Несчастный случай. Глава 2

Сергей Прокудин
Сергей Прокудин

Несчастный случай

Все действующие лица и события вымышлены.
Любой совпадение с реальными лицами или
событиями являются случайными.

Глава 2
1.
-Вставай, – кто-то потряс Вадима за плечо.

Он с трудом разодрал глаза и в тусклом свете, идущем из полуоткрытой двери увидел темную фигуру.

-Вставай, вставай. Время…

-Угу-у, – промычал Вадим и принялся с величайшим усилием поднимать свое тело с кровати.

Это процедура была совсем не легкой. Тело хотело спать и было невыносимо тяжелым. Голова, словно ватная. И вообще, состояние – хуже не придумаешь.
Фигура уже удалилась. Поднявшись, наконец, с поскрипывающей кровати Вадим босиком прошлепал в туалет и плеснул в лицо холодной водой. Предметы вокруг стали приобретать знакомые очертания. Недобрым словом помянув ночную службу вообще и наряд в частности он вернулся к кровати и, нашарив хэбэшку принялся одеваться. Минут через семь, натянув сапоги, он вышел в коридор.

Стук кирзовых сапог по старому паркетному полу гулко разносился в тишине коридора. Волоча за собой ремень, Вадим повернул за угол и вышел в холл. Здесь его сразу охватили смутные подозрения. Что-то было не так. Андрей Линев сидел за столом и смотрел прямо перед собой, уставившись в одну точку. Леха нервно прохаживался по холлу.

-Иди, Леха… - Вадим застегнул ремень и надел шапку, - Поспи…

-Да какой там!.. – Леха раздраженно махнул рукой, - Тут такие дела!

-Чего за дела такие?

-Да ты понимаешь, Мороз позвонил вечером и сказал, что из увольнения опоздает. Ну, Андрюха вместе с Добрым его отметили в книге. – Леха нервно перебирал пальцы, - А недавно позвонили и всех дежурных вниз вызвали… Там, на углу Мороз лежит, разбился он. Наверное, по балконам пытался залезть и упал…

-Е-е-понский городовой! – протянул Вадим, - Вот теперь нам кранты…

-Ну ты представляешь, полез по балконам в такой мороз? Крышу сорвало что ли… - Леха был явно расстроен.

И надо сказать, на то были свои причины. В принципе, ни Вадиму, ни даже Лехе, хоть это была и его смена, ничего не угрожало. Если, конечно, не принимать в расчет того факта, что теперь на курсе будет заседать все начальство, какое только можно придумать, никакие неприятности им не грозили. Другое дело Андрей Линев, дежурный по курсу, старшина Володя Добров, по кличке Добрый, а также командир взвода и отделения погибшего – насчет них можно было смело сказать, что они здорово влипли. Если Денис Морозов, которого Коншов назвал Морозом, всего лишь попался на самоволке им бы было плохо, но не слишком. Но он погиб. А это значило, что и им, да и всему курсу будет плохо по-настоящему…

Однако была у Лехи и своя, личная причина расстраиваться. Дело в том, что Морозов был его другом. Об этом знали все на курсе. Они вместе сидели на занятиях в аудиториях, вместе ходили на дискотеку, вместе гуляли в увольнениях. Одним словом их связывали хорошие дружеские отношения. И нелегко было теперь Алексею Коншову воспринять трагическую и нелепую гибель Морозова.

-Блин! Ну почему я его не отговорил? – сказал Леха куда-то в пустоту.

Вадим подумал, что Леха теперь так и будет корить себя за свою ошибку, невольно чувствуя свою вину в смерти друга. Ведь мог бы и отговорить…

-Брось! – подойдя к Коншову, он положил руку ему на плечо, - Можно подумать, если бы то сказал ему, чтобы он шел на курс, он бы тебя послушал и не опоздал бы.
-Не послушал бы…

-Вот и я говорю. Так что не казнись, а иди и ложись. Днем нам тут всем кранты будут.
Леха ушел. Вадим подошел к дежурному и уселся на стул рядом.

