Пригородный поезд, резко дернувшись, не спеша покатился, набирая скорости. За окном поплыли привычные, до боли знакомые картины, которые каждый из пассажиров видел сотни, даже тысячи раз. Вряд ли есть что-то более унылое, чем весенний пейзаж за окном электрички. Серо, грязно, неуютно... Все это напоминало странную карусель, когда дважды в день проезжаешь мимо одних и тех же станций, заборов, дорог, домов, мостов и что там еще есть и они раз от разу теряют свои очертания, превращаясь в нечто огромное и невыразительное.
В вагоне - столь же скучно, как и снаружи. Пассажиры пьют пиво, перешептываются, смеются, читают бульварные романы, безучастно смотрят в окно или просто предаются тяжелой дреме, на каждой остановке пробуждаясь, и равнодушно глядят вокруг.
И тут появляется он. Он не очень похож на пассажира электрички, словно оказался здесь случайно, без особой надобности, ради того, чтобы скоротать время. Хрупкий высокий юноша с темными как маслины глазами, тонкими, стянутыми в нить бесцветными губами. Его длинные густые темнорусые волосы непослушными прядями топорщатся в разные стороны. Он садится напротив. Его глаза затянуты влажной пеленой и он, стыдясь слез и не понимая, что никто и не думал глядеть на них, кладет лицо на колени, сжавшись в комок. И в этот самый момент его худые плечи начинают судорожно дергаться. Он пытается совладать с ними, но это заканчивается ничем. Его плач плач беззвучен, горек и от этого особенно тяжел. Несколько раз он поднимает заплаканное лицо и тут же, смутившись, опускает его вновь. Мне очень хочется что-нибудь сказать ему, как-то утешить, но я понимаю, что слова, сказанные ему незнакомцем, скорее испугают. Да я и не знаю, что говорить. Ведь любое, даже самое горькое горе в его годы горит сильно, но быстро перегорает, не оставляя следов.
Выйдя на своей станции, я еще долго-долго не могу его забыть ...