"Цесариус" обреченный... (5)
- И что?
- Ничего. Ничего интересного. Корабельные архивы, два месяца плавания и уже двадцать три тонны макулатуры, вы можете представить?..
Смотритель музея улыбаясь поморщился:
- Константин, тут, в нашем кругу, иногда обсуждают ваши суждения, некоторые поступки, и… скажу откровенно: Вас не любят. Я и сам поругивал за глаза, каюсь. Не важно, что я думал на самом деле. Тут особый мир, мир единомыслия и братского радушия. Субъективное мнение – материя, которой порядочный гражданин обязан пренебречь. Во имя общей цели – разумеется. Активная среда создает направление – поток; я часть его – такой мой добровольный выбор. И не потому, что по течению легче – отнюдь! впрочем и поэтому тоже. Вот вы упомянули корабельный архив, и тут же присовокупили оскорбительное: «макулатура»… Не смейтесь, не смешно… Тут мы с вами расходимся!.. Спасти архив – наш долг. Даже, если не для всех найдется место на плотах. Кем-то из команды придется жертвовать…
- Может, Вами?
- Есть градация… Но если очередь дойдет до меня, что ж, я готов!...
Картограф рассмеялся.
- Браво. Пока из десяти плотов – готово только пять. У меня большие планы на Вашу жертвенность.
- Вы бываете серьезным? – упрекнул смотритель. - Не верите словам высоким, отрицаете врожденное благородство, допустим: есть с чем спорить, но подвиги, что железом отлились в прессованные ромбы, овалы, грозные каленые трезубцы. Вас не трогают жесты, что переживут века. Я помню, ликование тысяч в час отплытия, когда глава совета кампании снял с груди рубиновый шестигранник и подцепил к флагу корабля. И как вы испохабили все мое внутреннее торжество, своим скучающим взглядом. За Вас было так стыдно. Я много думал. Вердикт ночных измышлений: Ваш нигилизм – всего лишь внутреннее банкротство.
- Только внутреннее?
- Я увлекся, чего уж теперь… - Покашлял. - Вы не приходили к нам дней пять? За это время характер испортился совершенно. И лицо мне ваше не нравится. Мой совет: чаще бывайте на воздухе. Я разве сказал что-то смешное?.. Что вы там пьете? Опять кофе? Хотите коньяка? Повар – свинья, перестал нас кормить, но, что касается выпивки… Так вот, вернемся к архиву…
- Хватит, - Константин небрежно отмахнулся. – Сгорел… Два часа как… Где ваш хваленый?.. Наливайте, помянем…
Смотритель подался вперед, занял почти пол стола.
- Шутите?.. А капитан Женьо?..
- Еще не сгорел.
- Перестаньте, он знает? Представляете как расстроится?
- Что вы, моя фантазия не безгранична… Кстати, уж кто-кто, а он удивил. – Константин остановил проходящего бармена, снял с подноса бутылку коньяка, наполнил две рюмки, одну поставил перед смотрителем, из другой отпил половину, спрятал в ладонях: - Два часа назад капитан Женьо взял на себя полное командование судном. Уже отданы приказы о переименовании четвертого яруса в верхний трюм; и спальных зал не будет, будут кубрики. Капитанский мостик выкрасят в зеленый. Если крепежи позволят, рубку сместят на два метра к центру. Для скольжения - борта, каждые пол часа, будут поливать рыбьим жиром.
- Где ж столько жира взять?
- Нигде, - ответил картограф, допил коньяк, понурил голову, зажмурился. – Через час собьют плоты, остановимся, спустим на воду… и все. Очень скоро, ваша светлость, цесариуса не станет. Все прахом… и ладно. А я устал. Наливайте, принц Мишиохи. Сегодня у вас, кажется, праздник: жезл отличника, голубая лента, или что там еще?.. Так что за вас! За генофонд нации!..
- Постойте Константин… неужели все? Вам доверилось столько жизней… и все что можете предложить это…
- Да.
- Не верю вам. Капитан ведь на что-то надеется? Идите к нему. Помогайте! Спасайте корабль… Не может быть, чтобы у вас не было никаких идей!