-Все Вад, мне теперь писец… - обреченно проговорил Андрей, по-прежнему не сводя глаз с какой-то только ему заметной точки на стене.

Вадим промолчал. Да и было бы глупо начать сейчас утешать и говорить, что ничего страшного не произошло. Это был тот самый случай, когда уже запросто можно было начинать паниковать. В обязанности дежурного по курсу входит вместе со старшиной проверить вечером личный состав, а после отчитаться перед дежурным по общежитию. Далее доклады шли дежурному по факультету и по училищу. Если кто-то отсутствовал на вечерней поверке – это обязательно должно было быть выявлено. Так что информация об отсутствии Морозова уже как пять часов должна была быть у всех вышестоящих дежурных. Должны были быть организованы поиски, на курсе уже находился бы начальник. В общем, был бы самый настоящий шухер.
Но на деле ничего такого не случилось. Морозов позвонил и сказал Лехе, что он задержится из увольнения. Эта была довольно обычная практика. Дежурный, старшина и командиры взвода и отделения знали о его отсутствии, но дружно скрыли этот факт, дабы не подводить товарища. Ну, задержался, обычное дело. Что ж поделаешь, если парню не хватает времени чтобы закончить свои дела за забором училища! И самое главное, что обычно ничего и не случалось. Человек приходил поздно, перелезал через забор, минуя КПП. Ждал момента, когда дежурный по общежитию отлучится из аквариума, и проскальзывал на лестницу. Помощники дежурного по общежитию, такие же курсанты, естественно ничего против не имели.
Самое худшее, чего можно было бы ожидать от такого ночного рейда – это то, что где-нибудь на пути к общаге гулену прихватит патруль. В этом случае, конечно, все также вылезет наружу. Но в этот раз все сложилось значительно трагичнее.

Курсант Морозов, возвращаясь в общагу, почему-то не пошел через дверь, как все. Толи дежурный никуда не уходил, толи еще по какой-то причине, но он выбрал путь через балконы. Выбор рискованный, особенно учитывая мороз, ветер и восьмой этаж. Но Морозов был хорошим спортсменом и вообще очень уверенным в себе человеком. Он выбрал этот путь и погиб. И теперь весь курс должен был расплачиваться за его глупый поступок…

2.
Через час на курс прибыл начальник курса, подполковник Александр Павлович Кузин. Среди ночи его подняли с постели телефонным звонком и сообщили о трагическом происшествии в подчиненном ему подразделении. Ему ничего не оставалось, как в пять часов утра двинуться на курс и начать расследование произошедших событий. Опытный человек, он понимал, что ранний подъем и прогулка в метелистую ночь – это еще только маленькая неприятность, в начале грядущего дня больших проблем. Он уже ясно представлял себе, какой переполох будет сегодня во всем училище и сколько проверяющих, расследующих, руководящих и прочих лиц побывает сегодня на подчиненном ему курсе.

Александр Павлович обладал редкостным для офицера набором качеств. Вообще-то его можно было бы охарактеризовать строками из Лермонтова «Полковник наш всегда был хватом, слуга царю, отец солдатам…». Эти слова были написаны словно бы про Кузина. И хотя он был только подполковником, это замечание можно смело отмести, ведь в русской, потом советской, а теперь уже российской армии есть традиция называть подполковников полковниками. И мало кто противится такому обращению.

Так вот, Александр Павлович был действительно своим курсантам как отец. Его любили, но его и уважали, а уважения курсантов нелегко завоевать. Его любовь и внимание к подчиненным позволяли людям жить достаточно вольготно и просто, насколько это вообще возможно в армии. Но уважение к нему было настолько сильным, что было просто стыдно хоть когда-нибудь подвести его и причинить ему неприятности. Таким образом, курс, которым командовал подполковник Кузин не раз занимал первые места в училище по сочетанию показателей в дисциплине, учебе и многих других составляющих армейской жизни. И это притом, что люди на курсе были самые разные. Почти сто двадцать человек, среди которых были и те, кто любил выпить. Были и те, кто любил побуянить и подраться. Были те, кто хронически ходил в самоволки. Те, кто не учился, потому что не мог или не хотел. Да разве перечислишь, какие люди были на курсе. И до прихода Кузина курс этот слыл одним из самых недисциплинированных и неуправляемых. Единственное, чем удавалось как-то обуздать его – постоянное давление и страх наказаний. Но вот уже больше года начальство не могло надивиться на 43 курс, который раз за разом если не занимал первые места, то находился хотя бы в первой пятерке. А это значило, что не люди плохие, а просто управляли ими как-то неправильно.

