Увидимся, Юрка!

Татьяна Эйснер
Отрывок из автобиографической повести "И УЛЕТАЮ В НЕБО..."

Глава 3. Увидимся, Юрка!

С выходами замуж шестерых бабушкиных дочерей засилье девок в нашей семье закончилось.

Среди внуков - пяти парней и шести девчонок - были и мы с братом. Юра был старше меня на три года.

***
Мой брат работал электриком на химзаводе в городе Кирово-Чепецк, что недалеко от Кирова.

И однажды, находясь вблизи неисправного насоса, который кто-то включил, был облит плавиковой кислотой. С головы до ног. Плавиковая кислота является самой сильной из кислот, в ней растворяется даже стекло. Юра сумел добежать до душа, сумел сам дойти до машины скорой помощи.

Сумел сказать: «Дышать... трудно»...

Ему было ровно пятьдесят лет и три недели. Как мне сейчас.

...Жизнь наша сложилась так, что расставшись в юности, мы не виделись около 20 лет – меня засосал безжалостный Север и, на пару с безденежной перестройкой, приковал к себе надолго. Юра по этой же простой финансовой причине не мог выбраться с Вятки, хотя порывался приехать ко мне в Норильск, где я прожила более десяти лет, в надежде найти на металлургическом комбинате приличную работу.

Юра. Нет, не Юра – Юрка. Для меня он навсегда – Юрка. Русый в детстве, темноволосый и кудрявый в юности, с легкой проседью в последнюю нашу встречу. Юрка, Юрка – самый мой родной человек, самый, самый близкий... Неужели я никогда не увижу тебя, не посижу с тобой на кухне всю ночь, как тогда, в последний раз?

Кто мог знать, что это будет последний раз?

Весь дом уже давно спал, а мы сидели на кухне за маленьким пластиковым столом и, чтобы не разбудить Юркину жену и дочку, шептали друг другу: «А помнишь? Нет, а ты помнишь?»

- А ты помнишь, как ты упала со школьного балкона?

- Ну конечно! Ты меня до дому дотащил, а я дверь не могла открыть, руки меня не слушались – ударилась сильно, все себе отшибла...

- Ты три дня в постели лежала – там во дворе дорожка была кирпичами выложена, ты - прямо на нее, хорошо, что только второй этаж...

- А ты помнишь, как на 7 ноября мы с Юрпаловыми и Толькой Пориным по льду на луже катались?

- Ну да, ты, я, Толька и Олег Юрпалов на санках, а Колька на «снегурках» нас тащил, а потом лед проломился...

- Ага, а я впереди сидела и в лужу упала, а вы все сухие выскочили. Гады! Вы меня с Толькой домой ведете, а я реву, специально громко, хотя не так уж и холодно было – чуть только воды в сапоги попало. Просто обидно – я же одна кататься не хотела, а все: «Давай в последний раз, давай в последний раз...».

- А знаешь, кто теперь Толька Порин? «Авторитет» в Зуевке. Он двенадцать лет отсидел, за убийство... А Олег Юрпалов забомжевал и замерз под мостом, весной только нашли, по одежде опознали...

- А помнишь, как мы с тобой из Таранков шли и тоже чуть не замерзли?

- Такое забудешь... Нас мать туда в клуб на машине отправила, сказали, что артисты приедут, а никто не приехал, мы с тобой одни сидели в холодном клубе, наверное часа два или три. Про нас, видать, забыли. Ты реветь начала – закоченела, не топлено там было, да и проголодались. Ну мы домой пошли. Пять километров.

- Ну да, зима ведь была, я снег помню серый такой, колея...

- Ага, февраль... Тебе пять лет было, устала быстро, полдороги еще как-то проползли, а потом ты села в сугроб и все. И я тебя тащить не могу, тоже ведь маленький был.

- А потом трактор приехал. ДТ-54. Мужик нас подобрал. Я с ним рядом сидела, а ты – напротив, на железном ящике для инструментов...

- Надо же, запомнила! Мы же тебя возле дома сонную выгрузили, разморило тебя в тракторе...

Я действительно очень четко помню этот пасмурный день, день, когда мы чуть не погибли.

Глубокую колею, постепенно синеющую от надвигающихся сумерек, вязкий снег, невыразимую усталость в тяжелых, горячих ногах, собственное тупое безразличие, Юркино безнадежно-жалобное: «Тань, вставай!.. Пошли!..» и черную щеточку кладбищенского ельника впереди, на повороте дороги к селу. Помню пахнущую соляркой теплую тракторную кабину, черные мужские руки на рычагах, качающуюся в лучах света от фар дорогу в мутной пелене поземки.

Помню Юрку, сидящего перед мной, - худенького сероглазого мальчика в вытертой до цвета старого дерева телогрейке и шапке-ушанке с размохначенными тесемочками, завязанными бантиком под остреньким подбородком.

- Нос у тебя другой стал – прямой, а был как картошечка...

- А ты не изменился. И почти не поседел. У меня седины больше, хоть я и младше. Помнишь, как тебя бабка Евстигнеевна называла? «Красной» да «баской»!

- Да уж, «красной»... Обычный...

Юрка встал и заходил по кухне: три шага туда, три шага обратно. Он всегда так ходил, с детства. Сидит, читает, потом встает и ходит, ходит, ерошит рукой короткие волосы, хмурит брови, шевелит губами, как будто разговаривает с кем-то. Да, он почти не изменился... Вот только не было у него раньше такой улыбки – горькой, даже страдальческой какой-то.

- Ты курил, помнится...

- Бросил. Дорого. Да и здоровье беречь надо. Четыре года уже не курю. Кстати, ездил тут к матери в село. Подъезжаю, гляжу: бежит кто-то навстречу, а над ним – дым столбом. Оказалось – Вовка Матушкин, со мной в одном классе учился, помнишь? Бежит и курит. Здороваемся. Я ему говорю: «Ты куда лыжи навострил?» А он отвечает, что врачиха ему сказала, что ему, мол, бегать трусцой надо – сердце укреплять. И дальше побежал. С сигаретой...

Юрка весело хмыкнул.

Светлеющее за окном небо глотало тусклые звезды. Утро. Пора в дорогу. Юрка проводил меня к автобусу, я торопилась на поезд до Москвы, где меня ждал самолет в Германию.

- Удачи тебе, сестра.

- И тебе, брат.

Мы обнялись.

- Увидимся!

Автобус медленно вывернул со стоянки. В широком автобусном окне мелькнула невысокая Юркина фигура с поднятой в прощальном жесте рукой.

- Увидимся, Юрка! – прошептала я. – Непременно!

***
Когда теперь? Только когда я умру?.. И где? Есть ли это место, где могут встретиться души? А если встретимся, узнаем ли друг друга? Или пролетим мимо в хрустально звенящем воздухе, лишь слегка соприкоснувшись прозрачными неземными одеждами?

Подай мне знак, Юрка! Окликни меня! Возьми за руку! Поговори со мной! Как мне не хватает тебя, брат мой единственный! Родная моя половинка...

Если бы только знать, что нам так мало будет отпущено, если бы только знать...


На фото: Я и Юра. Наша первая совместная фотография.