- Была бы желтая краска, предложил бы выкрасить рубку в этот цвет, а так… ах, мой милый граф, знали бы вы как мне легко сегодня. Выпьем… За вас, конечно!.. Ваш день…
Константин опрокинул в себя рюмку, крякнул, подмигнул смотрителю.
- Дюбуа, Вы мой любимый маршал, но ведь ни черта не смыслите в походной амуниции.
- Что?
- Вы славный старик Монсеньор, но не более. Что-то похожее вы говорили и мне, но я это не в уплату… Вы оригинал… в чем-то… Хотя бы, скажем… вместо того чтобы как все, благоговейно пялиться на подцепленную к пестрой тряпочке железную дрянь, вы находите в бесцветной толпе неотразимого меня, почти постигаете природу умного пронзительного взгляда.
- Константин, вы пьяны. Развезло. Не ели сегодня?
- Если интересно, - наполняя рюмки говорил картограф, - я почти не ел и совсем не спал последние три дня. До этого два дня был в бреду, что ел и как спал тогда - не знаю. За вас владыка!
Чокнулись. Выпили. Картограф говорил:
- Слабые надежды вытянули силу. Два месяца боролся с огнем, командой и собой… похудел на тридцать килограмм. Беда господина картографа в том, что корабль можно было спасти, но кроме упомянутого господина, в благополучный исход не верил никто… Вызов, прекрасно – я принял вызов… Вызовы – моя слабость… Никто, не верил, даже Вы, мой славный магараджи... С каким удовольствием утер бы этот морщинистый благородный но… но вы правильно ухмыляетесь: это победителей у нас не судят, а других, как раз… Теперь любой дурак поучит: как надо было. Скоро у всех объявится умное мнение. Интересней всего будет послушать грамотных сапожников и ученых погонщиков спиралерогих коз. – Константин поднял свою рюмку, указал взглядом на соседнюю, приглашая смотрителя присоединиться. - Просто… просто меня предали. Нас обманываю только те кому мы верим. Совет вам: не верьте тому, кто предаст. Хе-хе… За вас вождь! За высушенные головы врагов, что пылятся в трофейных сундуках! Думаю, у вас наберется пара дюжин. – Подмигнул.
Выпили. Картограф заметно взбодрился.
- Общество больно предательством. Зайдем в порт, напомните: дать телеграмму правительству: «Панацея найдена! Срочно запретите рожать предателей, а заодно и потенциальных жертв их коварства!» Так просто, и почему никто до меня?.. Подпись поставьте свою. Дарую Вам славу этой гениальной мысли.
- Порт… сказал тихо смотритель, усмехнулся. – Ну допустим, переберемся на плоты… и что дальше?
- В философском смысле?.. все тоже самое - ничего не изменится…и через год и еще.. песок сыпется, халва не вкусная, завхоз столичной филармонии пропил еще два тромбона…
- И все-таки… Есть шанс, что на нас кто-нибудь наткнется?
- Поразительное существо человек, ум его неспокоен, пытлив. Столько уже всего: письменность освоил, капусту квасить научился, придумал педикюр, галстук, сперматозоиды посчитал, и все мало… все спрашивает, все ему пригодится…
- Не пойму, чему вы так рады? Какие перспективы так вдохновляют? поделитесь… Меня вот, будущее как-то настораживает. У нас ведь, так понимаю, не только еды, но и воды почти нет?.. – Смотритель произнес это повысив голос, и многие за соседними столиками замолчали, повернули к нему лица.
Константин усмехаясь:
- Ая-яй, маху дал: как это я не подумал? Как хорошо, что напомнили. Пошлите на рынок за баранками и попить чего-нибудь...
В зал вошел, грузный, коротко стриженный мужчина. Один из «старших», механик. Он быстро оглядел зал, нашел картографа, и тяжело дыша поспешил к нему.
- Месье Рум, у меня к Вам дело.