По чести сказать, таких офицеров, как Александр Павлович Кузин в армии вообще немного. Чаще подчинения принято добиваться через страх, нежели через уважение. Это проще, но это не дает спокойствия. Страх требует от командира постоянного напряжения, чтобы он не ослаб. Или же соответствующего состояния души, когда ощущение чужого страха позволяет подняться выше в своих глазах.

Таким был курсовой офицер 43 курса капитан Сергей Алексеевич Чернышов. Молодой, но выглядящий едва ли не юношей, этот человек с первого взгляда не производил впечатление жестокого человека, да еще с садистскими замашками. А однако же это было именно так. Доподлинно неизвестно, что именно сделало его таким, но то, что не внушало никому никаких сомнений – это то, что он получал удовольствие, когда делал человеку какую-нибудь гадость. Он любил власть и любил ее настолько сильно, что на праздники, когда нормальный офицер старается любыми путями уйти от обязанности находиться на курсе ответственным, Чернышов наоборот, старался попасть на этот пост. В чем ему, естественно, никогда не отказывали. Он не мог разгуляться при старом начальнике курса, немолодом майоре, который был в чем-то сродни Кузину. Но зато когда тот уехал в академию, а произошло это предыдущей зимой,  и до назначения на пост начальника курса подполковника Кузина, исполняющим обязанности был именно капитан Чернышов. Он радостно проводил дни и ночи в казарме, не давая людям никакой жизни. Он осматривал тумбочки в казарме, а после комнаты в общежитии. За малейшее нарушение он безжалостно лишал увольнения в город. Он словно бы упивался своей властью над людьми. И все же его жизнь не была спокойной. Ответом ему была такая ненависть подчиненных, что если бы желания людей смогли сбываться только долю секунды, капитан Чернышов был бы разорван на десять тысяч маленьких кусочков, потому что постоянно хоть кто-нибудь да  желал ему зла. А однажды в городе, какие-то Робин Гуды дали ему в глаз в темном переулке, а кто, он даже и не видел, так как был поздний вечер. Да, впрочем, вряд ли это были его курсанты, скорее кто-нибудь из их знакомых, ведь немалая часть 43 курса состояла из местных.

3.
Подполковник Кузин, несмотря на раннее время, прочно обосновался в канцелярии, куда моментально отправились дежурный по курсу Андрей Линев и поднятые с постели командиры Морозова. Старшина Володя Добров, заместитель командира взвода Денис Градов и командир отделения Виктор Почкин. Разбуженные еще ничего толком не соображали, мучительно пытаясь переварить сообщенную им при пробуждении новость. Они прошествовали в канцелярию и дверь за ними закрылась.

Вадим остался в одиночестве. Не было речи о том, чтобы посидеть. По уставу это не положено, а уж в такое время и подавно нельзя было подумать о чем-то таком. Вадим вышел на лестницу и прислушался. Вроде тихо. А, впрочем, глупо было бы ожидать, что сейчас сюда примчится все руководство училища. Нет. Расследование начнется завтра. Кузин для этого и пришел сюда, чтобы заранее, до вызова на ковер к начальнику факультета, а затем и к начальнику училища, разобраться в деталях происшествия.

