Уфа

               

                Из моего прошлого.

   Города познаются через ощущения и знания. Ощущения приезжих ограничиваются визуальными впечатлениями: нравится – не нравится, красиво или так себе, чисто или грязно. Ощущения старожилов связаны с их жизнью здесь, воспоминаниями. Память о приятных событиях окрашивает отдельные уголки города романтическим ореолом. К примеру, дом, в котором ты живешь, ничем не отличающийся от стоящих рядом собратьев, кажется тебе родным, теплым, уютным. Недобрые события накладывают на место, где они произошли, темный ореол зла, вне зависимости от его внешней привлекательности. И у каждого есть свой, индивидуальный мир.

   Расскажу о своем мире.  У меня это дом на улице Харьковской, где мы жили с родителями – маленький, трехэтажный, покрашенный желтой краской. В центре двора – детский садик. Сквозь ограду садика, уцепившись малюсенькими ручонками за металлические прутья, выглядывает дочурка и кричит: «Когда ты меня сегодня заберешь из садика?». Бабушка, опираясь на клюку, прогуливает  нашу собаку – спаниеля Зорьку. Сует в рот милицейский свисток и пронзительными трелями призывает псину.

    В молодости мы любили лыжные прогулки по поросшим лесом спускам к реке Уфе (ласково называемой местным населением Уфимкой). Сейчас проезжаю по улице Менделеева, с одной стороны которой  - лес над Уфимкой, и перед глазами всплывают виражи лыжных «змеек», дерево, неожиданно появившееся на пути, сверкающее снежное полотно реки с черной дымящейся серединой.

   Поэтичнейшее место в Уфе –  район, где находится Тукаевская улица с широким тенистым Софьюшкиным бульваром. Бульвар заканчивается у прелестного домика-музея Аксакова, почти скрытого высокими березами. Рядом – парк Салавата на обрывах к реке Белой. Море сирени, буйно разросшейся вдоль дорожек. Через глубокий овраг перекинут висячий мостик с колоннами, круглыми фонарями, узорчатыми перилами. На самом краю обрыва – деревянная кружевная беседка, где так хорошо сидеть парочкам в душистом вечернем полумраке. Рай для влюбленных (говорю это со знанием дела).

   Рядом с Училищем искусств – парк Луначарского, или, как его называли, Лунный (сейчас это сад Аксакова). Самый маленький  парк в мире. С небольшим прудиком,  склонившимися над ним ивами. В пруду уже много лет плавают белоснежные лебеди. Раньше, прямо напротив входа, стояло в парке удивительное по красоте трехэтажное здание деревянного Летнего театра. В центральной части фасада – широкая лестница, на втором и третьем этажах – открытые галереи с колоннами. По левой стороне фасада  изломами поднималась до третьего этажа крутая лестница. Все здание изукрашено резьбой. Представляете – снесли Летний театр за ненадобностью. Мы, преподаватели училища, любили в свободное время забежать в парк, посидеть в стеклянном кафе за чашечкой чая с пирожными. Иногда я предлагала студентам провести урок не в классе, а на скамейках Лунного. Мы беседовали о гармонии, подставляя лица солнышку.

    Особое чувство у меня всегда вызывал дом  Демидова на пересечении улиц Октябрьской революции и Воровского, мимо которого приходилось проходить, возвращаясь с работы. Каменный, одноэтажный, неухоженный, скромно украшенный. Он притягивал и пугал. Пугал разбитыми окнами и подземными ходами (как говорили – аж до самой Белой).

    Сквер Маяковского. Красиво спланированный, заросший березами, елями,  сиренью, дурманящей сладким запахом, пестрыми цветниками. На скамейках сквера терпеливо ждал меня мой будущий супруг. Я приходила, и мы шли куда-нибудь подальше, чтобы любопытные мои студенты не засекли свою строгую преподавательницу, превратившуюся в мгновенье ока в смущенно-веселую, разрумянившуюся девицу.

    Когда вспоминаю об училище, то сейчас же выплывают пейзажи за окном классной комнаты,  которым я не уставала любоваться сорок лет. Ближний пейзаж, похожий на японскую гравюру:  оконное стекло, покрытое серебристой рамкой морозного рисунка; за ним, на фоне нежно розовеющего неба застыли черные силуэты старых лип; их ветви, графически четкими ломкими линиями вычерчивали свою безмолвную симфонию. Дальний пейзаж: утекающая вдаль по Усольской горе  лента Сочинской улицы; дремлющие в утренней дымке домишки среди зелени садов; восходящий над Белой бледный диск солнца. Там, в старой Уфе, на высоких склонах Белой, невидимый, но зовущий, находился наш сад. Как хорошо было сидеть в глубоком кресле перед открытой дверью садового домика и любоваться переливающейся лентой реки, бескрайними просторами забелья.

                Любовь и боль.