- Месье Курд, присаживаетесь. Я угощу вас, - улыбаясь сказал Константин, наполнил свою рюмку и поставил на краю, возле механика. – Знаю, что скажете. Этого следовало ожидать… - Опустил взгляд на стол, пальцы рук принялись выстукивать по крышке, как по клавишам рояля, -… но вряд ли чем-то помогу. Капитан отстранил меня от занимаемой должности.
Курд сел на свободный стул, взял в руки рюмку, подержал недолго и вернул на стол.
- Что же делать?
- Ничего. Откажитесь.
- Не могу… это моя работа… Всю жизнь не везло, - сказал он, немного помолчав. – Если бы огонь пошел с кормы…
- А может уже все? – сочувственно спросил смотритель.
- Целехонек. В машинном дыма меньше чем тут. Месье Константин, скажите: зачем запускать? Какой теперь смысл, куда плыть? На течение вышли, кораблю остались часы, зачем этот риск?
- А вы только представьте! – сказал картограф. – Мы запускаем двигатель, винты взревели, шхуна, с деферентом сорок пять градусов, поднимая двадцатиметровые волны несется в порт, и уже в полдень, спящий Тиру будят сторожевые пушки, возвещая о прибытии легендарного цесариуса!
- Но это же не возможно, месье Рум. Максимум, того, что может двигатель…
- Знаю-знаю… но подумайте: слава старшего механика Курда Острояни переживет многие, многие поколения. Про капитана Женьо – напишут песни. Фамилия Рум – станет именем нарицательным, так назовут все нерешительное, губящее. О том как он, по прибытию, переодетый женщиной, бежал от суда в оазис пустыни Сухани и застрелился, вытанцовывая голышом на столе борделя «Не мираж!», - ученики пятых классов будут писать в школьных изложениях.
- Вы разрешите господа? – раздался громкий голос капитана Женьо.
Разговоры смолкли. Старшие поднялись с кресел, почтительно понурили головы. Константин зевнул, положил кулаки на стол, уперся в них подбородком; безразличный взгляд вычитывал еле заметные слова на коньячной этикетке. Вспомнил, что хотел покурить, нащупал трубку во внутреннем кармане кителя.
- Благодарю друзья, иного от вас и не ожидал, - значительно произнес капитан. Презрительно посмотрел на картографа, покусал нижнюю губу и продолжил:
- Я не сам зашел сюда господа! Меня принес ветер перемен…
Чиркнула спичка, картограф сделал затяжку и сразу закашлял.
- Где-то далеко, где нет солнца, - раздражаясь говорил капитан, - где не родит земля, и вода не утоляет жажду, в тех безнадежных краях - злые и ленивые прятали веер надежды. Рано или поздно он оказался бы в руках честных слуг народа, и это понимали враги человеческие.
Картограф от кашля начал захлебываться.
- Понимали, но не уберегли! – почти крикнул Женьо. - Смелым и сильным сопутствует удача! До часа ликования миг, но и море не всегда гладко, и не всякая птица летает, и снег увы не весь бел! Нашелся перевертыш и в нашем светлом союзе. Он поджог ларец с веером драгоценным, думал сгинет надежда с пеплом, с памятью о светлых хранителях, и о цели их великой. Разлетится, канет в пучине морской...
Константин поднялся придерживая рот кулаком обошел сгорбленных, похожих на пингвинов «старших», и вышел из зала.
В коридоре, упершись рукой в стену кашлял еще несколько минут.
«Никуда не годится… раньше это было просто вредно, а теперь еще и больно… Весь табак в воду… сегодня же! Нет, сегодня трудный день… Веер надежды… Это конечно прекрасно… - Потянул за цепочку, достал из кармана часы, поднял к свету. - Ну что «Цесариус» - твои последние мили. Нет, еще пол часа».
- Месье Константин, - услышал он за спиной.
Повернулся, от долгого кашля глаза прослезились, и фигура человека была размытой.
- Я помощник старшего оформителя, месье Константин. У меня к Вам дело.
- Александр, кажется?
- Александр Бец, месье.
- Да-да… Что у Вас Александр?
- Вторник месье. Нам нужен новый определитель. Капитан Женьо сделал сегодня много распоряжений… а нам ничего не сказал…
- Не сказал?
