнослужащими, стараясь ни с кем не столкнуться и не расплескать добытую пятнадцатиминутным стоянием в очереди пищу.
Вообще посещение офицерской столовой было для Вадима и Лехи, а также для большинства остальных курсантов училища, делом нечастым, хотя кормили там сытно и довольно недорого. И все же, при очень невысоком денежном довольствии курсантов, постоянно столоваться там могли себе позволить только те, кто имел какой-то доход из-за стен училища, а проще говоря те, чьи родители могли позволить себе изрядную финансовую помощь своим чадам. К тому же в описываемый период, упомянутое выше денежное довольствие зачастую не выдавали месяцами, так что и ходить-то было особенно не на что. Существовала и еще одна проблем. Абсолютное большинство курсантов, однажды посетивших офицерскую столовую, давали себе зарок посещать ее лишь в случае крайней необходимости. Ну, может быть, еще в прекрасном расположении духа. Беда была в том, что офицерская столовая была невелика. В прежние, советские времена, она была предназначена лишь для питания офицерского состава училища, что и явствовало из ее названия, а значит размеры ее планировались именно под небольшой поток посетителей. В славные же времена свободы и демократии посещать столовую было разрешено всем, у кого имелись деньги. И теперь, практически каждый день, входя в офицерскую столовую все (в том числе и офицеры) обнаруживали гигантскую очередь, сползавшую своим хвостом по лестнице до самой раздевалки. Обслуживали на раздаче весьма резво, но даже опытные работники столовой не могли разделаться с хроническим столпотворением в обеденное время.
Сегодня же события и вовсе вышли из-под контроля. В связи с голодовкой, сразу по прибытии 43 курса к общежитию, как-то сама собой, среди курсантов распространилась мысль о том, что глупо оставаться голодными, тем более что цель голодовки – воздействие на курсовых офицеров, была достигнута. А раз так, то следует немедленно отправиться в офицерскую столовую, благо та находилась напротив третьего общежития. Тем более что несколько дней назад курсантам наконец-то выдали задержанную на два месяца зарплату. Большая часть личного состава восприняла эту идею на «ура» и очередь в этот день была особенно велика.
Усевшись на стул, Вадим быстро разгрузил поднос и остался сторожить место, дожидаясь пока Леха сходит за ложками. Через несколько минут друзья увлеченно занимались уничтожением горячего и ароматного горохового супа.
-Хорош! – восхитился Вадим, добирая последние ложки из наклоненной тарелки, - Что ни говори, а в нашей столовой такое варево не сделают!
-Это точно! – согласился Леха, - В нашей нас два года помоями кормили, старательно выдавая их за приличную еду. Ты вспомни запах из варочного, когда рыбу жарят!
Запах этот действительно заслуживает отдельного отступления от темы. Все дело в том, что на ужин в курсантской столовой нередко подавали картошку пюре с жареной рыбой. Рыба хранилась в замороженном виде на складе и была самой обычной рыбой, вроде той, что продается в магазине. Даже упакована она была вполне нормально. И тем не менее, оставалось загадкой, каким именно образом училищные повара ухитрялись при жарке извлекать из этой, самой обыкновенной на вид рыбы, сильнейший запах горелой изоляции, который ощущался на расстоянии ста метров от столовой, в момент приготовления данного блюда. Многие, во время заступления в наряд по столовой, пытались разгадать эту тайну, но сделать это так никому и не удалось.
-Да, запах ядреный! – Вадим отставил тарелку из-под супа в сторону и придвинул к себе картошку, залитую подливкой с кусочками мяса, - Хороша!
-Точно! Слушай, с деньгами, конечно, туговато, но стоит все-таки иногда сюда наведываться. Чисто для поддержки здоровья! – заявил Леха.
-Ага, только в обед сюда не пробьешься, а вечером не до того! – хмыкнул Вадим.
На несколько минут за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь звяканьем ложек о тарелки.
-Ну ты, вообще, молодец, Леха. – проговорил наконец Вадим, - Круто ты Черного сбил. Я уж начинал думать, что он выкрутится, как всегда. Сержанты повыступали, да и замолчали. А общим галдежом никогда ничего не добьешься!