    Моя семья уже много лет живет в современном центре Уфы. Наш двор прилегает к зданию Горсовета на проспекте Октября. Проспект соединяет Уфу и Черниковск, бывшие когда-то отдельными городами. На противоположной стороне проспекта расположен парк Гафури, переходящий в лес до самой Белой. Район очень чистый, красивый (все-таки рядом начальство).

Перед входом в парк возвышается памятник Ленину. Он решен традиционно: на высоком постаменте стоящий вождь вытянул вперед правую руку. Поставлен памятник  удачно – на фоне пламенеющих закатов. Хорошо, что его не уничтожили. С одной стороны памятника, на широкой площади, находится Русский драматический театр.  Монументальный, с широкой входной лестницей, стройными колоннами, театральными масками, густо-синей  полосой карниза – интересное здание. С другой стороны  от памятника – гостиница Акбузат и жилой квартал. В центре квартала торчит один из первых элитных домов Уфы по прозванию Орхидея (сейчас эта орхидея обтрепалась до неприличия и слегка портит общий вид).

   Парк Гафури уникален тем, что в нем сохранились остатки дендрария: рощицы пробковых деревьев, берез, осин, ясеней, дубов, вязов, маньчжурского ореха, туй, сосен, елей, пихт, лиственниц. Поражают необычностью два невысоких деревца, названия которых я не знаю. Одно летом покрывается обильными тугими гроздьями белых ягод. К осени ягоды начинают синеть, а к зиме становятся почти черными. Другое сначала украшается оранжевыми мелкими цветками-фонариками. Потом фонарики лопаются, и из них выскакивают красные ягоды на длинных плодоножках. Живописная композиция: ярко-красная ягодка под оранжевым зонтиком неосыпающегося цветка.

  За островками дендрария начинается «культурная зона»: кафе, пивные, колесо обозрения. А дальше – лес.

  Мы с мужем любим ходить купаться на Белую. Идем по лиственному лесу, пересекаем овраги. Дорожка в тоннеле зеленой листвы, пронизанной солнцем, спускается к железной дороге. За ней – Белая. Галечный пляж. Крутые высокие скалы. Прохладная вода. Выкупались. Полежали под жаркими лучами. Перебрались в тенек, на валуны под нависшими утесами. Хорошо!  Назад возвращаться трудновато – все вверх и вверх.

   При приближении к «культурной зоне» у мужа  традиционно портится настроение. Ворчит: «Что за люди! Загадили лес до невозможности – и поваленные деревья не убираются, и свалка вокруг них мусорная. Пивнушки плодятся как кролики, скоро деревьев не останется. Детские площадки уничтожили. А какие были площадки!». Я согласна, но молчу, так как слышу этот монолог в тысячный раз.

    Перед выходом на проспект присаживаемся отдохнуть под березами на скамейки, сколоченные из распиленных пополам бревен. Кругом деревья, тишина. Впереди сплошной поток машин, шум.

     Раньше по проспекту бегали трамвайчики. Горсоветовским товарищам мешал шум трамваев. Расковыряли трамвайные пути и уложили их заново с очень дорогим покрытием, поглощающим звук,– буквально устелили дорогу деньгами. Теперь трамваи, замедляя бег, почтительно и бесшумно скользили мимо гранитных трибун. Недолго полюбовались народные заседатели делом своих рук и… выбросили трамваи с проспекта совсем, разметав дорогое, почти новое покрытие. Резон основательный – машинам места мало (как вы думаете – пробки исчезли?). Происходит то, что случается всегда и везде: одна рука делает, другая – губит.

    Больно наблюдать за исчезновением деревянной Уфы. Как-то я приехала в училище и решила прогуляться по улице Фрунзе, как это делала раньше. Там, с одной стороны улицы стояли маленькие подслеповатые домишки, а с другой стороны – крепкие, высокие дома (я их называла купеческими, что, скорее всего, соответствовало действительности) с большими окнами, широкими резными наличниками, широкими резными карнизами. Ни одного повторения. Они как бы соревновались друг с другом в изобретательности. С величайшим сожалением обнаружила, что красавцы дома снесены. До слез обидно. Остался лишь маленький домик в стороне от Фрунзе, напротив училища по улице Новомостовой, который превратили в музей Худайбердина. Домик – маленькое чудо! Легкий, летящий, мезонин с балкончиком, пристройки, камуфлирующие  основной квадрат сруба, увитый резьбой, ворота с изображениями солнечных дисков с расходящимися лучами. Счастье, что хоть его сохранили.

                Немного истории.

     В XIX и в XX веках центральной частью Уфы  являлся район улиц Ленина, Карла Маркса, Пушкина, Коммунистической. Он почти полностью сохранен как исторический памятник. В начале XIX века город перепланировали по классическому принципу. Началось строительство особняков (в большинстве своем каменных) губернатора, дворян, купцов, важных чиновников, правительственных учреждений. Приглашались лучшие архитекторы. Ни один дом не похож на другой.

    Когда хоть немного знаешь историю какого-либо места или дома, то пытаешься представить себе жизнь тех далеких времен, испытываешь чувство священного трепета перед умом, благородством, силой духа людей, живших здесь, или озноб от варварских деяний. Давайте хоть одним глазком заглянем в прошлое.