- Нет, а уже время. Нам сделают выговор. Что будем писать? месье Константин.
- Правду.
- Правду? Это как?
- Формуляр зачета с собой?
- Да.
- Давай.
Помощник раскрыл перед картографом папку, в ней был почти заполненный бланк, только графы: «название судна» и «определитель» были пусты. Быстро и неряшливо картограф нацарапал «Цесариус обреченный» Поставил дату и подпись.
Константин вернулся в зал; тут ничего не изменилось: капитан все еще проповедовал, старшие не садились, внимали старательно, потупив головы. На цыпочках, чтобы не мешать картограф подобрался к своему столику, и тут ни с того ни с сего с шумом плюхнулся в кресло, хлопнул в ладошки, потер одну об другую, взял в руки бутылку коньяка, громко процедив сквозь зубы слюни, крякнул. Капитан замолчал, старшие повернули лица к Константину. Рюмки зазвенели. Картограф наполнял неаккуратно, то и дело задевал горлышком бутылки. Насвистывая какой-то мотивчик, поднес рюмку ко рту, вдруг замер, оглянулся по сторонам, с деланным испугом, моргая, стал заглядывать в глаза окружающим.
Смотритель не сдержался: улыбка все-таки проскользнула на сосредоточенном лице. Испугался, что засмеется, сжал челюсти, сильно втянул носом воздух и повернулся к капитану. Его примеру последовали остальные.
Капитан чуть мотнул головой, ухмыльнулся и продолжил:
- Да… Враг наступал; хрустела под черной подошвой сухая трава. Не спал мудрый принц в своей башне, не спали и стражи на границах империи. Ждали ветра корабли в морях, ждали писем влюбленные, отрешенно смотрел трудяга Мук на свою мельницу.
Но выпал веер надежды из дрожащих рук предателя. Вырвалась пыль, из под чуда-веера, понеслась с ветром по миру. Полетел огонь по полям: спалил темное войско, вдохнули паруса, вспорхнули письма к влюбленным, закрутилась мельница. Залетел ветер перемен и к нам, разбудил мысли мои, и принес сюда! К вам, друзья! К вам! – Восторженно он растопырил руки, будто хотел обнять сразу всех, устремил светлый взор вверх.
«Старшие» зааплодировали.
- Превосходно!
- Браво капитан!
Некоторые заплакали.
- Это что-то не земное!
- Это чудо-переплетение тела, души и искусства!
Капитан опустил руки, нашел взглядом механика, бодро подмигнул и спросил:
- Ну что, месье Курд, пора доставать козыря из рукавов! Вы готовы?
- С нетерпением ждем приказа, капитан! – Все сказанное он попытался выразить мимикой.
- Это очень много значит для меня, мой друг. Нас всех еще ждет проверка. Ваша, только что миновала. Примите поздравления! Такой выдержки хватило бы на нас всех! Через пол часа, по моему приказу… – Вскользь посмотрев на картографа, - тот приподнимал и опускал голову на кулаки, что лежали на столе, - недовольно скривился, и продолжил:
- Но это далеко не все, друзья. Теперь от каждого, я стану требовать максимум выдержки и самоотдачи. Сегодня начал с кадровых перестановок. Как вам уже известно: господин Рум отстранен. Он допустил ряд непростительных ошибок, и намеренных нарушений. Все они зафиксированы корабельным учетчиком и в свое время комиссия с ними ознакомятся.
Перестановки коснулись так же второго отдела статистической погрешности, угловиков, и исполнительного звена первой лаборатории. Я наделил их дополнительными обязанностями, урезал заработную плату, в перспективе будут уменьшены пенсионные льготы. Да друзья, самому неприятно, но это вынужденная мера. Эти реформы задуманы давно, и сейчас, тот самый момент, когда…
Константин сам не заметил, как задремал, тело повело в сторону, голова качнулась, просыпаясь он непроизвольно дернул ее вверх, хрустнули позвонки, заболели.
- Поздравляем!!! – кричали «старшие» хором. – Поздравляем!!