Вадим попытался представить, о чем сейчас разговаривают в канцелярии. Понятное дело, что шила в мешке сейчас не утаишь. То, что самоволку Мороза прикрывали все, ясно и без объяснений. И все-таки объяснения надо было давать. Конечно, формально, по уставу, все люди, собранные в канцелярии, были виноваты в том, что курсант Морозов оказался в самоволке. Но любой офицер, который хоть что-то понимал в жизни подразделений, прекрасно понимал, что фактически оказать влияние на человека, задумавшего уйти в самоволку, практически невозможно. И ладно, если человек этот из, так сказать, «законопослушных» курсантов, которые побаиваются неприятностей, а потому в самоволки и сами идти не горят желанием. Если только очень надо. Другое дело, такие как Мороз.

Мороз ходил в самоволки всегда и принципиально. Он словно хотел доказать всем, что он по-прежнему свободный человек, что он плевал на армию и командование, и что он, вообще, сам себе хозяин. Он был лихой, грубоватый, любил поспорить и подраться. Одним словом, этакий рубаха – парень. И что для него были слова командира взвода, когда этому командиру он однажды в кухонном наряде дал по морде за то, что тот пытался заставить его таскать бачки по скользкой лестнице, вместо того, чтобы позволить ему спокойно спать на этаже. Точно так же ничего не значили для него и слова командира отделения. Старшину он уважал и выполнял его просьбы, но только потому, что Добров был изрядно старше его и учился в училище уже не в первый раз. Да и то было понятно, что уважение уважением, но даже Добров не сможет сделать так, чтобы Мороз вернулся из увольнения вовремя, если сам он желает обратного. О дежурном по курсу и говорить нечего, он вообще ничего не мог сделать, да и ничего не знал, потому что когда Мороз позвонил из города, Линев вообще ужинал, а значит в холле не присутствовал…

Вадим прислушался. Вроде бы шаги внизу…Но тишина стала еще звонче. Только этажом ниже кто-то закашлял. Вадим вернулся к размышлениям.

Дураку понятно, что никто, кроме самого Мороза, естественно, в трагическом происшествии не виноват. Но даже дурак, знакомый, однако, с принципами военной службы, понимал, что начальство обязательно будет искать козлов отпущения, которые и ответят за плохое состояние воинской дисциплины на 43 курсе. А может быть козлов отпущения назначать и не будут, но в том что весь курс будет подвергаться теперь бесконечным проверкам и смотрам сомнений не было. Ведь как в армии принято бороться с нарушениями воинской дисциплины?
Для начала, конечно, устроят крупный строевой смотр, на плацу, по полной программе. А это значит, что проводить его будут офицеры кафедры общевоинских дисциплин и будут они придираться к любой мелочи, как, например, неправильное расстояние в размещение знаков на форме, а неправильным было расположение отличающееся на миллиметр. Замечания могли быть получены из-за неправильно пришитых пуговиц, бахромы на шинели, пятнышка на пряжке ремня и прочей несущественной, с точки зрения нормального человека, ерунды. Серьезный строевой смотр означал, что таких замечаний на весь курс должно быть не более семи. А значит почти сто сорок человек должны быть в идеальном порядке. С первого раза это не удается никогда, 43 курс это уже знал по собственному печальному опыту. Обычно строевые смотры повторяются раз пять-шесть, с постоянным устранением недостатков. Но это крупные смотры. А еще будут подготовительные осмотры на курсе, осмотры взводов, отделений… Будут долгие воспитательные беседы и, возможно, даже запрет увольнений. Хотя в общаге-то вряд ли, но вот в том, что рано не уйдешь, а поздно не придешь – это точно. Да и проверять теперь всех будут целый месяц, обяжут офицеров на вечерней поверке присутствовать. В общем, резюмировал Вадим, геморрой!