   Я уже упоминала про памятник Ленину перед парком Гафури. Другой памятник вождю пролетариата находился на улице Ленина, окруженный сквером им. Ленина. Он представлял собою мраморный столб, увенчанный земным шаром. Шар опутывали цепи империализма. Внизу, у подножья столба, сидел в задумчивой позе Владимир Ильич, опершись рукой на колено. Сквер хорош, памятник оригинален, чудесное место для отдыха.

   Коротко расскажу о создании мемориала. На центральной Торговой площади  заново отстроенного и похорошевшего города  вытянулось длинной лентой одноэтажное здание Торговых рядов, спроектированное с большим вкусом (сейчас это Гостиный двор). Вид портила находящаяся по соседству водоразборная колонка, возле которой толклись подводы с бочками. Грязь стояла непролазная и непросыхающая. Кардинально разобрались с этим местом в 1924 году после смерти Ленина. Решили к седьмой годовщине революции разобрать колонку и на ее месте поставить  памятник любимому вождю. И чтобы памятник был не рядовой, а лучший из лучших. В спешке рассматривались проекты. Мраморный столб – отлично! Но где взять мрамор? Сроки поджимали. Сделали просто: разграбили близлежащее кладбище и из мраморных могильных плит соорудили столб. Выливать памятник некогда. Обратились к московскому скульптору, который сделал копию с имевшейся у него скульптуры – Ленин в полный рост. Успели вовремя. Состоялось торжественное открытие. Через год вокруг разбили сквер, да не абы какой – пригласили лучшего садовника Таврического дворца. В конце 30-х годов решили, что скульптура неудачна. Заменили другой, о которой у нас говорили: «Ленина посадили». Она простояла (или просидела) полвека. Во время реставрации памятника в 80-х годах обнаружили что мраморные плиты-то –  могильные. Пришлось их снять. Заодно убрали и Ленина – время другое, политические ориентиры уже не те. Остались сквер и столб с шаром без цепей. (Мой муж считает, что на шаре не хватает фигурки хрупкой девочки – получился бы памятник Пикассо).

    Теперь прогуляемся к монументу Дружбы. Он находится в низине между Случевской и Усольской горами на берегу Белой. Монумент Дружбы поставлен на том месте, где в XVI веке находилась Уфимская крепость. Поднимемся по парадной лестнице на невысокий зеленый холм. На его вершине и находится величественный монумент: гранитный обелиск, по бокам которого восседают фигуры башкирки и русской. Присядем на скамейку, полюбуемся распахнувшейся великолепной панорамой. Посидим еще немножко. И поплывут перед нами тени минувшего…

   1574 год. По Белой Воложке (ныне река Белая) плывут струги с двумя ротами стрельцов, присланными Иваном Грозным из самой Москвы. Попросили «башкирцы»,недавно присоединенные к Руси-матушке,  защитить их от набегов кочевников. Послал царь воеводу Ивана Нагого со стрельцами построить крепость на башкирской земле и защищать ее, не жалея живота своего.

    Удобное место выбрали стрельцы: высокий крутой холм, защищенный рекой и глубокими оврагами. Высадились стрельцы на берег в день Святой Троицы. Отслужили молебен два «черных попа» (монахи). Срубили прибывшие обыденную (т.е. «об один день») Троицкую церквушку. Начали строить острог, ограждать его высоким забором. Ни разу не удалось кочевникам покорить Уфимскую крепость. Появились вокруг крепости посады. Их тоже обнесли стенами. На самой вершине холма – деревянный Кремль.

  1616 год. Возвели в Кремле пятиглавый каменный Смоленский собор (с копией чудотворного образа Смоленской Божьей Матери).

   1759 год. Ударила молния в одну из башен Кремля, расщепив ее до основания. Страшный пожар начался. Сгорела крепость с посадами дотла. Лишь почерневший от копоти Смоленский собор остался на пепелище.

   XX век. В Смоленском соборе – то кинотеатр, то гараж, то склад.

   1956 год. Взорвали Смоленский собор. Шесть раз взрывали – не поддавался. Старожилы плакали.

   1965 год.  Срыли холм – колыбель Уфы – и построили на этом месте монумент Дружбы.

                ***

    Сейчас нетрудно купить книги по истории Уфы. Читать их захватывающе интересно. Смотришь на город по-другому, еще более проникаясь чувством его неповторимости. Присыхаешь к нему сердцем.

    А, может, Уфа обладает какой-то магической силой? У меня есть знакомая, которая всю свою сознательную жизнь живет в Москве и только ее детство прошло в Уфе. Но она до сих пор всей душой тоскует по родному городу. Не так давно приехала, привезла с собой дочку, бродила по двору, где жила, по улицам, по которым бегала. Говорит: «В Уфе даже мостовые особые – родные».

   Уфа… Первый город, что появился на Южном Урале… Вырисованный руками и судьбами людей на нашей грешной и прекрасной земле.