Картограф протирая воспаленные глаза, посмотрел по сторонам, силясь понять, где находится.
- Мы ликуем с вами барон!
«Приплыли что ли?» – Напротив Константина несколько слабо освещенных лиц в профиль, и затылки, затылки… нет, это не ему.
- Приплыли, - прошептал картограф, тихо посмеиваясь над своим же нелепым предположением. Чуть задрал нос, понюхал: едкий воздух защипал в пазухах.
«Кому это они? Ааа… вот он, мой отпрыск благородный, солнцеликий принц, последняя надежда династии Цихирачи».
Возле капитана стоял смотритель музея, растроганно всхлипывал, прижимая ладонь к груди, коротко кланялся окружающим. Это его поздравляли.
Эд Женьо, размахивая цветной грамотой, говорил:
- …двадцать лет назад! Но этот человек положил конец распрям, его усилиями научный мир слился в творческом процессе зачатия новой истины! «Новый толкователь лексики эпохи становления!», «Заря торговой мысли. Ложь, которой не было», статьи, что перевернули сознание; гипотеза – «абстрактного существа» позволила заполнить пробелы в истории, привела к общему знаменателю хаотичные аргументы взаимоисключающих теорий.«Абстрактное существо», вселило в нас веру, собрало в дорогу. Пусть мы не нашли ответы на все вопросы, но нам показали того, у кого они есть!
Двадцать лет назад, - продолжал капитан, одаривая смотрителя ласковым взглядом, - академия «справедливой истории», хоть вы и не были ее выпускником, то есть, заметьте - бескорыстно, вручила, - Посмотрел на «старших», - господину смотрителю «Жезл Отличника». Этот человек научили нас не стесняться правды. История больше не меняется втихаря, новой властью. Теперь этот процесс открыт и обязателен. Не только мораль, но и события прошлого необходимо подстраивать под современные реалии.
Снова смотрителю:
- Союз исторических инноваций, с тех пор ежегодно высылал Вам грамоту, с подтверждением почетного членства. Не забыли про знаменитого историка и сегодня. От лица всех, позвольте вручить этот символ почета и признательности, а так же примите и от нас на словах, и само собой на бумаге, - вот тут печать и подписи почти всех «старших», - заверение в уважение и вечной, к Вам, любви.
С разных сторон загомонили «старшие», и сквозь хлопки:
- Поздравляем!!
- Браво!!
- Это чудо-переплетение логики, справедливости и пользы!
Капитан попросил тишины знаком: поднял руку:
- Конечно же этого мало. Я тут написал небольшое стихотворение для нашего юбиляра, - сказал смущенно. – Но прочитает их… прочитает…
- Можно я, месье Женьо?! – крикнул ближний к Константину затылок.
- Разрешите мне?! – отозвался темный профиль слева. Картограф узнал голос «старшего пояснителя вечернего торгового кодекса», Ксантипа Леверьского.
- Я так давно не читал, умоляю Вас!!. – раздалось возле барной стойки.
- Не, так дело не пойдет, - обеспокоено сказал капитан. – Эту честь надо заслужить. Сдвигайте столы, стулья в центр. «Селекция успеха» друзья. Удача удачливым!
- «Селекция успеха»! Прекрасный способ. Это так подходит настроению текущего момента!
Константин уже не слушал выкриков, снова уронил голову на руки и принялся выстукивать пальцами по столу..
- Отличный выбор, как вы правы! – восхищались у стойки.
И снова Ксантип:
- Я не удивлен, подумаешь очередная гениальная мысль капитана… ха-ха-ха… Месье Женьо, надеюсь, вы поняли мою иронию, про то, что я не удивлен.
Столы сдвинули к стенам, оставили только тот за которым сидел картограф, благо он не мешал: просить Константина пододвинуться никто бы не решился: сегодня картограф явно не в духе.