Ничего приятного в этом не было и лично для него. Увольнения теперь ограничат, в этом он не сомневался. А значит встречаться с Ларисой станет сложнее и это не могло радовать Вадима. С Ларисой он встречался уже полгода и был по-настоящему влюблен в нее. Каждый вечер он с трудом дожидался увольнения, чтобы получить пропуск и выскочить за КПП. А там, проклиная неторопливо движущиеся автобусы, добирался до ее дома, где ждали его чудные мгновения встреч…

Теперь все будет значительно сложнее. Дело в том, что Вадим тоже был не без греха. В книге увольняемых он периодически отмечал стирающейся ручкой себе увольнение не до 22.00 а до 23, исправляя цифру после прихода, специальным корректором. А это позволяло ему задерживаться у любимой на целый лишний час. Теперь же все эти ухищрения грозили серьезным залетом и лишением вообще всяких выходов в город.
Вадим тяжело вздохнул и прислушался. Пока тихо…

4.
Утро целиком оправдало скверные опасения Вадима. Построение курса проходило внизу, на улице, так что все сказанное на разводе он не слышал. Курс ушел и Андрей Линев с документацией поднялся наверх. Вскоре пришел и Кузин. Едва он прошел в канцелярию, как дверь открылась и на курс вошел заместитель начальника факультета по учебной работе полковник Воронцов. Вадим выкрикнул «Смирно», а Линев браво промаршировав три шага привычно начал докладывать:

-Товарищ полковник, во время моего дежурства никаких происшествий не случилось…

-Товарищ сержант! - неожиданно прервал его Воронцов своим резким, скрипучим голосом, - Что вы мне такое тут докладываете? Что значит никаких происшествий не случилось? Или по-вашему то, что у вас курсант ушел в самоволку и погиб – это не происшествие?

Андрей сконфуженно замолчал и опустил приложенную к шапке руку.

-Это не происшествие по-вашему, товарищ дежурный? – настойчиво переспросил Воронцов и стало понятно, что просто молчанием отделаться не удастся.

-Происшествие, - выдавил из себя Линев.

-Так что же вы тут докладываете? – опять вопросил Воронцов, но, поняв, что ответа не будет, спросил – Начальник курса на месте?

-Так точно.

Кузин уже открыл дверь и вышел из канцелярии, приготовившись докладывать. Но Воронцов только махнул рукой и прошел в комнату. Дверь закрылась. Андрей обреченно опустился на стул.

-Кранты…

Вадим промолчал. Что тут говорить, если дела действительно обстояли крайне плохо.

Кузин вновь показался в дверях.

-Линев, оставь за себя дневального и зайди в канцелярию.

-Есть. – Андрей посмотрел на Вадима, - Вад, сходи Леху подними.

Вадим протопал через весь коридор к комнате, где жили Леха Коншов и покойный теперь Морозов. Комната эта была самой последней в коридоре и выходила прямехонько на балкон, до которого так и не смог добраться Мороз в эту последнюю ночь в своей жизни.
Леха сидел на кровати совершенно одетый и молча смотрел на несмятую постель возле другой стены.

-Леха – позвал его Вадим.

-Ты представляешь, - Леха повернул к нему свое лицо и Вадим увидел, что он страшно бледен, - Ведь он чуть-чуть не добрался…

Вадим подошел к балконной двери и глянул наружу. Несмотря на категорический запрет открывать двери на балкон, люди, живущие в таких комнатах, прибегали к различным уловкам, чтобы двери оставались незаколоченными. В таком случае у них была масса преимуществ. Можно было покурить, не таскаясь к урне на лестнице, можно было хорошенько проветрить комнату, а зимой, кроме всего прочего к услугам обитателей комнаты был совершенно бесплатный холодильник. Но первое, что увидел Вадим – полузанесенные снегом следы. Снег давно уже кончился и на улице сияло солнце, так что следы эти могли быть оставлены только ночью.

-Что за следы-то на балконе? – спросил Вадим.

-А, что? – Леха как будто проснулся.

Он подошел к окну и посмотрел на следы.

-Не знаю, я не выходил.

-А в комнату входил кто-нибудь ночью?

-Я откуда знаю! Я на тумбочке стоял. А потом спал. Никого здесь не было! – Леха ни с того ни с сего разгорячился, - Да какая хрен разница, может вчера наследили!

-Чего ты горячишься? – опешил Вадим.

-Да ничего, тут такие дела, а ты заладил следы, следы…

-Ладно, извини. Пойдем, там Андрюха зовет. Воронцов пришел.

-Екарны-бабай!

-Вот - вот. Пошли.