-Да я и сам не знаю, как это получилось, - Леха пожал плечами, - Вроде все вокруг что-то выкрикнуть пытались, но только тихо. Может я просто громкость не рассчитал...
-Может и так. Только получилось так, что ты, вроде, все и переломил. Как бы теперь Черный не напакостил тебе.
-Пошел он... Чем он мне напакостит?
-Как обычно. В увал не будет отпускать, до комнаты доковыряется. Придумает, короче, что-нибудь. Он на это дело мастер!
-Фиг с ним! Комната у меня в порядке, приберусь и все. А в увал может и не отпускать, все равно мне ходить некуда. А водки, в случае необходимости, я и так достану.
-Хотя, может ничего и не будет. Такие как Черный всегда боятся тех, кто им ответить может. Так что не исключено, что он тебя теперь вообще трогать не будет.
-Да-а, - протянул Леха, - как говорится, возможны два исхода...
-Угу, – промычал Вадим, допивая чай, - А я все-таки не рискнул, крикнуть. Все-таки правильно говорят, что тот, кому есть чего терять – не борец за идею.
-А есть что терять?
-Конечно. Я и так с этим карантином в общаге насиделся. А у меня, между прочим, любовь. Сколько можно в «Авиаторе» встречаться?
-Везет.
-Кстати, а у тебя, разве нет?
-Чего?
-Не чего, а кого. Девушки.
-Да как-то не сложилось...
-Да ладно! Я тебя в феврале в «Авиаторе» с такой красавицей видел...
-А-а, с Ленкой-то. Так она не моя девушка. Одно время я ею увлекался, но потом как-то не сложилось, а вообще из-за нее Мороз с Линевым конкурировали. А зимой я с ней просто насчет Мороза разговаривал. Она же в последнее время с ним гуляла...
-Вот это номер! – удивился Леха, - А тут говорили, что Мороз у тебя ее отбил!
-А-а, свежие слухи. Да нет, просто со стороны, может быть так и выглядело. Я с ней встречался какое-то время, чаще всего в «Авиаторе». Это было видно. Потом у нас как-то все расстроилось, может тут и Мороз виноват, конечно, ведь он ее тоже знал и мы даже вместе иногда гуляли. В общем, ей он больше понравился. Шумный, эффектный. Денег у него всегда было немало. Короче мы разошлись. Он, правда, с ней тоже долго не прогулял. Сам его знаешь – поигрался и бросил. А тут Линев, как будто специально ждал. Завязал с ней отношения и все такое... А мне потом Мороз говорил, мол, хрена я ему дам жизни. Отобью Ленку и все тут! Такие дела...
-Да-а, - протянул Вадим, - От Мороза можно было и не такого ожидать...
-Это точно... Ну ладно, двинулись, наверное.
Они поднялись и, протолкавшись сквозь толпу, вышли на улицу.
-А ведь я... - снова начал Вадим, - Сейчас уже смешно подумать! Я поначалу даже тебя подозревал.
-В чем? – удивился Леха.
-Да ты понимаешь, мне как Паша сказал, что Мороз у тебя Ленку отбил, так у меня сразу в голове и замкнуло. Думаю, вот, какой повод замечательный. А тут еще эти следы никак из головы не шли.
-На балконе?
-Ну! Зачем ты их затоптал-то? Все ведь одно к одному!
-А чего тогда спрашиваешь? Потому и затоптал, что испугался. Ведь ты понимаешь, может они там и были. Я же не курю и на балконе у меня ничего не хранилось тогда. Значит выходить мне на него резона не было. Вот я и не помню, были следы или нет. Может сам Мороз вечером на балкон выходил, смотрел на стену, кто его знает, что у него в голове было?
-Ну, может быть... Ведь снег тогда, по-моему, только ночью пошел. Может и правда сам Мороз?
-Вот и я так подумал. А когда менты приехали – испугался. Как-то сразу и подумал, что все с Ленкой связать могут. Взял – да и затоптал. Подальше от неприятностей.
-Да, может и правильно. Прицепятся почем зря, доказывай потом, что ты не верблюд.
-Точно. – Леха посмотрел на часы, - Слушай, Вад, давай быстрее, через десять минут развод на сампо.
Они уже подошли к общежитию, открытые двери которого жадно всасывали поток курсантов 43 курса, возвращавшихся из офицерской столовой.