В центр вынесли тринадцать стульев. Смотритель принес гармонь, по знаку заиграл. Четырнадцать человек, чуть пританцовывая, двинулись друг за другом, по кругу. Музыка смолкнет, и все кинутся к стульям, куму-то не хватит – значит, не его день, проиграл - удача удачливым. Оставшиеся выпьют по рюмке коньяка, уберут один стул, и по новой… «Селекция успеха» - это всегда весело, особенно под конец. Победитель должен будет встать на колени, и прокатить на спине того, кто выбудет первым: за успех надо платить.
- А вы, не желаете присоединиться? – спросил у картографа капитан.
Константин не ответил, встал из-за стола и не спеша побрел к выходу, у двери остановился, окинул взглядом зал, произнес громко: - Мои родовиты коллеги!
Музыка смолкла. Настороженные лица повернулись к картографу.
- Славные покорители жидких пространств, - продолжил уже тише. – Мы запускаем двигатель, зрелище должно быть потрясающим, винты и вся эта пена… Если, кто не видел, предлагаю понаблюдать со стороны. Через пол часа спускают плоты, можете присоединиться. К тому же, в целях безопасности… мало ли… понимаете?
Константин морщась окинул взглядом зал, задержал его на капитане, скоро недружелюбное выражение лица сменилось равнодушным; картограф, дернул за ручку и вышел.
Через минуту он был уже на верху, отдал приказ спускать плоты, и пошел к рубке, возле нее коснулся палубы рукой, и тут же отдернул. Горячая. Доски ссохлись, потемнели; вспыхнет в любой момент.
Рубка вдруг покосилась набок, готовая вот-вот развалиться.
- Это еще что такое? – удивился картограф.
- Приказ капитана, месье Константин, - отозвалось несколько голосов изнутри. – Смещаем рубку на метр, она загораживает вид с мостика. Если можно, месье, покрасим потом, когда соберем... А-то мы начали с той стороны, а краска высыхает долго, и как быть, потом ведь…
- Так! – крикнул картограф. – На корму быстро! Плот для старших спускают, а вы здесь… помогайте, там людей мало…
- А рубка, месье?
- Рубка завтра!
Константин отвлекся на грузчиков, что не спеша, переговариваясь, проносили мимо массивные рейки.
- Живее! Живее! – крикнул им, быстро разделся до пояса и направился к ближайшему плоту.
- Раз, два взяли… Поднимай-поднимай!.. Да не на меня, к борту тяни!.. Эй вы там, аккуратней!.. Сорвется: голову сниму!.. Ну чего встал, опускай на борт, залезай на плот и привязывай!.. Веревки подготовили?!. Отлично!.. Кидай ему!..
Через пол часа почти вся команда покинула Цесариус. Плоты спустили с правого борта, - всего четырнадцать. Один в один: картограф сам делал чертеж, громоздкие, с навесами от солнца, широкими неуклюжими веслами, небольшими мачтами, плотными, наспех сшитыми парусами; связанные веревками в ряд, гигантским ленчатым червем они колыхались на волнах. С десяток запыхавшихся грузчиков еще сновали туда сюда, спускали уцелевшие тома корабельного архива, бледные младшие лаборанты, щурясь от непривычного света, выносили из своих камер ящики с колбами, странные инструменты: штативы, похожие на металлические вешалки с основанием из голубых бутылей.
- Что это? – недовольно спросил Константин.
- Это?! – Удивленное лицо лаборанта выразило всю трагичность переживаемого оскорбления. – Это душа Цесариуса, месье!!
- Это уже восьмая душа, как я заметил, - раздражаясь, произнес Рум. – Бросьте эту дрянь. Вы воду взяли?
Картограф не стал дожидаться ответа, дрожащая фигура лаборанта вопила о глубоком эмоциональном потрясении; Константин подошел к борту, крикнул:
- Где вода? – Шумно, его услышали не сразу. Пришлось повторить несколько раз: - Где вода?!!
- Пятый и восьмой плот! – донеслось снизу. – В восьмом, месье!
- Распределить воду и сухари равномерно! Идет буря, нас раскидает! Всю одежду и матрацы раздайте сразу!
- Капитан, - услышал он за спиной, обернулся.
«Вот она троица, что ж делать то с вами?»
