Родился я крупным ребенком - 5,5 кг, теперь таких не делают… Время было военное, суровое и голодное. Досыта поесть мне привелось исключительно в первый месяц своей жизни. По истечении этого срока меня, как и многих детишек той поры, определили в ясли, и тут начался полный кошмар. Посреди ночи я судорожно наглатывался молока из обильной груди своей любимой мамы, утром, до последней секунды спешил насытиться, но счастье было столь коротким… Дальше начинались ясельные будни с их подслащенной водичкой.… А здоровый и весомый организм требовал жратвы!!
Измученная моим ором заведующая яслями совала мне свою скучную грудь, от которой её собственная дочь отказывалась через раз, но это никак не насыщало, а только раззадоривало. Часа в три прибегала мама, и мы с ней наскоро перекусывали, она – чем-то своим, а я – восхитительным ее.… На все про все и на её дорогу в оба конца нам отводилось сорок минут. Дальше она бежала на работу. Потом я опять орал до 6 вечера, пока не приходила тетя Катя за своим 2 - килограммовым детенышем Серегой. Большая, смуглая, с огромными украинскими сиськами, она сердобольно кормила меня, а Серега досасывал, что оставалось. Там много еще оставалось, жаль.… И только часов в 9 вечера за мной приходила мама, и пиршество начиналось прямо на лестнице. Я орал так, что донести меня до дому тихо можно было, только покормив на дорожку.… В перерывах между всеми этими кормежками я непрерывно и громогласно выл, требуя свое и чужое – какая разница? Так я накачал себе мощные легкие и луженую глотку.
Дальше стало несколько полегче, но сытым я так ни разу себя и не почувствовал…. Рассказывают, что уже в 2-летнем возрасте, перейдя на твердую пищу, я умудрился сожрать 8 порций манной каши, пока нянечки бегали за маленькими ложками для младшей ясельной группы. А я её прямо из тарелок - языком - с двух столов! И еще бы съел, если б не остановили – в угол! В пять лет, будучи уже в детском саду – это я сам явственно помню – я съел 6 порций борща, и рыдал оттого, что больше не могу, а все еще хочется… Голод – не тетка, это правда. Страх перед ним заставлял меня жрать все, что выглядело съедобным, и всегда – в любое время суток, в любой сезон. До 4 лет, я не мог самостоятельно подняться, если падал на задницу – съестные запасы перетягивали.… Но со временем, это прошло.
К школе я уже был нормально сложенным, крупным мальчиком с аппетитными щечками, голубыми глазами и жесткой рыжей шевелюрой.
В те незабвенные времена система образования была охвачена самодеятельной судорогой, главным элементом которой было хоровое пение. И прямо в первом классе, после пары проверок я выбился не просто в хор школы, но в солисты! Сказалось- таки мое непрерывное орание в детские суровые годы. Объем легких оказался немерянным, голос – чистым и глубоким, а слух, Бог знает, почему – абсолютным. Вот про слух, я и, правда, ничего не знаю. Бог дал…
Ну, дал, и – спасибо. Но уже во втором классе, к ноябрьским праздникам моя певческая карьера привела меня в качестве солиста сводного хора всех школ прямо на сцену Музично-драматичного театра, в коем проходил общегородской смотр художественной школьной самодеятельности. Привела и поставила перед всем хором, впереди первого ряда поющих! Моя бедная любимая мама, не спавши ночь, соорудила мне белую рубашечку, черные брючки из подручных материалов, перекрестила, хоть и была членом КПСС, и уселась почти в последнем ряду – по блату.
Суета, беготня перед началом концерта, все как надо…. И вдруг толстая тетка с пионерским галстуком – она оказалась главной пионервожатой города – вперла в меня свои очи и заорала: «Ты, почему, сволочь, без пионерского галстука? Такой концерт! Начальство! Отвечай, паразит!». Я тут же ощутил себя полной сволочью и паразитом, но собрал весь свой дух и объяснил, что еще не пионер, мол…. Возрастом не вышел.… Тут она обалдела. Растерялась. Побагровела. Действительно, в пионеры принимали лишь в 4 классе, с 10 лет. А тут стоит здоровый бугай, без галстука, то есть, без униформы, и его не выгнать, не спрятать – солист ведь, мать-паремать! А в зале – городские и партийные власти, а на дворе, не хухры - мухры, а 1952 год!!!! Сталин жив! И живее всех живых, естественно… Стала она развязывать на себе галстук - "Одевай!" - кричит. А как бы я одел? Это же не законно. Это же нельзя! Она кричит: "Какая тебе разница?!" Да осеклась...
Короче. Тетка эта пионерская, куда-то слиняла на минуту, потом вернулась, потащила меня за кулисы, в некую комнату, и в присутствии четырех потных, озабоченных мордоворотов по всем правилам ПРИНЯЛА меня в пионеры! Я за ней повторил клятву, она сняла со своей мокрой шеи галстук, повязала на меня, и вернула к хору…
Ах, как я пел!!! Сейчас уже не помню, что именно, я с тех пор много чего пел.… Ну, наверняка – «Родина слышит, родина знает…» Еще что-то про партию, конечно. И уж, безусловно – «Сулико» - любимую песню Вождя всех времен и народов и друга детей.… Но как я пел!
Успех был необычайный!!! Хлопали, рукоплескали, всякие дядьки выходили, лобызали, подымали на руки, но разве это было важно? Важно – что на мне галстук полыхал!!!!!!!
Вечером моя бедная, любимая и счастливая мама сшила мне шелковый галстук, утром – сама повязала, перекрестила, и отправила в школу.
А там – началось!
Училка топала ногами и орала: «Ты почему, сволочь, паразит, в галстук вырядился?! Это кто ж тебе такое право дал измываться над самым святым? Сыми немедля!»
Директор школы пеной изошла: «Паразит, сволочь, ты что себе позволяешь?!» И тоже чуть не задавила меня этим галстуком.… Ну, потом они остыли, куда надо позвонили, там им, что надо объяснили, они – перекошенные - отпустили меня с Богом, сказав только: «Ну, ты смотри у нас, гад!»
Я – гордый – пошел. Смотреть. Вообще, смотреть. Не у них. А у них, чего смотреть-то было?