Макс и Лемм, третий – Чирик поднимался на палубу по лестнице, за спиной мелькал полный, и заметно - не тяжелый, мешок. Константин посмотрел строго, но скоро взгляд смягчился.
- Ладно прощены, - сказал не громко. – И-то лишь потому, что посмертно.
Все трое подошли к картографу, какое-то время молча переглядывались.
- Что друзья, обещал я вам, что будет весело, как видите слово держу.
- Ну, это ведь только начало, - обрадованный милостью капитана, произнес Лем.
- Еще бы, веселье впереди. Берегите воду. Леска, крючки – все взяли? Полтора месяца болтать будет, смотрите ребята…
- Капитан, думаете есть шанс спастись? – глядя на солнце и радостно щурясь, спросил Макс.
Константин похлопал его по плечу.
- Мы недолжны были плыть на этом корабле, и он не мог так быстро сгореть, и Мушито нас предал, как-то уж совсем это на него не похоже… В этой ситуации, чем хуже, тем лучше! Скажу больше: учитывая парадоксальность упомянутых событий, наш триумф, друзья мои, неизбежен. – Он хохотнул, и стал хлопать себя по карманам в поисках трубки.
Матросы улыбаясь покачали головами.
- Возьмите капитан. – Лем протянул картографу несколько сигар.
- Откуда?
- У дежурных были запасы, на воду выменял.
Чирик снял с плеча мешок и протянул картографу: - Это Вам капитан. Все, что можем. И-то с трудом вырвали.
Константин взял мешок, поставил на пол и развязав узел вытащил небольшой соленый сухарь, откусил половину и похрустев несколько секунд спросил:
- А вам?
- Мы как-нибудь разберемся, - сказал Макс.
- У нас есть сыр и тушенка, - добавил Лем.
Константин закашлял.
«Тушенка у них, да вы ребята забыли когда она вам снилась, не то чтоб…»
- Понятно, - прозвучало недоверчиво. – Мне сухари, а себе тушенку? Иного и не ждал от вас. И давно втихаря подъедаетесь?
- Возьмите капитан, - сказал Лем хмуря брови. – Вы еле на ногах держитесь. Без сухарей вы и неделю не протянете.
- Оставьте, - сказал Константин. – Знаете, что я решил? Мы будем на одном плоту.
Матросы покачали головами:
- «Старшие» будут против, месье. Это не лучшая идея.
- Ну, это уже не ваши заботы. Я сейчас вниз за остальными, а вы передайте: на первом плоту сигнальные ракеты, пусть раздадут всем. Макс – тебе отдельное поручение. Вот ключ. У меня в сейфе возьмешь толстую черную папку, она может пригодиться. Ну, кажется все. Пусть расцепляют плоты, и отходят метров на триста.
Ждите нас, мы уже скоро.
Победил Ксантипп Леверьский. Старшему механику, грузному, коротконогому, большого труда стоило держаться на костлявой неугомонной спине везучего коллеги: лопатки волнами подкатывали к нежным, болезненным местам; механик терпеливо кряхтел, изображая то ужас, то восторг, и неизменно повторял:
- Давай-давай! Вези-вези! Давай…
- Вези-вези! – весело кричали, окружившие их, «старшие».
- Отлично! Отлично! – хлопая в ладоши подбадривал Эд Женьо.
- Ме-ее-ее… ме-ее!.. - голосил Ксантипп, бросая радостные взгляды на капитана. Блеять было не обязательно, но преданный, тонко чувствующий настроение уважаемого начальника, он понимал: капитану это очень, очень нравится.
Появление Константина осталось незамеченным. Все были на столько пьяны и увлечены происходившим, что злое, подернутое нервной дрожью лицо картографа, еще долго не портило присутствующим настроения. Он прошел к своему столику, но не сел на стул: внимание привлекла мигающая в темноте точка. Иногда она разгоралась так сильно, что освещала раму и угол картины, что отблескивала на стене свежими масляными красками. Картограф подошел, но не очень близко: уже в трех метрах от мерцающего огонька лицо и уши обжог горячий воздух. Нарисованная на картине чайка становилась выпуклой, брюшко и крылья покрывались пузырями.
Худой Ксантипп сбиваясь, глотая согласные и кашляя от дыма читал за спиной картографа стих капитана:
- … историю постиг.
Для своих родных друзей.
Открывает он музей.
Ты не музея – ты души смотритель.
Друг, товарищ, граф учитель.
По музею каблуками – топчемся.
Вечность трогаем руками – молимся…
Рядом капитан – друг навеки.
С новым ветром перемен, он пришел
И своих друзей нашел.
Что ж обнимемся друзья…
Ксантипп запнулся, расстроено посмотрел на Эда.
- Извините капитан Женьо, тут дальше неразборчиво…
- Жалко, как жалко! – заламывая руки досадовал капитан. – Там дальше самое важное. Я хотел поделиться сокровенным. Все мы здесь люди не случайные. Каждый из нас на своем месте. Если вот, взять живую клетку, разрезать и посмотреть…
- А можно я скажу? – попросил кто-то из «старших».
- Ну пожалуйста, - чуть опешив сказал Женьо.
- Извините, я не мог не сказать! Я много думал об этом… Не сердитесь на мою дерзость, я объясню почему... Мне нужно признаться прежде всего вам!..
- Ничего-ничего…
- Благодарю. Вот смотрите – синоптик, уважаемый наш Натан Рикша, это допустим кора. Это если представить, что мы дерево, да? Любимый всеми нами Капитан – его крона. Ксантипп Ревельский – сердцевина. Уважаемы механик – это может быть листья… да листья, в которых создаются маленькие зеленые тельца. Теперь корень, это наверное, будет любимый наш, хранитель памяти и…
- Меньше всего мне хотелось прерывать Вас! – раздался громкий голос картографа. – Может, даже и не стоит этого делать…- после некоторого раздумья, он продолжил: - И все-таки советую всем присутствующим подняться на палубу.
- Это хорошо, что вы только советуете! – крикнул в ответ капитан Женьо. – Этот урок вы усвоили: прав приказывать у вас нет. Скоро, я перепадам еще один. Мне жаль Вас Константин. Не потому, что управленец из вас получился никудышный, нет. Беда в том, что вы этого почему-то так и не поняли. Вы не поняли… не почувствовали «Цесариуса»! Это судно переживет нас всех, и Вас в первую очередь. Когда мы придем в порт, и я говорю это открыто. - Расправив плечи и чуть задрав кверху подбородок, обратился к старшим: - Я буду требовать немедленного ареста и последующей казни господина бывшего старшего картографа! – и снова Константину: - По Вашей вине погибнет большая часть груза. И уже погибли, между прочим подчиненные вам, люди. Не хватило ума, просто, поговорить с Курдом Острояни, нашим доблестным механиком! – как это сделал я. Ведь этих жертв можно было бы избежать! Рано! Губительно рано вы сдались. Ну да ничего… А мы еще поборемся!
Первым захлопал Натан, к нему присоединились остальные. Когда хлопки стихли, все, и Константин в том числе, повернулись к двери. Из-за нее выглядывал первый помощник «старшего» механика. Константин не знал его имени, на верху видел раза два. Про него что-то рассказывали, что-то не интересное… Слышал, кажется, что для этой должности он слишком молод, и получил ее по большому блату. Да, не интересно…
- … месье Острояни, - видимо повторял не в первый раз, нерешительно выглядывая из-за двери. – Двигатель готов, можете запускать, месье Острояни.
Старший механик не спеша, глядя по сторонам и без устали в волнении вытирая руки о штаны, подошел к нему.
- Готово?
- Да месье. Можете спускаться. Наши уже на плотах. Вам, нужна будет моя помощь?
- Помощь? Я вот хотел об этом… Ты ведь, в общем-то, можешь сам запустить двигатель…
- Я?
- Ну конечно.
- Это не по правилам. Тем более в первый раз… Я не знаю…
- Ну что ты? Ну что ты, это не сложно. Я расскажу тебе… Нет-нет, ничего не говори, это экзамен – пойми. Это главный экзамен твоей жизни… Твоя карьера и… гигантский прыжок вперед…